Я некоторое время постоял на фургоне. Особой радости от победы я не испытывал, быстро заскучал и потом заметил, что люди смотрят на меня. Я слез вниз и пошел искать мальчика. Поначалу он не хотел со мной разговаривать. Затем я сказал ему, что человек, боксирующий со своей тенью, это мой отец. Его лицо загорелось в непередаваемом восхищении.
— Как тебя зовут?
— Адэ. А тебя?
Я назвал свое имя. Мы пожали друг другу руки. Его отец, плотник и сапожник, был яростным сторонником политической партии, находящейся на стороне бедных. Также он был врачевателем и считал многих страшных громил друзьями семьи. Я тоже был им немного восхищен.
Адэ повел меня к себе в дом. Они жили в нашем районе, в маленькой комнатке. Семья у них была большая, у отца было две жены и десять детей. Я не мог понять, как они все уживаются в этой комнатушке. Мать Адэ была маленькая, свирепая, с выдвинутыми вперед зубами. Это была старшая жена. У отца были внушительные, впечатляющие скарификации, как на статуях древних воинов; он был высокий и обладал устрашающим духом. Его зубы своим цветом напоминали орех кола, и глаза были в кровавых прожилках; он много бил своих детей во имя строжайшей и неукоснительной дисциплины. В его голосе чувствовалась приводящая в дрожь пронзительная сила. Мне он не очень понравился.
Адэ провел меня в мастерскую отца и показал его инструменты — молотки и щипцы, стамески, резцы и коробки с тяжелыми гвоздями, длинный верстак и столы, беспорядочно заставленные горами ботинок и сумок ручной работы. Там пахло клеем и ржавыми гвоздями, старым металлом, сырой землей и древним вином, пролитым на свежеоструганное дерево. Тени дышали запахом паутины и притаившихся во сне майских жуков. На балках висели разные фетиши, и с потолка, потемневшего от хитросплетений паутины, свисали куски кожи. Мастерская была очень интересным местом, и казалось, что я нашел для себя новую вселенную для игры и исследований. Мы пробовали надевать ботинки самых разных размеров. Мы прятались за шкафом. Мы забивали гвозди в деревяшки и склеивали отдельные валяющиеся куски кожи, стараясь сделать новый ботинок. Мы полностью ушли в наши игры, когда внезапно появился отец Адэ. Он увидел, что мы балуемся, увидел смех на наших лицах и снял с гвоздя длинную плетку, что висела за дверью. Он отхлестал нас по спинам, и мы с криками убежали. Я решил больше туда не ходить.
Я пытался взять с собой Адэ гулять по улицам, но он никогда далеко не уходил. Он боялся родителей. Если они звали его, а он не отвечал, то его больно наказывали. Я уговаривал его уйти из дома и жить с нами, но он боялся. Он говорил, что отец изобьет его и посыпет перцем раны. Он показал мне спину, и я увидел свежие рубцы от плетки, пересекающиеся со старыми бритвенными надрезами, которые ему делали при траволечении. Мне стало жаль его. Из-за него я перестал гулять. Я попытался взять его с собой к Мадам Кото, но ему вообще было запрещено туда ходить. Отец сказал ему, что она ведьма, которая поддерживает его политических врагов.
* * *
Как-то раз мы играли в лесу и внезапно натолкнулись на Мадам Кото, которая лежала на земле, возле корней легендарного дерева ироко, держа в руках белые бусы, которые были похожи на змею в драгоценностях. Услышав, что кто-то приближается, она вскочила и отряхнулась от пыли. Она выглядела очень смущенной.
— Что это за друг с тобой? — спросила она, моргая.
— Адэ, — сказал я.
Она посмотрела на него оценивающе. Адэ сказал, что ему пора домой. Он немного отошел и стал ждать, искоса наблюдая за нами. Мадам Кото бросила на меня тревожный взгляд. Она увидела мой живот. Легкая тень сострадания пробежала по ее лицу.
— Так тебе больше не нравится мой бар, да?
— Нет.
Она улыбнулась.
— Ты голодный?
— Нет.
— Как поживает твой отец?
— Нет.
Она долго на меня смотрела. Затем сняла набедренную повязку и отвязала с ее конца большой узелок. Никогда в жизни я не видел столько денег. Толстая пачка фунтовых банкнот легко могла бы распереть зубы здоровенной лошади. Она вытащила несколько банкнот и протянула мне. Поначалу, взглянув на Адэ, я отказался. Но она заставила меня взять их, плотно сомкнув мои пальцы.
