У окна между первым и вторым этажом Размазков о чем-то шептался с адвокатом, еще вчерашним коллегой по кабинету. Увидев Максакова, ехидно улыбнулся и встал по стойке «смирно».— Вольно!Максаков прошел мимо, подумав, что наверняка еще кто-нибудь сегодня недорого купил себе подписку о невыезде и возможность снова грабить, воровать, избивать… Запах курева превратился в плотный смог. Он поднялся в коридор отдела и вдруг почувствовал, что ноги не идут от усталости. Иваныч отсутствовал, видно, все еще страдал на совещании. У Игоря было приоткрыто. Максаков просунул голову.— Это я. Заходи чай пить.Игорь оторвался от раскрытого дела.— Иду. Я кофеем в розыскном разжился.— Отлично! Живем!В темном кабинете вовсю трезвонил телефон. Максаков щелкнул выключателем, воткнул штепсель чайника в розетку и снял трубку.— Да?— Мишка, привет! — Приятный женский голос мелодично звенел серебряными колокольчиками. — Это Ира Радимова! Помнишь такую? Как жизнь? Как дела? Как работа?С Иркой Радимовой они учились на одном курсе. Хищная, красивая девица, хорошо знающая, чего хочет, и умеющая добиваться своей цели. Последний раз он видел ее года четыре назад на встрече однокурсников, так что причина внезапного звонка не вызывала сомнений.— Привет, Ириша, — он бросил шляпу на стол и, не раздеваясь, упал в кресло, — все нормально. Я сегодня дежурю. Давай к делу. Что стряслось?Она помедлила только секунду.— Миш, мне очень надо с тобой посоветоваться. Я подъеду, куда скажешь.Максаков вздохнул. На сто пятьдесят однокурсников, тридцать одноклассников и многочисленных знакомых родственников и родственников знакомых он был единственным ментом. Со всеми вытекающими последствиями.— Как тебе срочно? У меня дел…— Мишенька! — по-лисьи заскулила она. — Мне сегодня, надо. Только минуточку. Когда скажешь.Вошел Гималаев с бумажным кулечком и кружкой. Максаков жестом показал на чайник. Давай, мол, наливай.— Подъезжай прямо сейчас. Пиши адрес.Едва он повесил трубку, телефон снова заверещал.— Алексеич, это я! — Андронов говорил на фоне других голосов. — Я в во семьдесят седьмом. У нас тут проблема…Зазвонил прямой.— Подожди, Стае! — Максаков сунул трубку Гималаеву. — Это Андронов. Узнай, чего там у него.Он поднял дежурный.— Отзвонись шефу. — Лютиков, похоже, зевнул. — Он ждет.— Ладно. Как Лариса?— Пришла в себя. Дал машину. Отправил.Кофе остывал. Игорь озабоченно хмыкал в трубку. Григоренко не отвечал долго.— Слушаю. — Похоже, он жевал.— Максаков, Петр Васильевич.— А-а. Ты это… — голос начальника был нетверд, — ты «трассу» проверил?— Конечно.Искусство нагло парить руководство за десять лет постигалось в совершенстве.— Кто с главка проверял?— Подполковник Иванов и майор Петров. Без замечаний.— Молодец, я же вот знаю, что говорю. Держи меня в курсе.— Обязательно.Гималаев постукивал неповешенной трубкой о ладонь.— Там вот какая проблема. Ковяткина пришла в себя и призналась, но следак боится до уличной ее задерживать — вдруг в отказ пойдет и у него получится незаконное задержание. А наши боятся ее отпускать — вдруг за ночь передумает.— Так пусть сейчас проводит уличную. Кстати, а платье ее из унитаза? Что, на нем следов нет?— Он не может сегодня. У него в ИВС патрульные сидят из сто семьдесят девятого, за превышение. Ему надо им обвинение предъявлять. Только завтра. А платье будет доказательством, только когда экспертиза скажет, что на нем кровь убиенной. Через месяц, в общем.Максаков выругался.— Дай трубку. Стае! Пусть в дежурке восемьдесят седьмого до утра держат. Только по рапорту с визой начальника МОБ? Пиши рапорт и вези сюда. Я сейчас тебе Владимирова пришлю.Он хлопнул трубкой об аппарат, который тут же снова зазвонил.— С каждым днем все больше посещает мысль, что все это никому не нужно, кроме нас.— Ты только недавно догадался? — Гималаев усмехнулся.Телефон продолжал надрываться.— Да?!! Нет, мамуля, все нормально. Да, я все помню. Хорошо, в десять буду. Нет, мамочка, отвезти туда я никак не смогу. Дежурство сложное. Да, не волнуйся.Тишина непривычно ударила по ушам. Максаков встал, скинул пальто на диван и, выйдя в коридор, поймал Толю Исакова.— Найди Владимирова, пусть заберет Андронова из восемьдесят седьмого. Побыстрее.Кофе совсем остыл.— Добавь чуть-чуть и долей кипятка. — Гималаев щелкнул пальцем по толстой фаянсовой кружке.Максаков махнул рукой.— Устал?— Да.Он достал сигарету.