Только представь, каково это – думать, что каждый самолет, пролетающий над головой, собирается сбросить на тебя бомбу. И ведь так он прожил лет пятьдесят или около того. Будто весь мир двинулся дальше, а дедушка так и остался прикован в прошлому. Что ж, я думаю, если увидеть то, чего он насмотрелся на войне, тоже не сможешь двигаться дальше.
Джули думает, что каждый самолет, пролетающий над головой, собирается рухнуть. Она почти может представить, каково это будет. Но в отличие от дедушки Шантель у нее нет причины так думать. Она сама не знает, почему ее так ужасают самолеты. Они ее ужасают настолько, что она не могла без слез смотреть финал «Касабланки»: ей казалось, что самолет, в котором улетали Ласло, обязательно разобьется. Однако в темноте гардероба ей кажется, что самолеты не существуют, а сам гардероб напоминает военное убежище – убежище от особенной войны, в которой нет самолетов и никто никого не убивает, уютный бункер где-нибудь под землей.
– Я-то на самолеты даже не обращаю внимания, – продолжает Шантель, – но он их замечал все до единого. Думаю, он с ума сходил от беспокойства. – Голос у нее очень грустный. – Он был совершенно потрясным мужиком, понимаешь? Я так любила дедушку. Слыхала, как люди иногда говорят: «Старики вечно трендят про войну» – будто это скучно? Ненавижу таких людей. Это совсем не скучно. Некоторые дедушкины истории я никогда не забуду. К тому же все мы живем в свободной стране только благодаря тому, что сделали наши дедушки и бабушки. Я просто не понимаю, почему молодежь их за это не уважает – за то, что они были такими храбрыми и совершали подвиги, которые люди нынче имитируют на «Плейстейшн», – но совершали в реальности и по реальной причине. Многие ли из нашего поколения видели, как кого-то на самом деле убивают? Да если бы ты такое увидела, тебя бы запихали в группу психологической поддержки. А на войне людям приходилось с этим жить. Знаешь, что грустнее всего?
– Что? – говорит Джули, откидывая волосы назад.
– Скоро не останется никого, кто бы помнил войну, и люди перестанут о ней разговаривать, и больше никто не будет жаловаться, что старики про нее трендят, потому что все то поколение просто вымрет. Вот странно будет, а? Сколько себя помню, старики разговаривали про войну. Но однажды я осознала, что скоро появится новое поколение стариков, которые будут разговаривать только о мебели «Сделай сам», морских круизах и тому подобном. Слишком поздно родились и просто не могут помнить войну. Но, может быть, среди них найдутся сироты, чьи родители погибли на войне, так что порой они будут о ней вспоминать. Наконец, есть мы, и хотя у многих из нас родители и бабушки с дедушками пострадали на войне, мы не так уж часто о ней разговариваем, – а ведь еще появятся наши дети, которые будут спрашивать, типа: «Война? Какая война?» Разве не грустно?
– Да. Если так на это посмотреть… действительно грустно.
– Моя бабушка во время войны была лесбиянкой, – чуть ли не с гордостью сообщает Шантель.
Джули смеется.
– Только во время войны?
– Ну, в общем, да. Она очень любила дедушку, но не думаю, что до свадьбы они занимались сексом – такое уж было время, – и в конце концов, они были скорее товарищами. Думаю, бабушка всегда хотела жить с женщиной. Она то и дело на это намекала, но так ничего и не предприняла. Я не хочу так жить.
– Так – это как?
– Не испытав того, что хочется.
– О. – Джули смеется. – Мне показалось, ты имела в виду, что не хочешь прожить свою жизнь, не будучи лесбиянкой.
Шантель смеется тоже.
– Я действительно хочу попробовать, – говорит она. – Серьезно.
– Что попробовать?
– Заняться сексом с девчонкой. Я Люку тем вечером так и сказала.
– Уверена, ему это понравилось.
– О, еще как.
Обе смеются.
– А может, мы все бисексуальны по своей природе, – говорит Шантель. – Я это где-то читала.
– Да, я тоже про это слышала.
Шантель пожимает плечами.
– Может, так оно и есть.
– Ты когда-нибудь влюблялась в девчонку?
Шантель наморщивает нос. Джули еле-еле различает ее в темноте гардероба.
– Нет, если честно. Я еще пытаюсь. Может, Дрю Бэрримор?
– Хм-м-м. – Джули не может представить, что занимается сексом с Дрю Бэрримор.
– Ну, а ты? – спрашивает Шантель.
– А? Что я?
– Пугало ты, вот что. Я спрашиваю, ты сама когда-нибудь влюблялась в девчонку?
– Ох. Да, однажды было дело.
Шантель взвизгивает.
