Когда Хоуп сказала мужу, что нашла работу, он только хмыкнул. Она по привычке готовила ужин, во время которого оба молчали и смотрели телевизор. В постели они лежали как статуи и касались друг друга лишь случайно, когда вытягивали ноги.
Финула сочла своим долгом сообщить Хоуп, с каким удовольствием она предоставила ночлег «дорогому Мэтту» в ночь после ссоры.
– С артистическими натурами очень трудно жить, – сказала она, сгорая от желания побольше узнать о взаимоотношениях Паркеров.
Хоуп ничего не оставалось, как согласиться с этим утверждением.
«Мужчины умеют воевать, – с грустью поняла Хоуп в среду днем, чистя морковку к обеду. – Они терпеливее женщин».
Ей очень хотелось закончить битву, но впервые в жизни Хоуп сопротивлялась желанию броситься к мужу, попросить прощения и зажить по-прежнему. В конце концов, на этот раз был не прав именно он. Она просила прощения всю жизнь и наконец поняла, что это было ошибкой. Ее следовало исправить.
Но хотя во всем был виноват Мэтт, он держался так, словно за что-то злился на нее.
В четверг Хоуп молча проводила Мэтта в Центр творчества, а потом отвезла детей в «Ханнибанникинс». То, с какой радостью они бросились к Гизелле, свидетельствовало, что холодная война дала свои плоды. Впрочем, по-другому и не могло быть. Как бы она ни пыталась вести себя нормально в присутствии детей, в коттедже царила настоящая Сибирь. Этому следовало положить конец. «Сегодня же вечером!» – решила Хоуп. Просить прощения она не будет, но они поговорят откровенно и все уладят. Слегка воспрянув духом, Хоуп поехала на новую работу.
Машинно-тракторная станция Эрвина Дональда была расположена в шестнадцати милях от Редлайона, на дороге в Киллар-ни. Офис оказался холодным железобетонным сараем, пристроенным к огромным ангарам с железными дверьми.
– Нам нужен человек, который сидел бы здесь, пока не поправится Мойра, – сказал Эрвин, гигант лет пятидесяти с копной рыжих волос и россыпью веснушек на лице. – На самом деле нужно только отвечать на телефонные звонки, и все. В феврале у нас машины обычно простаивают. До своей болезни жена хотела подготовить кое-какие данные для сборщика налогов, – добавил он, включая в офисе свет.
В крошечном помещении было холоднее, чем снаружи. Ничего удивительного, что бедная Мойра заболела. Удивительно другое – что она до сих пор не умерла от двусторонней пневмонии. Дрожавшая Хоуп обвела взглядом унылые белые стены, стальные каталожные шкафы, старый линолеум на полу и от души понадеялась, что за одним из двух обшарпанных деревянных столов скрывается обогреватель.
– В доме есть параллельный аппарат, поэтому мы давно здесь не были, – извиняющимся тоном сказал Эрвин, как будто впервые заметил, насколько неказист его офис. – Тут есть чайник и пакетики. Туалет дальше по коридору.
Эрвин вытащил из-под стола древний обогреватель и включил его. Хоуп ждала короткого замыкания, но через несколько секунд прибор начал гнать теплый и затхлый воздух. Эрвин объяснил, что именно отвечать на звонки, и ушел, а Хоуп села за стол, решив, что пальто снимать не стоит.
Хоуп выпила две чашки чая, но телефон ни разу не позвонил, и она смертельно заскучала. Неужели следовало отдавать детей в ясли ради того, чтобы два утра в неделю сидеть в ледяном кабинете и смотреть на молчащий телефон? Тут не было даже радио. Она посмотрела на часы. Прошел час. Осталось еще два. Ей захотелось позвонить Мэри-Кейт и спросить, действительно ли Эрвину была нужна помощь или аптекарша силой заставила его взять ее на работу, но это была явная паранойя.
Поскольку от чая ее уже тошнило, а согреться хотелось, Хоуп поднялась и начала открывать каталожные шкафы. Эрвин просил ее только отвечать на звонки, но она была обязана как-то отрабатывать жалованье, если не хотела сойти с ума от скуки. Все документы были свалены в кучу, она начала понимать, почему Мойра предпочла болезнь возне с заполнением налоговой декларации. Хоуп улыбнулась. Наконец-то у нее появилась цель! Она засучила рукава, села и стала сортировать документы.
