Иначе это будет похоже на захват. Вы только представьте последствия, которые мое правительство…
Гаккет прервал его:
– Суханов делает ставку на то, что у нас сдадут нервы… Это недопустимо.
– Мы же понимаем, что он ни за что не вернет нам Форста, потому что получил четкие указания из Москвы, он же сам подтвердил это в ваших разговорах по рации. – Танкреди принялся протирать очки. – И при чем тут нервы? Это же вы ведете переговоры, не я!
– Но это вы должны были охранять Хагена, или я ошибаюсь? – возразил Гаккет.
– От имени и под руководством ответственного лица вашей римской службы.
– Друг мой, я начинаю думать, что вы слишком много работаете, – холодно заметил Гаккет. – Для своей страны, для нас в данный момент, – он указал на иллюминаторы советского самолета, – и на них тоже…
– Что же вы хотите, чтобы мы сделали? Взяли бы приступом этот самолет или позволили бы вам сделать это? – возмутился Танкреди. – Мы находимся в Италии и между прочим ни с кем не воюем.
– Не горячитесь. Наши компьютеры в «Форте Ленглей» найдут решение.
– Хорошо бы. Суханов говорит о провокации ЦРУ и подозревает, что жертвой должен был стать Форст… Уверяет, что стрелок просто ошибся в темноте… Ваши компьютеры в состоянии опровергнуть подобную гипотезу?
– На фотографии, которая была передана Рудинскому, был именно Хаген. – Гаккет сделал жест, означающий, что он намерен завершить разговор. – Мы только время тут теряем. Чтобы убедиться, что русские обманули нас, нужны доказательства.
Джип тронулся с места и направился к аэропорту. Звякнула рация, и Гаккет поспешил ответить:
– Что еще случилось?
– Говорит Меддокс. Получено сообщение из Лондона.
– Ну так какого черта ты тянешь, говори!
– Читаю сообщение: «Стюардесса по имени Кэрол Декстер, англичанка. Допросить не смогли, так как полчаса назад она скончалась, утечка газа в квартире. Документ и пиджак летят в Рим. Подпись Финкер».
– Принято.
Гаккет закончил разговор и переглянулся с Танкреди.
– Посмотрим, повезет ли нам больше с человеком на детекторе.
– На радаре, Гаккет.
– Ты уверен? – смущенно переспросил Гаккет.
– Похоже, радар – лучший способ создать помеху на детекторе.
– Даже если будет трудно доказать чью-либо причастность к этому делу, я все же велел вызвать всех техников, дежуривших ночью. Некоторые должны быть уже на месте.
Движение самолетов было очень плотным в это солнечное утро. Одни огромные лайнеры приземлялись, другие взлетали, третьи медленно двигались по взлетным полосам на парковку.
После некоторого раздумья Гаккет посмотрел на Танкреди, сидевшего за рулем, и не без сарказма спросил:
– А что если кто-то из этих техников кончил так же, как маленькая Декстер?
– Маленькая Декстер?
– Ну да, стюардесса, которая немного подышала газом в Лондоне.
Мрачный, расстроенный Томмазо Ланци, техник, обслуживающий радарную установку, вышел из дома и пересек аллею, направляясь к своей машине. Он уже подошел к ней, как вдруг его окликнули:
– Томмазо! Томмазо Ланци!
Удивившись, он обернулся и увидел какого-то неприятного старика, выглядывавшего из «мерседеса» с включенным двигателем, что стоял поблизости.
– Вы меня?
Шабе кивнул:
– Ты хорошо поработал. Я приехал передать тебе остальное.
– Меня вызывают в полицию.
– Можешь быть совершенно спокоен.
– Я не хотел бы, чтобы там что-нибудь узнали.
Все еще не очень понимая, Томмазо недоверчиво направился было к Шабе, но тут же остановился, увидев, что машина тронулась с места. Он попытался посторониться, но сделал это недостаточно быстро. «Мерседес» неожиданно прибавил скорость и ударил его в бок. Томмазо упал.
Инцидент привлек внимание редких прохожих, но Шабе, остановив машину, уже вышел, явно собираясь помочь Томмазо, который скорее удивился, нежели пострадал при падении.
– Ох, прости, пожалуйста, мне жаль, что так получилось… – Шабе наклонился над Томмазо, глядя в его изумленные глаза. – Нога соскользнула с тормоза. – Он приобнял его за шею, словно собираясь поднять, и Томмазо застонал. – Но виноват ты сам, – продолжал Шабе. – Незачем соглашаться на такие сделки. И нечего жаловаться, если дела пойдут плохо.