– Правда? Честно?
– Да. Э-э, только никому не разболтай…
– Не разболтаю.
Джули делает глубокий вдох.
– В Шарлотту.
– Ух ты. Ты ей говорила?
– Нет. Думаю, она догадывалась, но между нами ничего не произошло.
– Ты этому рада?
– Пожалуй. Не уверена, остались бы мы друзьями, если…
– Да. Никогда не стоит делать это с друзьями.
– Знаю. Шарлотта в то время сама была порядком сбита с толку. Ей казалось, что она, возможно, лесбиянка, потому что она хотела бросить своего парня. Потом он умер. Не знаю, что она думает теперь.
– Она не такая. В смысле, не лесбиянка.
– О. Откуда ты знаешь? Вы что, говорили об этом?
– Да. Вчера вечером. Я опять об этом разболталась – а ведь на самом деле я очень застенчивая, веришь, нет? Не могу вспомнить, с чего мы вообще подняли эту тему… Ах да, мы говорили о том, что ты хорошенькая, и нам стало интересно, не похожи ли мы от этого на двух лесбиянок, ну, по крайней мере, мне стало интересно – если честно, я даже как бы понадеялась, что похожи. Шарлотта мне рассказала, как путешествовала по Европе, когда свалила отсюда, – пыталась найти себя или типа того. Она «стопила», и в конце концов ей пришлось проехать несколько сотен миль в обществе лесбиянки-дальнобойщицы. Я думаю, это ее убедило, что вся эта штука совсем ее не прикалывает.
Щеки у Джули еще пылают от мысли, что две девчонки посчитали ее хорошенькой. Очевидно, Шарлотта не упомянула о том, что ее симпатия к Джули и внезапный отъезд в Европу вполне могут быть как-то связаны. Но сейчас Джули решает, что, скорее всего, никакой связи не было.
– В каком смысле не прикалывает? – спрашивает Джули.
– Она сказала: «Меня бесит их идея – якобы нужно быть или на все сто девчонкой, или на все сто пацанкой». А еще ругалась по поводу прически «гаврош» – говорила, у всех лесбиянок на головах «гавроши».
– Это похоже на Шарлотту.
– Да. – Шантель смеется. – Что ж… А другие девушки тебе никогда не нравились?
– Вообще-то нет. Думаю, и с Шарлоттой у меня был просто временный бзик. Я бы ни за что не смогла заняться с ней каким-нибудь… сексом.
– В этом-то и загвоздка, да ведь? В смысле, я могу влюбиться в девчонку, если очень постараюсь, но не могу себе даже представить, что целуюсь с ней. Может, это из-за того, что у меня было так много парней. Не знаю. Буду стараться дальше.
– Но почему? Почему это так важно? Ты не можешь, что ли, перестать стараться?
Шантель вздыхает:
– То, что я сейчас скажу, наверное, прозвучит глупо.
– Говори, не бойся.
– Ну, как раз перед тем, как я выиграла в лотерею, умерла моя бабушка…
– О, мне очень жаль, – говорит Джули.
– Да. Меня это просто убило. Если честно, я до сих пор в себя не пришла. Она была мне намного ближе мамы. В смысле, мама у меня в порядке, но мы друг друга не очень-то понимаем. Она хочет быть нормальной, а я не хочу… Или хочу, но у нас довольно разные представления о нормальности – если так можно сказать. Короче, бабушка была такая, будто все-все на свете повидала. Она любила дедушку, но у нее несомненно была – или была когда-то раньше – тайная жизнь. Не обычные женские секреты, но что-то еще, и я ужасно хотела как-нибудь об этом разузнать. Стоило угостить ее хересом, и она давай сыпать намеками, понимаешь? Правда, мне так и не удалось в точности выяснить, что она делала или какой была в молодости. Но я всегда хотела походить на нее. А пока что я получаюсь точно такая, как мама. Я не хочу быть обычной – иметь кучу мужиков и тратить деньги на покупку какого-нибудь паба и целых тонн золотых украшений. Я знаю, так говорят только снобы, но… Я хочу заниматься чем-нибудь другим, чем-нибудь интересным. Я подумала, что, если начну трахаться с девчонками, смогу стать не такой, как мама, и больше походить на бабушку. Это глупо, на самом-то деле.
– Может, тебе стоит сосредоточиться на серфинге, – улыбается Джули.
– Да, может быть.
– Кстати, – интересуется Джули, – почему тут столько слонов?
– А?
– Я заметила, что у тебя в комнате целое стадо слонов.
– О да. Я от них без ума. Мои любимые животные.
– Почему?
– Они никогда ничего не забывают. И им наплевать, что они толстые.
