Их изрядно тряхнуло, швырнуло вперед. Хорошо еще, что скорость была небольшая. Гонората поправила корзинку с фарфором на заднем сиденье. Густлик подал машину назад, выскочил и стал ее осматривать.
— Можно будет ехать?
— Если вот выправить…
Густлик ухватился за конец согнутого бампера, защемившего колесо, уперся ногой в сверкающий никелем металл и стал изо всех сил тянуть на себя.
Бампер не поддавался. Пришлось прибегнуть к помощи ломика. А время шло. Когда наконец удалось отогнуть железо настолько, что колесо могло свободно вращаться, вдали на дороге показался грузовик с немцами. Из-за него выскочили три мотоцикла. Расстояние до них стало быстро сокращаться.
Елень вскочил в машину, дал газ, включил сразу вторую скорость. «Если не смотреть, куда едешь, — подумал он, — то заедешь туда, откуда уже не возвращаются».
В смотровом зеркале отразилась взлетевшая сзади ракета. Елень прибавил газ, петляя то вправо, то влево, выбирая дорогу поровнее. Над самой машиной пронесся клубок света, рассыпался вишневыми звездами в нескольких метрах перед смотровым стеклом.
— В нас стреляют? — испуганно спросила Гонората.
Она спрятала голову за спинку сиденья, прижала руками косы к ушам, вытянув нечаянно ленту.
— Пока нет, — ответил Густлик, — просто предлагают остановиться, а потом схватят и расстреляют.
— И мы остановимся?
— Черта с два! Берите-ка эти шарики и вытаскивайте кольца. — Елень протянул руку, вырвал зубами предохранитель и добавил: — А потом швыряйте их назад, за машину.
Девушка послушно поставила гранату на боевой взвод.
— Назад, за машину? — переспросила она, не совсем ясно представляя, как это делать.
В зеркало Густлик уже видел лица мотоциклистов, которые, резко увеличив скорость, все больше сокращали дистанцию.
— Вот так, — высунув руку за окно, он перебросил гранату назад через крышу машины.
Гонората повторила его движение. В тот же миг затрещала автоматная очередь и сверху просвистел рой пуль. Несколько попало в цель, продырявив кузов. Три маленькие дырочки, окруженные сеткой трещинок, появились на смотровом стекле.
— Стреляют? — спросила Гонората, продолжая срывать предохранители и швырять гранаты на дорогу.
— Угу, — буркнул Густлик.
Правда, голоса его почти не было слышно, потому что прошло уже три секунды после броска первой гранаты и теперь разрывы грохотали один за другим, а из травы, из дорожных рытвин внезапно вырастали черно-красные кусты. Мотоциклисты старались обойти их, проскочить между ними, но вот сначала один, следом за ним второй попали в воронки и полетели в сторону, прямо на деревья.
Солдаты из грузовика несколько секунд вели частый огонь, но, наскочив на гранату, машина застряла на дороге с оторванным передним колесом.
— Хватит! — крикнул Густлик и придержал Гонорату за руку.
Только теперь девушка оглянулась и увидела, что вспышки пламени и клубы пыли от разрывов гранат тянутся за машиной по опустевшей уже дороге.
Когда в воздухе рассеялось последнее облако пыли, Гонората опустилась на свое место. Впереди группы немецких солдат переходили с правой на левую сторону дороги. Завидя машину с флажком, они уступали ей дорогу.
— Вот здорово! — радовалась девушка.
Внезапно сверху машину накрыла тень, в воздухе засвистело, дымные строчки трассирующих пуль прошили кроны деревьев и над самыми их вершинами промчались польские штурмовики.
— Здорово, да не совсем! — отозвался Густлик. — Не хватало только угодить под свои бомбы.
Он неотрывно осматривал в зеркальце дорогу сзади, а сквозь окна — впереди и по сторонам: везде, куда ни глянь, во взводных колоннах немецкая пехота.
— Гонората, вы меня любите?
— Может, и люблю.
— А сделаете, что я попрошу?
— Сделаю, — решилась девушка.
— Как только доедем до канала — я скажу когда, — вы во весь дух помчитесь через мост и первому попавшемуся скажете: «Плютоновый Елень сдерживает превосходящие силы противника и просит помощи».
— Но…
— Гонораточка, дорогушечка, один этот раз не откажите мне. Хорошо?
— Хорошо.
Густлик прибавил газ, и черный генеральский лимузин, прыгая на рытвинах, рванулся вперед.
