Внимательный муж организовал для них потрясающий романтический уик-энд. Она хотела сослаться на то, что Милли недолюбливает Финулу, но, поскольку и Тоби, и Милли любили Сиарана, этот предлог никуда не годился.
Кинсэйл оказался еще более прелестным городком, чем о нем писал путеводитель. Тут были узкие кривые улочки, уютные рес­торанчики на каждом углу и симпатичная бухта, в которой борт к борту стояли разномастные яхты и лодки. Сложись обстоятельст­ва по-другому, Хоуп полюбила бы Кинсэйл без памяти.
Они с Мэттом рука об руку бродили по улицам, сидели в оча­ровательной пивной с ярко-розовым фасадом, собирали ракушки на узком пляже. Вечером они ели нежнейших раков в тускло осве­щенном ресторане, где негромко звучала веселая ирландская музы­ка и посетители непринужденно болтали с хозяевами. Казалось, все, кто приезжал в Кинсэйл, пропитывались здешней атмосферой и радовались жизни, наслаждались вкусной едой и выпивкой.
– Именно за это я и люблю Ирландию. – Сытый Мэтт отки­нулся на спинку стула. – За ее беспечность. Я пытался объяснить это Бетси, но безуспешно. Она считает, что край света находится в трех часах езды от Лондона.
– Что Бетси какая-то Ирландия, если в глубине души она меч­тает жить на Манхэттене! – фыркнула Хоуп. – Она думает, что только Дэн и дети мешают ей целыми днями пить коктейли, пе­реодеваться к каждой трапезе и кокетничать с красивыми и бога­тыми мужчинами.
– В последнее время ты очень критически относишься к Бет­си, – заметил Мэтт. – А между тем в Бате вы были лучшими по­другами.
Хоуп повертела в руках бокал.
– Были и есть, – ответила она. – Но Бетси не слишком стре­мится лишний раз побеседовать со мной. А когда звонит, то все время говорит о том, что я наверняка безумно скучаю по Бату. Это невыносимо. И смеется над моими курами! – злобно доба­вила она. – Как будто куры живут с нами под одной крышей, си­дят на подоконниках и откладывают яйца на диван!
Мэтт покатился со смеху.
– Ты ужасно смешная, когда злишься, – сказал он. – Стран­но, ты всегда смотрела на Бетси снизу вверх, она была для тебя высшим авторитетом. Знаешь, ты изменилась.
Хоуп испуганно покосилась на него. Да, наверное… В Бате она и не посмотрела бы на мужчину типа Кристи Де Лейси. А о двух страстных свиданиях и говорить нечего.
– Пожалуй, – согласилась она.
– А помнишь, как ты не хотела уезжать из Бата и говорила, что никогда не привыкнешь к здешней жизни?
– Я ошибалась, – ответила Хоуп. – Мне здесь очень нравит­ся. – Она посмотрела мужу в глаза. – Кажется, это ты не мо­жешь привыкнуть к здешней жизни.
Мэтт почувствовал себя неуютно – Хоуп становилась все бо­лее решительной.
– Да нет, я привык, – ответил он. – Моя работа в Бате – вещь временная. Не думай, я не бросил роман. – Он скрестил под сто­лом пальцы. Лишь бы роман не бросил его…
Когда они шли к гостинице, Мэтт обнимал ее за плечи. Ока­завшись в номере, Хоуп медленно разделась. На ее сердце лежала свинцовая тяжесть. Накануне вечером, не успели они лечь в по­стель, Тоби приснился страшный сон, и, когда она успокоила ре­бенка, Мэтт уже уснул, раскинувшись на кровати и дав Хоуп пе­редышку. Но было ясно, что сегодня такого не случится.
Хоуп вынула шпильки, позволив волосам рассыпаться по пле­чам, сняла аметистовый кардиган и кофточку. Когда она расстег­нула длинную и широкую черную юбку, Мэтт обнял жену и утк­нулся в ее шею.
– Я соскучился по тебе, – сказал он, прижав Хоуп к себе.
Его обнаженный торс был теплым и знакомым; от его кожи пахло одеколоном, которым Мэтт пользовался много лет. Они столько раз занимались любовью, что привыкли друг к другу, как к любимой одежде, которая остается удобной даже после множе­ства стирок. И сегодня Мэтт ласкал ее так, как ей всегда нравилось, а долгое отсутствие делало эти ласки более страстными. Руки Мэтта обхватили ее тяжелые груди, поглаживая их; губы покры­вали поцелуями ее нежную шею и плечи. Хоуп стосковалась по мужу и не могла остаться равнодушной к его прикосновениям. Она откинула голову и почувствовала, что на глаза набегают слезы.
Господи, что делать с этим чувством вины?..
