Он застыл в проеме двери. На угадываемом верхнем конце первого лестничного пролета блеснули две точки. Зашуршало, и ротвейлер-подросток проскочил у него под ногами. Он отпрянул и едва не упал. Вслед за собакой появился худой мужик в очках и дурацком желтом «петушке». Он подозрительно-удивленно воззрился на Максакова.— Никого на лестнице не встретили? — Тот потянулся за ксивой.— Нет.— Парадная же не проходная?— Нет.— А подвал есть?— Да, большой.Темнота и стужа давили на плечи. Максаков стоял и искал для себя причину не идти в подвал. Их было много: замерз, нет фонаря, надо быстрее подписать рапорт и т. д. Он знал, что настоящая одна. Ему было страшно. Он не был трусом, но сейчас острое предчувствие беды последних недель рвало душу холодными когтями. Хотелось, не поворачиваясь, пятиться назад в стены отдела. Он помнил это ощущение по армии, когда выходишь за периметр расположения части в чужую, недобрую ночь. Но это было за десятки тысяч километров отсюда, а здесь любимый родной город. Он повернулся и не спеша пошел через дорогу. Черное небо опускалось все ниже и ниже. 13 — Арбузов у себя?— У начальника. — Невысокая, изящная Катя, секретарша шефа, приветливо улыбнулась Максакову. Девчонки из машбюро часто намекали ему, что она к нему неравнодушна.— Подожду.— Дежурите?— Да. — Он опустился на стул.— А я в дознание перевожусь. — Катя вышла из-за стола и начала поливать цветы на окне. У нее была крепкая округлая фигурка.— Зря, — просто сказал Максаков.Мысленно он все еще стоял на черной улице под пронизывающим ветром. Чувствительность медленно возвращалась к телу.— Почему? — Катя закончила с цветами и достала из шкафа полушубок. — Не сидеть же всю жизнь в секретарях.Максаков снова вспомнил серое лицо Хрусталевой и ее нервно подрагивающие пожелтевшие пальцы с зажатой в них дешевой сигаретой. Он не мог это пересказать.— Зря, — снова сказал он, глядя в пол.Катя передернула облаченными в мех плечиками.— Может, найдете как-нибудь свободную минутку и объясните, Михаил Алексеевич?Намек был достаточно прозрачен.— Может быть.— Буду ждать.Она скрылась за. дверью. В приемной стало тихо. Слегка пощелкивали часы на стене. Шесть. Хорошо, если Павел вернулся и проведет сходку. По коридору на выход стремились работники бухгалтерии, кадров и штаба. Убаюкивая, гудел кондиционер. Он закрыл глаза и подумал о Татьяне. О ее волосах, голосе, улыбке, коже, губах. Хотелось…— Максаков! Ты где был? Я тебя целый день ищу! — Инспектор отдела кадров майор Лобов помахивал в дверях «дипломатом».— Зачем?«Господи! Как все достали!»— На той неделе начинаются сборы внештатных групп захвата от каждого РУВД. В нашу включены восемь сотрудников твоего отдела. Так что готовь их на месяц в Пушкин, в учебный центр.Максаков покрутил пальцем у виска.— Вы звезданулись?! У меня из двадцати бойцов шестнадцать живых. Еще минус восемь — кто работать будет? Пусть мобовцы едут.— Приказ начальника РУВД. Милицию общественной безопасности нельзя ослаблять — много массовых мероприятий. И не ори на меня. Мое дело сообщить!Лобов вышел. Максаков пожалел, что под рукой нет стакана. Он достал сигареты и нагло закурил прямо в приемной. Полемизировать с Григоренко — бесполезно. Проблема раскрываемости убийств существует для начальников, только когда за нее спрашивают. Тогда можно поорать, объявить кому-нибудь взыскание и т.д. А так — как любил говорить прежний начальник РУВД: «Ваши дурацкие убийства любой дурак может раскрывать». Максаков потушил сигарету в одном из цветочных горшков и потянулся к телефону.— Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Не отрываю?Начальник Управления угрозыска города Смотров раньше работал в Архитектурном. Это время до сих пор вспоминалось как золотое.— Здорово. Нет. Говори.— Больше убийств раскрывать не будем. — Максаков в двух словах пересказал ситуацию.— Григоренко на месте? — Смотров был человеком конкретным.— Да.— Все. Не волнуйся. Да, ты когда этого маньяка своего поймаешь? Как его? Шепелявого!— Сиплого, — поправил, улыбнувшись, Максаков.— Ну Сиплого! Какая на хрен разница. Давай быстро лови!— Есть!