— Можно, я тебе что-то скажу? — спросил Григорий.
— Слушаю, — ответила она дрогнувшим голосом и присела на край постели, откинувшись назад, опираясь на руки.
Григорий закусил губы, отвел от нее глаза и, вспомнив лицо Хани, сказал совсем не то, что собирался сказать в первый момент:
— Ты можешь спать здесь. Я лягу у двери и никого не пущу. — Он опустился на колени у ее ног и говорил, поднимая к ней свое лицо.
— И сам не войдешь? — спросила она с иронией.
— Нет. Даю слово. Я ведь говорил тебе, что полюбил Ханю, только ее одну. А как теперь узнать…
Лидкино лицо изменилось, застыло в злобной усмешке.
— А ты напиши. Почтальон разберется. Но, чтобы ты потом не ошибался, пусть она покрасит левое ухо зеленой краской…
В приоткрытую дверь проник черный кот, за ним Шарик. Комната наполнялась мяуканьем и лаем. Полетели на пол мелкие предметы с подзеркальника. Кот пронесся по постели и опять вылетел в обеденный зал, собака — за ним. Кот выскочил в окно.
— Шарик! К ноге! — крикнул Янек, а потом погладил собаку. — Ну, тихо, спокойно, выгнал злого духа из дворца, а теперь тихо… Это, должно быть, блокнот радиста. Здесь даже какие-то буквы, посмотри, Густлик.
На листке чернели крупные знаки торопливой записи: «Ein V. n. 11».
Елень пододвинулся ближе, наклонил голову и медленно прочел:
— Айн фау эн, одиннадцать. Черт его знает, что это такое?..
— Тихо, Шарик, — продолжал успокаивать собаку Янек.
— Чего там «тихо», — проговорил Густлик. — Слышите? Да не собака это — самолет, — показал он в сторону окна. — Спусти-ка, парень, эту штору! — попросил он Томаша и опять вернулся к немецкому блокноту. — Айн фиртэль нах эльф… Черт! — закричал он и схватил свой автомат. — Это означает: «Четверть двенадцатого». Мы собирались предупредить часовых у моста о десанте завтра, а они сегодня… Сколько сейчас?
— Двенадцать минут двенадцатого, — ответил Янек, быстро погасил лампу, подошел к окну и приподнял штору.
Они не только услышали, но на фоне светлого неба ясно увидели транспортные самолеты: один, второй, третий. Ниже, прямо над дворцом, просвистели два истребителя прикрытия.
— Много, — сказал Янек.
— Янек, мне кажется, первое, что ты должен записать в этой книжечке, это что бабам впредь не верить. Эта парашютистка нас надула: сказала, что десант прилетит завтра.
Из спальни вышел Григорий с лампой, за ним Лидка.
— Почему так тихо? Что вы там разглядываете?
— Погаси лампу, — приказал Янек.
Теперь у окна стояли все шестеро. Самолеты снизили скорость и начали выбрасывать парашютистов.
— Вихура, ты останешься здесь с Лидкой, грузовиком и собакой.
— Не останусь, — ответил шофер. — Там будет горячо и каждый ствол пригодится. — Он схватил кружку со стола и торопливо допил содержимое.
— И я хочу быть с вами. Хватит этих поездок отдельно! — тряхнула головой девушка.
— Что это вам, сейм, что ли? Прекратить разговоры! — разозлился Кос. — Хорошо. Ты, Лидка, садись к пулемету рядом с Гжесем, — приказал Янек, — а вы, Вихура и Черешняк, как десант — на танк!
Один за другим они выскочили в окно.
— Он обо мне думает, — занося ноги через парапет, ухитрилась прошептать Лидка грузину, — сначала хотел оставить, чтобы была в безопасности, а теперь взял, чтобы была ближе к нему.
— Лидка!
— Бегу! — весело откликнулась она.
Когда Лидка прибежала к танку, мотор уже работал и все члены экипажа были на своих местах. Тысячекратная тренировка — лучший союзник солдата, а танкисты проскальзывают в свою машину, как пальцы одной руки в удобную старую рукавицу. Когда на темном горизонте замигали первые световые очереди, «Рыжий», вконец разломав ворота, вырвался из-за сельских построек и погнал на полных оборотах в ту сторону, куда ракеты показывали место выброски десанта.
На броне, ухватившись за скобы, сидели Вихура и Черешняк. В открытом люке стоял Янек.
— Слева пролом… Газ!
Сначала довольно долго танк несся по грунтовой дороге, потом впереди замаячила возвышенность, танк выскочил на мостовую, на крутой въезд железнодорожного виадука, резко свернул.