Гроза наконец утихает, и Джули приходится вылезти из шкафа, хотя внутри она чувствовала себя лучше, – в последнее время ей везде плохо. Снаружи солнце сияет сквозь темно-синие облака, и хотя дождь еще накрапывает, похоже, небо скоро прояснится. Шантель одергивает юбку.
– Хочешь поехать с нами в Уэльс? – вдруг спрашивает Джули.
– О'кей, – ухмыляется Шантель. – Я с удовольствием. Небольшое приключение мне не повредит. А что с автофургоном?
– Ну, я думаю, всей толпой мы явно не поместимся у меня в машине…
– Тогда завтра едем покупать фургон. За мой счет.
– А еще нам нужно сделать космический скафандр.
Глава 28
Все вспоминают: кто умеет шить? – и на ум приходит только Лиэнна.
– Умоляю, нет, – говорит Шарлотта. – Только не она.
– На самом деле у нас нет выбора, – говорит Джули.
– Может, я смогу научиться, – предлагает Шарлотта. – У нас в запасе весь сегодняшний день и почти весь день завтра.
Сегодня пятница. План таков: отправиться в путь в субботу вечером, как только стемнеет.
– В любом случае нам понадобится швейная машинка, – подчеркивает Джули, – а у Лиэнны она наверняка есть. Придется обратиться к ней. Вариантов нет.
– Может, просто купим швейную машинку? – предлагает Шарлотта.
Шантель качает головой:
– Все равно мы не знаем, как ей пользоваться, так ведь?
Шарлотта, Джули и Шантель сидят в спальне Джули. Дэвид, который вчера незадолго до полуночи отправился добывать серебряную фольгу, все еще числится среди без вести пропавших. Его планы были такими: вломиться в «Край», украсть оттуда всю фольгу, а потом нассать в офисе Оуэна. Никто не знает, удалось ли ему задуманное, но Джули надеется на лучшее, потому что фольга – один из главных компонентов Люкова скафандра. Дэвид должен был появиться еще час назад. Это первое официальное собрание комитета «Выход».
Шарлотта листает журнал «Авто-Экспресс».
– Здесь полно всяких фургонов, – сообщает она, – так что с покупкой проблем не должно быть. – Она смотрит на свои часы. – И думаю, стоит поторопиться.
– Так кто поедет? Каков план? – спрашивает Джули.
– Ну, ты – единственная, кто умеет водить машину, если не считать Дэвида, а его здесь нет. Впрочем, по-моему, права у него отобрали, так что в любом случае тебе придется поехать, выбрать автофургон и погонять на нем для пробы, – говорит Шарлотта. – И я не собираюсь торчать здесь и шить на пару с Лиэнной, так что поеду с тобой…
– Погоди, – говорит Шантель. – Если мы все поедем за фургоном, кто займется скафандром?
– Очевидно, Лиэнна, – откликается Шарлотта. – И Люк, когда проснется.
– Однако им потребуется наша помощь. И нам еще нужно сходить к ней и спросить ее согласия.
– Что ж, сколько времени уйдет на то, чтобы купить фургон? – спрашивает Шарлотта.
Вид у Шантель и Джули озадаченный.
– Не может быть, чтобы слишком много, правда ведь? – говорит Шарлотта. – Лиэнна и Люк начнут шить костюм, а вечером мы все к ним присоединимся. И Дэвид, если он вообще когда-нибудь нарисуется. Я обзвоню вот эти номера, пока вы двое ходите и спрашиваете Лиэнну. Можно по твоему телефону, Джул?
– Конечно, – кивает Джули.
Дома Лиэнны нет. Она на работе.
– Надеюсь, у Дэвида все в порядке, – бормочет Джули, въезжая в торговый городок.
Теперь «Край» выглядит забавно – Джули знает, что больше никогда сюда не зайдет.
– Уверена, он справится, – откликается Шантель.
В «Блокбастере» перемены. Поверх привычного ковра длинной петлей уложена полоса линолеума с рисунком в виде желтых кирпичей, идущая от отдела «Выбор менеджера» к аппарату по изготовлению попкорна, а потом полукругом к кассам, где выставлены подсвеченные снизу видеокассеты с фильмами, создатели которых вдохновлялись «Волшебником из страны Оз», в том числе «Дикие сердцем», «Инопланетянин», «Мой частный штат Айдахо» и все серии «Назад в будущее».
– Привет, Шантель, привет, Джули, – говорит Лиэнна. – Как вам наша дорога из желтого кирпича?
– Она симпатичная, – неуверенно тянет Шантель. – Почему ты так одета?