Мэтт уложил ее назревать, потом разделся сам и лег сверху. Он страстно целовал ее, жадно ласкал и шептал, как он тосковал по ней и сколько ночей мечтал об этом миге, лежа без сна в за­пасной спальне дома Дэна и Бетси.
– Я люблю тебя, Хоуп! – бормотал он.
Хоуп старалась отвечать на ласки мужа хотя бы с десятой долей его пыла и заглушить внутренний голос, говоривший, что она из­менница и лгунья. Она старалась, старалась изо всех сил, но от каждого движения губ Мэтта ей хотелось плакать. Она не заслу­живала ни такого мужа, ни его ласк.
– Хоуп, любимая! – хрипло воскликнул Мэтт, наконец овла­дев ею. И тело Хоуп ответило ему, несмотря на чувство вины. Долгие одинокие ночи сделали свое дело. Когда Мэтт сдавленно застонал, Хоуп тоже испытала ослепительный оргазм, стиснула его в объятиях, прошептала его имя, а потом заплакала навзрыд, вздрагивая всем телом.
– Любимая, что с тобой? – испугался он.
– Все хорошо. Все хорошо, – Сквозь слезы пробормотала она. – Я просто соскучилась по тебе, вот и все. – А затем заплакала еще сильнее, потому что это была неправда.
Ко времени возвращения Мэтта в Бат Хоуп почти убедила себя, что между ней и Кристи ничего не было. Жизнь удивитель­но легко стала прежней. Почти каждый день Мэтт уходил в Центр творчества, но возвращался гораздо раньше, чем прежде, и подол­гу играл с детьми.
– Когда надолго уезжаешь, начинаешь жалеть, что не видишь, как они растут, – однажды сказал Мэтт Финуле, когда та без при­глашения явилась к ним выпить кофе и обнаружила, что Мэтт собрался на пикник с детьми и отменять его не собирается.
– Боюсь, вам придется пить кофе со мной, – мстительно сказала Хоуп Финуле, когда Мэтт и дети взяли пакет с сандвичами и отправились к ручью ловить головастиков.
– Замечательно, – улыбнулась Финула, но по ее тону было ясно, что ничего замечательного в этом нет.
В отсутствие Мэтта Хоуп успешно избегала Финулу и в резуль­тате почти забыла, как раздражает ее эта женщина. Финула дер­жала чашку кофе, оттопырив пальчик – считая, очевидно, этот жест очень светским, поглощала шоколадное печенье со скорос­тью, поразительной для человека, заявлявшего, что у него аллер­гия на мучное, и, как всегда, пускала пыль в глаза.
– Вчера вечером мы обедали в «Пиджин-клаб», – объявила она. – Все было прекрасно, еда выше всяких похвал. Я ела вос­хитительного ягненка. Между прочим, владелец ресторана – наш близкий друг.
Хоуп чуть не выпалила, что она знакома с владельцем рестора­на Лайамом, что она приезжала туда на ленч с действительно близким другом Лайама и что Лайам посадил их за лучший сто­лик. Который был скорее кроватью, чем столиком. Она сцепила зубы и налила себе еще кофе, борясь с желанием вылить его на голову этой самовлюбленной куклы.
– Финула сведет меня с ума! – прорычала Хоуп, когда Мэтт привел домой грязных детей. На колене Милли красовалась ца­рапина, а никаких головастиков не было и в помине.
– Она неплохая, – вступился за Финулу Мэтт. – Просто не­уверенная в себе.
– Неуверенная?! – взвилась Хоуп. – Такая же неуверенная, как председатель Мао! Она все время хвастается. Она трижды го­ворила мне, что в январе у них будет новый «Чероки», и без конца твердила об «отпуске на Антигуа». Надеюсь, на таможне их запо­дозрят в контрабанде наркотиков и продержат в тюрьме все три недели!
Мэтт рассмеялся, чем только усилил досаду жены.
– Хоуп, ты меня уморишь! Конечно, Финула очень не уверена в себе. Иначе с какой стати она стала бы рассказывать тебе все это? Она завидует тебе и пытается набить себе цену постоянно напоминая об их отпуске, их джипе и их знаменитых друзьях. А так она очень милая, честное слово.
Хоуп удивленно взглянула на него:
– Да, но почему Финула завидует мне? Разве у меня есть то, чего нет у нее?
Мэтт лукаво улыбнулся:
– Конечно, есть. Это я, дорогая.
Хотя после возвращения Мэтта Хоуп работала каждое утро, она ни разу не столкнулась с Кристи. Казалось, Де Лейси чувст­вовал, что Хоуп отныне не страшны его чары, и понимал, что должен оставить ее в покое. К шестому дню Хоуп почти убедила себя, что их страстные поцелуи были всего лишь эпизодом из фильма «Даллас» и только пригрезились ей.
