– Бедная Дельфина, – вздохнула Вирджиния. Мэри-Кейт мрачно кивнула.
– Не знаю, почему богу вздумалось сделать нас с Полиной сестрами. Она превратила жизнь этой девочки в ад – и все ради того, чтобы иметь право гордо ходить к причастию!
– Но сейчас многие разводятся. Она должна понимать, что это самая обычная вещь, – сказала Вирджиния. – Люди бывают разные, даже церковь признает это. Подобная узость взглядов – это пережиток прошлого.
Мэри-Кейт невесело рассмеялась.
– Скорее Ватикан изберет кардиналом женщину, чем Полина откажется от своих взглядов на брак! У нее есть право иметь собственные взгляды, но нет права навязывать их Дельфине.
– А что отец Дельфины? Он думает так же?
– Мой зять Фонси прекрасно относится к Юджину, но боится Полины и не смеет открыть рта. Его представление о независимости заключается в том, что по воскресеньям он потихоньку покупает себе одну газету, а Полине другую.
Мэри-Кейт обратилась к племяннице:
– Дельфина, мы умираем от жажды. Закажи нам еще по порции.
Они ели, пили и слушали популярную в Редлайоне группу «Спрингтайм Герлс». Девушки пели о любви, мужчинах и их бесконечных изменах.
– Я думала, что мы пришли сюда веселиться, – уронила Мэри-Кейт, выслушав еще одну печальную балладу о женщине, раз за разом выбиравшей неподходящего партнера. – Если следующая песня будет такой же заунывной, я пойду домой и приму еще несколько таблеток для расслабления мышц. А тебе, моя девочка, следует почаще бывать на людях и помнить, что не все такие узколобые, как твоя мать. Кстати, не пора ли нам возобновить деятельность клуба макраме? Дельфина так и подпрыгнула.
– После отъезда Эджи клуб заглох, но мы можем его возродить! – Она повернулась к Вирджинии. – Эджи была одной из его основательниц. Если у нас что-нибудь получится, надеюсь, вы тоже примете участие.
Вирджиния удивилась:
– Макраме? Мне и в голову не приходило, что вы обе любите рукоделие. Я никогда не занималась макраме, но если мне будет позволено заменить его вышивкой тамбуром…
Мэри-Кейт широко улыбнулась:
– На самом деле макраме тут ни при чем. Сначала у клуба вообще не было никакого названия – мы просто встречались, расслаблялись и болтали. Но когда в деревню приехала Финула Хедли-Райан, она отчаянно захотела вступить в него. Тогда мы и решили сказать ей, что это клуб рукоделия. Я подумала, что макраме звучит достаточно отпугивающе. Финулу не могла заинтересовать такая скучная вещь. И уловка сработала… О, взгляните-ка, да это Хоуп! – воскликнула она, увидев вошедших в пивную Паркеров. – Мэтт – последний новообращенный этой школы графоманов, а Хоуп – его жена. Она славная. Думаю, ей тоже не мешало бы поучиться макраме.
Вирджиния с интересом посмотрела на вновь прибывших. Было приятно сознавать, что кто-то занял ее место новичка. Хоуп и Мэтт ничем не напоминали членов общины художников. На Хоуп были обычные черные джинсы, рубашка «шамбре» и синяя ветровка – в отличие от ужасной Финулы Хедли-Райан, которая всегда ходила в цветастых развевающихся одеждах. Вирджиния однажды видела Финулу в аптеке и не почувствовала в ней родственную душу. Хоуп была очень хорошенькой, но держалась в тени своего поразительно красивого мужа.
– Симпатичный, правда? – Дельфина как завороженная смотрела на высокого смуглого Мэтта с точеными чертами лица и задумчивыми глазами. – Так ты говоришь, он – последнее приобретение миссис Хедли-Райан?
– Боюсь, что так, – грустно сказала Мэри-Кейт. – Сомневаюсь, что бедняжка Хоуп об этом догадывается. Помоги ей господь, она очень одинока, но стесняется в этом признаться.
– Значит, вы хорошо ее знаете? – удивилась Вирджиния. Дельфина засмеялась.
– Хорошо? Да если бы Мэри-Кейт захотела открыть рот, в Редлайоне случился бы второй Уотергейт!
– По-моему, тут очень мило, – сказала Хоуп, обводя взглядом зал.
Пивная ей понравилась – темные стропила, уютные уголки и всякая экзотическая утварь, свисающая с потолка. Человек высокого роста мог бы получить сотрясение мозга, задев головой за котелок для варки раков или старинный предмет садового инвентаря. Мэтт едва не запутался в куске рыболовной сети.
