— Нет. — Это слово прозвучало в ее устах как протест. — Я слишком много болтаю.
— Вы меня боитесь? Похоже, что боитесь.
— Не знаю. Наверно, да.
— Мне уйти?
— Останьтесь, но не говорите со мной так. Я сама виновата.
— Хочется вам поцеловать меня, Аделаида?
— Конечно, только я не буду.
— Хотите, чтоб я вас поцеловал?
— Не делайте этого.
— Я и не делаю. Только спрашиваю.
— Вы — опытный. Снаете, как это делается.
— Да, знаю. Вам ведь хочется поцеловать меня, верно?
— Да, но я не буду этого делать.
— И вам хочется, чтоб я поцеловал вас и обнял?
— Да.
— Крепко? Так, чтобы мы тесно прижались друг к другу?
Она склонила голову и дышала, как уставший пловец.
— Вы целовались когда-нибудь?
— Нет.
— Но если будете, то со мной?
— Да. Наверно, да.
— Когда?
— Я не знаю.
— Хорошо бы нам сейчас остаться одним, верно?
— Да.
— Вы все еще боитесь меня?
— Не знаю. Да.
— По-вашему, я дурной человек, Аделаида?
— Да.
— Злой?
— Да.
— Развратный?
— Не знаю. Отпустите меня.
— Я вас не трогаю. Даже не прикоснулся.
Аделаида посмотрела сначала на одну свою руку, потом на другую — и встала.
— Выйдем на свежий воздух.
— Хорошо. Но помните, что вы обещали.
— Знаю.
— И я добьюсь, чтобы вы выполнили свое обещание.
— Если я с кем и буду целоваться, то с вами. Но возможно, что я ни с кем не захочу целоваться.
— Ну, это мы еще посмотрим. Мы оба, — сказал он.
Взбудоражив ее этим разговором, он ушел с вечеринки, представился вновь Крису Мону, снял у него в гостинице номер и, чтобы не терять времени даром, нанес визиты кузнецу, торговцу фуражом и хозяину каретной мастерской — всем, кто обслуживал дилижансы. Эти люди знали, что дилижансами ведал не Авраам, а сам Мозес Локвуд, но тем не менее отнеслись к нему как к сыну с должным почтением. Из бесед с ними он извлек дополнительные сведения о Хоффнерах — семье Леви Хоффнера, — убедившие его в том, что это семейство, при всей его скромности, занимает в Рихтервилле такое же положение, какое Локвуды — в Шведской Гавани. Только сограждане лучше к ним относятся, чем жители Шведской Гавани — к Локвудам.
Неделю спустя Авраам понял, что Аделаида заинтересовала его не столько как темпераментная девушка, сколько как дочь Леви Хоффнера. С мыслью о браке, равно как с мыслью о вероятной в ближайшие годы смерти отца, связывались его планы на будущее. Мозесу Локвуду шел шестьдесят первый год. Обладая достаточной хваткой в коммерческих делах, он уже не выдерживал длительного физического напряжения. Видно было — да Мозес и сам это сознавал, — что жить ему осталось недолго. Когда одного из братьев Бэнди нашли утопшим в канале, он сказал сыну:
— Вот и еще одним мерзавцем меньше. Хочу пережить их всех, хочу увидеть своего первого внука. Но это уж от тебя, сын, зависит. Сестры твои никогда замуж не выйдут — ни та ни другая. Во время войны я писал тебе. Если со мной что случится, заботы о матери и девочках лягут на тебя. Мать — ничего, а вот Дафну и, возможно, Роду рано или поздно придется сдать в больницу. Будь они крестьянские дети — жили бы себе на ферме. На ферме женщины работают, как ишаки, а ночью другим занимаются, как ишаки. Вот и вся их жизнь. Ни о чем другом не мечтают. Но у наших девиц состоятельный отец, они никогда не трудились и не желают трудиться, а грамоту знают, наверно, хуже, чем мать. Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь фермер пожелал взять их к себе, а уж о городских парнях и не говорю. Так что, сын, эта забота на твои плечи ложится. Не обижай их, пока они, бедняжки, еще дома. Бедные, жалкие созданья. А мать у них была хорошенькая. Да, твоя мать красивая была в молодости. И умница. Блистала, как новая брошь. Живая. Все при ней. Но девочкам ничего этого не передалось. Дафна прячется то в подвале, то в уборной. Рода откалывает такие штучки, что никогда не поверишь, если не знаешь ее. А ведь я их отец. Деньги на их содержание будут — об этом я позаботился. Но как бы то ни было, уж лучше бы они выросли в бедной семье. Бедняки не так разборчивы в выборе жен, как богатые.