— Тише… Тише… Стоп! — крикнул Янек. — Стой!
Механик затормозил. Гусеницы, высекая искры, скользнули по мостовой в сторону обрыва. С минуту трудно было решить, свалит или нет сила инерции «Рыжего» вниз, но в этот момент попался участок разбитой мостовой, гусеницы зарылись в нее и затормозили.

Капитан Хуго Круммель прыгал с парашютом в Польше и в Норвегии, приземлялся с десантом на Крите, среди зеленых полей Голландии и в глубоком, белом, как сама смерть, снегу под Сталинградом, привезя с собой последние инструкции и фельдмаршальские погоны для Паулюса. Прыгал один, прыгал втроем, прыгал среди тысяч пятнистых зонтиков из шелка. Сегодняшнее задание было знаменательным — открывало новую, девятую, сотню прыжков. Немногие могли сравниться с Круммелем, потому что в этом роде войск люди тают быстрее, чем сохнет грязь на солдатской шинели, но все же были у него в группе и старые волки, взять хотя бы фельдфебеля, прозванного Спичкой, которого он узнал и оценил еще на Крите.
Круммеля не смутило молчание наводящей радиостанции в Шварцер Форст. Десант — не оркестр, чтобы все играло слаженно. Всегда что-нибудь да случится. Может, просто-напросто подвел какой-нибудь дурацкий конденсатор в передатчике, но десантник должен уметь обойти или преодолеть любое препятствие. Главное, что сумели опознать объект, что прикрытие оказалось не слишком сильным: всего два блиндажа по одному солдату в каждом. Резервы у поляков далеко, и к тому же они хуже знают местность, на которой вот уже триста лет господствуют немцы.
Монотонный, вибрирующий рокот моторов стал тише. Летчик зажег предупредительный сигнал.
Круммель взглянул через окошко вниз, увидел там поблескивающую ленточку реки и на секунду подумал о своем старшем брате — командире подводной лодки. Недавно они одновременно получили Железные кресты с дубовыми листьями и мечами. А выполнив это задание, он утрет нос Зигфриду, о чем мечтает с детства.
Около транспортного самолета промелькнули в пике два истребителя и выпустили ракеты по блиндажам.
Загремела открываемая дверь, засвистел ветер, и вслед за этим сразу замигал зеленый сигнал.
Раздалась команда, и посыпались вниз автоматчики, прыгнул Спичка, за ним Круммель. Он еще в воздухе разглядел, что ближайший блиндаж прикрытия разбит снарядом, что стреляет только блиндаж за рекой, то выпуская очередь из пулемета, то зовя на помощь желтыми звездочками сигнальных ракет.
Круммель развернулся, чтобы приземлиться по ветру, соединил ступни и мягко перекувырнулся в высокой траве. Когда он поднялся и освободился от парашюта, то увидел, что никакие дополнительные команды не требуются: к нему уже подбегал связист, двое парашютистов разбивали контейнер с фаустпатронами, а автоматчики рысью бежали к мосту.
Кто-то приземлился на самом берегу реки и, указывая направление затерявшимся в кустах близкого леса, одну за другой швырнул три гранаты на железнодорожную насыпь.

Когда Григорий выскочил из танка на край выемки, около близкого уже моста взорвались три гранаты. Усилился огонь немецких автоматов и заглушил стук одинокого «Дегтярева».
Янек соскочил на землю и побежал впереди танка. Виадук над путями сгорел, остались только узкие железные балки, висевшие над землей на высоте двух этажей.
— Объезжай кругом, — сказал Янек механику.
— Не успеем. Наши зовут на помощь ракетами, а немцы уже все высадились, — покачал головой Григорий, глядя на улетавшие самолеты, а потом на узкие балки виадука. — Если бы они выдержали…
— Выдержат. Ведь только настил сгорел.
Он еще раз взглянул в двухэтажную пропасть сквозь обглоданную огнем конструкцию.
— Поехали!
Тем временем подошли Вихура и Черешняк.
— По этим жердям? — поразился шофер и быстро решил: — А мы низом, на той стороне догоним.
И, дернув Томаша за рукав, он побежал к откосу. По росистой траве они сидя легко съехали вниз, перебежали пути и начали карабкаться на другую сторону выемки.
В этот момент танк двинулся вперед. Снизу они видели, как на фоне усыпанного звездами неба огромная машина медленно вползает на железные балки и продвигается вперед, будто подвешенная на двух тросах. Под гусеницами стонала натруженная сталь. Рассыпаясь, летели вниз куски разъеденного огнем железа. За танком спокойно следовал Шарик.
— Ну и цирк! — прошептал Вихура. — Одно неверное движение и — господи помилуй!
