Принц, работавший на электростанции и уплетавший колбасу в подъезде, был похож на Пушкина с медвежьей походкой и собирался стать великим учёным, который осчастливит человечество.
Он охотно говорил о науке, которой неизменно отводил первое место, ставя такие излишества, как любовь далеко позади.
Но провинциалочка, (он-то киевлянин!) трудящаяся на ниве психбольницы и взиравшая на него с обожанием, принимая все его рассказы как откровения, была самой подходящей для него подругой, которая согревала «в ссылке» и льстила его огромному самолюбию.
Приближалось время отъезда, и разлука грозила стать вечной.
Он должен был ехать учиться дальше, мне надлежало оставаться и работать, вернувшись к прежней жизни.
Надо было спасать любовь, и путь был только один – сдать экзамены, поступить в институт, стать студенткой и жить в одном городе с ним.
Но как?
Для того, чтобы быть допущенной к сдаче экзаменов, надо иметь как минимум аттестат зрелости об окончании 10 классов и, конечно, необходимые знания в пределах десятилетнего образования.
Кроме того, учитывая нехорошую болезнь, именуемую еврейской национальностью, знания должны значительно превосходить средние.
У меня же было 7 классов образования с соответствующими знаниями и выраженные симптомы еврейской болезни как то: имя и фамилия, не оставляющие сомнений и такое произношение буквы Р., которое при такой фамилии и психбольничной анкете не наводило на мысль, что я недавно приехала и Парижа.
Таким образом, возможность поступления в институт во имя спасения любви (признаюсь честно, что мной двигали не соображения карьеры) сводилась практически к нулю.
И кто же меня спас?
Мой ненаглядный спаситель Никита Хрущёв!
Для меня вожди советского государства вообще имели огромное значение.
Они все бесконечно занимались моей персоной.
В двух словах легко это проследить:
Подонок и садист Сталин сделал меня в пять лет государственной преступницей и упёк на 13 лет в Сибирь.
Милейший Никита Хрущёв – царство ему небесное, выпустил меня из Сибири и открыл дорогу в институт производственникам, куда я бойко юркнула.
Почти выживший из ума, Брежнев погрузил всех на 20 маразматических лет в угарный от пьянок летаргический сон со всеобъемлющим государственным воровством и угробил мне 20 лучших лет жизни.
Шутник и умница Горбачёв, который мог бы вывести эту растленную страну и морально ограбленный народ на достойный путь, наковырял дырочек в ржавом железном занавесе и в одну из них я, бочком-бочком, просочилась на свободу.
Пришедший после него на готовое, беспринципный Иуда и марионетка, устроил маленький заговор маленькой кучки негодяев, которые как вонючие крысы разложили огромного слона и отдали всё, что от него осталось на разграбление разномастным ничтожествам, и запахом гниения и разложения отравили весь мир, превратив одну шестую Земли в гнусную мясорубку, где оказались, как в западне, мой сын и сестра.
Вот так проехались по мне колёса истории.
На мой век хватило вождей! Ностальгией не страдаю. Хотя очень жаль, что за семьдесят лет правления оказалось возможным превратить столько миллионов людей в послушную толпу трижды не сумевшую воспользоваться случаем стать людьми: первая возможность – Хрущёв, вторая возможность – Горбачёв и третья возможность – президентские выборы 1996 года.
Толпа страшна тем, что она слепа, бездумна и беззащитна.
Чтобы властвовать над ней надо всего четыре вещи: ложь, страх, жестокость и мелкие подачки, чтобы не подохли с голоду… что и доказывает тысячелетиями история…
Новая история России внесла существенные поправки в этот опыт: оказывается не обязательно давать подачки, достаточно обещать и позволять грабить друг друга.
Толпа не способна анализировать, поэтому путь для диктаторов всегда будет открыт до тех пор, пока каждый человек не поймёт свою личную ценность и ни за какие обещания не пойдёт кого бы то ни было свергать и в о з д в и г а т ь!
Чтобы избежать появления диктаторов-садистов надо изучать не личные качества очередного вождя, а рабски – завистливую психологию толпы – субстрата для манипуляций.
Вожди и страны разные, но результаты диктатур одинаковые – физическое и моральное истязание народа, допустившего тирана.