Последние слова отца расстроили Авраама. Да, богатые девушки тоже могут быть разборчивы в выборе мужей. Сказать по чести, Сэм Стоукс — завидная партия, столь же завидная, как сам Авраам Локвуд. Правда, ни одна из ветвей рода Стоуксов, отдельно взятая, не имела больше денег, чем отец и сын Локвуды; но род Стоуксов и род Хофманов, находившиеся в близком родстве, а также Чэпины и Уокеры, неожиданно вступили в брачный союз с Хоффнерами из Рихтервилла. В этих условиях Авраам Локвуд, взвесив свои шансы на успех, пришел к выводу, что шансы эти не так велики, как он предполагал.
— Папа, — сказал он через несколько дней после их разговора, — а я нашел девушку, на которой хотел бы жениться. Дочь Леви Хоффнера.
— Что ж, у него их много. Правда, месяц назад убавилось на одну, но несколько еще осталось. Приглянулась?
— Да. На свадьбе познакомились.
— Должно быть, хорошенькая и все такое, иначе ты не обратил бы внимания. Ну, так что?
— Передай мне дилижансы. У меня тогда будет предлог наведываться в Рихтервилл.
— На черта тебе дилижансы? Если бы Леви Хоффнер захотел, то протянул бы в Шведскую Гавань железнодорожную ветку. Ну, если не на всю длину, то наполовину. А дилижансы… Хочешь, чтобы люди равняли тебя с вонючим кучером или с черным Тедом, нашим конюхом? Так за этим дело не постоит. Нет, сын, не стоит. К Леви надо ехать с чем-то более солидным и существенным. Ты с ним на свадьбе разговаривал?
— Нет.
— И хорошо, что не разговаривал. Потому что мог взять неверный тон. Он — птица поважнее, чем кажется. Такие извозчика в зятья не возьмут. Меня-то Леви знает, а вот про тебя может подумать, что умом ты не в старика пошел. Но ты не дурак. Кое в чем даже умнее меня, но не всегда. Леви Хоффнер мог помешать твоему деду и мне организовать рейсы дилижансов в Рихтервилл.
— Каким образом?
— Каким образом? Мало ли каким. Могли не дать нам место в конюшнях. Заставить кузнеца и каретную мастерскую отказать нам в услугах. Затеять судебную тяжбу. Или просто — отравить наших лошадей.
— Он на это способен?
— Леви Хоффнер и его отец, Джейк Хоффнер, не сидели бы, как я, сложа руки в ожидании братьев Бэнди. Они сами поехали бы в Гиббсвилл и там, прямо на улице, свели бы с ними счеты. Я же не мог этого сделать. Никто меня не знал. Некого было позвать поехать со мной. За спиной у Джейка и Леви стоят все Хоффнеры, предки которых жили здесь еще во времена Джорджа Вашингтона, а я в этом чертовом округе был единственным Локвудом, пока эту фамилию не приняла твоя мать. Рейсы дилижансов нам удалось организовать единственно потому, что Хоффнеры не ставили нам палки в колеса. Но они были уверены, что мы прогорим на этом деле. И прогорели бы, если бы не имели других доходов. Первые четыре года рейсы приносили нам одни убытки. Не было контракта с почтой. Эти филадельфийские мерзавцы мешали нам заключить контракт на доставку почты. Хотели, чтобы почту из Форт-Пенна в Рединг возили кружным путем. Так что не вздумай ехать в Рихтервилл как владелец дилижансов. Кто пригласил тебя на свадьбу? Конечно, не Хоффнеры.
— Нет. Сэм Стоукс, мой товарищ по студенческой организации.
— Я так и знал. Хоффнеры Локвудов не приглашают. Понимаешь, в чем дело? С Леви Хоффнером надо разговаривать как с ровней, смело глядя ему в глаза.
— Мы же богаче их.
— Это теперь. А он помнит не то, что теперь, а то, что было раньше. Ты уверен, что мы богаче?
— Я навел справки.
— Молодец. При хорошей разведке у меня и ухо, глядишь, уцелело бы. Но если мы и вправду богаче их, сын, то деньги — это еще не все. У них есть то, чего нет у нас: большая родословная, больше ста лет жизни на одном месте. А нас с тобой в Шведской Гавани до сих пор даже в расчет не берут. Только наши деньги, наше имущество. Но стоит тебе жениться на этой девице Хоффнер, черт побери, и мы уже будем что-то значить. Дай мне мозгами пораскинуть. Леви Хоффнера я знаю получше тебя.
Мозес Локвуд молчал так долго, что Авраам подумал: уж не заснул ли он с открытыми глазами?
— Сын! — вдруг позвал Мозес.
— Да, сэр.
— Поезжай к Леви Хоффнеру и скажи, что ты задумал строить железную дорогу.
— Между Шведской Гаванью и Рихтервиллом?