Канал, который ночью форсировали танки и мотоциклы передового отряда поручника Козуба, под прямым углом ответвлялся от канала Гогенцоллерн и, протянувшись с севера на юг, мог служить хорошим прикрытием фланга войск генерала Штейнера. Для этого надо было только разрушить на нем все мосты и воспрепятствовать огнем переправе противника.
Пехотный взвод немцев с группой минеров подошел к разводному мосту и остановился на опушке леса. Офицер внимательно осматривал в бинокль местность с вершины той самой высотки, на которой ночью сидели Лажевский и Козуб. Поле впереди казалось совершенно пустынным, и только на другой стороне канала по тропинке вдоль насыпи сновал мотоцикл. Он мчался на юг, потом тормозил, поворачивал и с той же скоростью несся на север. Лейтенант никак не мог взять в толк, что он там делает, какое выполняет задание.
Усталые солдаты улеглись в тени под кустами, отирая с лица пот и расстегнув мундиры. За спиной офицера стояли два связных, и он наконец обратился к ним, указав на мотоциклиста:
— Обстрелять!
Солдаты козырнули и, пригнувшись, бросились в сторону канала. Перебегая от куста к кусту, они вскоре исчезли из виду.
Офицер какое-то время еще всматривался им вслед — не покажутся ли снова, а потом, заслышав за спиной быстро нарастающий шум мотора, обернулся. Между деревьями мелькнул черный силуэт, пропал, и вот чуть в стороне появился генеральский лимузин.
Командир взвода вышел на дорогу и поднял руку, чтобы задержать подъезжающего.
Однако тот, видимо, не догадывался об опасности и близости противника и скорости не сбавлял. В самый последний момент офицер едва успел отскочить в сторону. Что-то его, однако, встревожило, он выхватил из кобуры пистолет и прицелился в покрышку. В тот же миг взорвались две гранаты, выброшенные из окна промчавшейся машины.
Солдаты вскочили с места, кто-то крикнул, не разобрав, что случилось, кто-то склонился над бездыханным офицером. Тем временем машина отъехала метров на сто и внезапно исчезла из виду, словно провалилась сквозь землю. Запоздалая автоматная очередь только скосила несколько ивовых веток. Пули просвистели высоко над противотанковым рвом, на дне которого, увязнув в глубокой грязи, застрял генеральский «мерседес» с простреленными стеклами, продырявленной крышей и багажником, простроченным автоматной очередью.
— Гоноратка, беги! — приказал Густлик.
— А ты останешься?
— Останусь. Не спорь со мной, беги, — показал он в сторону моста.
17. Один
Гонората перекрестилась, перекрестила Густлика и бросилась бежать со всех ног. Не оглядываясь, она бежала сначала по дну рва, потом свернула в кусты в направлении сторожки.
Она не относилась к числу тех, кто безрассудно выполняет все, что от них требуют. Наоборот, в ней будто сидел какой-то бесенок противоречия и ей не раз доставалось даже от матери за непочтение старших. И Густлику она готова была подчиняться, только когда это сообразовывалось с ее намерениями. Однако на этот раз она подчинилась ему вопреки своей воле. Ей хотелось быть с ним, но она оставила его, потому что в голосе солдата звучало что-то такое, что заставило ее уступить. «Гонораточка, дорогушечка, — сказал он, — один этот раз не откажите мне…»
Она вспоминала слова Густлика, не забывая при этом внимательно поглядывать налево, чтобы не попасть в поле зрения немцев, засевших в лесу.
До сторожки оставалось пробежать совсем немного, а там уже недалеко и мост, как вдруг она наскочила на двух притаившихся в засаде немцев. Припав на колени и выставив автоматы в сторону канала, они таращили глаза на противоположный берег; словно ожидали увидеть там черта, и шаги Гонораты прозвучали для них как гром среди ясного неба.
— Ты что здесь делаешь? — спросил один из них.
Второй оглядывал кружева в ее волосах, косы, белый фартучек и глуповато улыбался, все шире раскрывая рот.
Гонората выдернула чеку из зажатой в руке гранаты и швырнула ее, как камень, в голову ближайшего немца.
Тот схватился за лицо и упал. Второй бросился к девушке, хотел схватить ее за горло, но получил такой удар коленом в живот, что перегнулся пополам.
Граната скатилась вниз по бетонным плитам, упала в воду и взметнула оттуда столб брызг, оглушив всех троих.