Но я отвлеклась.
Итак, Виталий принёс мне огромный букет цветов, забрал мой адрес и сердце и отправился со справкой из электростанции о благонадежности в город на Волге Кострому продолжать прерванную учёбу.
Я снова осталась одна.
Но всё уже было иначе, я не могла больше беззаботно бегать на танцы.
Мир был серым и скучным… На работе в окружении сумасшедших.
После работы тоже не было ничего радостного.
Что делать?
Начали приходить письма от Виталия, но даже это не спасало.
Однако жизнь всегда идёт полосочками, за темной полоской следует светлая.
Я получила отпуск и…о, чудо! – Путёвку в Крым.
Письма между Черновцами и Костромой зациркулировали более оживлённо. Было решено, что по пути в Крым я на один день остановлюсь в Киеве, где меня должен был по поручению Виталия встретить и проводить его друг Беня.
Каждый из нас получил письменный портрет другого, чтобы не разминуться в вокзальной суете.
Поезд плавно подкатил к перрону и самым красивым молодым человеком на нём (на перроне) оказался Беня.
Не думаю, что я была самой красивой девушкой в поезде, но тем не менее, Беня тоже сразу же меня узнал.
Он был чудный парень! Водил меня целый день по Киеву и показывал этот южный чудо – город.
К вечеру мы были влюблены друг в друга и в Киев, укутанный белыми кружевами цветущих каштанов.
Беня повёз меня к себе домой и познакомил со своими родителями.
С его мамой мы были тезками, и она смотрела на меня добрыми, ласкающими глазами.
За две минуты до отхода поезда Беня засунул меня в вагон, и крикнул вдогонку, чтобы я писала Виталию тоже, как будто между нами что-то уже есть или будет.
Я ни о чём не думала и не мечтала (а жаль!) Я была счастлива, что, наконец-то и у меня есть друзья, где всё просто и красиво и никто не тянет меня в постель.
Отдых в Крыму (на фоне таких событий) не оставил никаких воспоминаний.
Перед отъездом я получила из Киева телеграмму, где значилось, что я должна по пути домой остановиться в Киеве.
Под телеграммой красовалась Бенина подпись.
Я была несколько озадачена.
Стоя на подножке, подъезжающего вагона, я увидела сияющего Виталия и почти на ходу спрыгнула в его подставленные руки.
Он устроил мне сюрприз, подписавшись Беней.
Но в отличие от Бени, с родителями не познакомил, сказав, что они особые.(Увы, я в этом позже убедилась.)
Он устроил меня жить к одной знакомой девушке. Тогда это мне показалось не столь важным.
Теперь я знаю, что могла действительно стать счастливой, выбери я тогда Беню.
Но я на такие подвиги не способна!
Если я влюбляюсь, то надолго теряю голову и способность соображать.
Я становлюсь такой счастливой, что возношусь к небесам, становясь почти святой и совсем блаженной.
Чувства без ума!
И все же! Господи, какие это были три дня в летнем Киеве!
Почему-то описывать счастье трудно, а читать неинтересно.
Горе оно объёмно весомо и выпирает. От него трудно избавиться или укрыться, оно преследует и настигает.
А счастье нереально… Кажется, что сегодня ощутил прикосновение его крыльев, а завтра оно уже улетучилось.
Вздохи, ахи да восклицательные знаки, как ещё описать почему гуляние по городу может переполнить душу счастьем.
Не тогда ли превратится СЧАСТЬЕ из миража в реальность, когда человечество научится описывать и понимать это состояние, свое и чужое, также хорошо, как описывает и понимает ужасы.
К счастью, у Виталия был фотоаппарат и на память остались Киев, я и платье в полосочку.
На всё это я теперь с удовольствием взираю.
Три счастливых дня – как мгновение!
И снова осень, да психбольница!
Но я теперь не так одинока.
Я пишу и получаю письма. Я живу почти реальными надеждами.
Каждый день, а иногда два раза в день, бегаю я на главпочтамт, куда приходят письма.
Это драма, это поэма, это роман в письмах!
Мне не нужны танцы, мне не интересны «кавалеры», мне никто нужен!
Я пишу и жду письма!
Его письма перечитываю по много раз, а свои пишу на черновике, и затем старательно переписываю.