К половине первого Хоуп ответила на четыре телефонных звонка и навела порядок в одном ящике. В этой работе было что-то успокаивающее, она так увлеклась, что и думать забыла о ссоре с Мэттом. Листки бумаги не смотрели на нее с укором и не заставляли ощущать чувство вины. Просто лежали и ждали, когда им найдут подходящее место.
Она оставила Эрвину записку с изложением содержания телефонных разговоров, добавила, что слегка навела здесь порядок, выключила обогреватель и ушла, ощущая странное удовлетворение.
Дети вернулись домой уставшие и тихо играли, не обижая друг друга. Воспользовавшись этим, Хоуп быстро поднялась наверх и проверила электронную почту. Она привыкла делать это каждый день на случай, если Сэм или кому-нибудь другому захочется связаться с ней. Покидая Бат, она обещала поддерживать контакт с подругами и действительно получила от них несколько сообщений. Ее поздравляли с Рождеством, желали здоровья и спрашивали, как дела.
Обнаружив послание от Бетси, Хоуп жадно накинулась на него.
«Как ты поживаешь в глуши Керри, дорогая моя ? – писала Бетси. – Господи, как же, должно быть, приятно перестать участвовать в наших крысиных гонках! Извини, что давно не писала, – после Рождества была страшно занята. Дэн готовит кампанию по рекламе пива и сводит меня с ума. Ты ведь знаешь, какими бывают они с Мэттом в такое время. Настоящий кошмар. Дэн говорит, что забыл, что такое семейный обед, поскольку то он, то я работаем допоздна.
В следующую субботу нам предстоит получать премию «Бионик», и мне нужно съездить в Лондон, чтобы приобрести что-нибудь новенькое. Если я не явлюсь туда в наряде от Хлои или кого-нибудь похлеще, на мне поставят крест. Помнишь, как в прошлом году Эрика напялила на себя старое платье из розового бархата, выглядевшее так, словно его сшила ее бабушка? Дэн ужасно огорчится, если я не сумею блеснуть, но у меня совершенно нет на это времени.
Как я завидую тому, что ты можешь возиться с детьми и не обращать внимания на все эти церемонии вручения премий, не думать о нянях, яслях и о том, хорошо ли ты накрасила глаза утром. Какое счастье! Ты уже познакомилась с другими мамашами ? Надеюсь, у тебя появились новые подруги. Утренние встречи за чашкой кофе все еще популярны у неработающих женщин ? Я подумываю написать об этом статью. Рсскажи, как ты поживаешь и собираетесь ли вы с Мэттом в ближайшее время вернуться в лоно цивилизации.
Чао. Бетси».
Хоуп сердито уставилась на экран. «Вернуться в лоно цивилизации»? Какого черта? Неужели Бетси думает, что они попали в Конго четырехвековой давности? Впрочем, остальное не лучше. «Познакомилась с другими мамашами» и «завидую тому, что ты можешь возиться с детьми»… Очевидно, Бетси считает, что она превратилась в зомби и не интересуется ничем, кроме размораживания холодильника. Бетси отправляла своих детей в ясли, когда им исполнялся год, и явно считала, что каждая женщина, поступающая по-другому, либо дура, либо сумасшедшая. Либо то и другое вместе.
Хоуп так рассердилась, что после возвращения Мэтта забыла о холодной войне и начала жаловаться ему на Бетси.
– Да что она о себе воображает?! – кипятилась Хоуп, накладывая свинину на тарелки. – Как будто мы живем в джунглях и бегаем в травяных юбках, а вокруг дикари стучат в барабаны! И еще смеет намекать, что каждая женщина, которая сидит дома с детьми, полная дура!
– Не может быть, – примирительно сказал Мэтт, довольный тем, что Хоуп наконец заговорила. Она сделала первый шаг; теперь он мог проявить великодушие и ответить. Он все еще не мог поверить, что жена смогла промолчать целую неделю. Раньше Хоуп начинала просить прощения через несколько минут после ссоры. – Дай-ка я сам взгляну.
Спустя несколько минут Мэтт вернулся.
– Она просто идиотка, – пробормотал он.
– Я же говорила! – с жаром воскликнула Хоуп.
