Костюм измят и морщится, а галстук с непривычки давит и мешает.
Женщина же смущена, танцует, не глядя на партнёра и стараясь попасть в такт.
Он ей безразличен и неинтересен, но играет музыка, вечер так хорош, и какая разница с кем танцевать, если хочется танцевать!
Случаются в каждом «заезде» одна или две пары, которые нашли друг друга с первых же дней. Обычно это соседи по обеденному столу в столовой, либо встреча произошла на танцплощадке. Этого никто не заметил, т.к. они вместе с первого до последнего дня.
Иногда такие встречи имеют продолжение, но чаще всего это одинокая или несчастная в браке женщина, неожиданно получившая, как выигрыш в лотерее, возможность две недели побыть с нормальным хорошим мужчиной.
Вернувшись домой, она ещё долго будет вспоминать и тосковать по этим двум неделям, и чем дальше по времени они будут уходить, тем лучше они ей будут казаться.
Он же, чуть-чуть лучший других мужчин, конечно же, имеет дома семью, в которую он спокойно вернётся и будет с женой таким, каким он был до отъезда, таким, каким он был с этой женщиной две недели.
Эта встреча ничего не изменила в его жизни, ничего особенного не внесла, просто избавила его от двухнедельного воздержания.
О том как ещё более тоскливо и одиноко той женщине после случайной двухнедельной ласки, не в мужских обычаях думать и разбираться в её душевных переживаниях.
Часто в санаториях и домах отдыха встречаются две женщины и становятся подругами.
Им не повезло с кавалерами, и они хорошо понимают друг друга.
Ведь они ходили в примерно одинаковые детские садики, учились в школе с одинаковыми программами, читали почти тот же набор книг (если читали), слушали одну и ту же пропаганду по радио и телевидению, смотрели одни и те же фильмы.
Они видят и мыслят одинаково, у них одинаковые наборы мебели и забот.
Мужья, от которых они терпят, тоже почти одинаковые.
В долгих прогулках между завтраком, обедом и ужином они поведали уже друг другу всё о своей жизни и с полным взаимопониманием всё обсудили.
На танцплощадке они не зависят от этих пьянчуг, они себе танцуют вдвоём и никто им не нужен.
По окончании отпуска они разъедутся, обменявшись адресами, и будут продолжать скрашивать друг другу жизнь, так как это тоже немаловажно – иметь возможность кому-нибудь в письме рассказать о своих бедах и получить в следующем письме утешение от так хорошо понимающей тебя подруги, с описанием почти аналогичных бед.
Итак, я приехала работать в дом отдыха «Виженка» медицинской сестрой.
Дом отдыха был сезонным.
Я проработала всего один сезон – одно лето.
Поэтому происходящее здесь, могло бы уместиться в одноактную пьеску для самодеятельного театра со следующим набором действующих лиц :
ДИРЕКТОР ДОМА ОТДЫХА – интеллигент с колхозным шармом.
СЧЕТОВОД-БУХГАЛТЕР – колхозный интеллигент с жеребячьим шармом.
СТЕКЛЯННЫЙ МЕДИЦИНСКИЙ ШКАФ – Безмолвный свидетель, (зазря пострадавший!)
ВАСЬКА – Массовик-затейник, сексуал – любитель с жеребячьим тактом.
ФИГУРНАЯ ПАЛОЧКА – борец за справедливость (необычайной красоты).
Я – Медицинская сестра 18-19лет, ожидающая любви (исключительно настоящей!)
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ – Виженка. Очень красивое место в Карпатах.
Как это иногда бывает с молодыми, я приехала с намерением работать самым честным и добросовестным образом.
Но мне это не позволили.
Люди здесь работали много лет, хорошо сработались, организовав круговую поруку и считая всё, что поступает в дом отдыха своей собственностью.
То, что часть приходится транжирить на отдыхающих, они рассматривали как досадную необходимость, которую следует урезать до минимума.
Медицинские работники обычно менялись каждый год, но приходили взрослые умные люди, с которыми так или иначе можно было договориться.
Я со своей наивностью и откровенностью казалась им смешной и представляла опасность. Со мной надо было что-то делать!
Поэтому делалось всё, чтобы я ни во что не вникала и ничем не занималась.
Мне создали хорошие условия.