Но это не всё. Свершилось, наконец.
Я всерьёз приступила к учёбе для поступления в институт.
Каждый день я остаюсь после работы и, закрывшись в ординаторской, «долблю науку». Теперь только поступление в институт может изменить мою судьбу!
Итак, что я имела:
1) Необходимый для поступления пятилетний стаж работы.
2) Образование – 7 классов + медучилище.
3) Порочащая еврейская национальность.
4)Предстоящий летний отпуск в размере 45 рабочих дней, который можно использовать, чтобы поехать и попробовать сдать вступительные экзамены.
5) Любовь – как двигатель внутреннего сгорания, толкающий меня на подвиги, т.е. на учёбу в ординаторской после работы, когда я спать хочу!
Чего я не имела:
1) Папы, готового позаботиться и помочь в решении моих проблем.
2)Денег, чтобы нанять репетиторов.
3) Квартиры, где можно нормально и спокойно заниматься.
4) Информации и системы для подготовки в институт.
5) Возможности выучить самостоятельно за несколько месяцев иностранный язык, который в семилетней школе тогда вообще не учили, но требовалось сдать экзамен для поступления в институт.
6) Возможности прочесть за короткое время необходимую литературу и критику, чтобы вложить это в Прокрустово ложе экзаменационного сочинения, которое, якобы, каждый пишет сам, но на деле надо либо выучить его наизусть, либо подготовить гармошки-шпаргалки, запрятать их в самые интимные места, чтобы пронести на экзамен, а потом, воровато косясь по сторонам, добросовестно списать.
Эти два пункта – иностранный язык и русская литература – могли стать для меня непреодолимым препятствием на пути к любви – транзитом через институт!
Но для чего же существовала такая важная спица в советском «колесе истории» как, уже упоминавшийся, мой дорогой любимчик Никита Хрущёв, лучший из советских вождей!
Что о нём помнят?
На родине про кукурузу, про первое повышение цен, про первое исчезновение белого хлеба и как первого свергнутого коммунистического вождя.
Здесь, за границей – только о том, что он хлопал «туфлёй» по трибуне ООН.
Никто не знает, что если бы не он, я бы не стала врачом и не вышла бы замуж по любви, чтобы потом через 30 лет расстаться.
Никита придумал великую вещь!
Только за это ему надо простить все ошибки. (Конечно, если учесть не только моё удачное замужество, но и то, что многие из его поисков и экспериментов имели положительное значение для миллионов советских граждан, да и всего мира, потому, что это он дал понять, что ПЕРЕСТРОЙКА возможна, даже если после него придёт плебей, который отложит её на двадцать лет.)
Никита открыл производственникам дорогу в институт.
Они не должны были при поступлении сдавать иностранный язык и получали, как сказал бы мой сын, на халяву пять баллов за, не сдаваемый экзамен. Хотя, по логике, как можно сдавать, то, что не учил? Но опять же, кто до Никиты искал логику в советских законах, тем более, что она не всегда присутствует даже в законах более демократичных государств.
Пять баллов за иностранный язык!? Это круто меняло дело и сильно приближало меня к любимому, а также к диплому.
Что касается сочинения по русской литературе, то подготовкой к нему, вероятно, следует считать ещё то время в Пихтовке, когда я начала читать художественную литературу задолго до того, как пошла в школу.
Поэтому моего запаса прочитанной литературы должно было хватить для того, чтобы написать что-нибудь типа : «Луч света в тёмном царстве» драматурга…Островского или показать «Как закалялась сталь» в одноимённом произведении коммуниста …Островского.
Главное было не написать то, что я, лично, думаю о прочитанной литературе, а написать то, что было на много лет вперёд заготовлено для нескольких поколений абитуриентов, в виде готовых мыслительных полуфабрикатов.
Это было трудно, но возможно, т.к. от радио уши не заткнёшь и поэтому примерное представление как надо мыслить и трактовать то или иное произведение знал каждый школьник ещё до того, как прочтёт его.
Чаще всего в чтении вообще не было необходимости, чтобы уметь сложить «сочинение» из заготовок, как из кубиков.
Забегая вперёд, скажу, что мне не повезло, т.к. я планировала писать сочинение на свободную тему, где можно обойтись без шпаргалок, пользоваться которыми я всё равно не умею.