Но расстроили Мэтта вовсе не намеки на то, что теперь они живут в дыре. Нет, причиной тому было короткое упоминание, что Дэн делает рекламу пива, и о вручении премии в области рекламного бизнеса. Мэтту отчаянно хотелось вернуться обратно. Сила этого желания ошеломила его самого. Он мечтал оказаться на церемонии, где все напивались в стельку и делали вид, что тоже претендовали на награду, хотя на самом деле у них не было на это ни малейшего шанса. Мечтал принять участие в «мозговой атаке», когда идеи возникали у него так же быстро, как цунами после землетрясения на дне моря, мечтал о сборище лучших умов за одним столом, оттачивающих идеи до тех пор, пока они не станут острыми как бритва…
Хоуп подошла к мужу и взяла его за руку. Она поняла, что разбила лед отчуждения, хотя поклялась себе этого не делать. Ну и ладно, все равно у нее было право гордиться собой: она впервые продержалась так долго.
– Я рада, что мы больше не участвуем в этих крысиных гонках, – солгала она. – Здесь лучше, правда?
– Да, – солгал в ответ Мэтт и обнял ее. – Намного лучше.
11
Утром в понедельник Николь пришла на работу с коротко остриженными волосами цвета сверкающей меди. Прическа эта ей необычайно шла – подчеркивала идеальную форму головы и высокие скулы. Николь ничем не напоминала девушку, которая ушла из офиса в пятницу. Та девушка была красивой, а эта – ослепительной. На нее оборачивались, и не последнюю роль в этом играла прическа.
– Мать честная! – ахнула регистраторша, когда Николь в узких черных брюках, высоких ботинках и джинсовой облегающей куртке проходила мимо нее. – Что случилось с твоими волосами?
– Я давно хотела сменить имидж, – величественно промолвила Николь. Они с Шарон пришли к выводу, что такой ответ будет лучшим. Нельзя же признаться, что причиной этого был несчастный случай…
– Николь, что с твоими волосами? – ахал каждый, кто встречался ей по дороге.
– Красота! – вздыхали девушки, сидевшие рядом с ней в отделе претензий.
– Если бы мне хватило смелости сделать то же самое… – сказала хорошенькая индианка Ширин, у которой тоже были длинные черные волосы. – Но если я выкрашусь, отец меня убьет.
Николь печально улыбнулась.
– Вот оно, единственное преимущество безотцовщины, – пошутила она.
– Синклер! – прошипела Шарон, заметив приближавшуюся к ним инспекторшу.
Девушки тут же брызнули в разные стороны, как мыши от кота, и уселись на свои места. Но им бояться было нечего. Целью мисс Синклер была Николь.
– Ваша прическа! – с отвращением сказала инспекторша.
– Да, – одними губами улыбнулась Николь. – Я сделала прическу. А что, вам не нравится цвет? Но ведь многие люди красят волосы. Или девушкам индийского происхождения это запрещено?
Она испытала удовлетворение, когда мисс Синклер инстинктивно отпрянула. Николь знала, что эта старая сука терпеть ее не может и мечтает уволить под любым предлогом. Но обвинение в расизме должно было сбить с нее спесь.
У мисс Синклер раздулись ноздри.
– Не говорите глупостей! Я просто обратила внимание на ваши волосы, вот и все. Но приходить на работу в джинсовой куртке нельзя. Вы знаете правила «Копперплейт»: никакой джинсовки!
Николь молча стащила с себя куртку, под которой обнаружилась белая майка, тонкая ткань которой обтягивала не прикрытую лифчиком высокую грудь с напрягшимися сосками.
Глаза мисс Синклер полезли на лоб, что вызвало у Николь улыбку. Правил, запрещавших приходить на работу без лифчиков, не существовало.
Когда инспекторша пулей взлетела на свой насест, чтобы отравить жизнь кому-то другому, Николь позвонила Шарон.
– Черт бы побрал эту корову! – прошипела она. – Чем раньше я уйду отсюда, тем лучше. Потому что в один прекрасный день я ее убью и сяду в тюрьму!
– Успокойся, – посоветовала ей подруга. – Когда ты станешь звездой вокала, то сможешь говорить о ней гадости всем и каждому, а она ничего не сможет сделать.
– Держи карман шире, – мрачно ответила Николь. – Скорее рак на горе свистнет, чем я стану звездой вокала.
– Тебе не следовало упоминать об индийском происхождении, – осуждающе сказала Ширин, когда час спустя они встретились в женском туалете. – Мой отец говорит, что нельзя требовать к себе особого отношения на том основании, что мы относимся к другой расе.
– Ширин, твой отец настоящий старый зануда. Хотя во мне пятьдесят процентов индийской крови, но я жительница западного Лондона в третьем поколении, – беспечно напомнила Николь. – Я никогда не видела своего отца. И единственная индийская вещь в моем доме – это жемчуга моей ирландской бабушки.
