Они все — самые замечательные в мире ребята, но только в том случае, если почувствуют, что тебе нужна их помощь, и увидят в тебе работящую девушку, которой необходима эта работа. Этот пиджак кричит о том, что ты катаешься верхом, причем не один год. Так что поскорее избавься от него!
— Но вы-то сами тоже недешево упакованы, — попыталась возразить Дэзи.
— Я — продюсер, детка, и могу одеваться, как сама захочу.
Теперь, когда Дэзи занимала место Бутси и ей платили четыре сотни в неделю, она все еще по-прежнему время от времени надевала бейсбольную куртку. Эта куртка помогла Дэзи найти себе друзей и единомышленников. Именно эта куртка помогла Дэзи стать своей для ребят в то время, когда она отчаянно в этом нуждалась.
* * *
Дэзи взглянула на часы. Через час за ней должны были заехать, чтобы отвезти на ужин в «Ла Гренойл», что давали в честь премьеры нового мюзикла Хола Принса. Ее пригласила миссис Хамилтон Шорт, владелица обширного поместья в Мидлбурге, у которой было трое детей, и Дэзи не просили еще нарисовать ни одного из них… пока. Наступает время для Золушки превратиться в принцессу, подумала Дэзи и нехотя встала, чтобы пойти в свою комнату и совершить обряд превращения рабочей лошадки в княжну, а уж если по правде, то и одной работяги в другую.
* * *
Рэму исполнилось тридцать в 1975 году. Он жил на Хилл-стрит в доме, отделанном Дэвидом Хиксом в строгом и роскошном холостяцком стиле. Рэм стал членом «Уайт-клаб» — самого закрытого из британских мужских клубов — и состоял в «Маркс-клаб», чей частный ресторан посещали в основном представители молодой элиты Лондона. Его костюмы стоили девятьсот долларов каждый. Он считался одним из лучших стрелков на Британских островах и владел парой уникальных спортивных ружей. Он был коллекционером и собирал преимущественно старинные редкие книги и частью авангардистскую скульптуру. Он носил белые шелковые пижамы, отделанные вишневым кантом, тяжелые шелковые халаты и рубашки из лучшего хлопка. Он давно взял за правило, что будет носить головной убор только на рыбной ловле или катаясь верхом на яхте, а остальное время ходил с непокрытой головой. Он посещал самую дорогую частную парикмахерскую «Трампер» на Керзон-стрит. Ежедневно, кроме воскресений, он обедал вне дома.
Имя Рэма часто мелькало в слащавых заметках о светской жизни, заполнявших журналы «Харперс» и «Квин». Его имя нередко упоминал Найгел Демпстер в своей многозначительной колонке в «4 дейли мейл», где порой называл Рэма «нашей последней надеждой среди отважных русских белогвардейцев», хотя Рэм подчеркнуто избегал вступления в монархическую лигу. Рэма абсолютно не интересовали эти люди, которых он в массе своей считал пустыми. У него не было ни малейшего желания расталкивать локтями аристократов в изгнании, и он оставался равнодушен к проблемам тех из них, кто отчаянно нуждался в средствах. Деловое чутье Рэма позволило ему многократно увеличить свое состояние. Он стал полноправным партнером инвестиционного треста «Лайон менеджмент лимитед», добившегося впечатляющих успехов в инвестировании крупных капиталов в различные корпорации и пенсионные фонды тред-юнионов, в высокоэффективные международные предприятия.
Если Рэму хотелось провести уик-энд в одном из тех дворянских загородных поместий, которые, невзирая на налоги, продолжали существовать в Великобритании, то ему было достаточно просто снять трубку и позвонить любому из дюжины молодых лордов, с кем он некогда учился вместе в Итоне. Не меньшее число самых утонченных и очаровательных молодых красавиц рады были бы заполучить его к себе в постель, поскольку Рэм относился к той небольшой группке богатых и знатных молодых людей, чье имя неизменно фигурировало в списках самых завидных женихов Англии.