С минуту они лежали неподвижно. Потом Гонората поднялась, потрясла головой: в ушах звенело от грохота разрыва. С трудом вскарабкалась по насыпи и, собрав силы, пустилась бежать к мосту.
Один из немцев приподнял голову, тяжело встал на колено. Его качало, как пьяного. Увидев, что девушки ему не догнать, он поднял автомат и, прежде чем нажать на спуск, долго целился в бегущую, преодолевая тошноту от контузии. Сухо щелкнул затвор — осечка.
— Доннерветтер! — выругался он, перезаряжая автомат.
В этот момент на противоположной стороне Лажевский, привлеченный взрывом гранаты, съехал на мотоцикле по насыпи и выскочил на мост. Увидев бегущую девушку и целящегося в нее немца, подхорунжий мгновенно оценил ситуацию, на ходу соскочил с мотоцикла, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил.
Он промахнулся, но жизнь Гонораты спас: немец, увидев более опасного противника, перевел ствол автомата с бегущей на мотоциклиста. На долю секунды опередив очередь, Магнето упал, откатился в сторону под защиту парапета. В тот момент, когда пули зазвенели по металлическим фермам моста, он высунулся из-за усеянной заклепками балки и выстрелил снова, на этот раз без промаха.
Не успел он встать, как рядом упала Гонората:
— Плютоновый Елень дерется с превосходящим противником и велел прислать помощь.
— Ладно.
Подхорунжий поднял мотоцикл, валявшийся на мосту и беспомощно вращавший в воздухе передним колесом.
— Поедем к нему? — спросила она с надеждой.
Сверху просвистели первые пули, выпущенные из леса в трехстах метрах от них.
— Нет. С одним пистолетом тут не управиться, — ответил Лажевский. — Садись и держись крепче.
Девушка обхватила его двумя руками, Магнето дал газ и, преследуемый очередями двух пулеметов, полез с моста вверх на насыпь.

Застигнутый врасплох немцами в гостях у Гонораты, отрезвев от двух выпитых бокалов кофе и ведра холодной воды, вылитой на голову, Густлик поначалу думал только об одном: как бы уберечь девушку и не проститься с жизнью. Но в гараже, готовя машину к побегу, он припомнил утренний разговор возле танка: Вихура рассказывал об упорных боях второй армии, а Янек выражал беспокойство по поводу артиллерийской канонады северо-восточнее Крейцбурга. «Так, может быть, это не какая-нибудь мелкая группа, застрявшая у нас в тылу, а передовой отряд полка?..»
То, что он увидел на лесной дороге, подтверждало самые худшие предположения. Тогда он решил залечь у моста, а Гонорату послать предупредить своих. Ведь там никто ни о чем не догадывается, и даже несколько танков или рота пехоты внезапной атакой могут захватить город и овладеть лагерем. Тысячи людей, которым несколько дней назад их танковый отряд вернул жизнь, оказались бы обреченными на неминуемую смерть.
Он не мог допустить, чтобы им вторично был вынесен смертный приговор. Они говорили на непонятных языках, он не знал их городов, сел и имен, но, когда видел, с каким трудом они поднимают отяжелевшие головы на тонких шеях, когда клал ломти хлеба в синеватые руки, полупрозрачные, словно перепончатые птичьи лапки, он испытывал чувство, что с того дня, когда «Рыжий» снес проволочное заграждение и высадил ворота лагеря, эти люди оказались под его защитой и он в какой-то мере несет ответственность за их возвращение домой.
Поэтому, отослав Гонорату за канал, он остался у противотанкового рва. Остался с автоматом, двумя запасными дисками по семьдесят два патрона в каждом и парой десятков гранат на полу генеральского «мерседеса». Он выбрал из них четыре: одну сунул в карман, а три повесил на пояс.
Вскарабкавшись по обрывистому скату, он притаился в воронке от артиллерийского снаряда, который, угодив в край рва, вырыл довольно глубокий окоп, хорошо укрытый со стороны леса густым ивняком. Оставаясь невидимым, отсюда он мог просматривать все подступы, а это и было как раз то, что нужно, чтобы, притаившись как дикая кошка, перекрыть дорогу, не обнаруживая по возможности дольше своей позиции.
Возможно, противник обойдет стороной это место, двигаясь прямо в направлении на Берлин. Он припомнил, как говорил Лажевскому, — как раз где-то тут, неподалеку, — что хорош тот командир, который умеет выиграть бой, не открывая огня.