День был длинный и утомительный. К половине четвертого Николь заскучала и поняла, что по горло сыта «Копперплейтом». «А виноват в этом Дариус Гуд!» – сердито подумала она. Если бы он не появился и не внушил ей ложные надежды на карьеру певицы, она продолжала бы работать здесь, шутить с Шарон и девочками, строить каверзы Синклер, не задумываться о жизни и с нетерпением ждать прихода пятницы. Но она увидела отблеск другой жизни и затосковала по ней. Она не собиралась торчать в этом офисе до самой смерти.
Было без десяти пять, когда в ее рюкзачке зазвонил мобильник.
– Где эта зараза? – прошипела Николь, разыскивая взглядом рюкзак. – Да! – бросила она, нажав на кнопку.
– Привет, Николь. Это Дариус Гуд из «Титус Рекорде». Николь выпрямилась. Плевать ей на Синклер!
– Что вы хотели мне сообщить? – небрежно спросила она. Дариус не мог скрыть волнения.
– Не могли бы вы приехать завтра и встретиться с моим боссом? Я знаю, вам пришлось долго ждать, но Сэм Смит была очень занята. Кстати говоря, ей тоже понравился ваш голос.
– Правда? – расцвела Николь. – Во сколько?
– Может быть, к десяти?
– Годится. А вы там тоже будете?
– Можете не сомневаться. Ведь вы моя, – сказал Дариус и сразу спохватился: – То есть… я открыл вас, нашел… ну, вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю, – хрипловато ответила Николь. – Буду ждать с нетерпением.
Она дала отбой и победно улыбнулась Шарон.
Николь расстегнула три верхние пуговицы темно-красного платья в обтяжку, купленного накануне в «Некст». К нему пришлось купить дорогие кожаные ботинки до колена. «Но для этого и существуют кредитные карточки», – думала она, пока продавщица смотрела на бирку с ценой.
Шарон пошла на неслыханную жертву и принесла сумочку от Прада, любимую игрушку своей старшей сестры. Вечером сумку нужно было вернуть на место, иначе Тина ее убила бы.
– Ты выглядишь на миллион долларов, – завистливо вздохнула Шарон, увидев подругу в полных доспехах.
Сейчас Николь сидела в вестибюле «Титуса», представлявшем собой просторное помещение с затемненными стеклами, и пыталась без священного трепета смотреть на модно одетых людей, сновавших взад-вперед и громко разговаривавших по мобильникам или друг с другом. Мимо прошла роскошная женщина с платиновыми волосами, одетая в потертые кожаные брюки от «Ди энд Джи». В руке она держала органайзер последней марки. Николь хотела спросить регистраторшу, кто эта женщина и чем она занимается, но тут появился Дариус, а ей не хотелось выглядеть в его глазах деревенщиной.
– Привет, – спокойно сказала она, как будто привыкла сидеть в приемных звукозаписывающих компаний и ждать, что ей предложат контракт.
– Привет, – ответил Дариус.
Николь окинула его взглядом. Дариус выглядел еще лучше, чем в прошлый раз. Его светлые волосы были модно подстрижены, он улыбался весело и дружелюбно, словно собирался отыскать в Гайд-парке солнечное местечко, лечь на травку рядом с Николь, пить вино и смотреть ей в глаза.
– Потрясающая прическа! – с восхищением сказал он. Польщенная Николь улыбнулась. Черта с» два Дариус когда-нибудь узнает историю этой прически!
Однако когда Дариус повез Николь на пятый этаж, уверенность девушки в себе поколебалась.
– Так много народу? – спросила она, мечтая закурить.
– Да. Все хотят познакомиться с вами. А потом, возможно, мы поговорим с Сэм наедине. Она строгая, но справедливая, так что не бойтесь. Ей очень нравится ваш голос.
– Вы это уже говорили, – напомнила Николь, пытаясь не стучать зубами. – Но что это значит? Что будет дальше?
– Это значит, что, если Сэм согласится, мы подпишем с вами контракт, после чего вы отправитесь в студию и поработаете с композиторами и звукорежиссерами. Если все пройдет хорошо, мы выпустим несколько синглов и будем надеяться на альбом.
– Дело в том, что у меня не так уж много песен, – сказала Николь. – Я написала несколько штук, но они так себе. – Следовало быть честной. Ночью она составила список своих опусов и пришла к выводу, что все они никуда не годятся.
