OCR Busya
«C. Томас «Операция «Выход»»: ЭКСМО; М.; 2004
ISBN 5-699-08106-2
Аннотация
У Люка аллергия на солнечный свет, и даже выход во двор грозит ему немедленной смертью. Джули работает официанткой, в свободное время доказывает математические теоремы и боится всего на свете. Шарлотта измучена застарелым чувством вины и собственной никчемности. Лиэнна, кажется, ведьма. У Дэвида рак. На Шантель после нищего детства свалились умопомрачительные деньги, а она не знает, чем в этой жизни заняться. Для всех поездка в раздолбанном фургоне по затопленной глухомани из Эссекса в Уэльс, где Люка ждет китайский знахарь, – не просто экскурсия, но единственный выход, отчаянная попытка преодолеть страхи и решить проблемы, которые мучили этих людей с детства.
«Операция "Выход"», трогательный и смешной роман Скарлетт Томас, «Волшебник страны Оз» про современную британскую молодежь, – впервые на русском языке.
Скарлетт Томас
Операция «Выход»
Посвящается Тому
Глава 1
С тех пор как Люку стукнуло двадцать пять, или со дня миллениума – Джули не знает, после какого из этих событий он вдруг завелся, – он говорит, что не желает больше торчать в этой комнате. Я хочу выйти отсюда, твердит Люк, и плясать в чистом поле.
– И плясать, – добавляет он, – я желаю голым.
– Отлично, – говорит Джули. – Ты будешь голым и мертвым, и твоя мама окончательно спятит. Прекрасное сочетание. Вылитый Курт Кобейн.
– Каким местом это похоже на Курта Кобейна? И вообще, я, может, и не умру.
Джули копается вилкой в лапше «Пот Нудл».
– Люк, мы разговаривали с тобой об этом уже тысячу раз. Да, может, ты и не умрешь, но тебе охота рисковать?
– Нет. Пожалуй, нет, – говорит Люк. – Есть что-нибудь по телику?
– Гады, мало гороха положили в лапшу, – отвечает Джули и нашаривает пульт.
Пролистав каналы, Джули выбирает научную программу «Учебная зона», где бородатый мужик объясняет, как родилось дифференциальное исчисление. Люк раздраженно смотрит на Джули, потом берет пульт.
– Поищу что-нибудь с сюжетом, – говорит он.
Ничего такого не обнаруживается, и он включает интервью с поп-группой – какой-никакой сюжет. Музыканты рассказывают, как мучались на своих жалких низкооплачиваемых работах и играли в провинциальных молодежных клубах. Сейчас они выступают на стадионе Уэмбли.
Джули разглядывает комнату. Повсюду журналы, диски, на полу валяются коробки с видеофильмами из магазина «Блокбастер». Обычно здесь не такой бардак, Люк на самом деле очень организованный – это просто руины сегодняшнего вечера. Почти всю комнату занимают Люкова большая двуспальная кровать, его телевизор, видак, компьютер и пара стульев. Стен не видно из-за полок, где стоят все книги, что Люк прочел в жизни, и целая библиотека телепрограмм – сплошь белые сияющие американские торговые центры, чистенькие пляжи, неразлучные друзья, подростковые страхи, школьные команды и заводилы, футбольные поля, ботаники, загорелые девчонки с мелированными челками, длинные коридоры, где стоят шкафчики и дерутся школьники, – эти программы битком набиты безупречными сюжетами. Впрочем, Люк не называет их программами. Он называет их «шоу», и называет тротуар «пешеходной дорожкой». У Люка – легкий американский акцент, хотя он никогда не был в Америке. Он верит, что Клэктонон-Си похож на идеальные желтые пляжи с кассет, там загорают красивые люди, а за ними следят спасатели, и что подростки оттягиваются в «Лейксайде» так же весело, как в американских торговых центрах.
Примерно в пятнадцать лет у Люка начался затяжной приступ любопытства: Джули, слушай, а пляжи у нас тут как выглядят? а магазины? а парки? Он явно не поверил ее рассказам о мире снаружи, и вскоре она плюнула на объективность и стала говорить правду: какое все на самом деле дерьмо. Этого Люк тоже не понял, и Джули окончательно сдалась: пусть себе и дальше верит, что Эссекс – копия телевизионного Лос-Анджелеса. Но, увидев по телику торжества в честь миллениума, Люк решил, что все это липа. Внушить ему, что праздничные шествия и фейерверки реальны, было не проще, чем растолковать, что «Беверли-Хиллз 90210» – выдумка, и хотя у твоей матери кухня как в мыльных операх, у большинства людей в домах грязь, в раковинах скапливается грязная посуда, в корзинах – грязное белье.