Помимо обычной «блокбастерской» униформы, на Лиэнне ярко-алые туфли и голубые гольфы, а волосы собраны в два торчащих хвостика. Она подвела глаза синими тенями и нарисовала на носу – похоже, коричневым карандашом для век – несколько крупных веснушек.
– Я – Дороти! – объясняет она.
Шантель оглядывает ее с ног до головы.
– Дороти?…
– У нас неделя «Волшебника из страны Оз», тупица. Джули с трудом сдерживает смех.
– Мы хотели попросить тебя об одолжении, – говорит она.
– А я-то диву далась, чего ты тут делаешь, – произносит Лиэнна. – Оуэн на тебя зол. Я поражаюсь, что ты вообще осмелилась показаться в торговом городке… – Джули корчит рожу, и Лиэнна замолкает. – Ну, и что за одолжение? – подозрительно интересуется она.
– Ты ведь умеешь шить? – спрашивает Шантель.
– Да, конечно. Сама же знаешь. А что?
– У нас организовался кружок кройки и шитья, – говорит Джули. – Нужна твоя помощь.
К ним приближается покупатель с тремя детскими видеофильмами и игрой для «Плейстейшн». Лиэнна свирепо смотрит на Шантель с Джули, и они отходят в сторону. Мужчина бодро ставит вещи на прилавок и с улыбкой протягивает свою сине-желтую ламинированную членскую карту. Лиэнна сканирует ее и вроде как недовольно цыкает.
– О боже, – говорит она. – У вас тут большая задолженность.
– С этим все о'кей, – говорит мужчина, по-прежнему улыбаясь. – По-моему, вчера я как раз вернул пару просроченных кассет… Дети всегда хотят смотреть фильмы минимум по три раза. Я этого просто не понимаю. То-то радости будет, когда это наводнение схлынет и они вернутся в школу. У меня шарики за ролики уже заходят…
– Задолженность двенадцать фунтов, – говорит Лиэнна.
Мужчина шокирован.
– Двенадцать фунтов? Вот те на. Вы уверены?
– Да. «Лолита». Была задержана на четыре дня.
– «Лолита»? – Теперь мужчина окончательно сбит с толку. – Вы уверены?
– Что будете делать, сэр? Можете заплатить кредитной карточкой, чеком или наличными. Боюсь, что не могу позволить вам взять кассеты, пока вы не ликвидируете задолженность.
– Послушайте, – любезно говорит мужчина. – Задолженность – не проблема, я просто…
– Если вы не можете оплатить задолженность, сэр, боюсь, что не смогу позволить вам взять больше ни одной кассеты, – повторяет Лиэнна. Она убирает принесенные мужчиной фильмы и игру за стойку, вне пределов его досягаемости, как будто он собирается схватить их и удрать.
Теперь мужчина расстроен.
– Я не говорил, что не могу оплатить задолженность, – произносит он медленно. – Я просто хочу сказать, что не понимаю, откуда она взялась. Конечно, я ее оплачу, если она моя, но я в этом не уверен, вот и все. И я не очень люблю, когда со мной разговаривают так, будто я…
– Мне очень жаль, сэр, но вам придется ликвидировать задолженность, прежде чем вы сможете взять…
– Я могу ликвидировать эту чертову задолженность, – говорит он громко, будто Лиэнна его не слышит. – Проблема не в этом. Просто я никогда не брал в прокат эту… как ее?… «Лолиту». Я беру здесь только фильмы для детей. Моим детям шесть, восемь и десять лет. Чего ради им смотреть «Лолиту»?
– Мне очень жаль, сэр, но компьютер ясно говорит…
– Вы что, намекаете, что ваш компьютер больше знает о моих делах, чем… я сам?
Лиэнна не отвечает.
– Мне очень жаль, сэр, – повторяет она, – но вам придется…
Теперь уже всерьез раздосадованный, мужчина вынимает бумажник.
– Вы что, робот? – спрашивает он.
– Компьютер говорит, что…
– Вот. – Он швыряет в нее пригоршню кредитных карточек. – Выбирайте, на хрен, любую.
– Я сожалею, сэр, но мне придется попросить вас покинуть магазин.
Мужчина делает глубокий вдох. Кажется, он из тех, кого ни разу в жизни ниоткуда не выпроваживали.
– О'кей, а теперь послушайте, что я скажу. Сейчас я оплачу эту задолженность, и – уж будьте уверены – вы меня больше никогда здесь не увидите. С этого дня я буду ходить в «Видео Видео Видео» на Главной улице. И с вами будет разбираться мой адвокат.
Лиэнна вздыхает.
– Я ликвидирую эту задолженность, – произносит она. – Но боюсь, что не смогу продлить вашу членскую карту. И не смогу вам ее вернуть.