Однако его богатство и титул ничего не значили бы в британском обществе, если бы у него не было того, о чем он даже не осмеливался мечтать в юности, а именно, собственной земли. Земля досталась ему по линии семьи матери, той семьи, которой он почти открыто пренебрегал в юные годы. Его мать была единственным ребенком нетитулованной дворянской фамилии Вудхиллов из Вудхилл-Мэнор в Девоне, настоящих сквайров, живших на этих землях еще до прихода нормандских завоевателей и со спокойной уверенностью поглядывавших свысока на всех этих выскочек с новоявленными графскими титулами, чья родословная редко простиралась в прошлое далее XVIII столетия, или просто нуворишей, купивших себе титулы герцогов и возвеличивших своим бизнесом Англию во времена королевы Виктории. По мнению Вудхиллов, все они были «ужасными новыми людьми».
Самым важным для Валенского было то, что он после смерти своего деда унаследовал Вудхилл-Мэнор с девятью сотнями гектаров приписанной к имению земли. Это был тот самый крохотный кусочек Англии, владение которым поставило Рэма на равную ногу с его королевским высочеством герцогом Майклом Кентским; с Николасом Сомсом, старшим сыном Уинстона Черчилля; с маркизом Блэндфорд-ским, который в один прекрасный день должен был превратиться в двенадцатого герцога Мальборо; с Гарри Сомерсетом, наследником герцога Бофора.
Рэм ежедневно приезжал в свой офис в Сити и напряженно работал там до вечера. Домой он всегда возвращался пешком, считая прогулку необходимым физическим упражнением, переодевался к ужину, отправлялся куда-нибудь по очередному приглашению, там немного выпивал и довольно рано возвращался домой, чтобы отойти ко сну. Изредка он звонил по телефону, чтобы договориться о поездке к кому-либо из приятелей на уик-энд. Так же редко он позволял себе провести ночь у какой-либо молодой женщины. Но в этих случаях он никогда не просил о повторной встрече, не желая обременять себя лишними привязанностями и порождать несбыточные надежды у своих партнерш.
Когда Рэм отпраздновал свое тридцатилетие, он решил, что ему пора подумать о женитьбе. Не немедленно, разумеется, но в свое время. Рэм отнюдь не собирался становиться одним из тех одиноких стариков, что ужинали в «Уайт-клаб». Предметом их интересов были лишь еда да вино. Рэм не желал себе подобной судьбы, и со свойственными ему упорством, практичностью он принялся перебирать возможные кандидатуры на роль своей будущей супруги.
Рэм отдавал себе отчет в том, что, несмотря на все свои преимущества завидного жениха, он не нравится женщинам. Но причина их неприязни была ему непонятна. Впрочем, его это не слишком волновало.
Когда в «Вог» и других английских, французских или американских журналах, время от времени упоминавших о появлении княжны Валенской на уик-эндах среди прочих любителей лошадей, печатались фотографии Дэзи, Рэм разглядывал их с горьким разочарованием. Он испытывал невероятное отвращение к ее работе у Норта, считая дело, которым она занималась, низким, вульгарным, заслуживающим всяческого презрения. Ее связи в обществе представлялись ему неразборчивыми. Всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал его о Дэзи, Рэм считал своим долгом подчеркнуть, что она всего лишь его сводная сестра, что в ней нет ни капли английской крови и он ничего не знает о ее частной жизни. Если бы Дэзи не являлась ему во сне и если бы не мечты о ее любви, безнадежные, бесконечные, никогда не покидавшие его, выбивавшие из колеи, разрушавшие его душу, то он смог бы и сам почти поверить в то, что говорил о ней. Как он желал ее смерти!
13
Залы для совещаний должны создавать нужное настроение, но ни один не служит этому столь определенно, как этот, на студии Фредерика Гордона Норта, подумала Дэзи. Она с интересом осматривалась вокруг, отмечая про себя продуманные размеры этого помещения, отсутствие всего лишнего, откровенную строгость, подчеркнутую аскетической белизной стен и ничем не покрытым, отполированным до зеркального блеска паркетным полом. Ни одна чувствительная натура не была способна устоять перед обволакивающей роскошью нолловских хромированных кресел с сиденьями и спинками, обтянутыми кожей цвета олова, и перед громадой строгого овального стола из белого мрамора. Со своего места за столом Норт имел возможность управлять батареей кнопок, сигнализируя демонстратору в соседнем помещении, когда следует притушить свет в зале, опустить из-под потолка экран, прокрутить фильм. Зал для совещаний помещался на последнем этаже трехэтажного здания бывшей музыкальной школы в Ист-Энде между Первой и Второй авеню. Семь лет назад Норт купил этот дом и превратил его в одну из немногих имевшихся в городе частных студий по съемке рекламных роликов.