Я имела отдельную маленькую комнатку, а на кухне мне давали снимать пробу в таком виде, как будто я, по меньшей мере, была дочкой председателя райисполкома.
Меня отправляли на все экскурсии и прогулки с отдыхающими, якобы следить, чтобы кому-нибудь не стало плохо.
Это уже позже, работая врачом в подобных учреждениях, я во всё вникала и контролировала.
Но в первое лето моей самостоятельной работы я была плотно изолирована от кухни.
Там царствовал повар Васька, тёзка массовика-затейника.
На Васькином примере можно убедиться, что иногда, располагая весьма скромными умственными способностями и незначительным служебным положением, можно использовать маленькое служебное положение в значительных личных целях.
Васька имел всё, что душе угодно в гастрономическом и сексуальном направлениях, а так как других запросов у него не было, то он достиг верха своих желаний!
На кухне работали несколько деревенских девственниц такой внешности, как будто все они прошли конкурс красоты, чтобы попасть в Васькин гарем.
К концу сезона выяснилось, что, используя служебное положение, безмозглый, никчемный Васька всех их по очереди превратил в женщин.
Так стоит ли доискиваться в чём секрет успеха на ниве жизни?
На кухне Ваську больше интересовали женские дела, чем щи и котлеты.
Тем не менее, он что-то готовил, девушки поддерживали кое-какой порядок и всё шло как надо.
С сан станцией разбирались директор и счетовод.
Мне организовали жизнь как у отдыхающих.
Я воспринимала всё на полном серьёзе и считала, что так и надо.
Мне надо быть с пациентами на страже их здоровья.
Когда начинался заезд, я должна была провести всем прибывшим медицинский осмотр: взвесить каждого, измерить рост и проверить жизненную ёмкость лёгких (ЖЕЛ).
Отдыхающий дышал в трубку спирографа, которую полагалось после каждого человека дезинфицировать 96-градусным медицинским спиртом.
Для этих и других целей мне выписывали каждые две недели по 0.5литра спирта. (96 градусов!)
Перед отъездом, отдыхающим, нужно было повторить осмотр.
Якобы за две недели они поправились на 1-2кг, распрямились или подросли на 1-2 см. и стали вольнее дышать, поглощая кислорода на 1-2литра больше.
Согласно моим «высоко ученым» наблюдениям, изменения касались только веса и зависели исключительно от того, чем трудящиеся занимались на отдыхе: едой, любовью, прогулками, волейболом или беспробудно пили.
Спирт я хранила в указанном выше стеклянном шкафчике для медикаментов.
Ключ был только у меня.
Всё шло распрекрасно.
Я добросовестно протирала 96-градусным спиртом трубку спирографа.
Но однажды мне показалось, что спирта в бутылке больше, чем я оставила?!
Я сама себе не поверила, но стала внимательнее следить за уровнем горючего и окончательно сбилась с толку.
То мне мерещилось слишком много, то слишком мало.
И я на всё махнула рукой, решив, что мне всё только кажется.
Но вскоре надо было вскрыть нарыв на пальце ноги отдыхающего.
Я решила прокалить иглу на огне.
И выяснилось, что медицинский спирт (96-градусный) не горит!
Я подняла шум, вызвала моё единственное доверенное лицо – библиотекаршу Наталью и мы, обследовав шкаф, обнаружили, что заднее стекло легко снимается.
Ключ от медицинской комнаты был только у директора.
Проведя небольшое расследование, мы легко установили, что таинственная" шайка грабителей "состояла из директора, завхоза и Васьки-затейника, которые, прихватив необходимую закуску на кухне, устраивали себе в кабинете директора сеансы кайфа, разбавляя спирт водой.
Затянувшийся научный эксперимент, лишил их бдительности, и часто отлитое количество спирта, не соответствовало долитому количеству воды.
Бедные отдыхающие!
Облизывая трубку спирографа, протираемого водой с запахом спирта, они, можно сказать, занимались групповым сексом, и будь это не 60-тидесятые, а 90-тые годы, теоретически могли заполучить СПИД.
Но тогда обошлось.
После этой истории я стала на ночь забирать спирт домой.
Члены «преступной тройки» сочли это вероломством и порешили, что наикратчайшим путём к спирту можно притопать через моё сердце или чуть-чуть ниже.