В другой руке у старика появился пистолет с глушителем, он приставил его к груди Томмазо, прямо против сердца, и спустил курок. Томмазо неожиданно обмяк, словно кукла-марионетка, оставшаяся без управления.
Шабе заботливо оттащил Томмазо к машине и прислонил к дверце. Тут подошли двое прохожих. Старик покачал головой:
– Потерял сознание. Пойду поищу врача.
Он сел в «мерседес» и уехал.
Прохожие, оставшиеся возле безжизненного тела Томмазо, не знали, как быть, и не трогали его. Задержалась и какая-то проезжавшая мимо машина.
«Мерседес» скрылся за поворотом как раз в тот момент, когда к дому, где жил Томмазо, подъехала «альфетта» с карабинерами. Из нее вышел капитан Коссини и, заметив собравшихся возле Томмазо людей, поспешил к ним. Он протиснулся сквозь толпу и приподнял голову убитого. Кровавое пятно на груди быстро расширялось.
Тем временем английский посол разговаривал в своем кабинете с Питером Уэйном.
– Можете полностью рассчитывать на мое сотрудничество, мистер… – спокойно произнес посол и заглянул в визитную карточку, – мистер Уэйн.
– Это был мой долг, мистер посол, предупредить вас, учитывая обязанности, которые мисс Ванниш выполняет в вашем офисе.
– Как только что-нибудь станет известно о ней, непременно сообщу вам.
– Боюсь, что вам уже ничего не станет известно… если только уже не стало.
Посол выпрямился.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего. Просто высказываю предположение, – ответил Уэйн, изучая реакцию собеседника. – Исчезновение мисс Ванниш…
– Исчезновение? Опоздание в офис на несколько часов не оправдывает такое страшное слово. – Он коварно улыбнулся. – А дома вы ее искали? Хотите позвонить еще раз?
– Пустая трата времени. Я хочу сказать, что исчезновение… простите, отсутствие вашей секретарши…
– Одной из моих сотрудниц, – уточнил посол.
– Так вот, ее отсутствие может иметь причины более… серьезного порядка.
– Мне не очень понятны ваши слова, мистер… – Он снова заглянул в визитную карточку. – Уэйн. Как известный актер?
Уэйн кивнул, и на его лице появилась неприятная улыбка.
– Постараюсь выразиться яснее. Предполагаю, что служба разведки основательно проверила персонал посольства. Следовательно, если только не считать, что ваша служба безопасности абсолютно неэффективна, немыслимо было бы предположить, что мисс Ванниш – двойной агент КГБ.
Посол отрицательно покачал головой.
– Но если не двойной агент, – продолжал Уэйн, – то уж простым агентом она могла бы быть. То есть сотрудником вашей контрразведки. Теперь я ясно выразился?
– Вне сомнения.
– В таком случае ее… отсутствие очень походило бы на бегство и явилось бы доказательством ее вины.
– Начинаю понимать вашу точку зрения. И скажите мне, я тоже мог быть вовлечен в этот… заговор?
– Нет, в этом нет никакой необходимости.
– Конечно, – сказал посол, – если я встану на ваше место… Вы ведь торговый агент, не так ли?
– В общем, так.
– Будь я на вашем месте, я бы сказал себе: что-то уж очень много англичан замешано в этой истории. – Он прошелся по кабинету и с ухмылкой продолжал: – Мисс Ванниш, рейсовый самолет английской авиалинии, стюардесса, поляк, служивший во флоте ее величества. – Он остановился, качая головой. – Слишком много англичан. Определенно слишком много. Но какой смысл нашей замечательной разведке устраивать заговор против наших лучших союзников? Я бы еще понял, если был бы ликвидирован Форст, наш соотечественник с весьма сомнительным чувством патриотизма… Но Фрэнки Хаген, рыцарь Запада! Изволите шутить?
– Вам, конечно, известно, мистер посол, что ваше правительство оказывало давление на наше и весьма настойчиво требовало отменить обмен. К сожалению, мы не смогли удовлетворить все ваши требования. Увы, бывает. – Уэйн вздохнул. – И потому кто-то в Лондоне придумал такое изысканное… наказание с серьезными последствиями для наших отношений с русскими.
– Очень надуманное предположение. Мы скорее рациональны, чем импульсивны, мистер Уэйн.
Американец сделал примирительный жест.
– В таком случае остается думать, что нас обманули русские. И что Ванниш работает на них.
– Или их жертва.