– Мы могли пойти к Финуле, – проворчал он. – Она приготовила боксти, традиционное ирландское блюдо.
– Здесь тоже есть ирландские блюда, – принужденно улыбаясь, ответила Хоуп.
Они уже успели слегка повздорить. Мэтт хотел взять назад свое обещание сводить ее в пивную под тем предлогом, что Фи-нула приглашает их обедать. Но когда она сказала, что ей просто хотелось немного побыть с ним вдвоем, Мэтт поцеловал ее в макушку и назвал себя эгоистичным ублюдком.
Заказав мидии с челночным хлебом и красным вином, они какое-то время сидели молча, глядя по сторонам и привыкая к атмосфере этого места.
Хоуп заметила Мэри-Кейт с двумя женщинами, одной молодой и энергичной, другой пожилой, породистой, элегантной, с серебристыми волосами и печальными глазами. Хоуп хотелось поздороваться, но она не желала им мешать.
– Как тебе сегодня работалось? – вместо этого спросила она мужа. – Я знаю, ты не любишь об этом говорить, но… Мне просто хочется сказать, как я в тебя верю. Ты мастер на такие вещи. У тебя творческий ум. Помнишь тот ужасный план рекламной кампании пенсионного фонда, когда клиенты отвергли восемь вариантов, а ты придумал девятый?
– Да уж, – засмеялся Мэтт. – Клиенты были кошмарные. Но рекламная кампания и роман – совсем разные вещи. Я уже почувствовал это.
– Расскажи, – попросила Хоуп. – Расскажи все! Мэтт взял ее руку и крепко сжал.
– Давай не будем говорить о работе. Я знаю, ты не хотела приезжать сюда, но тут нам хорошо, правда? Это место оказывает на нас обоих благотворное влияние, мы здесь становимся лучше. В Лондоне я сейчас только что вернулся бы домой, а ты была бы измотана работой и возней с детьми.
Хоуп уныло кивнула.
– И злилась бы на тебя за то, что ты опоздал, что ужин остыл и что мне весь вечер было не с кем поговорить.
– А потом ты отправилась бы спать, потому что устала, а я бы остался смотреть спортивные новости, потому что терпеть не мог ложиться в постель и видеть твою спину в той кошмарной розовой пижаме.
Хоуп засмеялась. Эту пижаму она надевала нарочно в те вечера, когда злилась на Мэтта. Так она давала ему понять, что сердится. Это было легче, чем сказать обо всем прямо.
Принесли еду. Мэтт окунул в чесночный соус мидию и поднес ко рту жены.
– Тут чудесно, правда? – с набитым ртом пробормотал он. Хоуп кивнула.
– Да, конечно, но мне трудно освоиться здесь, потому что иногда я чувствую себя очень одинокой, – извиняющимся тоном сказала она. – Я бы с удовольствием работала неполный день. Мне нравится быть с детьми, но знаешь, если больше никого не видеть, становится… скучновато.
Мэтт тяжело вздохнул. Ему не нравился этот разговор. Он вообще в последнее время испытывал сильный стресс: целыми днями бился над книгой, но характер главного героя никак не получался. Сдвинуть роман с места было очень трудно.
– Где работать? – с досадой спросил он. – В магазине? В пивной?
– Не знаю, – ответила Хоуп. – Важен сам факт работы. Я трудилась всю свою жизнь, и мне было тяжело ради тебя бросить работу, но я это сделала, – напомнила она. – Просто я хочу снова получить немного независимости. Через месяц дети пойдут в ясли. Но не знаю, как я выдержу этот месяц в четырех стенах, пока ты пишешь свой роман века. Почему ты не можешь пару дней в неделю писать дома, а мне дать возможность работать неполный день?
– Как я буду писать, если мне придется смотреть за детьми? – нахмурился Мэтт.
Хоуп только махнула рукой.
Весь следующий час они молчали, ели и слушали музыку. Хоуп думала о том, что ей необходимо общаться со взрослыми людьми и быть кем-то, кроме жены и матери. Мэтт не понимал этого. То, что Хоуп хотела чего-то еще, казалось ему предательством по отношению к нему и детям. Он не понимал, что работа придавала Хоуп уверенности в себе. Честно говоря, она тоже этого не понимала, пока не ушла из банка. Без работы она чувствовала себя ничтожеством. Еще немного, и она совсем одичает. Этого нельзя было допустить.