— Леви Хоффнер держит акции компании «Форт-Пенн, Рихтервилл, Лантененго». Теперь слушай: есть только одна причина, по которой ветку не дотянули до Шведской Гавани. Знаешь какая?
— Деньги.
— Всегда деньги, сын. Но почему это им невыгодно? Потому что в наших краях — одни фермы, в Рихтервилл отсюда ездят только фермеры, да и их мало. Нет расчета. Несколько кочанов капусты, несколько пассажиров — вот и все перевозки. Черт побери, об этой дороге я сам уже десять лет тому назад думал, да вот — не стал владельцем дороги. Угля нет, других тяжелых грузов — тоже почти нет. Эта ветка никогда не станет доходной.
— Верно. Стало быть, Леви Хоффнер подумает, что я плохой, никудышный бизнесмен?
— Сначала подумает. Но ты должен заинтриговать его. Пускай гадает, почему ты решил строить эту дорогу, а ты разыгрывай спектакль.
— Как?
— Дай ему понять, что ты узнал кое-что по секрету. Слишком нагло не ври, а говори намеками. Получил, молу секретные данные о том, что компания «Филадельфия, Рединг, Гиббсвилл» думает начать строительство дороги от Шведской Гавани до Рихтервилла.
— Так он же сразу меня разоблачит, папа. У него акции в «Форт-Пенн, Рихтервилл, Лантененго», а она — в руках компании «Филадельфия, Рединг, Гиббсвилл».
— Мне это известно, сын. Я сам тебе говорил. Но я знаю и Леви Хоффнера. «Как так? — спросит он. — Я держатель акций, а молодой Локвуд знает больше меня?»
— Ага, понимаю. Продолжай.
— Но ты ничего ему не говори. Дай ему только почувствовать, что тут пахнет деньгами, и он начнет думать, что ты — не какая-нибудь мелкая сошка. И попытается выведать у тебя подробности. Для этого пригласит к себе домой. Что даст тебе возможность поухаживать за его дочерью. А там уж тебе и карты в руки.
— Это звучит фантастически.
— Я не знаю, что значит это слово, но знаю Леви Хоффнера. И, по-моему, знаю тебя, сын. Если ты захотел женщину, то знаешь, как ее взять. Тот, кто прожил холостяком столько, сколько ты, умеет обращаться с женщинами.
— Но как быть с воображаемой железной дорогой, которую будто бы строит компания «Филадельфия, Рединг, Гиббсвилл»?
— Внуши Леви Хоффнеру, что дорогу ты построишь сам, а потом продашь ее компании.
— Эта же мысль и мне пришла в голову. Теперь мне понятен весь замысел. Кажется, придумано неплохо.
— Большая ложь должна содержать долю правды.
— Верно. А когда я женюсь на этой девушке…
— Тогда скажешь Леви, что, как тебе сообщили по секрету, компания «Ф.Р.Г.» передумала.
— А он станет проверять мою информацию через своих партнеров в Форт-Пенне?
— Честный человек стал бы. Но Леви — мошенник, поэтому и всех остальных считает мошенниками. Подумает, что его партнеры в Форт-Пенне затеяли против него грязную махинацию. Самое последнее, что может прийти ему в голову, это — что всю эту историю сочинили мы с целью женить тебя на его дочери.
План Мозеса удался. В ноябре Авраам Локвуд и Аделаида Хоффнер поженились. Несмотря на холодную, ветреную погоду, их свадьба по своему размаху не имела себе равных в Рихтервилле. На ней присутствовали большие делегации родственников из Гиббсвилла, несколько избранных граждан Шведской Гавани, все видные и некоторые не видные жители Рихтервилла. Малочисленная группа родственников со стороны жениха осталась незамеченной, зато восторженное изумление гостей вызвали громкие имена его шаферов с вопросительными знаками на галстуках. Дафны Локвуд там не было: ее увезли в больницу. Рода Локвуд отсутствовала: заболев опасной болезнью, она осталась дома в Шведской Гавани.
Накануне их отъезда на Ниагарский водопад кто-то прислал Аделаиде Локвуд книжку некоего Уильяма Дина Хоуэллса под названием «Их свадебное путешествие». Сидя в вагоне поезда, следовавшего из Форт-Пенна в Буффало, она развернула обертку, прочла название и выбросила книжку в окно.
— Зачем ты это сделала? — спросил Авраам.
— Я знаю, что это за книга.
— Откуда ты знаешь, если не читала?
— Знаю, и все. «Их свадебное путешествие». Забыла посмотреть на обертке, кто мне ее прислал.
— По-твоему, она содержит пикантные подробности?
— А по-твоему, нет?
— Возможно, содержит. Но ты теперь — замужняя женщина и можешь читать все что угодно.
— И ты не против, если я буду читать такие книги?
— Что такое книга? Средство убить время. Нет, я не против. Книга была с картинками?
— Не посмотрела.