– Послушаем. Но если они не подойдут, не отчаивайтесь. Большинство артистов не пишет музыку самостоятельно, – успокоил ее Дариус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Финула сочла своим долгом сообщить Хоуп, с каким удовольствием она предоставила ночлег «дорогому Мэтту» в ночь после ссоры.
– С артистическими натурами очень трудно жить, – сказала она, сгорая от желания побольше узнать о взаимоотношениях Паркеров.
Хоуп ничего не оставалось, как согласиться с этим утверждением.
«Мужчины умеют воевать, – с грустью поняла Хоуп в среду днем, чистя морковку к обеду. – Они терпеливее женщин».
Ей очень хотелось закончить битву, но впервые в жизни Хоуп сопротивлялась желанию броситься к мужу, попросить прощения и зажить по-прежнему. В конце концов, на этот раз был не прав именно он. Она просила прощения всю жизнь и наконец поняла, что это было ошибкой. Ее следовало исправить.
Но хотя во всем был виноват Мэтт, он держался так, словно за что-то злился на нее.
В четверг Хоуп молча проводила Мэтта в Центр творчества, а потом отвезла детей в «Ханнибанникинс». То, с какой радостью они бросились к Гизелле, свидетельствовало, что холодная война дала свои плоды. Впрочем, по-другому и не могло быть. Как бы она ни пыталась вести себя нормально в присутствии детей, в коттедже царила настоящая Сибирь. Этому следовало положить конец. «Сегодня же вечером!» – решила Хоуп. Просить прощения она не будет, но они поговорят откровенно и все уладят. Слегка воспрянув духом, Хоуп поехала на новую работу.
Машинно-тракторная станция Эрвина Дональда была расположена в шестнадцати милях от Редлайона, на дороге в Киллар-ни. Офис оказался холодным железобетонным сараем, пристроенным к огромным ангарам с железными дверьми.
– Нам нужен человек, который сидел бы здесь, пока не поправится Мойра, – сказал Эрвин, гигант лет пятидесяти с копной рыжих волос и россыпью веснушек на лице. – На самом деле нужно только отвечать на телефонные звонки, и все. В феврале у нас машины обычно простаивают. До своей болезни жена хотела подготовить кое-какие данные для сборщика налогов, – добавил он, включая в офисе свет.
В крошечном помещении было холоднее, чем снаружи. Ничего удивительного, что бедная Мойра заболела. Удивительно другое – что она до сих пор не умерла от двусторонней пневмонии. Дрожавшая Хоуп обвела взглядом унылые белые стены, стальные каталожные шкафы, старый линолеум на полу и от души понадеялась, что за одним из двух обшарпанных деревянных столов скрывается обогреватель.
– В доме есть параллельный аппарат, поэтому мы давно здесь не были, – извиняющимся тоном сказал Эрвин, как будто впервые заметил, насколько неказист его офис. – Тут есть чайник и пакетики. Туалет дальше по коридору.
Эрвин вытащил из-под стола древний обогреватель и включил его. Хоуп ждала короткого замыкания, но через несколько секунд прибор начал гнать теплый и затхлый воздух. Эрвин объяснил, что именно отвечать на звонки, и ушел, а Хоуп села за стол, решив, что пальто снимать не стоит.
Хоуп выпила две чашки чая, но телефон ни разу не позвонил, и она смертельно заскучала. Неужели следовало отдавать детей в ясли ради того, чтобы два утра в неделю сидеть в ледяном кабинете и смотреть на молчащий телефон? Тут не было даже радио. Она посмотрела на часы. Прошел час. Осталось еще два. Ей захотелось позвонить Мэри-Кейт и спросить, действительно ли Эрвину была нужна помощь или аптекарша силой заставила его взять ее на работу, но это была явная паранойя.
Поскольку от чая ее уже тошнило, а согреться хотелось, Хоуп поднялась и начала открывать каталожные шкафы. Эрвин просил ее только отвечать на звонки, но она была обязана как-то отрабатывать жалованье, если не хотела сойти с ума от скуки. Все документы были свалены в кучу, она начала понимать, почему Мойра предпочла болезнь возне с заполнением налоговой декларации. Хоуп улыбнулась. Наконец-то у нее появилась цель! Она засучила рукава, села и стала сортировать документы.
К половине первого Хоуп ответила на четыре телефонных звонка и навела порядок в одном ящике. В этой работе было что-то успокаивающее, она так увлеклась, что и думать забыла о ссоре с Мэттом. Листки бумаги не смотрели на нее с укором и не заставляли ощущать чувство вины. Просто лежали и ждали, когда им найдут подходящее место.