– Это я исключил бы еще и потому – у меня есть доказательства, – что она добровольно предоставила исполнителям ценную информацию.
Посол задумался.
– Как странно. Ведь никто не замечал ничего такого, что говорило бы о ее двойной жизни. Представляете, эти идиоты из разведки нашли о ней только одну забавную сплетню.
– Какую? – спросил Уэйн, явно заинтересовавшись.
– Будто в Риме у нее есть американский любовник, дипломат, которому известны многие секреты разведки. – Уэйн выдержал удар, а посол спокойно продолжал: – Какой идиотизм! Отправлю в Лондон письмо с протестом. Подозревать мою сотрудницу в том, что она работает на ЦРУ, тогда как вы, мистер Уэйн, напротив, уверяете меня, будто она служит в КГБ!
Уэйн выпрямился.
– Считаю необходимым информировать вас, причем совершенно конфиденциально, что ЦРУ представит правительству доклад, в котором КГБ будет обвинен в том, что поступил подло, не выполнив взятые на себя обязательства.
– Бр-р… Сразу же станет очень холодно, – заметил посол, обращая взгляд к барометру на стене. – Интересно, предвидели наши метеорологи в Лондоне подобную перемену погоды.
Небольшая толпа, сдерживаемая карабинерами, наблюдала со стороны, как приехавшая «скорая помощь» остановилась возле трупа Томмазо Ланци. Один из карабинеров фотографировал место преступления, другой рисовал мелом на брусчатке контуры тела.
Пока санитары, поторапливаемые капитаном Коссини, вытаскивали из машины носилки, приехали на джипе Танкреди и Гаккет. Коссини встретил их равнодушно и, указывая на труп, который санитары укладывали на носилки, сообщил Танкреди:
– На несколько секунд опоздали, полковник.
– Следы? Улики?
– Я обыскал весь дом, – сказал Коссини. – Очень хорошо были запрятаны две тысячи долларов в стодолларовых купюрах.
– Свидетели?
– Противоречат друг другу. Одни говорят «опель», другие – «мерседес». – Коссини почесал за ухом. – Успели записать номер. Я проверил. Фальшивый.
– Кто стрелял? – поинтересовался Гаккет. – Тот же человек, который наехал на него?
Коссини кивнул:
– Старик. Описывают очень неопределенно. Но я готов спорить, это тот же человек, что похитил маленькую Соню Рудинскую.
– И наверное, тот же самый, что убрал двух моих людей на четырнадцатом посту, – заметил Танкреди.
Все трое подошли к носилкам. Гаккет приподнял край покрывала и взглянул на бескровное лицо Томмазо.
– Ни этот крепкий молодой человек, ни лондонская блондинка не скажут нам, кто их купил. Умирая, они, однако, кое-что сообщили нам.
Он опустил покрывало. Коссини сделал санитарам знак закрывать машину. Гаккет продолжал, говоря как бы с самим собой:
– Срыв операции по обмену разведчиками был организован группой профессионалов, для которых очень важно было остаться в тени, не засветиться, причем настолько важно, что сами они не принимали никакого участия в этом деле. Они использовали людей, оплачивая их дела и шантажируя их. И эти так называемые сообщники совершенно ничего не знали об истинном смысле своих действий. И чтобы замести все следы, даже самые незначительные, они цинично решили уничтожить всех.
– И Рудинского в таком случае тоже, – заметил Коссини.
– Его – нет. Наверное, они полагают, что об этом должны позаботиться мы. Им важно было, чтобы мы установили его личность и заставили говорить. Они хотели, чтобы мы узнали, что он был офицером британского морского флота и обладает необыкновенным зрением. Они хотели, чтобы нам стала известна и роль секретаря английского посла в этой истории. – Гаккет зажег сигару. – Англичане. Слишком прямая дорога, чтобы быть верной. Рудинский: очень умело подвели его практически к самоубийству. Мышь, которую силой заставили залезть в ловушку. Ест сыр, но уже никогда не выйдет на волю.
– А Ванниш? – спросил Танкреди.
Оторванный от своих размышлений, Гаккет взглянул на него:
– Что? Ванниш… Возможно, и она такая же мышь. Ее уберут. Если уже не убрали.
– Но остаются еще похитители, – безутешно заключил Танкреди.
– Соня упоминала четырех человек, – заметил Коссини. – Темноволосая женщина, это Ванниш, и блондин, которого она видела той ночью. А сначала ее охранял какой-то большой и толстый мужчина, помнит и старика, который похитил ее, а потом освободил. Все они… мыши?