Теперь, в конце 1975 года, шесть месяцев спустя после съемки ролика, рекламировавшего лак для волос, в зале для совещаний должно было состояться очень важное заседание. Перед запуском обычных работ Норт имел обыкновение совещаться только с Дэзи и Арни Грином, но сегодня он настоял на участии всех своих основных сотрудников в первом совещании по поводу съемок рождественского рекламного ролика кока-колы. Дэзи уже знала всех собравшихся за столом как свои пять пальцев. Здесь были: Хьюби Трой, театральный художник, работавший на студии по контрактам, но сделавший с Нортом уже столько фильмов, что его можно было считать штатным сотрудником; две девушки — ассистентки Дэзи, обе окончившие Принстон; Алик Апдайк, ассистентка Дэзи по костюмам и найму актеров, высокая, скромно одетая и необщительная девица, и Винго Спаркс, их постоянный оператор, мужчина двадцати девяти лет в неглаженных парусиновых брюках и замызганной тенниске. Винго окончил Гарвард и был сыном одного известного оператора и племянником другого. Если бы не эти семейные связи, ему бы ни за что не пробиться в Союз операторов.
Дэзи задержала свой внимательный взгляд на Арни Грине, коммерческом директоре, который, проработав большую часть жизни на «ЭАЭ», где служили не менее четырехсот человек, никак не мог поверить в тот факт, что служит теперь на «игрушечной» студии, подобной нортовской.
Наконец Дэзи взглянула на Ника по прозвищу Грек, постоянного агента Норта, отвечавшего за поиск новых заказов. Насколько было известно Дэзи, Ник являлся единственным агентом в городе, который пробил себе дорогу в рекламный бизнес через бейсбол. В середине 60-х слава о Нике как о подающем надежды игроке дошла до Дейна Бернбаха из рекламной фирмы «Дойл». Дейн разыскал молодого парня и предложил работу в агентстве ради того, чтобы тот играл за их команду. Но парень влюбился в рекламный бизнес, понравившийся ему намного больше любого дела, которое мог бы предложить ему испанский Гарлем. Высокий, ослепительно красивый юноша сам нарек себя Ник Грек и остался в деле. Теперь он зарабатывал больше сотни тысяч долларов в год, носил семисотдолларовые костюмы и ежедневно завтракал в ресторане «21», добывая самые выгодные заказы с той же легкостью, с какой ящерица ловит языком насекомых.
Когда Норт был уже готов призвать всех к порядку и открыть совещание, Ник выступил вперед.
— Компаньерос, я обращаюсь ко всем вам. Тут у меня результаты нового опроса Гэллапа, — заявил он, достав вырезку из «Нью-Йорк тайме» и размахивая ею в воздухе перед сидевшими.
— Воздержись, Ник, — попросил Арни, зная, что если Ник Грек заговорит, то масса времени уйдет впустую.
— Подожди, ты не понял. Это касается всех нас. Вы все, минутку внимания! Этот опрос касался честности и этики представителей различных профессий.
— Это не имеет ровным счетом никакого отношения к «Коке», Ник, — оборвал его Норт. — Так что почему бы тебе не убраться отсюда и не заняться делом. Например, найти голодного, богатого и потенциально выгодного клиента, чтобы накормить его завтраком? Катись, у вас много работы.
— Только после того, как я сообщу вам потрясающую новость, — ответил убежденно Ник. — Вы будете потрясены, когда услышите, что из двадцати профессий на предпоследнем месте по рейтингу стоят те, кого тут называют «практиками рекламы», то есть все мы, компаньерос. Мне кажется, что мы не должны сидеть и равнодушно взирать на то, как нас мажут грязью. Этот вызов не должен быть оставлен без ответа!
— Ник, как человек, сжигаемый южным темпераментом, ты лучше всех нас сумеешь выразить наше возмущение. Катись отсюда! Сочинители заголовков в газетах всего мира с нетерпением дожидаются тебя, — твердо заявил Норт. Через секунду на его лице снова появилась обычная хитроватая улыбка. — Забудь про это, Арни. Ну а теперь, когда мистер Красавчик смотался отсюда, поговорим для разнообразия о рекламе. Я хочу предупредить, что все, кто не делает себе заметок, об этом пожалеют. Речь идет о полутораминутном ролике, рядом с которым, судя по сценарию, все, что снимал Макс Рейнхардт, — куча дерьма. Более того, Люк Хаммерш-тейн желает иметь юмористический фильм, и они даже вообще не собираются показывать рекламируемый продукт. Все это делает будущий ролик совершенно непохожим на те, что снимались прежде.