Она оставила Эрвину записку с изложением содержания телефонных разговоров, добавила, что слегка навела здесь порядок, выключила обогреватель и ушла, ощущая странное удовлетворение.
Дети вернулись домой уставшие и тихо играли, не обижая друг друга. Воспользовавшись этим, Хоуп быстро поднялась наверх и проверила электронную почту. Она привыкла делать это каждый день на случай, если Сэм или кому-нибудь другому захочется связаться с ней. Покидая Бат, она обещала поддерживать контакт с подругами и действительно получила от них несколько сообщений. Ее поздравляли с Рождеством, желали здоровья и спрашивали, как дела.
Обнаружив послание от Бетси, Хоуп жадно накинулась на него.
«Как ты поживаешь в глуши Керри, дорогая моя ? – писала Бетси. – Господи, как же, должно быть, приятно перестать участвовать в наших крысиных гонках! Извини, что давно не писала, – после Рождества была страшно занята. Дэн готовит кампанию по рекламе пива и сводит меня с ума. Ты ведь знаешь, какими бывают они с Мэттом в такое время. Настоящий кошмар. Дэн говорит, что забыл, что такое семейный обед, поскольку то он, то я работаем допоздна.
В следующую субботу нам предстоит получать премию «Бионик», и мне нужно съездить в Лондон, чтобы приобрести что-нибудь новенькое. Если я не явлюсь туда в наряде от Хлои или кого-нибудь похлеще, на мне поставят крест. Помнишь, как в прошлом году Эрика напялила на себя старое платье из розового бархата, выглядевшее так, словно его сшила ее бабушка? Дэн ужасно огорчится, если я не сумею блеснуть, но у меня совершенно нет на это времени.
Как я завидую тому, что ты можешь возиться с детьми и не обращать внимания на все эти церемонии вручения премий, не думать о нянях, яслях и о том, хорошо ли ты накрасила глаза утром. Какое счастье! Ты уже познакомилась с другими мамашами ? Надеюсь, у тебя появились новые подруги. Утренние встречи за чашкой кофе все еще популярны у неработающих женщин ? Я подумываю написать об этом статью. Рсскажи, как ты поживаешь и собираетесь ли вы с Мэттом в ближайшее время вернуться в лоно цивилизации.
Чао. Бетси».
Хоуп сердито уставилась на экран. «Вернуться в лоно цивилизации»? Какого черта? Неужели Бетси думает, что они попали в Конго четырехвековой давности? Впрочем, остальное не лучше. «Познакомилась с другими мамашами» и «завидую тому, что ты можешь возиться с детьми»… Очевидно, Бетси считает, что она превратилась в зомби и не интересуется ничем, кроме размораживания холодильника. Бетси отправляла своих детей в ясли, когда им исполнялся год, и явно считала, что каждая женщина, поступающая по-другому, либо дура, либо сумасшедшая. Либо то и другое вместе.
Хоуп так рассердилась, что после возвращения Мэтта забыла о холодной войне и начала жаловаться ему на Бетси.
– Да что она о себе воображает?! – кипятилась Хоуп, накладывая свинину на тарелки. – Как будто мы живем в джунглях и бегаем в травяных юбках, а вокруг дикари стучат в барабаны! И еще смеет намекать, что каждая женщина, которая сидит дома с детьми, полная дура!
– Не может быть, – примирительно сказал Мэтт, довольный тем, что Хоуп наконец заговорила. Она сделала первый шаг; теперь он мог проявить великодушие и ответить. Он все еще не мог поверить, что жена смогла промолчать целую неделю. Раньше Хоуп начинала просить прощения через несколько минут после ссоры. – Дай-ка я сам взгляну.
Спустя несколько минут Мэтт вернулся.
– Она просто идиотка, – пробормотал он.
– Я же говорила! – с жаром воскликнула Хоуп.
Но расстроили Мэтта вовсе не намеки на то, что теперь они живут в дыре. Нет, причиной тому было короткое упоминание, что Дэн делает рекламу пива, и о вручении премии в области рекламного бизнеса. Мэтту отчаянно хотелось вернуться обратно. Сила этого желания ошеломила его самого. Он мечтал оказаться на церемонии, где все напивались в стельку и делали вид, что тоже претендовали на награду, хотя на самом деле у них не было на это ни малейшего шанса. Мечтал принять участие в «мозговой атаке», когда идеи возникали у него так же быстро, как цунами после землетрясения на дне моря, мечтал о сборище лучших умов за одним столом, оттачивающих идеи до тех пор, пока они не станут острыми как бритва…
Хоуп подошла к мужу и взяла его за руку. Она поняла, что разбила лед отчуждения, хотя поклялась себе этого не делать. Ну и ладно, все равно у нее было право гордиться собой: она впервые продержалась так долго.