Гаккет промолчал, и Танкреди заметил:
– Старик. Кому могло прийти в голову сделать киллером… старика?
– В нашем деле очень рано уходят на пенсию, если доживают до нее, – вздохнул Гаккет. – В определенном возрасте… после активной работы садятся за письменный стол, а не бродят по свету, воруя детей. Полковник Танкреди, готов спорить, скоро вы столкнетесь с новыми трупами.
Танкреди не на шутку обеспокоился. Он жестом попросил Коссини заняться своими делами и отвел Гаккета в сторону.
– Так ведь именно этого я и опасаюсь! Что касается сегодняшнего ночного эпизода, то, мне кажется, я все уладил. Пресса будет говорить о загадочном заговоре, который мы раскрыли, о столь же загадочных террористах, пытавшихся завладеть самолетом. Короткая перестрелка и раненый, исчезнувший в ночи. На сдержанность моих людей я могу рассчитывать так же, как на… собственную скромность. Но если на меня повалятся другие трупы, с запахом, как и у этого аэропорта, то я уже не смогу помешать газетам поднять большой скандал.
– Скандал?
– «Италия всегда готова услужить ЦРУ», «Римский аэропорт – поле битвы межу Востоком и Западом», «Итальянская разведка вновь начинает холодную войну». Уже вижу такие заголовки на первых полосах газет. И телевидение, дорогой друг, сегодня уже не такое, как прежде. А ведь какие были прекрасные времена! Теперь же разве кто их удержит? – Он бросил на Гаккета обеспокоенный взгляд. – Хотите завершу картину? Последуют нападки на мое начальство, на правительство, угрозы политической дестабилизации, протесты коммунистов и левых. Да, забыл еще – моральное линчевание и конец карьеры вашего покорного слуги, если только случайно выплывет мое имя.
– Настоящая катастрофа.
– Мистер Гаккет, – продолжал Танкреди, – если хотите, чтобы наши добрые… личные отношения продолжались, я должен оставаться на определенной дистанции.
– И какова же эта дистанция?
– Расстояние между Римом и теми городами, откуда прилетели оба самолета, которые находятся сейчас во Фьюмичино со своими экипажами и со своими незарегистрированными пассажирами.
– Если я правильно вас понял, – холодно ответил Гаккет, – вы за то, чтобы русские туристы с их гостем, без всякого на то права взятым на борт, улетели.
Танкреди поднял палец, указывая в небо:
– Я нет. Но…
– Кто-то более авторитетный, чем вы?
Танкреди не ответил, и Гаккет продолжал, явно провоцируя:
– Министр обороны? – И еще агрессивнее и саркастически: – Еще выше? Премьер-министр? Папа? Господь Бог?
Танкреди промолчал. Одна только мысль не вызывала у него уже никаких сомнений: от неприятности, в которую его вовлекли, похоже, уже никуда не деться и впереди его не ждет ничего хорошего, это уж точно.
Заместитель американского посла пообедал торопливо и без удовольствия. Просто кусок не лез в горло. Теперь, сидя за своим просторным письменным столом, он глубоко затянулся сигарой и выпустил облако дыма.
– Господа, если ЦРУ проявит свою добрую волю и, самое главное, если КГБ тоже согласится поступить благоразумно в этом злополучном деле… – он замолчал, чтобы еще раз затянуться и выпустить дым в сторону Уэйна и Гаккета, сидевших напротив него, – то можно надеяться, что советские власти, возможно… я в этом не уверен… согласятся в качестве жеста доброй воли заменить героического Фрэнки Хагена, покойного, но не по их вине, каким-нибудь другим агентом американского империализма, который в настоящий момент находится в туристической поездке по архипелагу ГУЛАГ.
– Он так сказал? – удивился Гаккет.
– Да, мои дорогие.
– Советский посол употребил слово «ГУЛАГ»?
– Нет, это мой вольный перевод, – уточнил заместитель посла.
Уэйн недовольно поморщился:
– И они еще становятся в позу обиженных. Сукины дети! Мы теряем человека, а они протестуют.
– У вас есть какие-нибудь предложения, мистер Уэйн?
– Да. Давайте и мы будем стрелять в цель, – ответил Уэйн. – Ведь пройдет же рано или поздно этот мерзкий тип Форст мимо иллюминатора или нет?
– Действительно, какая тонкая мысль, – с явной иронией отметил заместитель посла.
– Ну это я так… – тоже с иронией усмехнулся Уэйн.
Заместитель посла поднялся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27