— Не понимаю, как ты могла выбросить книгу, даже не полистав ее. Надеюсь, я не на ханже женился, а? Аделаида?
— На ханже? Нет, я не ханжа, но это не значит, что я буду читать книгу с таким названием. «Их свадебное путешествие». Фу.
— Может, ты сама напишешь книгу?
— Пожалуйста, Авраам, не говори со мной так.
— Ты боишься меня, Аделаида?
Она покачала головой.
— Нет. У тебя есть опыт.
— А ты не будешь ревновать меня к тем, кто дал мне этот опыт?
— Ты женился не на них. Ты женился на мне.
— Да. И я люблю тебя.
— А я люблю тебя. Я люблю тебя больше, чем ты меня, но ты полюбил меня достаточно, чтобы жениться. А я полюбила тебя достаточно, чтобы выйти замуж. У нас будут семья, дети, и мы все равно будем любить друг друга. Как я, так и ты.
— Ты действительно не боишься меня?
— Нет.
— Но ты не совсем уверена. О чем ты думаешь?
— Больно бывает, когда первый раз?
— Надеюсь, не будет больно.
— Вот потому и лучше, что у тебя есть опыт.
— И еще потому, что ты любишь. Когда женщина любит, то боли почти не замечает.
— Скорее б наступило завтра и мы были бы уже там.
Впервые отдавшись ему в номере отеля, она лежала с открытыми глазами, смотрела на его лицо, морщилась от первой боли, но была полна решимости пройти сквозь неизбежное испытание. Когда он от возбуждения потерял над собой контроль, она, пораженная его бурной страстью, забыла про боль. И моментально загорелась желанием повторить опыт еще до того, как он собрался с силами.
— Теперь я сумею лучше, — сказала она.
— Подожди немного, — попросил он.
Действительной неожиданностью для нее был именно взрыв страсти. Механику любви она знала, но никак не ожидала от этого хладнокровного сухопарого человека столь жадных ласк, стонов и других проявлений любовных чувств. В последний день пребывания на Ниагарском водопаде она сама испытала наслаждение, и мир для нее перевернулся; Авраам Локвуд сделался в ее глазах героем. Он стал ее Мужчиной, другого такого быть не могло.
Сначала они жили в собственном доме напротив красной кирпичной коробки, огороженной стеной. То, что Дафна Локвуд находилась в сумасшедшем доме, называвшемся также домом для душевнобольных, нельзя было скрыть от семейства Хоффнеров, но ухудшившееся состояние Роды еще хранилось в тайне. Люди со странностями встречались в каждой семье; одна из дочерей Хоффнера, например, долго не могла поправиться после первых родов. Но относительно истинной болезни Роды Локвуд Леви Хоффнера держали в неведении, так что Аврааму Локвуду пришлось самому сказать своей молодой жене о том, что Рода «не появляется в обществе». Тот, кто страдал какой-нибудь хронической болезнью вроде чахотки, считался «несчастным»; тот, у кого была не в порядке голова, — «не появлялся в обществе».
— Она вроде Дафны? — спросила Аделаида.
— Хуже. Может броситься на тебя с ножницами.
— Почему же тогда ее не отправят в больницу?
— Отправим еще.
— А что вам мешает, если она опасная?
— Моя мать. Не хочет, чтобы Рода уезжала.
— Сколько лет твоей матери?
— Пятьдесят пять или пятьдесят шесть.
— Боится одиночества?
— Думаю, да. Но Рода ненавидит ее. Она всех женщин ненавидит.
— Но не всех мужчин?
— В том-то и беда.
— Я знала одну такую в Рихтервилле. Когда у нее это началось?
— Кажется, лет десять назад.
— То же самое и у той, рихтервиллской. Примерно в том же возрасте. Пятнадцати — шестнадцати лет?
— Да.
— Таким девушкам ничем не поможешь, кроме как отправить в больницу. Но дело в том, что они и мужчин не любят. Та, о которой я говорила, сделала одному мужчине ужасную вещь.
— Какую?
— Не скажу.
— Ты так много знаешь и так мало рассказываешь.
— В этом-то все дело, Авраам. Тебе велят вести себя как леди, а насмотришься и наслушаешься такого… А спросить кого-нибудь, скажут — замолчи. Однажды мы с Сарой сидим во дворе на качелях и вдруг слышим чьи-то голоса в переулке за сараем. Пошли узнать, кто там разговаривает, и увидели мужчину, сидящего на бревне. С ним было еще двое мужчин. А девушка, о которой я тебе говорила, что-то делала этому мужчине. Средь бела дня. Я запретила Саре смотреть, но она все равно увидела. Средь бела дня. Я едва в обморок не упала.
— А констебля они не боялись?
— А чего им было бояться, когда один из них и был констебль. Это же не мальчишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56