– Я рада, что мы больше не участвуем в этих крысиных гонках, – солгала она. – Здесь лучше, правда?
– Да, – солгал в ответ Мэтт и обнял ее. – Намного лучше.
11
Утром в понедельник Николь пришла на работу с коротко остриженными волосами цвета сверкающей меди. Прическа эта ей необычайно шла – подчеркивала идеальную форму головы и высокие скулы. Николь ничем не напоминала девушку, которая ушла из офиса в пятницу. Та девушка была красивой, а эта – ослепительной. На нее оборачивались, и не последнюю роль в этом играла прическа.
– Мать честная! – ахнула регистраторша, когда Николь в узких черных брюках, высоких ботинках и джинсовой облегающей куртке проходила мимо нее. – Что случилось с твоими волосами?
– Я давно хотела сменить имидж, – величественно промолвила Николь. Они с Шарон пришли к выводу, что такой ответ будет лучшим. Нельзя же признаться, что причиной этого был несчастный случай…
– Николь, что с твоими волосами? – ахал каждый, кто встречался ей по дороге.
– Красота! – вздыхали девушки, сидевшие рядом с ней в отделе претензий.
– Если бы мне хватило смелости сделать то же самое… – сказала хорошенькая индианка Ширин, у которой тоже были длинные черные волосы. – Но если я выкрашусь, отец меня убьет.
Николь печально улыбнулась.
– Вот оно, единственное преимущество безотцовщины, – пошутила она.
– Синклер! – прошипела Шарон, заметив приближавшуюся к ним инспекторшу.
Девушки тут же брызнули в разные стороны, как мыши от кота, и уселись на свои места. Но им бояться было нечего. Целью мисс Синклер была Николь.
– Ваша прическа! – с отвращением сказала инспекторша.
– Да, – одними губами улыбнулась Николь. – Я сделала прическу. А что, вам не нравится цвет? Но ведь многие люди красят волосы. Или девушкам индийского происхождения это запрещено?
Она испытала удовлетворение, когда мисс Синклер инстинктивно отпрянула. Николь знала, что эта старая сука терпеть ее не может и мечтает уволить под любым предлогом. Но обвинение в расизме должно было сбить с нее спесь.
У мисс Синклер раздулись ноздри.
– Не говорите глупостей! Я просто обратила внимание на ваши волосы, вот и все. Но приходить на работу в джинсовой куртке нельзя. Вы знаете правила «Копперплейт»: никакой джинсовки!
Николь молча стащила с себя куртку, под которой обнаружилась белая майка, тонкая ткань которой обтягивала не прикрытую лифчиком высокую грудь с напрягшимися сосками.
Глаза мисс Синклер полезли на лоб, что вызвало у Николь улыбку. Правил, запрещавших приходить на работу без лифчиков, не существовало.
Когда инспекторша пулей взлетела на свой насест, чтобы отравить жизнь кому-то другому, Николь позвонила Шарон.
– Черт бы побрал эту корову! – прошипела она. – Чем раньше я уйду отсюда, тем лучше. Потому что в один прекрасный день я ее убью и сяду в тюрьму!
– Успокойся, – посоветовала ей подруга. – Когда ты станешь звездой вокала, то сможешь говорить о ней гадости всем и каждому, а она ничего не сможет сделать.
– Держи карман шире, – мрачно ответила Николь. – Скорее рак на горе свистнет, чем я стану звездой вокала.
– Тебе не следовало упоминать об индийском происхождении, – осуждающе сказала Ширин, когда час спустя они встретились в женском туалете. – Мой отец говорит, что нельзя требовать к себе особого отношения на том основании, что мы относимся к другой расе.
– Ширин, твой отец настоящий старый зануда. Хотя во мне пятьдесят процентов индийской крови, но я жительница западного Лондона в третьем поколении, – беспечно напомнила Николь. – Я никогда не видела своего отца. И единственная индийская вещь в моем доме – это жемчуга моей ирландской бабушки.