Гул орудий раскатывался по горизонту, разрывы снарядов непрерывно грохотали, словно катилась тяжелая груженая телега по мощенной булыжником дороге то в сторону Берлина, то обратно.
В задымленном небе вились три штурмовика и десятка четыре «ильюшиных» непрерывно обрабатывали бомбами и ракетами колонны противника. Но в знакомом, неподалеку расположенном лесу было спокойно и тихо. Он весело и приветливо зеленел весенней свежей листвой. Оттуда никто больше не появлялся, и даже никакого движения там не было заметно. Возможно, немцы, потеряв командира, отступили или двинулись дальше на юг.
С юга ветер донес рокот. По насыпи на противоположной стороне канала мчался, приближаясь, мотоцикл. Не иначе это подхорунжий за ним — жмет по тропинке со скоростью километров восемьдесят с гаком. Но где же Гоноратка? Она должна бы уже добежать до моста.
Возле будки ухнула граната. Мотоциклист прибавил газ и съехал с насыпи вниз. Раздался пистолетный выстрел, потом автоматная очередь, снова одиночный выстрел.
Еленю вдруг сделалось жарко. Он вытер рукавом лоб и, заметив, что все еще сидит в фашистском мундире, сорвал с себя коричневую куртку и швырнул ее на дно рва.
— Лучше бы мне правой руки лишиться… — пробормотал он горестно.
С опушки леса застрочил немецкий пулемет. Трассирующие пули указали цель — мотоцикл, преодолевший высокую насыпь за мостом. И без бинокля Елень рассмотрел на заднем сиденье яркое пятно юбки и, как ему показалось, даже косы, развевающиеся на ветру.
Прежде чем светящаяся трасса домчалась до конца, Густлик стоял уже на колене, прижав приклад автомата к плечу; поймал на мушку пулеметные вспышки и нажал на спуск. Он всадил с десяток пуль в зелень ивового куста, потом еще на метр правое, чтобы не промахнуться, если тот, за пулеметом, отклонится в сторону. Слева что-то мелькнуло, закачались ветви, и он прокосил их длинной очередью. Автомат бил ровно и подрагивал и руках, как живое существо, и Елень с благодарностью подумал, что они вдвоем, он и автомат, управились с фашистским пулеметом: тот захлебнулся после первой же очереди и не сумел настичь подхорунжего и Гонорату. Повернув на секунду голову, Густлик заметил, как мелькнуло, исчезая, красное пятно юбки, и даже хлопнул рукой по колену от радости, что они успели укрыться от огня.
Пулемет все-таки заставил его открыть огонь, обнаружить свою позицию. Исчезла последняя надежда, что удастся спокойно дождаться подхода своих. А пока они не подойдут, на плютоновом Елене лежит ответственность за сковывание противника и удержание моста.
Опершись спиной о крутой скат воронки, он посмотрел еще с секунду на облачко пыли, повисшее над насыпью в том месте, где исчез мотоцикл подхорунжего. Над ним неслись запоздавшие, но все более плотные пулеметные очереди. Елень сполз на дно рва, отломал генеральский флажок с радиатора и воткнул его в изрешеченную крышу. Потом зазубренным осколком провел вдоль тени черту.
Резким рывком он открыл продырявленный багажник. Здесь было немало разного добра, но Густлику пригодилось только одно — саперная лопатка. Потом он сложил в брезентовую сумку остаток гранат, скатившихся с сиденья на пол, поправил корзину с фарфором. На дне в ней позвякивало, но не очень. Если оставшееся удастся сохранить, Гоноратке будет чем накрыть праздничный стол.
Стихли автоматные очереди, донеслась неразборчивая на таком расстоянии команда. Елень тревожно вслушивался, потом, поплевав на ладони, взял лопату, вскарабкался до склону рва наверх и осторожно выглянул наружу.
Выглянул как раз вовремя; по полю, не скрываясь, приближалась группа немцев. Для порядка они стреляли из автоматов, сея впереди пули, не думая, однако, что одинокий стрелок, пославший минуту назад несколько очередей в их пулемет, отважится оказать сопротивление.
Густлик, прикинув, что расстояние еще чересчур велико, решил подпустить их ближе. При соотношении сил один к десяти элемент внезапности мог ему помочь больше, чем выпущенные в воздух пули. «Огонь, который не поражает, придает противнику только смелости», — припомнил он положение из боевого устава и решил, что нажмет на спусковой крючок не раньше, чем отчетливо станет видна свастика в когтях орла на груди у самого ближнего немца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94