Пол в доме Люка сделан из линолеума, вся мебель – из пластика или ДВП. Он спит на нейлоновых простынях и носит одежду из искусственных волокон. Он сидит рядом с Джули на своей нейлоновой постели, скрестив ноги, словно какой-то начинающий йог. Джули прислонилась к стене, колени прижаты к груди. Она доедает «Пот Нудл» и аккуратно ставит пустой пластиковый горшочек рядом с собой. В желудке солоно и тепло.
После интервью с поп-группой по телику нет ничего интересного, так что Джули встает и изучает полку с видеокассетами. Посмотреть бы сейчас какую-нибудь американскую анимацию: вышедшие из строя семьи, вышедшие из строя роботы, вышедшие из строя агрессивные дети.
– Я не хочу умирать, – говорит Люк, – но я хочу жить.
Джули смеется:
– О господи. Может, хватит это повторять?
Люк тоже улыбается:
– По крайней мере, это повод похихикать.
– И может, хватит говорить, что ты выйдешь на улицу? Мне от этого не по себе.
– Слушай, я не собираюсь выходить. Разумеется, нет. Не сейчас. Мне просто нравится об этом думать. Не беспокойся. Я все время об этом болтаю, потому и не выхожу.
– Да, – говорит Джули, – знаю.
Люк улыбается.
– И я не собираюсь выходить, пока это не станет безопасно – пока меня не вылечат.
В день миллениума он поклялся выздороветь до 2001 года. Сейчас уже октябрь. Джули вытаскивает видеокассету и вставляет ее в видак.
– Я беспокоюсь за тебя, – вдруг заявляет Люк.
– За меня? Неожиданный поворот. Мы говорили о тебе.
Он смотрит на «Пот Нудл».
– Ты ела сегодня хоть что-нибудь реальное?
Глава 2
Люк Гейл родился 24 октября 1975 года, в аккурат во время показа очередной серии «Фолти-Тауэрз». Это был год, когда Голландия победила в музыкальном конкурсе «Евровидение», год сериала «Уомблз», видеоигры «Понг», «форда-капри» и группы «Бэй-Сити-Роллерз» – и Люк был чудо-ребенком.
Его мать Джин, похоже, все никак не могла забеременеть, a агентство по усыновлению, куда они с мужем обратились, постановило: Билла слишком часто нет дома, они не смогут успешно справиться с воспитанием ребенка. Не имело значения, что каждая вторая мамаша в округе была незамужней и принимала у себя с десяток разных мужчин; Джин и Билл были просто недостойны стать родителями. Билл отсутствовал так часто потому, что фирма, где он работал, – крупная страховая компания – вечно посылала его в командировки, на неделю, на две, а то и три. В конце концов, деньги для оплаты частного обучения приемного ребенка, которым они так и не обзавелись, были потрачены на бразильские травы, чтобы вылечить Джин от бесплодия. Года через два родился Люк.
Джули впервые увидела его в 1985 году. Она сидела в мебельном фургоне и клевала носом. Люково лицо маячило в окне дома напротив, и сперва она решила, что видит призрака. Час был поздний – переезд занял весь день – и в свете луны Люк выглядел бледным, исхудалым и страшным, как смерть. Джули в то время было десять, как раз тот период, когда везде мерещатся призраки и все кажется страшным, как смерть, но с Люком явно было что-то не то. Он ничего не высматривал за окном. Он просто смотрел. Когда они подъехали к своему новому дому, она поняла, что этот призрак станет ее соседом.
– Никогда не думала, что буду жить в тупике, – засмеялась мать Джули.
– Что такое тупик? – спросила Джули.
– Он перед тобой, – объяснил отец. – Дорога, у которой есть начало, но нет конца.
На следующее утро, после ночи, которую они провели в новом доме, как туристы в палаточном лагере, отец Джули впервые вышел на новую работу – читать лекции в местном колледже и параллельно готовиться к следующему семестру: его ждала должность преподавателя теории искусства. Около трех часов пополудни, весь день потратив на распаковку вещей, Джули и ее мать пошли знакомиться с соседями из дома № 17.
Поначалу Джули никак не могла взять в толк, что же в Люке чудно. Он больше не казался ей призраком; скорее ребенком из телевизора, или типа того – непонятно почему. Только через несколько дней она поняла: потому что у него не было ни ссадин, ни загара, ни комариных укусов, ни грязи. Самый чистый ребенок, какого она видела в жизни. Они стояли, молча уставившись друг на друга, в «гостевой комнате» (что это была «гостевая» комната, выяснилось потом), куда Джули после того первого дня больше ни разу не пустили.