Мэтт угрюмо смотрел на девушек на эстраде и думал о своем романе. Неужели все великие писатели сталкивались с той же проблемой – когда ты не можешь выдавить из себя ни строчки?
– Привет, Хоуп. Рада видеть вас.
Оба очнулись от мрачных мыслей и посмотрели на Мэри-Кейт и двух ее спутниц: элегантную седую леди и эффектную молодую женщину с рыжими волосами.
– Мы уходим: боимся за свои барабанные перепонки… Но сначала я хотела представить вас Дельфине и Вирджинии, – любезно сказала Мэри-Кейт.
Мэтт пришел в себя и вновь стал очаровательным.
– Хоуп, приходите к нам, – сказала Дельфина. – Скоро мы устроим девичник.
У Хоуп защипало глаза, и она благодарно кивнула трем женщинам.
– С удовольствием.
– А ты говорила, что ни с кем не знакома, – заметил Мэтт, когда женщины ушли, помахав им на прощание и пообещав позвонить Хоуп.
– Похоже, она действительно славная, – сказала Вирджиния, прощаясь с Мэри-Кейт и Дельфиной у дверей пивной. – Только очень нервная. Вы правы, Мэри-Кейт, она и в самом деле одинока.
Дельфина улыбнулась:
– Скоро мы это исправим.
8
Сэм сидела на первом совещании по маркетингу в новом году и внимательно слушала последний сингл сексуальной, исключительно женской группы «Жареные бананы» из Бирмингема, штат Алабама. За длинным полированным столом собрались девять человек; перед каждым лежал набранный мелким шрифтом отчет о продажах, блокнот формата А4 и стояла пластмассовая чашка с кофе (поскольку фирменные фаянсовые кружки неизменно исчезали, другого выхода не было).
На огромном плоском экране вмонтированного в стену телевизора «Жареные бананы» отплясывали с группой чернокожих мужчин-танцоров. Пять маленьких смуглых блондинок кружились с мускулистыми атлетами и прижимались к ним так, что становилось неловко. Ведущая певица, девушка с самыми длинными светлыми волосами и в самой короткой мини-юбке, надула пухлые губки и выдохнула последние слова в камеру. Девушке было девятнадцать, выглядела она на семнадцать и была расписана тюремной татуировкой с головы до ног.
– Хороший клип, – сказала Сэм, развернув серое кожаное кресло к столу, на котором стоял пластмассовый стаканчик с шипучим анальгетиком. У нее чудовищно болел живот. Это было нечто среднее между болью от мучительных месячных и болью от аппендицита. Она размешала содержимое стакана шариковой ручкой, следя за тем, как растворяются остатки таблетки. – И что мы будем с ними делать?
Следующие четверть часа все девять человек, сидевшие за столом, обсуждали, как выпустить первый альбом «Жареных бананов» к апрелю. Было запланировано несколько интервью в средствах массовой информации. Карен сумела договориться, что их фотография появится на обложке журнала «Смэш хите». Кроме того, они должны будут выступить в двадцати телешоу и в субботней утренней развлекательной программе для подростков.
– В длинных юбках, – добавила Карен, помня о том, как шокирует родителей, когда перед их впечатлительными десятилетними отпрысками появляются полуголые певцы.
Кроме того, группе предстояло месячное турне по стране в сопровождении мужской группы «Эль-Мега», которая в последнее время занимала второе место среди синглов, но имела договор с другой компанией.
– Только пусть держатся от парней из «Меги» подальше, – посоветовала Карен турменеджеру. – Ходят слухи, что двое ребят оттуда принимают сильные наркотики.
Все поморщились. Было до слез обидно, когда группа, ради которой ты работал как вол, начинала увлекаться тем, что являлось худшей стороной богемной жизни. Группы типа «Эль-Ме-ги» обращались главным образом к девочкам-подросткам, а потому должны были быть выше всяких подозрений. Достаточно было намека на привычку к героину, чтобы репутация группы рухнула, как карточный домик.
– Это сводит меня с ума! – гневно сказала Черил из отдела рекламы, работавшая с рок-группой, которая появилась одновременно с «Эль-Мегой», но успеха не имела. – Я бы промолчала, если бы у них была хоть видимость таланта. Но они поют чушь, которую сочинил кто-то другой, а перед поклонниками притворяются, что написали ее сами!
Все рассмеялись.
– Черил, если бы в чарты попадали только те, кто сам пишет песни, то «Мьюзик уик» публиковал бы не «горячую сотню недели», а «горячую тройку», – пошутил кто-то.
