Противник подтянул свежие дивизии из Голландии, Бельгии, Италии и бросил все силы, чтобы вернуть позиции на левом берегу реки. Но это ему не удалось, войска устояли в жестоком бою.
За спиной была река со взорванными мостами, выщербленные взрывами дороги, железнодорожные пути, на которых огромный стальной плуг войны вспорол полотно, изогнул рельсы. Все требовало восстановления и ремонта. Тысячи эшелонов со снарядами, горючим для автомашин, танков и самолетов должны были пройти по дорогам к самой линия фронта.
Рядом, в столице Польши, в самом сердце страны, пылал пожар восстания, притягивая взоры, сердца и мысли народа. Как только фронт набрал силу, началось наступление. Первый удар был нанесен по 4-му танковому корпусу СС, который оборонялся между Западным Бугом и Наревом южнее Праги, правобережной части Варшавы.
Вместе с советской 47-й армией, наступающей с юга, пошла в наступление польская 1-я пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко. Ее солдаты освободили Анин и рвались вперед через пригороды, сосновые леса на песке, штурмуя глубоко вкопанные в землю доты и блиндажи. Так дошли до Грохува и Утраты. В этих боях были разбиты 73-я дивизия и 1131-я бригада гитлеровцев. Безуспешно пыталась контратаковать наши войска их 19-я танковая дивизия.
Как только обозначился успех наступления на пражском направлении, было принято решение перебросить сюда всю польскую армию. Советские гвардейцы начали сменять польские дивизии на Пилице. Полки один за другим возвращались на восточный берег Вислы к шоссе и начинали форсированный марш на север. В числе вернувшихся за Вислу была и знакомая нам танковая бригада. Танки шли по местам, где в первых числах августа началось форсирование реки.
Проскочив через мост, танки на большой скорости ночью вышли к Стара-Милосной. С возвышенности на горизонте были видны зарево и тяжелые клубы черного дыма. На рассвете танкисты, всю ночь не смыкавшие глаз, начали готовить танки к бою, как тогда, под Студзянками.
«Рыжий» к тому времени изменил цвет и остался рыжим только по названию. Броню еще на плацдарме покрыли свежей краской, подправили орла на башне. Глупый Шарик размазал ему правое крыло — толкнул мордой Янека, когда тот красил.
Экипаж Василия весь день возился у танка, проверял механизмы, заменял треснувшие звенья в гусеницах. Только вечером смертельно уставшие танкисты прилегли у машины, укрытой между деревьями Баварских лесов.
Семенов показал на запад, где небо над деревьями было окутано клубами дыма, и сказал:
— Это самая грозная из всех туч, какие мне доводилось видеть.
Рядом сидел Шарик, хмурый и беспокойный, видимо, его дразнил запах дыма и пожарищ.
— Как думаете, возьмем Варшаву? — спросил Кос.
— Глупый вопрос, — заметил Григорий. — Раз сюда пришли, конечно, возьмем…
Он успел привыкнуть к мысли, что там, где они появляются, победа остается за ними. И не было времени подумать, что так могло быть не всегда.
— Я не совсем уверен, — покачал головой Семенов. — Еще ни один большой город, расположенный за рекой, не удавалось брать с ходу. Всегда его сначала окружали. Вот если повстанцам удастся удержать плацдарм…
— Плацдарм или мост… — высказался Елень.
— С мостами ничего не получится, — продолжал Семенов. — Наверное, они уже давно заминированы. Вот если бы удалось прорваться танкам с пехотой и застичь их врасплох…
— Я «Рыжего» попрошу, поднажму на газ, он и проскочит, — сказал Саакашвили и с улыбкой посмотрел на танк.
С минуту продолжалось молчание: видимо, каждый думал о своем.
— Почему немецкие танки так воинственно называются: «пантеры», «тигры»? А наши совсем просто: Т—34, Т—70? — спросил Янек.
— Ясное дело, — начал было Григорий, но тут же умолк, затем растерянным тоном проговорил: — И в самом деле, почему?
Все посмотрели на поручника, а он — на ребят.
— Мне кажется, что у всех фашистов война в крови. Гитлер хочет прикрыть ярким названием смертоносные орудия. Воспитывает у солдат желание убивать.
— Мы ведь тоже дали название нашему танку, — насупил брови Кос.
Семенов посмотрел на Шарика, ласково потрепал его и сказал:
— Это же хорошо. Полюбили мы наш танк, поэтому и имя ему дали. И несет он людям освобождение. Кончится война, наступит мир, будет согласие между людьми… Никто из нас не собирается всю жизнь воевать. Я опять займусь метеорологией, Григорий — тракторами, Густлик — кузнечным делом, а вот Янек…
— Кем бы мне быть? — растерялся юноша.