Двери во внутренний дворик были задернуты необычными пластиковыми шторками – впрочем, Джули это не показалось особенно странным. Несколько минут, пока она и Люк разглядывали друг друга, их матери вели светский разговор об округе, и Хелен – мать Джули – отпустила пару лестных замечаний о посуде, выставленной Джин на полках, и ее коллекции зверушек из дутого стекла.
– Не хотите чашку чая? – сказала в конце концов Джин.
– Спасибо, – ответила Хелен, нервно улыбаясь и косясь на дочку – та бесцельно вытаптывала узоры в длинном ворсе безупречно белого ковра.
– Дети, почему бы вам не пойти поиграть на улицу? – предложила она.
Последовала странная пауза, а потом Люк вроде как усмехнулся.
– Да, почему бы и нет? – сказал он с сарказмом и вышел из комнаты.
Джули поверить не могла, что ребенок осмелился так нагрубить тому, кто старше. Она чуть ли не завидовала Люку: он заговорил с ее матерью таким тоном, что его голос звучал почти по-взрослому. Мать уставилась в пол и принялась теребить сережки, как делала всякий раз, когда нервничала. Сегодня на ней были клипсы в форме собачек, которые она купила в прошлом году в Корнуолле во время отпуска. Джули вдруг рассердилась на Люка за то, что он так разговаривал, и устыдилась, ведь пару секунд назад ей показалось, что это умно. Глупый мальчишка, подумала она, и ей стало интересно – а может, он трудный ребенок, вроде тех, из исправительной школы в Бристоле, рядом с которой она раньше жила.
– Почему бы нам не пройти на кухню? – предложила Джин.
Джули и ее мать вышли за Джин через открытую дверь и пересекли холл.
– Простите меня, – сказала Хелен, которая вечно за все извинялась, – надеюсь, я не сказала ничего такого…
Джин молча наполнила и включила чайник. Джули чувствовала неловкость, повисшую в воздухе, но старалась об этом не думать. Ей стало интересно, а не водятся ли на этой кухне «Несквик» и «Мармит»: мать их не покупала, и Джули удавалось полакомиться только в гостях. Она уже заметила, что аппарат для изготовления шипучки отсутствует, и это ее порадовало. Люк слишком мерзкий и не заслуживает таких поблажек.
Было ясно, что мать Джули чувствует себя не в своей тарелке.
– Вам помочь? – спросила она у Джин.
– Нет, нет, – сказала Джин, наливая воду в заварочный чайник. – Все в порядке.
– Может, нам не стоит вас напрягать. Пойдем дальше распаковываться…
– Мне очень жаль, – сказала Джин. – Жаль, что Люк с вами так разговаривал.
– Уверена, у него просто такой период, – любезно сказала Хелен. – Вы бы слышали, что эта порой выдает. – Она указала на дочку. Это жутко действовало Джули на нервы. Когда чей-то ребенок вел себя плохо, ее мать притворялась, что Джули тоже негодница – лишь бы успокоить собеседника. Это было нечестно, потому что Джули почти никогда не проказничала.
– Люк не выходит из дома с 1976 года, – сказала Джин. – Обычно он так не грубит. Мне правда очень жаль. У него скоро очередное обследование.
Похоже, это шокировало мать Джули.
– Обследование? – повторила она.
Может, Люк сумасшедший, подумала Джули.
– Да. У него аллергия на солнечный свет, – объяснила Джин.
Следующие полчаса взрослые беседовали, а Джули размышляла. Что значит «аллергия на солнечный свет»? У нее была аллергия на осиные укусы, Джули от них вся распухала. В последний раз, когда ее ужалила оса, пришлось идти в больницу сделать в попу укол. Она представила себе, как Люк распухает на солнце и взрывается, будто мяч, полный желтого гноя. Она слышала сочувственные вздохи матери; та всегда вздыхала, когда другие взрослые рассказывали ей о своих проблемах; обычно про болезнь или «семейную катастрофу». В этот раз на Джули посыпалась целая куча непонятных медицинских терминов – судя по всему, Люк страдал от какой-то напасти под названием «экс-пи». Джули не могла уследить за разговором и начала расковыривать старую болячку на пальце.