– Вам что, на пальцах нужно объяснять? – говорит мужчина. – Я только что сказал, что никогда больше сюда не приду. Можете засунуть мою членскую карту себе в…
– Какой кредитной карточкой вы хотели бы воспользоваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Джули думает, что каждый самолет, пролетающий над головой, собирается рухнуть. Она почти может представить, каково это будет. Но в отличие от дедушки Шантель у нее нет причины так думать. Она сама не знает, почему ее так ужасают самолеты. Они ее ужасают настолько, что она не могла без слез смотреть финал «Касабланки»: ей казалось, что самолет, в котором улетали Ласло, обязательно разобьется. Однако в темноте гардероба ей кажется, что самолеты не существуют, а сам гардероб напоминает военное убежище – убежище от особенной войны, в которой нет самолетов и никто никого не убивает, уютный бункер где-нибудь под землей.
– Я-то на самолеты даже не обращаю внимания, – продолжает Шантель, – но он их замечал все до единого. Думаю, он с ума сходил от беспокойства. – Голос у нее очень грустный. – Он был совершенно потрясным мужиком, понимаешь? Я так любила дедушку. Слыхала, как люди иногда говорят: «Старики вечно трендят про войну» – будто это скучно? Ненавижу таких людей. Это совсем не скучно. Некоторые дедушкины истории я никогда не забуду. К тому же все мы живем в свободной стране только благодаря тому, что сделали наши дедушки и бабушки. Я просто не понимаю, почему молодежь их за это не уважает – за то, что они были такими храбрыми и совершали подвиги, которые люди нынче имитируют на «Плейстейшн», – но совершали в реальности и по реальной причине. Многие ли из нашего поколения видели, как кого-то на самом деле убивают? Да если бы ты такое увидела, тебя бы запихали в группу психологической поддержки. А на войне людям приходилось с этим жить. Знаешь, что грустнее всего?
– Что? – говорит Джули, откидывая волосы назад.
– Скоро не останется никого, кто бы помнил войну, и люди перестанут о ней разговаривать, и больше никто не будет жаловаться, что старики про нее трендят, потому что все то поколение просто вымрет. Вот странно будет, а? Сколько себя помню, старики разговаривали про войну. Но однажды я осознала, что скоро появится новое поколение стариков, которые будут разговаривать только о мебели «Сделай сам», морских круизах и тому подобном. Слишком поздно родились и просто не могут помнить войну. Но, может быть, среди них найдутся сироты, чьи родители погибли на войне, так что порой они будут о ней вспоминать. Наконец, есть мы, и хотя у многих из нас родители и бабушки с дедушками пострадали на войне, мы не так уж часто о ней разговариваем, – а ведь еще появятся наши дети, которые будут спрашивать, типа: «Война? Какая война?» Разве не грустно?
– Да. Если так на это посмотреть… действительно грустно.
– Моя бабушка во время войны была лесбиянкой, – чуть ли не с гордостью сообщает Шантель.
Джули смеется.
– Только во время войны?
– Ну, в общем, да. Она очень любила дедушку, но не думаю, что до свадьбы они занимались сексом – такое уж было время, – и в конце концов, они были скорее товарищами. Думаю, бабушка всегда хотела жить с женщиной. Она то и дело на это намекала, но так ничего и не предприняла. Я не хочу так жить.
– Так – это как?
– Не испытав того, что хочется.
– О. – Джули смеется. – Мне показалось, ты имела в виду, что не хочешь прожить свою жизнь, не будучи лесбиянкой.
Шантель смеется тоже.
– Я действительно хочу попробовать, – говорит она. – Серьезно.
– Что попробовать?
– Заняться сексом с девчонкой. Я Люку тем вечером так и сказала.
– Уверена, ему это понравилось.
– О, еще как.
Обе смеются.
– А может, мы все бисексуальны по своей природе, – говорит Шантель. – Я это где-то читала.
– Да, я тоже про это слышала.
Шантель пожимает плечами.
– Может, так оно и есть.
– Ты когда-нибудь влюблялась в девчонку?
Шантель наморщивает нос. Джули еле-еле различает ее в темноте гардероба.
– Нет, если честно. Я еще пытаюсь. Может, Дрю Бэрримор?
– Хм-м-м. – Джули не может представить, что занимается сексом с Дрю Бэрримор.
– Ну, а ты? – спрашивает Шантель.
– А? Что я?
– Пугало ты, вот что. Я спрашиваю, ты сама когда-нибудь влюблялась в девчонку?
– Ох. Да, однажды было дело.
Шантель взвизгивает.
– Правда? Честно?
– Да. Э-э, только никому не разболтай…
– Не разболтаю.
Джули делает глубокий вдох.
– В Шарлотту.