День был длинный и утомительный. К половине четвертого Николь заскучала и поняла, что по горло сыта «Копперплейтом». «А виноват в этом Дариус Гуд!» – сердито подумала она. Если бы он не появился и не внушил ей ложные надежды на карьеру певицы, она продолжала бы работать здесь, шутить с Шарон и девочками, строить каверзы Синклер, не задумываться о жизни и с нетерпением ждать прихода пятницы. Но она увидела отблеск другой жизни и затосковала по ней. Она не собиралась торчать в этом офисе до самой смерти.
Было без десяти пять, когда в ее рюкзачке зазвонил мобильник.
– Где эта зараза? – прошипела Николь, разыскивая взглядом рюкзак. – Да! – бросила она, нажав на кнопку.
– Привет, Николь. Это Дариус Гуд из «Титус Рекорде». Николь выпрямилась. Плевать ей на Синклер!
– Что вы хотели мне сообщить? – небрежно спросила она. Дариус не мог скрыть волнения.
– Не могли бы вы приехать завтра и встретиться с моим боссом? Я знаю, вам пришлось долго ждать, но Сэм Смит была очень занята. Кстати говоря, ей тоже понравился ваш голос.
– Правда? – расцвела Николь. – Во сколько?
– Может быть, к десяти?
– Годится. А вы там тоже будете?
– Можете не сомневаться. Ведь вы моя, – сказал Дариус и сразу спохватился: – То есть… я открыл вас, нашел… ну, вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю, – хрипловато ответила Николь. – Буду ждать с нетерпением.
Она дала отбой и победно улыбнулась Шарон.
Николь расстегнула три верхние пуговицы темно-красного платья в обтяжку, купленного накануне в «Некст». К нему пришлось купить дорогие кожаные ботинки до колена. «Но для этого и существуют кредитные карточки», – думала она, пока продавщица смотрела на бирку с ценой.
Шарон пошла на неслыханную жертву и принесла сумочку от Прада, любимую игрушку своей старшей сестры. Вечером сумку нужно было вернуть на место, иначе Тина ее убила бы.
– Ты выглядишь на миллион долларов, – завистливо вздохнула Шарон, увидев подругу в полных доспехах.
Сейчас Николь сидела в вестибюле «Титуса», представлявшем собой просторное помещение с затемненными стеклами, и пыталась без священного трепета смотреть на модно одетых людей, сновавших взад-вперед и громко разговаривавших по мобильникам или друг с другом. Мимо прошла роскошная женщина с платиновыми волосами, одетая в потертые кожаные брюки от «Ди энд Джи». В руке она держала органайзер последней марки. Николь хотела спросить регистраторшу, кто эта женщина и чем она занимается, но тут появился Дариус, а ей не хотелось выглядеть в его глазах деревенщиной.
– Привет, – спокойно сказала она, как будто привыкла сидеть в приемных звукозаписывающих компаний и ждать, что ей предложат контракт.
– Привет, – ответил Дариус.
Николь окинула его взглядом. Дариус выглядел еще лучше, чем в прошлый раз. Его светлые волосы были модно подстрижены, он улыбался весело и дружелюбно, словно собирался отыскать в Гайд-парке солнечное местечко, лечь на травку рядом с Николь, пить вино и смотреть ей в глаза.
– Потрясающая прическа! – с восхищением сказал он. Польщенная Николь улыбнулась. Черта с» два Дариус когда-нибудь узнает историю этой прически!
Однако когда Дариус повез Николь на пятый этаж, уверенность девушки в себе поколебалась.
– Так много народу? – спросила она, мечтая закурить.
– Да. Все хотят познакомиться с вами. А потом, возможно, мы поговорим с Сэм наедине. Она строгая, но справедливая, так что не бойтесь. Ей очень нравится ваш голос.
– Вы это уже говорили, – напомнила Николь, пытаясь не стучать зубами. – Но что это значит? Что будет дальше?
– Это значит, что, если Сэм согласится, мы подпишем с вами контракт, после чего вы отправитесь в студию и поработаете с композиторами и звукорежиссерами. Если все пройдет хорошо, мы выпустим несколько синглов и будем надеяться на альбом.
– Дело в том, что у меня не так уж много песен, – сказала Николь. – Я написала несколько штук, но они так себе. – Следовало быть честной. Ночью она составила список своих опусов и пришла к выводу, что все они никуда не годятся.
– Послушаем. Но если они не подойдут, не отчаивайтесь. Большинство артистов не пишет музыку самостоятельно, – успокоил ее Дариус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52