— Не показывать продукт? — Голос Арни Грина даже сорвался от изумления.
— Нет! Не только не показывать, но даже и не упоминать его в течение целых невероятно длинных полутора минут! Только в самом конце раздастся голос Хелен Хейес, которая произнесет: «Неважно, как ваша семья проведет ночь перед. Рождеством, но „Кока-кола“ желает вам восхитительных праздников в течение всего года».
— Ты что-то говорил о юморе? — спросила Дэзи.
— Да, Люк называет это «Обратная сторона Рождества», и он всерьез захвачен своей идеей. Ему удалось отговорить «Коку» от большого монтажа из сцен рождественских ужинов по всей Америке с участием людей самых разных национальностей, от этой обычной усредненной тягомотины, и он сумел всучить им это. Разве я не говорил всегда, что Люк — лучший в мире автор рекламных идей?
— Так-то оно так, но вы двое никогда не работаете вместе, вы постоянно сражаетесь друг с другом, — все еще недоверчиво заговорила Дэзи.
— Это так. — Норт бросил на нее недовольный взгляд, раздраженный тем, что его перебили. — Люк — мой близкий друг, но у нас с ним разные концепции рекламного бизнеса. Однако в данном случае ему нужна моя помощь. Любой другой, кроме меня, слепит из их сценария либо вяленькую юмористическую сценку, либо самую тоскливую классику.
Угловатое лицо Норта, его резко обрубленный кончик носа, даже веснушки излучали нетерпеливое желание поскорее взяться за дело… Дэзи не раз доводилось видеть его в таком состоянии, но сегодня она впервые отметила, насколько взволнован он брошенным ему вызовом.
— Можно узнать, в чем заключается «Обратная сторона Рождества»? — с обычным своим нахальством, чуть растягивая слова, поинтересовался Винго.
— Главное заключается в том, что «Кока» не хочет быть назойливой во время специальной рождественской программы Си-би-эс, вот почему, Арни, мы не должны впрямую демонстрировать их продукцию.
— Будут какие-нибудь съемки вне студии? — полюбопытствовал Винго.
— Слава богу, нет, мы все будем делать здесь, в студии. Хьюби, тебе предстоит поставить декорацию не с одной или двумя, а с тремя стенами. В течение года мы еще ни разу не использовали такие, так что не теряйся, ты сам хорошо знаешь, что и как надо делать. Вот тебе ксерокопия сценарного планшета. Я хочу, чтобы все было таким, как принято у среднего класса, но отличным и совершенно достоверным, достоверным настолько, чтобы ощущался запах рождественской елки, запах школьного спектакля, даже запах автомобиля, забитого пассажирами.
Когда Хьюби, получив указания, ушел, Норт сурово обвел глазами оставшихся и продолжил:
— Дэзи, обрати внимание вместе с Алике вот на что. В этом деле особенно важен подбор актеров, вы знаете, как выглядят обычно рекламные ролики «Коки»: все — сплошь настоящие американцы, слишком много зубов и такое количество светлых волос, что этими блондинками можно заселить половину Скандинавии. Так вот, мне ничего подобного не надо. Этот ролик должен совершенно отличаться от остальных. Мы хотим показать всю эту нелепую и смешную суету под Рождество и предложить людям просто посмеяться от души. Для сцены с детской рождественской пьесой мне не нужен маленький красавчик. Мне нужны самые обычные, настоящие дети, в очках, толстые, прыщавые, сопливые. Ищите кособоких, горбатых, сутулых — чем сутулее, тем лучше. Не смотрите на меня так. Вы что думаете, я не понимаю, насколько труднее будет работать с ними? Все это ерунда, леди, если ребенок не может сидеть спокойно, сконцентрировав внимание, и слушать отдаваемые ему указания, тем более это будет похоже на любительское кино. Мне как раз это и требуется, мне надо, чтобы наш фильм выглядел именно так: реальная рождественская сценка из реальной жизни.