Максаков хорошо знал привычку Смотрова мимоходом, для . порядка, стимулировать работу, хотя, в отличие от других руководителей, он никогда не гнал, безоговорочно доверяя операм, которых уважал.— Все, давай!Арбузов все не выходил от шефа. Максаков спустился в дежурку.— Тихо?— Не сглазь, а? — Лютиков замахал руками. — День дурной, пусть хоть сейчас успокоится, хотя не верю. Вон сейчас из главка сообщили, что в связи с какими-то там задолженностями сегодня ночью не будет работать уличное освещение. Каково?Максаков пожал плечами.— «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла проклятый прокуратором город».— Что?— Так, к слову пришлось.На лестнице он столкнулся с опером 87-го Антоном Челышевым.— Здорово. Какими судьбами?— В кадрах был. — Антон смотрел в сторону.Месяц назад они вместе неудачно пытались задержать убийцу. Для Челышева это был личный вопрос. Даже по словам его лучшего друга Сереги Полянского, Антон все больше и больше замыкался в себе.— Говорят, ты в Чечню собрался? — Максаков все же пытался поймать его взгляд.— Правду говорят.— На хрена тебе это надо? У тебя же семья.— Семье не будет лучше, если я пущу себе пулю в лоб.— Шоковая терапия?— Вроде того.— Главное — не переборщить. Когда едете?— Постараюсь одиннадцатого.— Я приду проводить.— Спасибо.У Арбузова дверь была приоткрыта. Сам он, уже в верхней одежде, собирался на выход.— Разрешите? — просочился Максаков. — Убийцу надо до завтра подержать. — Он протянул рапорт.Арбузов бегло прочитал и положил на стол.— Не могу, — заявил он. — Откуда я знаю, вдруг завтра выяснится, что она ни при чем? Какие основания у меня ее держать? Это незаконно.— Федор Аркадьевич. — Максаков безумно устал. Словно марафонец, который первое дыхание исчерпал и чувствует, ч что второго не будет. — Федор Аркадьевич, напишите тогда на рапорте «отказываю».В конце концов, пусть Ковяткина идет на все четыре стороны.— Зачем? — Арбузов крутил рапорт в руках.— Как зачем? — Максаков откровенно забавлялся. — Она сбежит. Прокурор спросит меня, почему не проконтролировали? А я покажу ему рапорт. Мне тоже надо прикрыться.— Прокурор? — На лице Арбузова отражалась вся гамма чувств, которые возникают при нелегком выборе.— Конечно. Убийство же.Арбузов вздохнул и с видом прыгающего в ледяную воду подписал рапорт. Спускаясь по лестнице, Максаков глянул на мятый лист и усмехнулся, «Разрешаю до 9.30. 18-го декабря».На улице снова неприятно заломило шею. Последние фонари погасли. Колючий ветер атаковал с прежней силой. Темный сквер непроглядно громоздился напротив входа. По улице шли, борясь с ветром, несколько прохожих. Несмотря на седьмой час вечера в пятницу, город поражал пустынностью. Пронзительный холод и темнота разогнали всех по домам. Максаков быстро шел вдоль стены, пытаясь что-то разглядеть в окружающем черном пейзаже. В арке его догнал слепящий фарами «жигуленок» ОУР.— Во дела! На Невском темно, как на лесной просеке. Хорошо еще рекламы светят, — весело поделился молодой вихрастый водитель. С заднего сиденья вылезли Колесов и Парадов.— Иваныч! Ты только приехал?! — Максаков присвистнул.— С тебя причитается. Пять часов говорильни без обеда и перекуров. — Иваныч потянулся. — Как всегда — бред.Они подошли к лестнице.— О чем хоть совещались?— Обо всем и ни о чем! — поддержал Иваныча Парадов.На подоконнике второго этажа сидел Шохин и загадочно улыбался. Максаков сразу все понял.— Получилось?— Тс-с… — Саня приложил палец к губам. — Явку пишет. Не спугните.Лицо у него было слегка очумелое, но очень довольное. У Максакова улучшилось настроение. Главным образом из-за этого шохинского лица. «Я успеваю улыбнуться — я видел, кто придет за мной».Опера толпились в коридоре. К потолку клубами поднимался сизый дым.— Заходите! — Максаков отпер дверь. — Андронов, возьми рапорт и вези в восемьдесят седьмое. Прямо сейчас!Подошел Гималаев.— Паша! Тебя жена искала. У Юрки температура.Колесов вздохнул и посмотрел на Максакова.— Можно я сразу поеду? Срочного ничего?Тот махнул рукой.— А если бы и было? Езжай, конечно.В кабинете, как всегда, трезвонил телефон.— Да?— Как дежурство? Можешь говорить? — У Татьяны, похоже, было хорошее настроение.— Конечно. — Он жестом показал, чтобы опера рассаживались. — Все как всегда.