Васька-затейник вызвался показать "дружкам "как это делается, и даже заключил пари на ящик водки, что добьётся своего с одного захода.
Вся мужская часть доблестного коллектива со спортивным азартом ждала ящика водки.
Их только интересовал вопрос, кто купит, Васька или директор со счетоводом?
И вот, в ближайший вечер лежу я себе мирно на железной коечке и читаю.
Вдруг, на дверь с силой надавили, игрушечный крючок легко соскочил и в комнату ворвался Васька-затейник.
Опытный массовик, не тратя время на затеи, или, посчитав их стратегически неоправданными, сходу пошёл в атаку, использовав правило Наполеона, что сначала надо город завоевать!
Не говоря ни слова, одним мощным прыжком он оказался на мне и сильной, опытной рукой стал искать интересующее его место.
Не менее опытные губы оккупировали мой рот, не давая закричать и пытаясь повергнуть в «необузданную» страсть.
В моей несчастной голове быстро зашевелились не оккупированные врагом мозги.
Я вспомнила, что сегодня в столовой, во время ужина, получила от одного отдыхающего в подарок прекрасную резную палочку, он мастерил такие из дерева.
Палочка стояла у меня в изголовье.
Мне повезло нащупать палочку быстрей, чем Ваське то, что искал он.
Я не раздумывая, со всех сил трахнула произведением искусства по тому Васькиному месту, которое наиболее выступало, когда он лежал на мне животом вниз.
Васька взвыл и также резво спрыгнул с меня, как только что заскочил.
За окном, как по команде, раздалось жеребячье ржание судейской коллегии.
На второй день Ваську можно было бы, и пожалеть в связи с тройным горем:
1) Надо покупать ящик водки, 2) Неудобно сидеть и 3) Необходимо выслушивать пикантные вопросы.
Он был зол и решителен!
Я поняла, что дело добром не кончится.
До окончания сезона оставались считанные дни. Никто уже никого и ничего не боялся!
Моей девственности грозила бесславная гибель, не говоря о спирте.
Я нашла выход. Уговорила Наталью перебраться в мою келью и не разлучалась с ней до прощальной пьянки в честь закрытия сезона, когда надравшиеся водкой мужики не могли языками шевелить, не то, что другими, более привередливыми органами.
Проработав, таким образом, несколько увеселительных месяцев, я оказалась свободной и не должна была, как мои соученики, отрабатывать два года в деревне.
ПСИХБОЛЬНИЦА.
Но мне надо было работать.
И тут помогли добрейшие тётя Рахиль и дядя Бэролы из психбольницы.
Они устроили меня медицинской сестрой в пятое терапевтическое отделение Черновицкой психоневрологической больницы, где я проработала целых пять лет.
Психбольница – не дом отдыха. Увы!
Слово психбольница вызывает различную реакцию.
У одних появляется усмешечка, другие содрогаются, третьи, особенно не размышляя, с удовольствием рассказывают анекдоты про психов.
Но не многие знают определённо, что это такое – лечебница для пациентов с нарушенной психикой, для людей, которые лишились ума.
Да и кому хочется знать об этом!
Человеку свойственно стремиться к красивому и приятному, прячась от печального и того, что сегодня его не касается.
Это спасает нас, но в то же время вводит в заблуждение.
Как много несчастий удалось бы избежать, если бы мы могли провести чёткую грань между человеком психически больным и здоровым!
Психическое нездоровье – это не всегда сумасшедший.
Чаще всего у личности появляется только патологически утрированная черта характера, подчиняющая себе всё остальное.
Если быть последовательным, то любой фанатизм не что иное как психическое нездоровье.
Достаточная часть несчастных семей, кошмарных преступлений, государственных переворотов и даже войн связаны с тем, что люди с нарушенной психикой воспринимаются не как таковые, а как люди с особым характером – злые, жестокие, странные, ревнивые, ленивые, подозрительные, властолюбивые и т.д.
И ведь именно они (люди с больной психикой) более других способны захватывать власть, шагая по трупам, потому, что одним из самых первых и основных симптомов шизофрении, например, является эмоциональная тупость, отсутствие чувств.