— Норт, — подозрительно взглянула на него Дэзи, — и все это есть в сценарии? Ты уверен, что заказчику понравятся сутулые дети? «Кока-кола» в своих рекламных фильмах всегда предпочитает снимать более красивых людей, чем те, что в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Но вы-то сами тоже недешево упакованы, — попыталась возразить Дэзи.
— Я — продюсер, детка, и могу одеваться, как сама захочу.
Теперь, когда Дэзи занимала место Бутси и ей платили четыре сотни в неделю, она все еще по-прежнему время от времени надевала бейсбольную куртку. Эта куртка помогла Дэзи найти себе друзей и единомышленников. Именно эта куртка помогла Дэзи стать своей для ребят в то время, когда она отчаянно в этом нуждалась.
* * *
Дэзи взглянула на часы. Через час за ней должны были заехать, чтобы отвезти на ужин в «Ла Гренойл», что давали в честь премьеры нового мюзикла Хола Принса. Ее пригласила миссис Хамилтон Шорт, владелица обширного поместья в Мидлбурге, у которой было трое детей, и Дэзи не просили еще нарисовать ни одного из них… пока. Наступает время для Золушки превратиться в принцессу, подумала Дэзи и нехотя встала, чтобы пойти в свою комнату и совершить обряд превращения рабочей лошадки в княжну, а уж если по правде, то и одной работяги в другую.
* * *
Рэму исполнилось тридцать в 1975 году. Он жил на Хилл-стрит в доме, отделанном Дэвидом Хиксом в строгом и роскошном холостяцком стиле. Рэм стал членом «Уайт-клаб» — самого закрытого из британских мужских клубов — и состоял в «Маркс-клаб», чей частный ресторан посещали в основном представители молодой элиты Лондона. Его костюмы стоили девятьсот долларов каждый. Он считался одним из лучших стрелков на Британских островах и владел парой уникальных спортивных ружей. Он был коллекционером и собирал преимущественно старинные редкие книги и частью авангардистскую скульптуру. Он носил белые шелковые пижамы, отделанные вишневым кантом, тяжелые шелковые халаты и рубашки из лучшего хлопка. Он давно взял за правило, что будет носить головной убор только на рыбной ловле или катаясь верхом на яхте, а остальное время ходил с непокрытой головой. Он посещал самую дорогую частную парикмахерскую «Трампер» на Керзон-стрит. Ежедневно, кроме воскресений, он обедал вне дома.
Имя Рэма часто мелькало в слащавых заметках о светской жизни, заполнявших журналы «Харперс» и «Квин». Его имя нередко упоминал Найгел Демпстер в своей многозначительной колонке в «4 дейли мейл», где порой называл Рэма «нашей последней надеждой среди отважных русских белогвардейцев», хотя Рэм подчеркнуто избегал вступления в монархическую лигу. Рэма абсолютно не интересовали эти люди, которых он в массе своей считал пустыми. У него не было ни малейшего желания расталкивать локтями аристократов в изгнании, и он оставался равнодушен к проблемам тех из них, кто отчаянно нуждался в средствах. Деловое чутье Рэма позволило ему многократно увеличить свое состояние. Он стал полноправным партнером инвестиционного треста «Лайон менеджмент лимитед», добившегося впечатляющих успехов в инвестировании крупных капиталов в различные корпорации и пенсионные фонды тред-юнионов, в высокоэффективные международные предприятия.
Если Рэму хотелось провести уик-энд в одном из тех дворянских загородных поместий, которые, невзирая на налоги, продолжали существовать в Великобритании, то ему было достаточно просто снять трубку и позвонить любому из дюжины молодых лордов, с кем он некогда учился вместе в Итоне. Не меньшее число самых утонченных и очаровательных молодых красавиц рады были бы заполучить его к себе в постель, поскольку Рэм относился к той небольшой группке богатых и знатных молодых людей, чье имя неизменно фигурировало в списках самых завидных женихов Англии.
Однако его богатство и титул ничего не значили бы в британском обществе, если бы у него не было того, о чем он даже не осмеливался мечтать в юности, а именно, собственной земли. Земля досталась ему по линии семьи матери, той семьи, которой он почти открыто пренебрегал в юные годы. Его мать была единственным ребенком нетитулованной дворянской фамилии Вудхиллов из Вудхилл-Мэнор в Девоне, настоящих сквайров, живших на этих землях еще до прихода нормандских завоевателей и со спокойной уверенностью поглядывавших свысока на всех этих выскочек с новоявленными графскими титулами, чья родословная редко простиралась в прошлое далее XVIII столетия, или просто нуворишей, купивших себе титулы герцогов и возвеличивших своим бизнесом Англию во времена королевы Виктории. По мнению Вудхиллов, все они были «ужасными новыми людьми».