— Если мама будет спрашивать, откуда они у тебя, скажи, что нашел их в лесу, ладно?
— Нет.
— Не говори ей, что я тебе их дала, понятно?
— Да.
Она нежно прикоснулась к моей голове. Впервые я почувствовал, как она изменилась. Сейчас она была с ног до головы окутана невидимой аурой власти, силовым полем могущества. Ее живот стал очень большим, и она казалась необъятной. Какая-то тяжесть легла на нее, и изнеможение стало одной из постоянных черт ее лица. Даже от ее тени я ощущал тяжесть. Ее глаза смотрели куда-то вдаль. Они не могли больше находиться вблизи человеческих существ. Этим они напоминали глаза львов. Но лицо ее было круглым и свежим, и она, казалось, пребывала в хорошей форме.
— Нет мне в жизни счастья, — вдруг сказала она.
— Почему нет?
Она озадаченно на меня посмотрела, словно удивившись тому факту, что я умею разговаривать. Затем она улыбнулась, повернулась и зашагала по лесной тропе с грацией, нечасто встречаемой среди людей. Ее сопровождали комары.
* * *
Несколько дней Адэ не разговаривал со мной потому, что Мадам Кото дала мне деньги. И когда я отдал деньги Маме, в доме начался переполох. Я даже представить себе не мог, сколько там было денег. Мама усаживала меня на кровать и часами допытывала, где я нашел деньги, задавая самые каверзные вопросы. Она боялась, что деньги принадлежат какому-нибудь торговцу, исполнителям ритуалов, которые заговорами могли вселить проклятия в деньги, или, например, влиятельным людям, которые будут охотиться за нами и накажут нас. Но особенно она подозревала меня в том, что я украл деньги, и тогда я начинал плакать от обиды. Папа сидел на стуле, раскачиваясь, покуривая сигарету. Мама настаивала, чтобы я взял ее с собой на опушку, где я обнаружил сокровище. Я говорил ей, что ничего не помню, что шел как во сне и вдруг нашел их на земле рядом с бушем.
— А ты уверен, что не духи дали их тебе, а? — спросила Мама не просто с налетом насмешки.
— Да, — ответил я.
Затем присоединился Папа и пригрозил избить меня, если я не скажу правду. Я продолжал врать. От раздражения он шлепнул меня по щеке. Я тяжело уставился на него. В мое тело внезапно вошла безмятежность. Папа прижал меня к груди, покачивая, и сказал:
— Прости меня, мой сын. Я не хотел тебя обидеть. Но в нашей семье нет воров. Мы несем в себе достоинство. Мы бедные, но мы честные.
Затем он снова спросил меня, каким образом я набрел на такую кипу денег. Все равно я продолжал обманывать. И родители оставили попытки добраться до истины. Спустилась ночь, и они решили, что неделю не будут трогать эти деньги, и если никто от них ничего не потребует, они посчитают эти деньги подарком с небес. Папа, в праздничном настроении, послал меня купить большую бутылку огогоро. Когда я вернулся, он еще один час провел, общаясь с предками и какими-то загадочными божествами. Оставшуюся ночь он с Мамой обсуждал, что они будут делать с деньгами. Папа хотел купить всю боксерскую экипировку. Мама хотела открыть небольшую лавку. Всю ночь они ожесточенно спорили, и я заснул под звуки их раздраженных голосов. Наутро, когда я проснулся, они все еще кипели от разногласий. Оба были в гнусном настроении. Так продолжалось три дня. Прошло четыре дня, но они так и не пришли к согласию и все время ругались, поднимая со дна памяти сотни мелких обид из-за денег, которые они друг другу не простили. В течение этого времени Папа использовал небесный дар, чтобы покупать себе огогоро, развлекать друзей, приобрести пару холщовых ботинок и подержанные боксерские перчатки. Когда это обнаружилось, Маме ничего не оставалось, как купить себе для торговли новый набор товаров, всем нам — хорошую одежду, заплатить ренту и больше чем месяц кормить нас хорошей едой.