— Ты был охотником, тигров выслеживал, теперь «тигры» поджигаешь, но ведь еще молодой… Будешь учиться.
— Буду, только сперва отца надо разыскать.
Разговор прервался, минуту-две длилось молчание. Григорий толкнул Янека в бок.
— Гляди-ка… К тебе, наверно?
По тропинке шла Лидка. Кивнув ребятам, уселась рядом, одернув подол юбки на коленях.
— В штабе говорят, бой жаркий идет, за каждый дом бьются…
— Бой в городе всегда трудный, — заметил Семенов.
— Наши, говорят, уже в Грохуве. Завтра с утра пойдете в наступление вместе с пехотой. Поосторожнее…
— Обязательно будем осторожно… — засмеялся Григорий. — Одна мама говорила летчику: «Летай, сынок, низко и не быстро».
— Ладно, хватит насмехаться. Я-то знаю, о чем вы думаете, а вот вам моих мыслей не угадать… Мне известно, где вы будете действовать, поэтому попросить вас хотела: на Виленьской, недалеко от вокзала, третий с края — мой дом, желтый такой, небольшой, до войны я в нем жила…
— Хочешь, чтобы посмотрели, на месте ли? — спросил Елень.
— Вот именно. Там мой брат остался, может, еще и сейчас живет. Мы с мамой уехали на восток, а он остался.
Девушка говорила тихо, ласково, не как обычно. Янеку стало жаль ее, и он даже подумал: зря они с ней так неприветливо обошлись. Он протянул руку и коснулся ее ладони.
— Посмотрим, Лидка, и расскажем. Если стоит твой дом, при докладе по радио добавлю слово «в порядке». Поняла?
— Спасибо, — поблагодарила девушка и протянула Василию термос: — Воды вам принесла. Наверно, пить захотите, как под Студзянками. С водой здесь трудно, а нам все же легче — из колодца берем, мы ведь не на передовой…
Подарок ее застал врасплох даже Василия. Прошло несколько минут, прежде чем он догадался поблагодарить. Остальные молчали, как воды в рот набрали. Лидка погладила растянувшегося Шарика, шепнула ему что-то на ухо, потом встала и громко сказала:
— Кажется, из всего экипажа только он один меня и любит. Всего доброго, ребята, до встречи.
Экипаж смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом тропинки. Саакашвили схватился за голову и быстро заговорил:
— По-грузински читаю, по-русски читаю, по-польски почти все читаю. На глазах девушки ничего не могу прочитать!
— Не «на глазах», а «по глазам» говорят, — поправил его Елень. — Я тоже никак не возьму в толк. Рада она тебе, Янек, или нет?
— Отстань, не время сейчас для таких разговоров.
— Погадать бы: любит, не любит… Только не на чем, — улыбнулся Семенов, и внезапно его глаза поголубели, а лицо осветилось радостью. Он повернулся к Янеку: — Говоришь, не время сейчас? Неправда, самое время. Разве мы воюем только из ненависти? Нет, и из любви! Воюем за то, чтобы ребята с девушками гуляли, любовались красивыми облаками… Ну вот, говорил вам, что я в первую очередь метеоролог. Опять об облаках заговорил…
Из глубины леса, где стояли замаскированные танка, раздался прерывистый вой сигнала.
— В машину, ребята. Пора!

В сумерки лесом и полем, по бездорожью, а потом мимо домишек солдаты 2-го пехотного полка провели танки в предместье Праги. Там долго пришлось стоять. Пришли новые проводники. Теперь их путь пролегал по пологой железнодорожной насыпи, спускался вниз на вымощенные булыжником улицы, похожие на ущелья с высокими стеклами. Гусеницы грохотали по мостовой, рев мотора оглушал, гарь и дым проникали в танк; впереди виднелись отблески пожара. После нескольких поворотов танкисты потеряли направление и оказались во дворе, вымощенном булыжником. Слева и справа тянулись трехэтажные флигели, стоящее впереди здание преграждало дорогу. Танк остановился перед высокими воротами, через которые когда-то въезжали во двор груженные доверху телеги.
Проводник спрыгнул с танка и пошел искать командира. Через минуту со стороны ворот раздался голос:
— Танкисты, на совещание!
Елень и Шарик остались в танке, а остальные вышли во двор, где их приветствовал высокий пехотный офицер. Крепко пожав им руки, он повел их к воротам. Двигаясь почти на ощупь, свернули вправо и оказались в сенях, а оттуда, через деревянную дверь, прошли в комнату. Под сапогами хрустело стекло. От покосившегося окна с висящей на одной петле рамой тянуло холодом.