Самым важным для Валенского было то, что он после смерти своего деда унаследовал Вудхилл-Мэнор с девятью сотнями гектаров приписанной к имению земли. Это был тот самый крохотный кусочек Англии, владение которым поставило Рэма на равную ногу с его королевским высочеством герцогом Майклом Кентским; с Николасом Сомсом, старшим сыном Уинстона Черчилля; с маркизом Блэндфорд-ским, который в один прекрасный день должен был превратиться в двенадцатого герцога Мальборо; с Гарри Сомерсетом, наследником герцога Бофора.
Рэм ежедневно приезжал в свой офис в Сити и напряженно работал там до вечера. Домой он всегда возвращался пешком, считая прогулку необходимым физическим упражнением, переодевался к ужину, отправлялся куда-нибудь по очередному приглашению, там немного выпивал и довольно рано возвращался домой, чтобы отойти ко сну. Изредка он звонил по телефону, чтобы договориться о поездке к кому-либо из приятелей на уик-энд. Так же редко он позволял себе провести ночь у какой-либо молодой женщины. Но в этих случаях он никогда не просил о повторной встрече, не желая обременять себя лишними привязанностями и порождать несбыточные надежды у своих партнерш.
Когда Рэм отпраздновал свое тридцатилетие, он решил, что ему пора подумать о женитьбе. Не немедленно, разумеется, но в свое время. Рэм отнюдь не собирался становиться одним из тех одиноких стариков, что ужинали в «Уайт-клаб». Предметом их интересов были лишь еда да вино. Рэм не желал себе подобной судьбы, и со свойственными ему упорством, практичностью он принялся перебирать возможные кандидатуры на роль своей будущей супруги.
Рэм отдавал себе отчет в том, что, несмотря на все свои преимущества завидного жениха, он не нравится женщинам. Но причина их неприязни была ему непонятна. Впрочем, его это не слишком волновало.
Когда в «Вог» и других английских, французских или американских журналах, время от времени упоминавших о появлении княжны Валенской на уик-эндах среди прочих любителей лошадей, печатались фотографии Дэзи, Рэм разглядывал их с горьким разочарованием. Он испытывал невероятное отвращение к ее работе у Норта, считая дело, которым она занималась, низким, вульгарным, заслуживающим всяческого презрения. Ее связи в обществе представлялись ему неразборчивыми. Всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал его о Дэзи, Рэм считал своим долгом подчеркнуть, что она всего лишь его сводная сестра, что в ней нет ни капли английской крови и он ничего не знает о ее частной жизни. Если бы Дэзи не являлась ему во сне и если бы не мечты о ее любви, безнадежные, бесконечные, никогда не покидавшие его, выбивавшие из колеи, разрушавшие его душу, то он смог бы и сам почти поверить в то, что говорил о ней. Как он желал ее смерти!
13
Залы для совещаний должны создавать нужное настроение, но ни один не служит этому столь определенно, как этот, на студии Фредерика Гордона Норта, подумала Дэзи. Она с интересом осматривалась вокруг, отмечая про себя продуманные размеры этого помещения, отсутствие всего лишнего, откровенную строгость, подчеркнутую аскетической белизной стен и ничем не покрытым, отполированным до зеркального блеска паркетным полом. Ни одна чувствительная натура не была способна устоять перед обволакивающей роскошью нолловских хромированных кресел с сиденьями и спинками, обтянутыми кожей цвета олова, и перед громадой строгого овального стола из белого мрамора. Со своего места за столом Норт имел возможность управлять батареей кнопок, сигнализируя демонстратору в соседнем помещении, когда следует притушить свет в зале, опустить из-под потолка экран, прокрутить фильм. Зал для совещаний помещался на последнем этаже трехэтажного здания бывшей музыкальной школы в Ист-Энде между Первой и Второй авеню. Семь лет назад Норт купил этот дом и превратил его в одну из немногих имевшихся в городе частных студий по съемке рекламных роликов.