Глава 5
Приближался день, о котором столько говорили на всех углах — день большого политического съезда. В баре Мадам Кото происходили самые необычные вещи. Во-первых, провода, подведенные к верху ее крыши, дали электричество. Бесчисленные толпы собирались у фасада ее бара поглазеть на эту диковинку. Люди видели провода, кабели, столбы, поставленные на расстоянии друг от друга, но они не могли увидеть само электричество. Те, кто заходил в бар из любопытства, выходили оттуда как заколдованные. Они не могли понять, как свет, упакованный в стекло, может быть ярче, чем от лампы. Они не могли понять, почему нельзя прикурить сигарету от зажженной лампочки. И самым непостижимым был для них источник этого освещения.
Мадам Кото, слишком практичная, чтобы не сыграть на чувствах всеобщего изумления, повысила цену на пальмовое вино и перечный суп. Затем, на какое-то время, она ввела небольшую входную таксу за то, что люди теперь могут наслаждаться уникальными современными удобствами. Кроме всего прочего, она теперь была единственным человеком на нашей улице и в нашем районе, который имел электричество. Она была горда этим отличием и починила наконец свою вывеску, чтобы подчеркнуть этот факт.
Во-вторых, люди внезапно слышали, как раздается очень громкая музыка, но не видели музыкантов. После этого пошли истории о странных вечеринках, о женщинах, выбегавших в лес голыми, о людях, которые так напивались, что заказывали себе ванну из пальмового вина, о членах партии, которые давали баснословные деньги женщинам, если им нравился их танец. Пышным цветом распускались слухи о том, что делают мужчина и женщина вместе, пронизывая стонами наэлектризованную ночь. И среди всего этого Мадам Кото становилась все шире и толще, пока ей не стало трудно пролезать во входную дверь. Пришлось расширить дверной проем. Мы видели Мадам Кото в фантастических одеждах из шелка и кружев филигранной работы, обшитых по краям бирюзой, в белых одеяниях, желтых шляпах, помахивающей веером из голубых перьев, в дорогих браслетах из серебра и золота, отяжелявших ей руки, в ожерельях из жемчуга и изумрудов. Когда она шла, драгоценности звенели, предупреждая заранее о ее появлении. Она покрасила красным ногти. Она красила ресницы и губы. Она стала носить туфли на высоком каблуке и все больше и больше начинала напоказ прихрамывать, всегда держа в руке тросточку. Она стала напоминать величественную царицу древних времен, воплощение величия, власти и родового могущества.
У ее бара стали скапливаться автомобили. Огни бара горели ночи напролет, и с улицы я всегда слышал, как там разговаривают, оживленно строя планы, и сквозь полосы занавеси различал фигуры. Начали ходить слухи, впрочем, всегда сомнительные, что она принимает участие в самых жутких обрядах, что она принята в организации, в которые обычно не допускают женщин, что она устраивает различные ритуалы прямо в лесу. Я слышал о чудовищных жертвоприношениях, козлах, зарезанных ночью, о людях, одетых в белые облачения, танцующих вокруг ее дома, слышал рассказы о криках, пронзавших ночной воздух поселка, о барабанах и громоподобных чантах, но самым странным, что я услышал, было то, что скоро грядет рождение четырехглавого Маскарада. Никто так толком и не знал, кто это и что.
Люди сошлись во мнении, что Мадам Кото преуспела в искусстве колдовства. Люди с ненавистью глядели на нее, когда она проходила мимо. Они говорили, что она носит волосы людей и животных у себя на голове. Сплетни дошли до того, что некоторые люди стали намекать, что в ее культе используются человеческие жертвоприношения и что она сама ест детей. Говорили, что она пьет человеческую кровь, чтобы продлить себе жизнь и что сейчас ей уже больше, чем сто лет от роду. Говорили, что зубы вовсе не ее, а глаза раньше принадлежали шакалу, и что у нее нога загнила потому, что она принадлежит человеку, который пытался танцевать в своей могиле. В глазах большинства Мадам Кото превратилась в легендарное и монструозное создание. Неважно, что некоторые настаивали на том, что эти слухи распускают ее политические враги. Истории эти навсегда внесли разлад в наше восприятие правды про нее. Медленно, но верно слухи взяли верх над реальной ее жизнью, сами стали реальностью и сделали ее в наших глазах непроницаемой для любого света.