— Осторожно, — предупредил офицер, — головы пригните.
Они подошли к подоконнику, на котором лежали мешки с песком. Офицер показал Семенову на узкую щель бойницы:
— Смотрите.
Перед ними была площадь, огороженная стенами домов. Крыши были сожжены, и вместо них торчали обгоревшие бревна, четко выделявшиеся на фоне багрового неба.
— Готовы? — спросил офицер. — Теперь смотрите внимательно. В доме напротив, в подвале, бойницы. Сейчас похлопочу, чтобы они ожили.
Офицер свистнул, и по его знаку с верхних этажей раздались пулеметные очереди, вынудившие немцев открыть ответный огонь. По вспышкам танкисты определили будущие цели. Когда все стихло, офицер уселся на полу и пригласил танкистов сесть рядом.
— Нам нужно, чтобы вы на рассвете по сигналу вышибли ворота и огнем из пушки уничтожили эти огневые точки. Тогда мы двинемся, а вы нас поддержите, пойдете за нами.
— Зачем вышибать? Достаточно немного приоткрыть, чтобы просунуть ствол, — сказал Семенов. — Постараемся сделать все, что от нас зависит, а как вы двинетесь, то откроем ворота настежь.
— Вы осторожные, — усмехнулся офицер.
— Мы-то осторожные, но главное — здесь люди будут жить. Зачем же ворота ломать?
— Как хотите, я согласен.
Когда они вернулись во двор, то остановились в изумлении: весь танк был облеплен людьми. Они сидели на броне, стояли вокруг.
— Кто такие? — опросил Семенов.
— Местные жители, — ответил офицер. — Прямо сладу с ними нет. Зачем же вы залезли на танк? — крикнул он, повышая голос. — Просили ведь вас сидеть в подвалах.
— Машину пришли посмотреть, пан поручник. Вот громадина…
— Мое почтение, панове танкисты. Пшепюрковского случайно не знаете? Он с нашей улицы, невысокий, с короткими усиками, как у Гитлера.
— С усиками?.. Нет, такого не знаем, — ответил с танка Елень.
— Может, он сбрил их. Его фамилия Пшепюрковский. Не слыхали, панове?
— К сожалению, нет.
Народ окружил их со всех сторон: кто сигареты протягивал, кто предлагал заглянуть в дом на минутку — выпить.
Янек, ободренный сердечной встречей, спросил:
— Может, кто-нибудь о поручнике Станиславе Косе слыхал?
— Не-ет… А кто такой? Земляк? Из Варшавы?
— Нет, из Гданьска. Вестерплятте защищал.
— Вестерплятте! — повторило сразу несколько голосов.
Дородная женщина вздохнула и спросила:
— Вы не торопитесь? Хельця, расскажи панам стихотворение.
Люди отодвинулись, образовался полукруг. На середину вышла невысокая девочка лет восьми.
Лица ее не было видно. Только светлое пятно коротко подстриженных волос да короткое платьице выше колен выделялись в темноте. Ее не надо было просить дважды. Стихи читались, видимо, не первый раз, девочка вышла, с минуту постояла молча, собираясь с мыслями, и начала:
~Когда заполыхали дни,
Огнем войны объяты,
Шеренгами на небо шли
Солдаты Вестерплятте.
А лето было то из лет…
И парни эти пели:
«Эх! То не боль… Ее уж нет…»
И раны не болели.
«Легко нам в небеса идти,
На райские поляны…»
А на земле цвели цветы
И пахло мятой пряно.
Где-то близко раздалась автоматная очередь, потом вторая, разорвалась ручная граната. Девочка словно не слышала, продолжала:
Мы встали в Гданьске грудь на грудь,
Шля с пулями проклятья.
Теперь иной пред нами путь,
Солдаты Вестерплятте.
— Пан, она какого-то там автомата не боится, — объяснила громким шепотом мать, — ни от какой бомбы не расплачется.
И если остр твой слух и взгляд,
Ты слышал напряженный
По тучам хмурым мерный шаг
Морского батальона.
Янек слушал, и слезы навертывались на глаза. Особенно потрясли Янека слова: «шеренгами на небо шла солдаты Вестерплятте». Девочка кончила читать. Кругом захлопали.
Кто-то, взяв мать под руку, похвалил девочку:
— Панина Хельця если уж расскажет, так расскажет.
Елень протянул из танка что-то завернутое в бумагу. Саакашвили взял и передал девочке сверток — дневную порцию сахару всего экипажа.