Теперь, в конце 1975 года, шесть месяцев спустя после съемки ролика, рекламировавшего лак для волос, в зале для совещаний должно было состояться очень важное заседание. Перед запуском обычных работ Норт имел обыкновение совещаться только с Дэзи и Арни Грином, но сегодня он настоял на участии всех своих основных сотрудников в первом совещании по поводу съемок рождественского рекламного ролика кока-колы. Дэзи уже знала всех собравшихся за столом как свои пять пальцев. Здесь были: Хьюби Трой, театральный художник, работавший на студии по контрактам, но сделавший с Нортом уже столько фильмов, что его можно было считать штатным сотрудником; две девушки — ассистентки Дэзи, обе окончившие Принстон; Алик Апдайк, ассистентка Дэзи по костюмам и найму актеров, высокая, скромно одетая и необщительная девица, и Винго Спаркс, их постоянный оператор, мужчина двадцати девяти лет в неглаженных парусиновых брюках и замызганной тенниске. Винго окончил Гарвард и был сыном одного известного оператора и племянником другого. Если бы не эти семейные связи, ему бы ни за что не пробиться в Союз операторов.
Дэзи задержала свой внимательный взгляд на Арни Грине, коммерческом директоре, который, проработав большую часть жизни на «ЭАЭ», где служили не менее четырехсот человек, никак не мог поверить в тот факт, что служит теперь на «игрушечной» студии, подобной нортовской.
Наконец Дэзи взглянула на Ника по прозвищу Грек, постоянного агента Норта, отвечавшего за поиск новых заказов. Насколько было известно Дэзи, Ник являлся единственным агентом в городе, который пробил себе дорогу в рекламный бизнес через бейсбол. В середине 60-х слава о Нике как о подающем надежды игроке дошла до Дейна Бернбаха из рекламной фирмы «Дойл». Дейн разыскал молодого парня и предложил работу в агентстве ради того, чтобы тот играл за их команду. Но парень влюбился в рекламный бизнес, понравившийся ему намного больше любого дела, которое мог бы предложить ему испанский Гарлем. Высокий, ослепительно красивый юноша сам нарек себя Ник Грек и остался в деле. Теперь он зарабатывал больше сотни тысяч долларов в год, носил семисотдолларовые костюмы и ежедневно завтракал в ресторане «21», добывая самые выгодные заказы с той же легкостью, с какой ящерица ловит языком насекомых.
Когда Норт был уже готов призвать всех к порядку и открыть совещание, Ник выступил вперед.
— Компаньерос, я обращаюсь ко всем вам. Тут у меня результаты нового опроса Гэллапа, — заявил он, достав вырезку из «Нью-Йорк тайме» и размахивая ею в воздухе перед сидевшими.
— Воздержись, Ник, — попросил Арни, зная, что если Ник Грек заговорит, то масса времени уйдет впустую.
— Подожди, ты не понял. Это касается всех нас. Вы все, минутку внимания! Этот опрос касался честности и этики представителей различных профессий.
— Это не имеет ровным счетом никакого отношения к «Коке», Ник, — оборвал его Норт. — Так что почему бы тебе не убраться отсюда и не заняться делом. Например, найти голодного, богатого и потенциально выгодного клиента, чтобы накормить его завтраком? Катись, у вас много работы.
— Только после того, как я сообщу вам потрясающую новость, — ответил убежденно Ник. — Вы будете потрясены, когда услышите, что из двадцати профессий на предпоследнем месте по рейтингу стоят те, кого тут называют «практиками рекламы», то есть все мы, компаньерос. Мне кажется, что мы не должны сидеть и равнодушно взирать на то, как нас мажут грязью. Этот вызов не должен быть оставлен без ответа!
— Ник, как человек, сжигаемый южным темпераментом, ты лучше всех нас сумеешь выразить наше возмущение. Катись отсюда! Сочинители заголовков в газетах всего мира с нетерпением дожидаются тебя, — твердо заявил Норт. Через секунду на его лице снова появилась обычная хитроватая улыбка. — Забудь про это, Арни. Ну а теперь, когда мистер Красавчик смотался отсюда, поговорим для разнообразия о рекламе. Я хочу предупредить, что все, кто не делает себе заметок, об этом пожалеют. Речь идет о полутораминутном ролике, рядом с которым, судя по сценарию, все, что снимал Макс Рейнхардт, — куча дерьма. Более того, Люк Хаммерш-тейн желает иметь юмористический фильм, и они даже вообще не собираются показывать рекламируемый продукт. Все это делает будущий ролик совершенно непохожим на те, что снимались прежде.