— Безумно устал. А знаешь отчего? От борьбы со своими. Чем я занимался целый день? С утра слушал бред руководства, потом пытался заставить работать оперов стопятки и ублюдка Размазкова, причем по черному, ограбленному СОБРом. Нормально? Затем убеждал работать Людку Хрусталеву, хотя ее-то я понимаю. Далее — гонял РУБОП с рынка, силой отнимал в гараже аккумулятор для служебной тачки, придумывал, что делать с убийцей, которую боится сажать прокуратура. Плодотворный день. Кстати, он еще не кончился.Сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Он бросил ее в пепельницу и закурил новую.— Наши молодые без пайковых получают половину зарплаты дворника, а они — офицеры криминальной милиции. Я, начальник отдела, получаю как уборщик производственных помещений на заводе. Десять лет оперативного стажа и пятнадцать рабочих часов в сутки. Никому мы не нужны. Я слышал выступление кого-то из правительства. «Не надо связывать возрастающую коррупцию в органах с уровнем зарплат сотрудников. Эта тема уже набила оскомину…» Твари. У них оскомина — у нас жизнь. «Правовое государство»! Оно у нас для всех, кроме потерпевших. Костюхина-упыря выпустили. Я давно потенциально готов к тому, что любого из наших злодеев выпустят. Мы возьмем Сиплого, а через месяц он постучится к нам в дверь. Мы: я, ты, Иваныч, Стае, Поляк, Толик, другие… Мы уйдем, умрем завтра, и никто не придет за нами. Поколение романтиков умерло. Все кончается. Денис и Маринка — исключение, но их сломают, затопчут, истребят, как истребили нас. Мы слишком независимы. Мы хотим не порядка, а справедливости, а это никому в нашем обществе не нужно. Уголовный розыск мертв, Игорь. Я это каждый день чувствую. Нас уже убили.Кто-то постучал в дверь. Максаков не пошевелился. Кололо сердце. Безнадежная питерская зима заглядывала в окна черными зрачками. Гималаев задумчиво докуривал сигарету. Дым кольцами поднимался к потолку.— Хуже всего, Михаил, — невозмутимо произнес он, — то, что мы, все понимая, завтра выйдем на работу и снова будем рвать жилы. Мы просто не умеем по-другому. И пока так будет, нас будут постоянно макать мордой в грязь.Максаков улыбнулся.— А давай дадим себе страшную клятву, что с завтрашнего дня забиваем на все и спокойно отбываем номер с девяти тридцати до восемнадцати? Бумажки, справочки и тэ дэ. А?Гималаев затушил окурок и встал.— Нельзя, — сказал он серьезно и направился к дверям.— Почему?Максаков потянулся. Вспышка ярости постепенно улеглась.— Тогда получится, что у нас слабая воля, — грустно усмехнулся Игорь и отпер дверь.«Прав!» — успел подумать Максаков за секунду до того, как облаченная в белоснежную песцовую шубу Ради-мова ароматным запахом магнолии ворвалась в кабинет, наполнив его мелодичным звоном своего голоса.— Мишка! Ну ты заматерел! Ни хрена себе мужик стал! А я-то где хожу? Крутой начальник! Отдельный кабинет! Точно, перспективный мужик!Она молниеносно и умело поцеловала его, оставив на губах привкус ванили, скинула шубу и рухнула на диван, небрежно закинув ногу на ногу. С виду строгая черная юбка имела четыре высоких разреза, фактически полностью открывая Максакову то, что уверенно прокладывало Ирке дорогу по жизни. Оценив ее сногсшибательную фигуру, Максаков тем не менее отметил тщательно загримированные морщинки у глаз и толстый слой косметики на лице. Он подумал, что ей уже тоже тридцать три, и пожалел, что утром надел дежурный старый пиджак и самую худшую рубашку. Радимова не вызывала у него сильного влечения, но, встречая однокурсников, ему всегда хотелось выглядеть как можно более благополучно.— Что у тебя стряслось? Только не говори, что приступ ностальгии по временам студенчества.Она приподняла бровь.— Скучные вы, менты, с…— …с подходцами нашими. Не скучные, а мудрые. Вещай.— Ладно! — Она стала серьезной. — Хотя я к тебе всегда хорошо относилась, так что не наговаривай. Проблема в следующем. Я летом влюбилась!— Это действительно проблема.— Не нуди, — лицо у Радимовой неожиданно стало детски-восторженным, — для меня это проблема! Влюбиться — это тебе не замуж выскочить.Затрезвонил прямой.— Извини. — Максаков снял трубку.— Труп на чердаке, на Поварском. Вроде не криминальный. Твои поедут?— Сейчас машина вернется, и кого-нибудь пошлю. Прошлый раз участковый тоже сказал «без внешних», а в морге тридцать два колото-резаных насчитали. Они что, внутренние были?— Ладно, передам, чтобы без вас не оформляли.Радимова поежилась.— Ужасы какие рассказываешь.— Не бойся. Продолжай.— Короче. Мальчик — прелесть. Девятнадцать лет. Белокурый как Аполлон. С меня пылинки сдувает. Цветы, подарки…— Извини, Ира. — Максаков подался вперед. — Я правильно расслышал? Двадцать два?