– Ух ты. Ты ей говорила?
– Нет. Думаю, она догадывалась, но между нами ничего не произошло.
– Ты этому рада?
– Пожалуй. Не уверена, остались бы мы друзьями, если…
– Да. Никогда не стоит делать это с друзьями.
– Знаю. Шарлотта в то время сама была порядком сбита с толку. Ей казалось, что она, возможно, лесбиянка, потому что она хотела бросить своего парня. Потом он умер. Не знаю, что она думает теперь.
– Она не такая. В смысле, не лесбиянка.
– О. Откуда ты знаешь? Вы что, говорили об этом?
– Да. Вчера вечером. Я опять об этом разболталась – а ведь на самом деле я очень застенчивая, веришь, нет? Не могу вспомнить, с чего мы вообще подняли эту тему… Ах да, мы говорили о том, что ты хорошенькая, и нам стало интересно, не похожи ли мы от этого на двух лесбиянок, ну, по крайней мере, мне стало интересно – если честно, я даже как бы понадеялась, что похожи. Шарлотта мне рассказала, как путешествовала по Европе, когда свалила отсюда, – пыталась найти себя или типа того. Она «стопила», и в конце концов ей пришлось проехать несколько сотен миль в обществе лесбиянки-дальнобойщицы. Я думаю, это ее убедило, что вся эта штука совсем ее не прикалывает.
Щеки у Джули еще пылают от мысли, что две девчонки посчитали ее хорошенькой. Очевидно, Шарлотта не упомянула о том, что ее симпатия к Джули и внезапный отъезд в Европу вполне могут быть как-то связаны. Но сейчас Джули решает, что, скорее всего, никакой связи не было.
– В каком смысле не прикалывает? – спрашивает Джули.
– Она сказала: «Меня бесит их идея – якобы нужно быть или на все сто девчонкой, или на все сто пацанкой». А еще ругалась по поводу прически «гаврош» – говорила, у всех лесбиянок на головах «гавроши».
– Это похоже на Шарлотту.
– Да. – Шантель смеется. – Что ж… А другие девушки тебе никогда не нравились?
– Вообще-то нет. Думаю, и с Шарлоттой у меня был просто временный бзик. Я бы ни за что не смогла заняться с ней каким-нибудь… сексом.
– В этом-то и загвоздка, да ведь? В смысле, я могу влюбиться в девчонку, если очень постараюсь, но не могу себе даже представить, что целуюсь с ней. Может, это из-за того, что у меня было так много парней. Не знаю. Буду стараться дальше.
– Но почему? Почему это так важно? Ты не можешь, что ли, перестать стараться?
Шантель вздыхает:
– То, что я сейчас скажу, наверное, прозвучит глупо.
– Говори, не бойся.
– Ну, как раз перед тем, как я выиграла в лотерею, умерла моя бабушка…
– О, мне очень жаль, – говорит Джули.
– Да. Меня это просто убило. Если честно, я до сих пор в себя не пришла. Она была мне намного ближе мамы. В смысле, мама у меня в порядке, но мы друг друга не очень-то понимаем. Она хочет быть нормальной, а я не хочу… Или хочу, но у нас довольно разные представления о нормальности – если так можно сказать. Короче, бабушка была такая, будто все-все на свете повидала. Она любила дедушку, но у нее несомненно была – или была когда-то раньше – тайная жизнь. Не обычные женские секреты, но что-то еще, и я ужасно хотела как-нибудь об этом разузнать. Стоило угостить ее хересом, и она давай сыпать намеками, понимаешь? Правда, мне так и не удалось в точности выяснить, что она делала или какой была в молодости. Но я всегда хотела походить на нее. А пока что я получаюсь точно такая, как мама. Я не хочу быть обычной – иметь кучу мужиков и тратить деньги на покупку какого-нибудь паба и целых тонн золотых украшений. Я знаю, так говорят только снобы, но… Я хочу заниматься чем-нибудь другим, чем-нибудь интересным. Я подумала, что, если начну трахаться с девчонками, смогу стать не такой, как мама, и больше походить на бабушку. Это глупо, на самом-то деле.
– Может, тебе стоит сосредоточиться на серфинге, – улыбается Джули.
– Да, может быть.
– Кстати, – интересуется Джули, – почему тут столько слонов?
– А?
– Я заметила, что у тебя в комнате целое стадо слонов.
– О да. Я от них без ума. Мои любимые животные.
– Почему?
– Они никогда ничего не забывают. И им наплевать, что они толстые.
Гроза наконец утихает, и Джули приходится вылезти из шкафа, хотя внутри она чувствовала себя лучше, – в последнее время ей везде плохо. Снаружи солнце сияет сквозь темно-синие облака, и хотя дождь еще накрапывает, похоже, небо скоро прояснится. Шантель одергивает юбку.