Разве это не знакомые исторические фигуры: лишённые любви и жалости, напористые, всё на своёи пути попирающие, гонимые манией преследования и величия, шагают в своих страшных сапогах по головам беспечной толпы, наивно верящей в «сверхчеловеков» и желающей видеть только красивенькое и приятное!?
Черновицкая психоневрологическая больница (ЧПНБ) состояла из 14 отделений, огороженных высоким забором.
Каждое отделение располагалось в отдельном 2-3 этажном корпусе, которые по соображениям безопасности не должны были быть выше.
Все окна в железных решётках, все двери под запором.
Каждое отделение имело свою медицинскую ориентацию.
В пятом терапевтическом отделении лечились больные, у которых кроме основного диагноза были заболевания сердца или других внутренних органов.
Но самым «интересным» было отделение номер четыре – Четвёртое отделение.
Здесь содержались люди, совершившие преступление.(Под преступлением чаще всего подразумевалось неодобрение властей)
Диагноз психического заболевания приобретал здесь более широкое значение, иногда роковое!
Сотрудники этого отделения проходили спец. проверку на лояльность и давали подписку о неразглашении, за что имели дополнительные льготы, не распространявшиеся на другие отделения.
Работники других отделений сюда не допускались.
Карточки (истории болезни) всех больных хранились в специальных сейфах.
Фамилии на них не указывались, только номера специальных шифров.
У входа и в вестибюле круглосуточно дежурили военные в форме и без, которые постоянно менялись и казались все на одно лицо.
На территории лечебницы был маленький кинотеатр для больных.
Однажды в Черновцах случилось трагическое событие.
Молодёжная компания устроила вечеринку у одной девушки по имени Таня, которая жила на третьем этаже престижного дома в центре города.
Таня была дочерью высоких партийных работников Черновицкого масштаба.
Судьбе и Тане было угодно, чтобы в компании присутствовал еврейский парень, талантливый математик по имени Эдик.
Таня и Эдик мирно беседовали на балконе, что видели и подтвердили все, находившиеся в комнате рядом.
Но Таня опёрлась спиной о балкон.
Решётка балкона, простоявшая сто лет, затрещала…. и вместе с Таней упала на мостовую.
Таня умерла на месте.
Падение было неожиданным и со спины, поэтому удар головой об камни мостовой(Черновицкий старый клинкер в центре города) оказался роковым, как окончательный приговор, не подлежащий обжалованию.
Но Таня была дочерью партийных боссов.
Они считали, что кто-то должен понести наказание за смерть их дочери.
Таким образом Эдик вначале попал в следственный изолятор по подозрению в убийстве, а когда ничего доказать не удалось, его определили в Четвёртое отделение для медицинской экспертизы, где экспертиза затянулась на долгие годы.
Для Эдика, вероятно, было бы лучше получить конкретное количество лет в лагере строгого режима, т.к. режим там не такой строгий, как в Четвёртом отделении.
В лагере существует срок, который рано или поздно кончается и существуют хоть какие-то права.
У Эдика не было ни прав, ни срока, ни будущего.
Он считался убийцей.
Другие обитатели Четвёртого отделения считались политическими и находились там только за то, что имели не советское мировоззрение, тем не менее, в местный кинотеатр по воскресениям из указанного отделения приводили только предполагаемого убийцу.
Остальных (политических) никто, никогда не видел, не знал их фамилий, не знал условий их содержания, никто не знал их дальнейшей судьбы.
Эти люди были заживо похоронены в Четвёртом отделении, не в буквальном смысле, но фактически.
Остальные отделения были более или менее однотипные: мужские, женские и смешанные.
Персоналу можно было не завидовать, хотя к зарплате имелась тридцати процентная надбавка за вредность, да отпуск равнялся 40 рабочим дням.
Других привилегий работники психбольницы не имели, зато имели множество дополнительных проблем.
Каждый сотрудник целый день носил с собой тяжёлую связку ключей от всех палат туалетов и т.д.
Потеря ключей была бы катастрофой, поэтому они по счёту передавались в начале и в конце смены.
Точно также передавалось всё, что было в отделении: медикаменты, посуда, бельё, т.к. всё могло служить орудием.
Ели только ложками, вилок и ножей в обиходе не было.
В роли санитаров использовались крупные, здоровые мужчины, физическая сила которых часто оказывалась необходимой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31