— Меня на ученом совете похвалили, — сообщила она.— Молодец! — Он искренне обрадовался. — Хотя меня это не удивляет.— Приезжай ужинать, — предложила она, — я рыбу под майонезом сделала.Отдел полностью расселся.— С удовольствием, только мне сестру надо из театра забрать около десяти.— Успеешь.— Договорились. Буду выезжать — позвоню.Он положил трубку.— Все собрались?— Все.— А где Жгутов с Венгеровским?— В бане, в засаде.— Уже, наверное, засадили!— Нет, чистоплотные очень, моются.Он жестом остановил поток острот.— Не буду мучить на тему, кто чем занимался. Дежурные на выходные в курсе? Вопросы? Тогда — все.Зазвонил прямой телефон точно на этих словах. Все моментально умолкли.— Приехали, — констатировал Шаров. — Однажды в пятницу вечером…— Двойник-огнестрел, — предположил Толя Исаков.— Заткнись, дурак!Максаков снял трубку.— Ну что, сглазил? — Голос Вениаминыча был просто усталым, других ноток в нем не прослушивалось. — Собирайся. Днепропетровская семь, квартира восемьдесят три. Труп с колото-резаными после пожара. Медик поехал. Прокуратура сейчас будет.— Шефам сообщил?— Грач в курсе.— Понял. Еду.Отдел молча ждал, пока он повесит трубку.— Есть добровольцы поработать?Секундная пауза. Он знал, что вечер пятницы — святое время. Завтра семьи, дети, проблемы, магазины, ремонты, дачи, а сегодня несколько часов отдыха со сладкой перспективой двух выходных впереди. Если, конечно, ничего не случится. Случилось.— Ну я съезжу.Он не сомневался, что Игорь скажет это первым.— Мы, мы останемся! — Казалось, Дронов и Велиготская только и ждали сигнала.— Я могу, — кивнул Дударев.— Достаточно! — Максаков остановил очередных желающих. — Еще Андронов дежурит, и Шароградский с ним в восемьдесят седьмом. Остающимся пять минут на сборы. Остальным — спасибо, и дуйте по домам. Кстати, не советую злоупотреблять. Город сегодня ночью фактически без света. Заблудитесь, замерзнете.В кабинете остался только Игорь. Максаков снова взялся за телефон.— Зайчик, я не смогу приехать на ужин.— Как хочешь.Его приводило в бешенство это деланно-холодное безразличие.— У нас убийство.— Конечно.— Ты же понимаешь…— Конечно. Работа превыше всего.— Я позвоню позже.— Как хочешь.Аппарат едва не треснул от брошенной с размаха трубки. Он достал сигарету, но зажигалка щелкала вхолостую. Игорь протянул свою.— Съезди. Я тебя подстрахую.Первая же затяжка успокоила разгулявшиеся нервы.— Тебе и так придется меня подменять — мне за сестрой в театр.— Без проблем.Максаков в несколько затяжек докурил сигарету и полез за своим пальто.— Игорь! Почему она, как глухая? Ведь работу мою не по книжкам знает. Сама сколько лет…— Именно поэтому. Ее и так все это достало, а еще и ты идешь по такому же пути. Она считает, что слепой и глухой — ты, раз не хочешь понять, к чему все катится.Они подошли к дверям. Максаков достал ключи и выключил свет.— Кто прав?— Оба. Я пошел одеваться.В темноте кабинета зазвонил телефон. Тоненько, жалобно и призывно. Он подумал и, не зажигая света, вернулся к столу. Хотелось, чтобы это была Татьяна. От окна нещадно сквозило. У пожарников зашипел мегафон:— Дежурному наряду пройти на ужин.— Алло?— Мишка, это я! — Голос Радимовой частично заглушала орущая музыка. — Слушай! Такие отличные ребята! Мы все решили! Сейчас с ними в боулинг играем, а на одиннадцать баня заказана. Может, приедешь?!Он усмехнулся.— Не могу. Я же дежурю.— Вот дура! Забыла! Как виски?— Не пробовал еще.— Попробуй.— Обязательно. Пока.В освещенном из коридора проеме двери возник Гималаев в куртке.— Ты здесь?— Да.— Чего в темноте?— Судьба такая. Готов? Поехали.На улице упругий морозный ветер перемещал по воздуху огромные кубы осязаемого черного пространства. Максакову на секунду показалось, что темнота вот-вот рухнет на город и раздавит усталые промерзшие здания, пустые улицы и прячущихся по квартирам людей. Он тряхнул головой, отгоняя психоделические картинки, и снова почувствовал навязчивую, как комариный писк, тревогу. По пути к машине радовало, что за спиной идут его ребята. Мороз нарастал. Приближающаяся ночь пока безуспешно билась о желтые квадраты окон. 14 — Худо, что снега нет, — сказал Дударев, — от него светлее.Максаков согласно кивнул.— А днем-то как валило.