— Ну, ладно, кончайте спектакль, — говорил сердито офицер. — Расходитесь по своим подвалам. Не мешайте.
— Хорошо, хорошо. Уходим.
Елень вспомнил о просьбе Лидки и, спрыгнув на мостовую, схватил кого-то за рукав.
— Не знаешь, стоит еще дом на Виленьской улице, третий от станции, такой небольшой, желтый?
— Дня два назад стоял. А что?
— Ничего. Девушка одна интересуется, просила узнать.
— У кого-нибудь ключ от ворот есть? — расспрашивал Янек по поручению Василия.
— Пан Зюлко, пан Зюлко! — звали расходящиеся по подвалам люди. — Войска ключ от ворот разыскивают!.. Десятку, пан, ни за что заработаешь, ночь все-таки на дворе.
— Спеши, пан, а то скоро светло станет, тогда плакали твои денежки.
Нашелся пан Зюлко. Седой, согбенный человек быстро прошагал через двор.
— Распахнем настежь.
— А нам как раз настежь не надо.
— Сделаем, как надо.
Небо посветлело. У самой земли от дыма и тумана было еще сумрачно. Быстро, один за другим, пересекали двор штурмовые группы и исчезали в доме. Худощавый подросток увязался за одной группой и упрашивал:
— Дай, пан солдат, помогу везти эту коляску. — Парень потащил за собой станковый пулемет. — Вдвоем легче. Я здешний, из Праги, дорогу покажу, а заодно и памятники.
Оба исчезли за воротами, а через минуту появился офицер.
— Пора. Подъезжайте к воротам, мои ребята усилят огонь, тогда и начинайте.
Захлопнулись люки, танк осторожно двинулся вперед. Как договорились, пан Зюлко приоткрыл тяжелые чугунные ворота. Образовалась щель шириной в метр.
В этот момент пехота открыла огонь. Противник ответил пулеметными очередями из нижних этажей противоположного дома. Семенов один за другим выпустил три снаряда, и все удачно. Правда, расстояние было до целей небольшое, не больше двухсот метров. Из окна первого этажа сразу же стали выскакивать наши солдаты. В прицеле Янек увидел фигурку худощавого подростка, тащившего пулемет, но тут же потерял его из виду, потому что с первого этажа противоположного дома вновь начали стрелять немцы. Янек, старательно целясь, ответил им из своего пулемета, но прежде чем он снял палец со спускового крючка, Василий выпустил в то же самое место снаряд. В стене образовалась пробоина.
Танк двинулся за цепью пехоты, пересек небольшую площадь, выехал на середину улицы. Танкисты вели огонь по окнам и подвалам, ориентируясь по вспышкам выстрелов и разрывам гранат. Штурмовые группы исчезали в подъездах, пробирались через дворы и коридоры и только иногда, как игла, прошивающая толстой ниткой ватное одеяло, выныривали на улицу и с криками «ура» врывались в очередной дом.
Так они продвинулись до поворота улицы, и в это время Кос снова увидел того самого подростка. Прижавшись к стене дома, он показывал на угол стены и руками чертил в воздухе силуэт гриба.
— Внимание, за поворотом дот, — предостерег Янек, поняв знаки, которые подавал парнишка.
Танкисты осторожно выглянули и действительно метрах в ста заметили бетонный колпак, врытый в землю. Василий ударил по нему осколочным, потом противотанковым и опять осколочным. Взлетели вверх куски бетона, зазвенели стекла в окнах соседних домов.
Янек посмотрел на эти окна и в одном из них на третьем этаже заметил высунувшийся ствол ручного пулемета. Не мешкая, развернул «Дегтярев» в ту сторону и поймал цель на мушку. Мелькнула фигура гитлеровца. Янек нажал на спуск, и через минуту на мостовую упал пулемет, а следом за ним рухнуло тело.
Штурмовые группы двинулись вперед, танк шел за ними до выезда на широкую поперечную улицу, посредине которой тянулись газоны и проходили трамвайные рельсы. С изогнутых столбов свисали порванные провода. Немного дальше, слева, стоял красный, продырявленный пулями трамвайный вагон.
Опять около танка появился знакомый парень и, высунув голову из ворот дома, чтобы его лучше видели, показал руками, что при выезде на широкую улицу нужно быть внимательным — справа грозит опасность.
Василий быстро развернул башню вправо и приказал Григорию:
— Полный вперед, держи прямо на противоположную сторону.
Уже рассветало, когда они выскочили на аллею. Справа возвышались освещенные солнцем золотые купола церкви. Из-за церкви грянул пушечный выстрел, снаряд со свистом пролетел мимо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94