— Гармонь осталась на столе, — вспомнил Томаш. — Могут украсть.
Он ни на секунду не сомневался, что танк пройдет. Если бы кто-нибудь попробовал объяснить ему всю опасность ситуации, он, наверно, ответил бы, что раз кучер не боится…
Подобным образом думала и Лидка. Она видела, как Саакашвили разговаривал с Косом, а потом даже не выглянула посмотреть, куда они едут, не чувствовала никакого страха, поскольку стреляли еще не по ним. «Рыжий» продолжал спокойно, медленно продвигаться вперед, и она с удивлением заметила, как на лбу грузина начинают выступать крупные капли пота, как он нервно покусывает верхнюю губу.
— Боишься? — толкнула она Григория в бок.
Механик не ответил. Не отрывая взгляда от противоположного берега, он крепко держал в руках штурвальные рычаги.
— Боишься! — повторила Лидка и подняла руку, чтобы дать ему тумака посильнее.

Десантники атаковали мост. Два пулеметчика по очереди блокировали огнем амбразуру блиндажа. Блиндаж ловил короткие перерывы и отвечал яростным огнем, но по путям под прикрытием темноты, рельсов и металлических конструкций уже ползла штурмовая группа с фаустпатронами. Немцы прицелились и по команде фельдфебеля Спички выстрелили одновременно из трех труб. Желтые вспышки прогрохотали как один взрыв, и блиндаж замолк.
Погасли огоньки выстрелов, замолчали очереди. Теперь немцам никто не мешал. Усиленное отделение перебежало на другой берег, заняло позиции, чтобы создать прикрытие на случай прихода польского подкрепления. Тем временем саперы, как черные пауки, сновали по фермам моста, прилаживали заряды на опорах, соединяли кабели, осторожно закрепляли капсюли.
Заквакали лягушки, которых не пугал стук металла. Ефрейтор у пулемета уловил нарастающий, все приближающийся шум, приподнялся и начал прислушиваться. Ему мешали истребители, которые прикрывали высадку с воздуха и сейчас делали последний, прощальный круг. Прежде чем самолеты исчезли, ефрейтор различил темный силуэт, двигавшийся за живой изгородью, защищавшей пути от снеговых заносов. Он узнал Т—34 и закричал что было силы:
— Внимание, танки!
Ефрейтор припал к пулемету и дал очередь. Из-за башни ему ответил автомат Вихуры и орудие. Снаряд разворотил окоп, пулемет замолчал.
Кос поднял ствол, чтобы мост был в прицеле, дал очередь из автомата. Двое саперов упали в воду.
— Лидка, не спи, — сказал он по внутреннему телефону и, услышав длинную очередь нижнего пулемета, добавил: — Целься спокойнее, стреляй короткими очередями.
Янек увидел вторую огневую точку на своем берегу и уничтожил ее двумя снарядами. Густлик молниеносно заряжал орудие после каждого выстрела, послюнявив палец, снимал предохранитель и докладывал:
— Готово… Совсем готово.
— Вперед, подъезжай к блиндажу.
Григорий поставил танк за бетонными развалинами. Немцы прекратили огонь. Янек, приоткрыв люк, осторожно огляделся вокруг.
— Они, сволочи, уже заложили заряды. Вот-вот подключат кабели.
— Рванем на тот берег? — спросил Григорий.
— Нет. Ночью и без прикрытия? Они нас без труда прикончат фаустпатронами.
Слушая этот разговор, Томаш открыл рот, словно хотел что-то сказать, но так и не смог.
— Может, порвать провода снарядами? — предложил Густлик.
— Попробуем, — согласился Янек, — правда, шансов мало.
Хлопнул закрываемый люк. Выстрелило орудие. Вихура, укрывшись за башней, высматривал цель и время от времени нажимал на спусковой крючок.
— Рядовой Черешняк, как там…
Вихура оглянулся, но на танке никого не было. Только лежал автомат нового члена экипажа.
Приоткрыв крышку люка, Кос выстрелил в сторону противоположного берега ракету. В ее резком свете танкисты увидели мост и небольшую группу парашютистов, меняющих свои позиции в зарослях ольхи на той стороне реки. Этот берег был почти голый, поросший лозой только у самой воды.
В зарослях лозы Томаш стащил с себя рубашку и придавил одежду камнем. Повесил на грудь рядом с ладанкой садовый нож, найденный сегодня в брошенном немцами доме. Зачерпнул в ладони воды, сделал глоток, второй, а потом перекрестился, приготовился и нырнул.