— Не показывать продукт? — Голос Арни Грина даже сорвался от изумления.
— Нет! Не только не показывать, но даже и не упоминать его в течение целых невероятно длинных полутора минут! Только в самом конце раздастся голос Хелен Хейес, которая произнесет: «Неважно, как ваша семья проведет ночь перед. Рождеством, но „Кока-кола“ желает вам восхитительных праздников в течение всего года».
— Ты что-то говорил о юморе? — спросила Дэзи.
— Да, Люк называет это «Обратная сторона Рождества», и он всерьез захвачен своей идеей. Ему удалось отговорить «Коку» от большого монтажа из сцен рождественских ужинов по всей Америке с участием людей самых разных национальностей, от этой обычной усредненной тягомотины, и он сумел всучить им это. Разве я не говорил всегда, что Люк — лучший в мире автор рекламных идей?
— Так-то оно так, но вы двое никогда не работаете вместе, вы постоянно сражаетесь друг с другом, — все еще недоверчиво заговорила Дэзи.
— Это так. — Норт бросил на нее недовольный взгляд, раздраженный тем, что его перебили. — Люк — мой близкий друг, но у нас с ним разные концепции рекламного бизнеса. Однако в данном случае ему нужна моя помощь. Любой другой, кроме меня, слепит из их сценария либо вяленькую юмористическую сценку, либо самую тоскливую классику.
Угловатое лицо Норта, его резко обрубленный кончик носа, даже веснушки излучали нетерпеливое желание поскорее взяться за дело… Дэзи не раз доводилось видеть его в таком состоянии, но сегодня она впервые отметила, насколько взволнован он брошенным ему вызовом.
— Можно узнать, в чем заключается «Обратная сторона Рождества»? — с обычным своим нахальством, чуть растягивая слова, поинтересовался Винго.
— Главное заключается в том, что «Кока» не хочет быть назойливой во время специальной рождественской программы Си-би-эс, вот почему, Арни, мы не должны впрямую демонстрировать их продукцию.
— Будут какие-нибудь съемки вне студии? — полюбопытствовал Винго.
— Слава богу, нет, мы все будем делать здесь, в студии. Хьюби, тебе предстоит поставить декорацию не с одной или двумя, а с тремя стенами. В течение года мы еще ни разу не использовали такие, так что не теряйся, ты сам хорошо знаешь, что и как надо делать. Вот тебе ксерокопия сценарного планшета. Я хочу, чтобы все было таким, как принято у среднего класса, но отличным и совершенно достоверным, достоверным настолько, чтобы ощущался запах рождественской елки, запах школьного спектакля, даже запах автомобиля, забитого пассажирами.
Когда Хьюби, получив указания, ушел, Норт сурово обвел глазами оставшихся и продолжил:
— Дэзи, обрати внимание вместе с Алике вот на что. В этом деле особенно важен подбор актеров, вы знаете, как выглядят обычно рекламные ролики «Коки»: все — сплошь настоящие американцы, слишком много зубов и такое количество светлых волос, что этими блондинками можно заселить половину Скандинавии. Так вот, мне ничего подобного не надо. Этот ролик должен совершенно отличаться от остальных. Мы хотим показать всю эту нелепую и смешную суету под Рождество и предложить людям просто посмеяться от души. Для сцены с детской рождественской пьесой мне не нужен маленький красавчик. Мне нужны самые обычные, настоящие дети, в очках, толстые, прыщавые, сопливые. Ищите кособоких, горбатых, сутулых — чем сутулее, тем лучше. Не смотрите на меня так. Вы что думаете, я не понимаю, насколько труднее будет работать с ними? Все это ерунда, леди, если ребенок не может сидеть спокойно, сконцентрировав внимание, и слушать отдаваемые ему указания, тем более это будет похоже на любительское кино. Мне как раз это и требуется, мне надо, чтобы наш фильм выглядел именно так: реальная рождественская сценка из реальной жизни.
— Норт, — подозрительно взглянула на него Дэзи, — и все это есть в сценарии? Ты уверен, что заказчику понравятся сутулые дети? «Кока-кола» в своих рекламных фильмах всегда предпочитает снимать более красивых людей, чем те, что в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58