– Ну а теперь переходим к «Энчантинг», – сказала Сэм, которой еще предстояло совещание по бюджету, назначенное на пять часов. До этого нужно было закончить все важные дела.
Группа «Энчантинг» дасталась Сэм в наследство от предшественника. Версия «Иерусалима» в исполнении хорошеньких лондонских двойняшек с почти одинаковыми сопрано вызывала у слушателей слезы на глазах, но как только Сэм пришла в «Титус», она тут же поняла, что семнадцатилетние Стеффи и Кэти Сесил не созданы для подмостков. Стеснительные до умопомрачения, сестры отказывались встречаться с интервьюерами, и Карен обнаружила, что их мать, настоящее исчадие ада, перед выходом на сцену давала им бета-блокаторы для успокоения нервов. Кроме того, Карен была убеждена, что Стеффи страдает анорексией и что обе девушки не выносят журналистов. Звезды вынуждены мириться с тем, что их личная жизнь становится достоянием публики, а Сэм сомневалась, что ее новые протеже смогут с этим справиться. При мысли о паблисити девочки едва не лишались чувств, альбом продавался плохо, а их мамаша тратила гонорар дочерей в магазине «Версаче», покупая чересчур откровенные платья для презентации которая еще даже не была назначена.
Кое-как покончив с внушающим беспокойство семейством Сесил, перешли к красивому певцу из Южной Америки, который уже успел продать миллионы записей и не собирался останавливаться на достигнутом.
– Ах, были бы все такими, как Маноло, – вздохнула Сэм, увидев данные о продаже его двух последних альбомов. Надежный, умный, очень ответственный и исключительно профессиональный, Маноло никому не доставлял беспокойства. А неуклонный рост продаж его дисков мог хотя бы частично компенсировать гигантские затраты на пока что бесполезных Сесил.
Сэм смотрела на обложку альбома, где Маноло был в белой рубашке. Его бронзовая кожа создавала почти пугающий контраст с тканью. На мгновение она вспомнила другого мужчину в сексуальной белой рубашке, с зовущими глазами, который мог бы дать фору Маноло – красавчику с имиджем, созданным дорогим стилистом.
– Вот что значит профессионал, – тепло сказала Карен, изложив длинный список обязательств, которые Маноло был согласен выполнить. – В Дорчестере он целых три дня давал интервью для телевидения и прессы и ни разу не пожаловался.
– Отлично, – рассеянно ответила Сэм, пытаясь не думать о мужчине из соседнего дома. Она не видела его с того памятного дня, хотя строители стучали там молотками с утра до вечера. Время от времени она даже специально выглядывала в окно (конечно, при спущенных шторах), но ни разу не заметила, чтобы он входил или выходил.
– Кстати, о жалобах, – вмешался один из менеджеров производственного отдела. – У нас есть проблемы с «Денсити».
У Сэм тут же заныли внутренности. Очевидно, от стресса, вызванного упоминанием названия этой группы.
– Что на этот раз? – спросила она.
– Сэм, если вы не против, мы поговорим об этом позже, – вмешалась Карен, бросив грозный взгляд на менеджера.
Сэм удрученно кивнула. Одной заботой больше. Видно, дела плохи, если Карен хочет обсудить их наедине.
Еще час они трудились над перечнем, обсуждали ансамбли и солистов. Сэм ерзала в кресле, пытаясь сесть поудобнее, но тщетно. Живот болел, и как бы она ни села, это не помогало. Так же, как и анальгетики. Она с облегчением вспомнила, что в ящике стола есть еще пачка. Черт побери, если ей так плохо сейчас, то что будет, когда начнутся месячные?
Наконец совещание кончилось.
– Спасибо всем, – сказала Сэм, стараясь, чтобы ее голос звучал бодро и деловито, но потерпела очередную неудачу.
– Что с тобой? Ты выглядишь усталой, – сказала Карен, когда все вышли из комнаты.
– Бессонная ночь, – с улыбкой ответила Сэм.
– Везет тебе! – засмеялась Карен: – А я уже в десять вечера лежала в постели и смотрела «Элли Макбил».
«Как и я сама», – подумала Сэм.
Оставшись одна, она посмотрела в зеркало пудреницы и поморщилась. Нет, это не усталость. Ее лицо было серым и потным. Сэм быстро напудрилась. Грим и яркая помада сделали свое дело, и она стала выглядеть чуть более презентабельно. В завершение она бросила в воду еще пару таблеток, стараясь не смотреть на инструкцию, в которой оговаривалась максимальная суточная доза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52