– Я собираюсь взять неделю отгулов, – сообщила Уна, когда в одиннадцать часов они сделали перерыв на кофе. – Дорогая, вы не могли бы эту неделю поработать полный день?
– Мне только нужно договориться с яслями, но думаю, что проблем не будет, – решительно ответила Хоуп. Ее роман с Крис­ти остался позади. Беспокоиться было не о чем.
22
Николь сидела на кровати и рассматривала свою фотографию в вечерней газете под рубрикой «Дебютанты». О ней писали как о последнем приобретении студии «Эл-Джи-Би-Кей», «самой многообещающей певице последних лет», как выразилась Сэм Смит. Кроме того, газета процитировала высказывание Сэм о том, что за право подписать контракт с Николь развернулась целая битва. «Мы очень рады, что она заключила договор именно с нами, потому что именно мы открыли певицу, которой пред­стоит стать суперзвездой», – сказала Сэм.
Увидев фото, Сандра чуть не сошла с ума от радости, купила шесть экземпляров газеты и помчалась к своим подругам с Белтон-террас хвастаться, как преуспела ее дочь. Как всегда, неуме­ренная радость матери уравновешивалась недостатком радости самой Николь.
– Ма, это абсолютно ничего не значит, – сказала она, когда Сандра вернулась домой. – Всего-навсего картинка в газете. Ерунда.
– Это значит, что ты стала знаменитой! – с придыханием вос­кликнула Сандра.
– Нет, не значит, – заупрямилась Николь. – Ну что, будешь есть? Я приготовила омлет.
Шарон позвонила в разгар обеда.
– Все в «Копперплейт» видели газету! – с жаром воскликнула она. – Даже эта старая галоша Синклер! В буфете только о тебе и разговору!
На мгновение Николь ощутила тоску по своей старой работе. Она ушла из «Копперплейт» чуть больше месяца назад, а каза­лось, что с тех пор прошли тысячи лет. Все это время она работала над альбомом, (при одной мысли о котором по коже бежали мурашки) и проходила фотопробы. Пробы… Звучало заманчиво, а на самом деле было так скучно, что Николь не могла понять, как модели это выдерживают.
– Ой, Ник, ты такая знаменитая!
Ну вот, и Шарон туда же… Николь стало грустно. Они с Ша­рон дружили целую вечность – с тех пор, как восемнадцатилет­ними девчонками одновременно пришли в «Копперплейт». Шарон знала ее как облупленную и должна была понимать, что Николь осталась прежней. Независимо от этой дурацкой фотографии в газете.
– Что делаешь сегодня вечером? – спросила она, чтобы сме­нить тему.
Шарон застонала.
– Иду с Майклой на двойное свидание. Будут ее парень и луч­ший друг этого парня.
– Ради разнообразия могла бы и отказаться, – недовольно сказала Николь, которая надеялась сходить куда-нибудь со ста­рой подругой. – Ты же говорила, что парень Майклы – настоя­щий зануда.
– Ну да, но нужно же как-то убить время, верно? – ответила Шарон. – А что будешь делать ты? Наверняка что-нибудь сногс­шибательное?
Николь посмотрела на кухонный стол, где стыли остатки обе­да Сандры и Памми. Как всегда, обе бросили тарелки и вилки там, где ели. Сандра была не из тех женщин, которые не могут ус­покоиться, пока на кухне не будет чисто. Она могла копить гряз­ные тарелки несколько дней; это означало, что главным мойщи­ком посуды в семье была Николь. Если бы у нее была возмож­ность отпраздновать с Шарон появление фотографии в газете, она бы вымыла посуду не задумываясь. Но было ясно, что Шарон переметнулась к своей двоюродной сестре Майкле и считает, что Николь развлекается с парнями из студии звукозаписи и поста­вила крест на старых подругах.
– Ничего, – ответила она Шарон. – Я ничего не делаю. Не­деля выдалась сумасшедшая, так что язык на плече. Наверно, лягу пораньше, и все.
Когда Шарон повесила трубку, Николь выкинула остатки своего обеда в мусорное ведро и пошла мыть посуду. Как она и предполагала, яичница пристыла к тарелкам. Она энергично тер­ла их и думала о том, как проводят вечер пятницы другие буду­щие звезды.
Пита из отдела рекламы «Титуса» звала Николь с собой на пре­зентацию нового альбома, но она отказалась. Вот если бы Шарон могла пойти вместе с ней… Николь знала, что настоящие звезды всегда приходят на такие мероприятия с эскортом друзей, но то звезды, а она всего лишь начинающая, о которой толком никто не слышал. Будет ужасно неудобно, если она придет с Шарон, а их не пустят…
Прибравшись на кухне, Николь пошла к себе и несколько ми­нут рассматривала свою фотографию в газете. Как ни странно, там она выглядела красавицей. Почти незнакомкой. Каждый, кто увидел бы эту большеглазую девушку, стройную шею которой ук­рашало индийское колье, подумал бы, что она каждый вечер бы­вает на приемах. А не торчит дома.