– Он просто сидит в своей комнате и все время смотрит телевизор, – сказала Джин. Она перевела взгляд на Джули, потом снова на ее мать. – Купили ему на день рождения в том году. С тех пор он к нему как приклеился, и мы не знаем, что делать. Он даже книжек больше не читает – а раньше глотал одну за другой, – она шмыгнула носом. – Ему бы не помешало завести друга из сверстников, играли бы вместе. По крайней мере, отвлекся бы от этого ящика, – она немного всплакнула и тысячу раз извинилась, точь-в-точь как мать Джули порой.
– У него есть свой телевизор? – спросила Джули. Она представить не могла, что может быть шикарней. Ни у кого из ее знакомых не было телевизора в спальне, даже у богатенькой Джоанны, которой на день рождения подарили надувной резиновый замок.
– Джули, – смутилась ее мать.
– А что? – возмущенно сказала та. – Я просто спросила.
Мать укоризненно посмотрела на нее, и вскоре Джули, успев еще немного поерзать, повздыхать и поковырять коросту, была препровождена домой.
– Несчастный мальчишка, – сказала мать отцу Джули вечером за ужином.
Они сидели и ели рыбу с жареной картошкой в гостиной, среди наполовину распакованных вещей. Отец рассказывал, как идет подготовка к занятиям в колледже, а мать жаловалась, сколько всего ей нужно еще прочитать до начала дипломного курса в политехникуме. Теперь они говорили об этом чудике Люке. Джули свернулась клубочком на коричневом диване, читала журнал «Убойные хиты» и притворялась, что не слушает.
– Чем-чем он болеет? – спросил отец.
– «Экс-пи», – неуверенно ответила мать. – Это какое-то сокращение, не запомнила, что оно значит.
– «Экс-пи». Гм-м. Никогда не слышал.
– Очень редкая штука, наверно.
Отец включил «Би-би-си-2». Джули затаила дыхание. Вот-вот начнется очередная серия «Молодых», и если затаить дыхание, ее, возможно, никто не заметит, и она сможет посмотреть кино целиком, прежде чем ей велят чистить зубы и идти в кровать.
– Она действительно странная женщина, – говорила тем временем мать Джули. – Хрустальные коньячные рюмки и гостевая комната, – пробормотала она мужу, и оба захихикали, после чего полностью сосредоточились на ТВ. Когда пришло время ложиться спать, Джули расслышала, как отец сказал матери что-то не очень понятное. Что-то насчет того, что здесь, должно быть, на вечеринках часто меняются женами. Эта мысль их очень рассмешила, но показалась Джули крайне подозрительной. Кому это нужно – менять свою жену? Она подумала о толстой женщине из соседнего дома, о ее пальцах-сардельках и золотых кольцах, и ей стало интересно: если у той есть муж, не предпочел бы он ее на что-нибудь обменять? Скорее всего да. Вот они, наверное, о чем. Улыбаясь, довольная, что наконец поняла шутку, она надела ночнушку «Мой маленький пони» и заснула, слушая, как родители занимаются сексом.
Новая школа Джули была в десяти минутах ходьбы от дома. До переезда школа была куда ближе, и родители решили, что десять минут – это слишком, и Джули не стоит ходить одной. Маньяки-чужаки подстерегали по всей промышленной зоне, особенно – среди широких полей, на самой короткой дороге до школы. В полях рядом с новым домом желтела высокая трава, к ним вела заросшая аллея возле шинного завода. Джули нравилось там играть. Она поняла, что может спрятаться в высокой мягкой траве и сделать маленькое, уютное, словно колыбель, гнездышко, где ее никто не найдет. Однажды она подслушала, как ее мать сказала мужу: мол, рано или поздно в этих полях найдут детский труп. В следующий раз она легла в желтую траву, надежно спряталась, замерла и представила себя бледной, холодной и мертвой. И вдруг поняла, что больше сюда не сунется.
В конце концов она стала ходить в школу с Лиэнной, девочкой из дома № 12: Хелен зашла туда в гости и спросила мать Лиэнны, нельзя ли Джули ходить с ее дочкой. У Лиэнны уже была компания – Сьюзи и Керри, близняшки с параллельной улицы. Лиэнна поддалась на уговоры своей матери и согласилась брать с собой заодно и Джули.
В ночь накануне первого дня занятий, готовясь ко сну, Джули увидела, что Люк смотрит на нее из окна. Она знала, что его спальня как раз напротив – из обеих были видны два гаража и подъездная дорожка, разделявшая № 17 и № 18, – но раньше он никогда на нее не смотрел. Когда их взгляды встретились, он скорчил смешную рожу, и она засмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33