Разочарование заключалось в том, что я впервые в жизни приехала в Ленинград, а свободная тема называлась: «Люблю тебя, Петра (первого) творенье!»(Петроград)
Пришлось писать на тему «Комсомол в Великой Отечественной Войне»
Я собрала всех героев газет и советской военной классики, объединила их готовыми пропагандистками лозунгами, позаботилась, чтобы в каждом предложении были подлежащее и сказуемое и поменьше запятых, с которыми у меня проблемы в связи с семилетним образованием и подобрала такой набор слов, где точно не могло быть ошибок и получила законных пять баллов в добавление к тем пяти, которые мне презентовал любимый вождь.
Почти всю зиму я провела не выходя за ворота психбольничного забора, работала, учила, писала письма и в промежутках спала.
Однажды, придя, домой после ночного дежурства, я почувствовала себя плохо.
В течении двух часов состояние резко ухудшалось.
Температура доходила до критической, и меня госпитализировали в инфекционную больницу с диагнозом грипп в тяжёлой форме.
Я была в бреду. Это напоминало то, что я испытывала, когда однажды в больнице мне ввели морфий: что-то среднее между тем и этим светом.
Я испугалась, что могу умереть, не испытав многого, что можно испытать.
Теперь, когда я думаю о смерти, то мне просто не хочется уходить, не хочется оставлять тех, кому, я знаю, будет без меня хуже.
Но, в общем, я готова, так как знаю все, что было и примерно догадываюсь, что будет дальше.
Теперь вопрос идёт о качестве, а не о количестве.
Немного больше, немного меньше…
Хотя, конечно, хочется как можно больше…
Но тогда я испугалась, что все оборвется на самом интересном месте, и решила, что если останусь, то буду жить так, как будто каждый день – последний!
Первым делом, думала я, если останусь на этом свете, то сэкономлю немного денег, куплю билет до Костромы и обратно, и таким образом куплю себе на Новый год несколько счастливых дней.
И когда я выздоровела, то выполнила решение, принятое в бреду.
Эти дни действительно были счастливыми.
Я узнала лучшую сторону студенческой жизни, которая отличалась от замкнутого мирка провинциального города, какими были тогда Черновцы.
Кострома тоже не была центром мировой цивилизации. Но жизнь в каждом городе и даже деревне имеет свой особый колорит, где кипят свои большие и маленькие страсти.
Чаще всего не имеет значения, какой это город, важнее в какую попадёшь среду.
В студенческую среду я тогда попала впервые и она мне показалась легкой, интересной и весёлой.
Столовая самообслуживания, которая резко отличалась от исторического ресторана на Кобылянской, поразила меня большим количеством девушек и парней, которые обедали вместе и были запанибрата.
Студенты и студентки зубрили, рассказывали анекдоты, веселились и никто особенно не был озабочен замужеством или женитьбой.
Секс еще не отпочковался от любви в отдельное понятие, а входил в любовь как ее составная часть.
После этой поездки все человечество для меня стало делиться на две части – на тех, кто уже поступил в институт, и на тех, кто, как я,должен поступать.
В Костроме была настоящая зима.
В новогоднюю ночь мы были на студенческом маскараде, потом катались на саночках с горки, стояли на берегу Волги.
Потом я испытала всё, что так боялась не успеть….и убедилась, что это не такое уж плохое мероприятие.
Правда я не в обиде на зануду– девственницу, которая так долго держала меня в «ежовых рукавицах», не давая насладиться значительно раньше этим «лакомством».
Что позволило мне никогда не отделять любовь от секса и не заниматься ими по отдельности, так как в совокупности они приносят такое состояние счастья, которое я ни с чем сравнить не могу.
Эта неделя в Костроме была как награда.
В бреду иногда приходят бесценные идеи!
Когда прощаешься с жизнью, то яснее видно, что в ней суета, а что важно.
Если думать о жизни и смерти как об одном понятии, то открывается много неожиданного. Много позже, когда я училась на третьем или четвертом курсе института, мы проходили практику по патологической анатомии, т.е. мы присутствовали целую неделю на вскрытии свежих трупов.
Студенты к 3-4 курсу привыкают к трупам и смертям и свободно едят в анатомке пирожки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31