Николь швырнула газету на пол. С какой стати ей торчать дома? Она позвонила Пите, но телефон не отвечал. Тогда Николь на­брала номер Айсии, помощницы Боба Феллоуса, – ей не хоте­лось тревожить Боба из-за такого пустяка. Когда Николь выбрала его своим администратором и они подписали договор с «Титу-сом» и «Эл-Джи-Би-Кей», Боб настаивал на том, чтобы она зво­нила ему по любому поводу. Но Николь все еще стеснялась его, а Айсия всегда была очень любезна и намного более доступна. Айсия отнеслась к проблеме всерьез.
– Конечно, никакого письменного приглашения вам не тре­буется, – как всегда мягко, сказала она. – Предоставьте это мне. Я пришлю вам стилиста. В девять вечера за вами заедет лимузин. Вы знаете Лорелею? Она тоже наш клиент. Вы приедете вместе с ней. Вам все равно придется с ней познакомиться, потому что вы обе будете выступать в разъездном шоу «Юные звезды».
Николь положила трубку и захлопала глазами. Лорелея была настоящей звездой – она уже записала два альбома, вошедшие в «горячую десятку». Лимузин? Стилист? Николь с трудом переве­ла дух. Она чувствовала, что сидит в экспрессе, мчащемся к сла­ве, и уже не может сойти…
Стилист заставил Николь облачиться в крошечную кожаную юбку и шифоновый топ, который не налез бы и на куклу Барби. Но Лорелея была одета еще более вызывающе. Нечего и гово­рить, что вокруг них весь вечер крутились мужчины. Причем не те обычные парни, к которым привыкла Николь, а почти знаме­нитости вроде солиста группы «Корал Фиш», великана с потря­сающими глазами, которого звали Зол. Весь в коже, с руками профессионального гребца, он не стесняясь закурил при ней са­мокрутку с марихуаной и спросил, не хочет ли Николь после пре­зентации поехать к нему в отель. Николь только нервно рассмея­лась в ответ.
Обычное хладнокровие изменило Николь, и она пила кок­тейль за коктейлем, пытаясь успокоиться. Она не сказала Золу «да», но великан, кажется, был уверен в ее согласии, потому что похлопывал Николь по заду и с видом собственника ерошил ей волосы. Лорелея, с которой они познакомились в лимузине, потом совершенно забыла о ней, вот почему Николь так бурно обрадовалась Дариусу, прибывшему с группой «Денсити».
– Слава богу, что вы здесь! – пьяно улыбнулась Николь. – Тут настоящий дурдом. Они все чокнутые.
– Николь… – Дариус обнял покачивавшуюся девушку. – Вам плохо? Похоже, вы выпили лишнего.
– Зомби, – пробормотала Николь. – Их тут полно. Я видела как минимум четверых. Тут страшно. Ни одного нормального че­ловека.
Дариус отвел Николь в тихий уголок, подальше от танцпло­щадки и бара, и усадил на большой пухлый диван.
– Я не знал, что вы будете здесь, – мягко сказал он, глядя на крошечный шифоновый топ, едва скрывавший ее маленькие гру­ди, и кожаную юбку, не достававшую до колена на добрых пят­надцать сантиметров. Если бы этот наряд увидела Рини Тернер, ее бы хватил удар.
– Я и не собиралась. Я мыла тарелки из-под яичницы, и мне было скучно и одиноко. – Она вдруг схватила Дариуса за отворо­ты пиджака, посмотрела на него снизу вверх. В ее влажных тем­ных глазах горело желание. – Д-дариус, ты такой милый…
Гуд чуть не задохнулся. Он сходил по Николь с ума, но не со­бирался пользоваться тем, что девушка пьяна. Он не мог видеть ее в таком состоянии. Ей было здесь не место. Чему ее могли на­учить накачанные наркотиками парни из «Корал Фиш» или же­лезная сучка Лорелея? Эти бездарные, самовлюбленные твари за­ставляли всех кругом вставать на уши, но Дариус был убежден, что через два года о них никто и не вспомнит. В отличие от них, Николь ждала долгая творческая жизнь, но тот стиль жизни, ко­торого придерживались малые из «Корал Фиш», мог погубить ее карьеру в самом начале.
Дариус бережно разжал ее руки.
– Николь, ты мне тоже очень нравишься, – нежно сказал он. – Но не здесь и не сегодня. Внезапно их прервали.
– Привет! – с придыханием произнес чей-то грудной голос, и Лорелея плюхнулась на диван рядом с Дариусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52