Вода в реке еще не согрелась после зимы, она стальным обручем стиснула ему грудь. Томаш высунул голову из воды далеко от берега. Плывя на боку, сделал несколько гребков рукой и опять нырнул под воду. И вовремя, потому что немцы его заметили: короткая очередь прошла рикошетом по воде там, где он только что сделал движение рукой.
Долго не было видно Томаша. Стрелявший немец, видимо, решил, что попал в цель, но он рано радовался. У самого берега, под прикрытием омытого водой валуна вынырнула голова. Черешняк вытер глаза рукой и посмотрел вверх, на различимую на фоне неба паутину кабелей. В воздухе над берегом они сплетались в один шнур, который шел к верху откоса и пропадал там в черной траве.
По верхнему краю берега время от времени взметались разрывы снарядов «Рыжего». А над камнем подстерегали немецкие очереди. Томаш сделал вдох и еще раз нырнул под воду.
Медленно, стараясь не плескать, Томаш выплыл в тени моста. Выждав немного, чтобы убедиться, что его не заметили, он выполз на берег под защиту опоры. Но отсюда он, однако, не мог дотянуться до кабеля, не выходя в полосу массированного огня. Он срезал ножом ветку ольхи с суком. Попробовал подтянуть ею провод, но пули тут же срезали ветку.
Дрожа от холода, а может быть и от нервного напряжения, Томаш вновь повесил на шею нож с загнутым, серповидным лезвием. Перекрестился еще раз, присел и, подскочив, ухватился за ферму моста. Подтянулся и полез по ней в сторону реки, вцепившись руками и ногами, а потом одним броском прыгнул, схватил кабель в воздухе и сквозь сеть трассирующих пуль упал в воду.

«Рыжий» сделал уже более тридцати выстрелов из своего орудия, когда прибыла подмога. Цепь пехоты короткими перебежками вышла на берег и залегла в старые окопы.
— Свои, свои! — кричали солдаты в сторону танка.
— Вы не орите, вы лучше фрицев поливайте! — в ответ им крикнул Вихура.
Два батальонных миномета открыли огонь с позиций за железнодорожной насыпью, закудахтали пулеметы, огрызнулись автоматы.
Командир пехотинцев подбежал к «Рыжему». Вихура застучал по броне, и Янек приоткрыл люк.
— Пойдете через мост? — спросил офицер.
— Хорошо. Но только за вами.
— Согласен. — Хорунжий козырнул и побежал к своей цепи.
Подготавливая атаку, заговорили минометы. Часто грохотала танковая пушка.
— Вперед!
Пехота поднялась и с криками бросилась через мост. За ней по железнодорожным шпалам лез «Рыжий», без устали ведя огонь по противнику.

Тремя минутами раньше парашютисты отползли от берега, перебежками отступили через седой от росы луг и пропали в тени леса. Капитан Круммель приказал отступать, как только показался танк, ни на минуту не допуская мысли, что в ночи действует одиночный танк. К тому же задание было почти выполнено (ключ от подрывной машинки матово поблескивал в его руке), и но было смысла рисковать людьми, которых ожидала более важная и тяжелая работа.
Весь отряд уже скрылся в лесу. Около капитана остались только связные и два сапера. Круммель выжидал до тех пор, пока с того берега не двинулась пехота, пока он не увидел, что танк достиг середины моста.
— Давай! — приказал Круммель.
Сапер повернул ключ, и… взрыва не последовало.
— Доннерветтер! — выругался солдат.
Капитан сжал кулаки, молча дал знак рукой, и немцы все разом бросились в сторону недалекой черной полосы деревьев.

По другую сторону реки «Рыжий» сполз с насыпи, остановился и открыл люки. Подошел хорунжий, пожал руку Густлику и Янеку, которые соскочили с танка на землю.
— Прогнали их… Мост цел… А ваши все целы?
— Все, — ответил Кос.
— Черешняка нет, — поправил его озабоченный Вихура. — Автомат оставил, а сам еще на том берегу где-то потерялся.
— А вдруг убили его.
— Надо его искать, — предложил Густлик.
— Не надо, — послышался голос Томаша. — Я здесь. — Он вышел из темноты в черной от воды гимнастерке.
— Что это ты такой мокрый? Почему бросил оружие? — сурово спрашивал Кос.
— Потому что я… — начал объяснять Томаш, вынимая из-за пазухи висевшие на шнурке ладанку и нож.
— Молился, чтобы пуля мимо тебя пролетела? — спросил Вихура.
— Хотел напиться и упал в воду, — буркнул Густлик.
Томаш пытался что-то сказать, но, поскольку ему не давали заговорить, выведенный из терпения, махнул рукой и замолчал окончательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94