– Хочешь поехать с нами в Уэльс? – вдруг спрашивает Джули.
– О'кей, – ухмыляется Шантель. – Я с удовольствием. Небольшое приключение мне не повредит. А что с автофургоном?
– Ну, я думаю, всей толпой мы явно не поместимся у меня в машине…
– Тогда завтра едем покупать фургон. За мой счет.
– А еще нам нужно сделать космический скафандр.
Глава 28
Все вспоминают: кто умеет шить? – и на ум приходит только Лиэнна.
– Умоляю, нет, – говорит Шарлотта. – Только не она.
– На самом деле у нас нет выбора, – говорит Джули.
– Может, я смогу научиться, – предлагает Шарлотта. – У нас в запасе весь сегодняшний день и почти весь день завтра.
Сегодня пятница. План таков: отправиться в путь в субботу вечером, как только стемнеет.
– В любом случае нам понадобится швейная машинка, – подчеркивает Джули, – а у Лиэнны она наверняка есть. Придется обратиться к ней. Вариантов нет.
– Может, просто купим швейную машинку? – предлагает Шарлотта.
Шантель качает головой:
– Все равно мы не знаем, как ей пользоваться, так ведь?
Шарлотта, Джули и Шантель сидят в спальне Джули. Дэвид, который вчера незадолго до полуночи отправился добывать серебряную фольгу, все еще числится среди без вести пропавших. Его планы были такими: вломиться в «Край», украсть оттуда всю фольгу, а потом нассать в офисе Оуэна. Никто не знает, удалось ли ему задуманное, но Джули надеется на лучшее, потому что фольга – один из главных компонентов Люкова скафандра. Дэвид должен был появиться еще час назад. Это первое официальное собрание комитета «Выход».
Шарлотта листает журнал «Авто-Экспресс».
– Здесь полно всяких фургонов, – сообщает она, – так что с покупкой проблем не должно быть. – Она смотрит на свои часы. – И думаю, стоит поторопиться.
– Так кто поедет? Каков план? – спрашивает Джули.
– Ну, ты – единственная, кто умеет водить машину, если не считать Дэвида, а его здесь нет. Впрочем, по-моему, права у него отобрали, так что в любом случае тебе придется поехать, выбрать автофургон и погонять на нем для пробы, – говорит Шарлотта. – И я не собираюсь торчать здесь и шить на пару с Лиэнной, так что поеду с тобой…
– Погоди, – говорит Шантель. – Если мы все поедем за фургоном, кто займется скафандром?
– Очевидно, Лиэнна, – откликается Шарлотта. – И Люк, когда проснется.
– Однако им потребуется наша помощь. И нам еще нужно сходить к ней и спросить ее согласия.
– Что ж, сколько времени уйдет на то, чтобы купить фургон? – спрашивает Шарлотта.
Вид у Шантель и Джули озадаченный.
– Не может быть, чтобы слишком много, правда ведь? – говорит Шарлотта. – Лиэнна и Люк начнут шить костюм, а вечером мы все к ним присоединимся. И Дэвид, если он вообще когда-нибудь нарисуется. Я обзвоню вот эти номера, пока вы двое ходите и спрашиваете Лиэнну. Можно по твоему телефону, Джул?
– Конечно, – кивает Джули.
Дома Лиэнны нет. Она на работе.
– Надеюсь, у Дэвида все в порядке, – бормочет Джули, въезжая в торговый городок.
Теперь «Край» выглядит забавно – Джули знает, что больше никогда сюда не зайдет.
– Уверена, он справится, – откликается Шантель.
В «Блокбастере» перемены. Поверх привычного ковра длинной петлей уложена полоса линолеума с рисунком в виде желтых кирпичей, идущая от отдела «Выбор менеджера» к аппарату по изготовлению попкорна, а потом полукругом к кассам, где выставлены подсвеченные снизу видеокассеты с фильмами, создатели которых вдохновлялись «Волшебником из страны Оз», в том числе «Дикие сердцем», «Инопланетянин», «Мой частный штат Айдахо» и все серии «Назад в будущее».
– Привет, Шантель, привет, Джули, – говорит Лиэнна. – Как вам наша дорога из желтого кирпича?
– Она симпатичная, – неуверенно тянет Шантель. – Почему ты так одета?
Помимо обычной «блокбастерской» униформы, на Лиэнне ярко-алые туфли и голубые гольфы, а волосы собраны в два торчащих хвостика. Она подвела глаза синими тенями и нарисовала на носу – похоже, коричневым карандашом для век – несколько крупных веснушек.
– Я – Дороти! – объясняет она.