— Одно слово — Питер.— Михаил Алексеич, налево сворачивайте!«Малую землю» — территорию, зажатую между Лиговкой, путями Московского вокзала и Обводным каналом, даже днем трудно было назвать освещенной и оживленной. Сейчас же у него создавалось впечатление, что он находится в Петрограде времен гражданской войны. Казалось, что на дворе не полвосьмого вечера, а часа три ночи. Фары выхватывали из мрака серые, крошащиеся стены зданий и тонущие во тьме пасти подворотен. Женщина с двумя огромными догами на поводках прикрыла глаза рукой. Стая малолеток, собравшись в кружок проводила недобрыми взглядами. Максаков свернул с Черняховки на Роменскую и дал газу. Днепропетровская шла практически вдоль железной дороги и выходила к Обводному. Нормального человека занести туда с наступлением темноты мог лишь приступ безумия. Седьмой дом легко нашли по горящим фарам многочисленных автомашин возле него. Патрулька, кримлаборатория, «форд» Грача. Максаков аккуратно притер «копейку» радом. Дом вплотную примыкал к стене, ограждающей железку, и двора у него не было. Он удивился, откуда в этом однокорпусном четырехэтажном строении может взяться восемьдесят третья квартира, но, посветив фонарем, обнаружил, что отсчет начинается с семьдесят третьей. Из «УАЗика» вылез милиционер, с подозрением оглядел его «жигуленок».— Вы кто?На всякий случай он держался на расстоянии.— Максаков, ответственный по РУВД, с «убойщиками».— А-а, — произнес постовой с облегчением и сделал несколько шагов навстречу. — Третий этаж.Лестница неожиданно оказалась вполне приличной, даже не очень грязной и со светом. Квартиры, судя по дверям, — отдельными и не гопническими.— Ведомственный дом, — правильно истолковал озадаченное выражение максаковского лица Денис Дронов, — от железки. Работники «Московской-Товарной». Я эту землю обслуживал.На третьем этаже явственно ощущался запах пожара: несло горелым пластиком, остро пощипывало ноздри гарью. На площадке перед квартирой уже топтался Шохин. От его блаженного полчаса назад выражения лица не осталось и следа.— Не везет тебе сегодня.— Да уж.— Кто внутри?— Прокуратура, Грач, криминалисты.Максаков посмотрел на грубо взломанную дверь.— Кто обнаружил?— Пожарники. Задымление началось, и соседи их вызвали.— Дверь — их работа?— Да, захлопнута была.— Пошли посмотрим. — Максаков кивнул Игорю. — Вадик, организуй обход.— Конечно, как обход — Вадик, а как…Квартира была аккуратной, чистой, среднего достатка. Не новая, но хорошая мебель, ровно побеленные потолки, ковры на полу. Прихожая, коридорчик, три комнаты. В гостиной сразу бросались в глаза пустая тумба из-под телевизора с чистым от налета пыли квадратом, открытые дверцы стенки, разбросанные по полу вещи. На диване сидел Грач с каким-то слегка потерянным лицом. Максаков вопросительно посмотрел на него. Тот молча махнул рукой дальше по коридору. Впереди моргали фотовспышки криминалистов. Мрачный начальник ЭКО Резцов молча протянул руку.— Долго еще?— Минут десять.— Следак здесь?— На кухне.У зажженной газовой плиты невозмутимо курил Володька Французов.— Ты откуда?Француз скривился.— От верблюда. Ефремов уехал в ИВС, когда освободится — неизвестно. Константиныч попросил меня съездить. Ну не подставлять же его.Новый заместитель прокурора по следствию Олег Константинович Пошехов действительно пока производил благоприятное впечатление. Максаков отметил, что от дневной выпивки у Володьки остался лишь смешанный с табаком запах спиртного.— Ты вовремя остановился.— Деньги кончились. У тебя жвачки нет?— Нет, но там, на лестнице — Маринка, а у нее всегда есть.— Отлично, а то во рту как будто кошки нагадили.— Настроение как?— А ты сам как думаешь?В дверь просунул голову Резцов:— Мы закончили.В комнате сначала явно была детская. По мере взросления своего хозяина она тоже взрослела, оставляя в тоже время маленькие свидетельства прошлого. Плюшевый тигренок в углу дивана. Набор резиновых индейцев на секретере. Запыленная модель самолета на подоконнике. На стенах висели плакаты рок-групп, футболистов и голливудских актеров. Под ними фотографии: улыбающийся школьник с огромным букетом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15