Однако, несмотря на то, что говорили люди, Мадам Кото преуспевала, в то время как остальные бедствовали. Она открыла еще один бар в другой части города. Теперь она делила время между двумя заведениями. Она открыла большой прилавок на рынке, где продавала гарри, шелковые материи и украшения. У нее появилось много слуг. Разные толки относительно ее благосостояния долетали до нас. Одни говорили, что она не очень-то и богата, потому что ей приходится поддерживать много людей. Другие утверждали, что у нее столько денег, что она может кормить весь поселок в течение пяти лет. Я слышал, что она целыми днями только и делает, что подсчитывает выручку, и когда она идет в банк, ей нужен вооруженный патруль. Потом пошли истории о том, какая она скупая, что одному из ее слуг были нужны деньги, чтобы вылечить больную печень, и она не дала ему ни гроша. С другой стороны, мы услышали, что она дала большие деньги женщине, чей сын умер бы от отравления, если бы не своевременное вмешательство Мадам Кото. Стало казаться, что существует не одна Мадам Кото, а несколько.
И затем однажды, когда я играл с Адэ, мы увидели, как несколько людей подошли к фасаду ее бара. Все они стояли по щиколотку в грязи. На них были белые одеяния, и у каждого в руках была раскрытая напоказ Библия. У их вожака была самая большая Библия. Она выглядела как инструмент мести. У вожака были взлохмаченные волосы и растрепанная тощая бородка самозванного пророка. Он был босой. Если бы не чувство собственной значимости, с которым он держал свой деревянный посох, его можно было бы принять за обыкновенного сумасшедшего. Большой крест болтался у него на шее. Все эти люди, зашедшиеся в пароксизме обличения, были представителями одной из самых влиятельных новых церквей, возникших в городе. Группа состояла из пророков различных рангов, и все они плясали с праведным пылом и молились с устрашающей уверенностью прямо перед входом в бар. Они призывали огонь и пылающую серу, вечные муки и проклятия. Они молились, словно очищая землю от воплощения зла. Они брызгали святой водой на землю и бросали священные крупицы песка в сторону бара. Они стояли там долго и пели с жаром и с пылом, голосами, полными сладости, используя совершенные гармонии, ритмично распеваясь и притопывая в грязи. Их присутствие останавливало людей, направлявшихся в бар. Женщины в баре то и дело выглядывали из двери, раздвигая занавеску, и вожак, главный пророк, с пеной у рта показывал на них кривым пальцем, и пение сразу же становилось громче. Они продолжали петь и приплясывать до самой ночи и добились того, что заперли Мадам Кото и ее женщин внутри бара, испортив им бизнес в этот день.
* * *
На следующий вечер они вернулись в еще большем числе. Мы видели, как они шли по улице, пели и стучали в церковные барабаны. Казалось, что идет целый большой оркестр. Медная духовая секция пронзала воздух гулом и перекатами, трубы подгоняли ветер, и глубокие голоса пророков звали на битву со злом, пробуждая уснувшую в межсезонье улицу. Когда процессия подошла к бару, вся округа уже была тут как тут. Мы стали великим людским потоком, вздымающейся волнами зрительской массой, похожей на армию посланцев Божьей кары. Люди из церкви пели разные песни одновременно. Они подошли к бару Мадам Кото, но оказалось, что он закрыт. Они пели, играли музыку, распевали чанты и ритмично притоптывали. Они вовсю шпарили священные мелодии, пока не начинали хрипеть. Те, кто ожидал, что должно что-то случиться, были разочарованы. Случилось только то, что в толпе стали возникать группировки, которые начали ссориться между собой. Драки начинались между музыкальными секциями, между пророками различных вероисповеданий, между соперничающими духовидцами. Главный священник как раз запевал песню экзорцизма, высоко подняв в воздух свои регалии и Библию, когда его окружили дерущиеся. Он буквально разрывался между тем, чтобы утихомирить непослушную паству, и тем, чтобы устроить страшное нападение на это порождение дьявола — электричество Мадам Кото. Прямо посреди всеобщего хаоса он нашел в себе силы произнести гневную филиппику на предмет Апокалипсиса современной науки. Но крики в рядах его собрания становились все отчаяннее. Одного человека бросили в грязь. Другого душили складками его же одеяния. Вскоре оказалось, что все дерутся со всеми.
— ДЬЯВОЛ пробрался в наши ряды! — воскликнул главный священник.
Его никто не слушал.
— Давайте встанем как один и прогоним эту МЕРЗОСТЬ!
Никто этого не услышал.
— ОНИ НАЧНУТ С ЭЛЕКТРИЧЕСТВА И ЗАКОНЧАТ ТЕМ, ЧТО СОЖГУТ ЭТУ ЗЕМЛЮ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58