Шантель оглядывает ее с ног до головы.
– Дороти?…
– У нас неделя «Волшебника из страны Оз», тупица. Джули с трудом сдерживает смех.
– Мы хотели попросить тебя об одолжении, – говорит она.
– А я-то диву далась, чего ты тут делаешь, – произносит Лиэнна. – Оуэн на тебя зол. Я поражаюсь, что ты вообще осмелилась показаться в торговом городке… – Джули корчит рожу, и Лиэнна замолкает. – Ну, и что за одолжение? – подозрительно интересуется она.
– Ты ведь умеешь шить? – спрашивает Шантель.
– Да, конечно. Сама же знаешь. А что?
– У нас организовался кружок кройки и шитья, – говорит Джули. – Нужна твоя помощь.
К ним приближается покупатель с тремя детскими видеофильмами и игрой для «Плейстейшн». Лиэнна свирепо смотрит на Шантель с Джули, и они отходят в сторону. Мужчина бодро ставит вещи на прилавок и с улыбкой протягивает свою сине-желтую ламинированную членскую карту. Лиэнна сканирует ее и вроде как недовольно цыкает.
– О боже, – говорит она. – У вас тут большая задолженность.
– С этим все о'кей, – говорит мужчина, по-прежнему улыбаясь. – По-моему, вчера я как раз вернул пару просроченных кассет… Дети всегда хотят смотреть фильмы минимум по три раза. Я этого просто не понимаю. То-то радости будет, когда это наводнение схлынет и они вернутся в школу. У меня шарики за ролики уже заходят…
– Задолженность двенадцать фунтов, – говорит Лиэнна.
Мужчина шокирован.
– Двенадцать фунтов? Вот те на. Вы уверены?
– Да. «Лолита». Была задержана на четыре дня.
– «Лолита»? – Теперь мужчина окончательно сбит с толку. – Вы уверены?
– Что будете делать, сэр? Можете заплатить кредитной карточкой, чеком или наличными. Боюсь, что не могу позволить вам взять кассеты, пока вы не ликвидируете задолженность.
– Послушайте, – любезно говорит мужчина. – Задолженность – не проблема, я просто…
– Если вы не можете оплатить задолженность, сэр, боюсь, что не смогу позволить вам взять больше ни одной кассеты, – повторяет Лиэнна. Она убирает принесенные мужчиной фильмы и игру за стойку, вне пределов его досягаемости, как будто он собирается схватить их и удрать.
Теперь мужчина расстроен.
– Я не говорил, что не могу оплатить задолженность, – произносит он медленно. – Я просто хочу сказать, что не понимаю, откуда она взялась. Конечно, я ее оплачу, если она моя, но я в этом не уверен, вот и все. И я не очень люблю, когда со мной разговаривают так, будто я…
– Мне очень жаль, сэр, но вам придется ликвидировать задолженность, прежде чем вы сможете взять…
– Я могу ликвидировать эту чертову задолженность, – говорит он громко, будто Лиэнна его не слышит. – Проблема не в этом. Просто я никогда не брал в прокат эту… как ее?… «Лолиту». Я беру здесь только фильмы для детей. Моим детям шесть, восемь и десять лет. Чего ради им смотреть «Лолиту»?
– Мне очень жаль, сэр, но компьютер ясно говорит…
– Вы что, намекаете, что ваш компьютер больше знает о моих делах, чем… я сам?
Лиэнна не отвечает.
– Мне очень жаль, сэр, – повторяет она, – но вам придется…
Теперь уже всерьез раздосадованный, мужчина вынимает бумажник.
– Вы что, робот? – спрашивает он.
– Компьютер говорит, что…
– Вот. – Он швыряет в нее пригоршню кредитных карточек. – Выбирайте, на хрен, любую.
– Я сожалею, сэр, но мне придется попросить вас покинуть магазин.
Мужчина делает глубокий вдох. Кажется, он из тех, кого ни разу в жизни ниоткуда не выпроваживали.
– О'кей, а теперь послушайте, что я скажу. Сейчас я оплачу эту задолженность, и – уж будьте уверены – вы меня больше никогда здесь не увидите. С этого дня я буду ходить в «Видео Видео Видео» на Главной улице. И с вами будет разбираться мой адвокат.
Лиэнна вздыхает.
– Я ликвидирую эту задолженность, – произносит она. – Но боюсь, что не смогу продлить вашу членскую карту. И не смогу вам ее вернуть.
– Вам что, на пальцах нужно объяснять? – говорит мужчина. – Я только что сказал, что никогда больше сюда не приду. Можете засунуть мою членскую карту себе в…
– Какой кредитной карточкой вы хотели бы воспользоваться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33