Она фыркнула.— Не хами, Мишка. Мне тоже ещене семьдесят.— Просто, мне помнится, тебе нравились…— Разонравились! Ты будешь слушать?— Конечно, конечно.— В общем, все было хорошо, мы жили у меня, а вчера прихожу — у дома менты! Ой, извини, милиционеры! Ждут его. Оказывается, он у одного своего должника, с которым в одной камере сидел…Максаков прыснул.— Так Аполлон еще и судим?— Что ты! Он просто в «Крестах» сидел, его подставили.— А, ну тогда другое дело.Ирка кивнула.— Там им вымогалово шили, но терпила был должен и, когда сменили положнякового адвоката…«Вымогалово, терпила, положняковый». Максаков думал, что криминалитет плотно входит в нашу жизнь. Еще несколько лет назад Радимова, профессорская дочка и выпускница университета, не знала таких слов, а сегодня умело оперирует ими. Дань моде или уже привычка? Пишем «правовое» — читаем «бандитское». Время «бизнес-групп».— …выпустили до суда на подписку. Но это ерунда. Он просто пришел к тому уроду, которого в камере грел, и отобрал машину. Ну, на время, пока тот не рассчитается. А этот урод пошел и заяву бросил в сто сорок четвертое отделение милиции. Ленечку теперь ищут. Он готов прийти и все объяснить, только чтобы не били и не закрыли. Можешь помочь? Пожалуйста, Мишенька!Максаков вздохнул. Влезать в чужие дела и вызывать лишние разговоры не хотелось. С другой стороны, если у ребят с Комендантского материал, то тогда он и им сумеет помочь, и для Иркиного хахаля проблемы решит.Дверь открылась. Заглянул Андронов, оценивающим взглядом окинул изящно откинувшуюся на спинку дивана Радимову и положил на стол лист бумаги.— Рапорт, Алексеич.Максаков кивнул.— Съезди пока на Мучной. Там вроде не криминал. Адрес в дежурке.Андронов кивнул.— Девушку не надо подвезти?— Она сама себя может подвезти. Давай, езжай.Андронов улыбнулся Радимовой и вышел. Она внимательно посмотрела на Максакова и покачала головой.— Суров ты. Или ревнуешь?— Где уж мне. Тебе милиция какие-нибудь телефоны оставляла?— Конечно. — Она протянула визитку. — Слышала, ты опять один. Кто была твоя последняя жена?— Женщина. — Максаков присвистнул, глядя на визитку. — Прямо рекламный проспект какой-то.На красном пластиковом квадратике, в обрамлении золотой вязи, были рельефно отпечатаны черные наручники. Под ними готическими буквами выведена надпись. «Хомяков Максим Николаевич. Оперуполномоченный уголовного розыска. Лейтенант милиции». Судя по званию, хозяин визитки работал в милиции не слишком долго.— Молодой? — спросил он у Ирки, набирая номер телефона.— Такой же, как мой, — кивнула она. — Симпатяга. В баньку предлагал сходить, в бильярд поиграть.— Да? — Голос в трубке был звонким, с блатной интонацией. На заднем плане орал магнитофон и кто-то тоненько вскрикивал.— Начальник «убойного» Архитектурного Максаков. Хомякова можно услышать?— Я это. Секунду.В трубке что-то брякнуло.— Кончай эту сучку здесь дуплить, тащи в спортзал, — сказал кому-то хозяин кабинета. Магнитофон смолк. — Алло! Слушаю! Извини, братан, по малолеткам работаем. Кражу поднимаем.Максаков хмыкнул. Радимова сползла на самый краешек дивана и прижала руки к груди.— Слушай, коллега, ко мне тут знакомая обратилась. Вы ее мужика ищете по вымогалову. Он как бы готов прийти, но боится. Фамилия у него…— Богданов, — подсказала Ира.— …Богданов.— А, есть такой, — бодро согласился Хомяков. — Коза у него знатная, повезло тебе.Максакова передернуло, но он промолчал. Быть просителем всегда сложно.— Материал у нас, — продолжал Хомяков. — Скажи пацанам — пусть не ссут. Этот блудняк просто так не рассосется. Надо, чтобы они подъехали перетереть. Утрясем, и все будет ровно. Ништяк все будет. Дуплить и закрывать их никто не будет. За базар отвечаю. Главное — все косяки снять, чтобы непоняток не было.Максаков подумал, что зря возмущался Иркиным блатным языком. Чего уж о ней говорить, если свои… Хотя какие они к черту свои. Умерло все.— Спасибо, дружище. Я сейчас ей трубочку дам, и договоритесь. — Он протянул Ирке телефон: — Все нормально.В окнах стало совсем темно. В желтом проеме окна «пожарки» двое парней пили чай и играли в шахматы. Он на секунду позавидовал им, но тут же себя одернул. Сто раз просидишь, на сто первый нарвешься. За спиной хихикала Радимова. Зима щупала спину холодным сквозняком. Черное небо фактически не отлипало от черных крыш. Город погружался в темноту. Снова зазвонил прямой.— Звонок о заминировании Смольного. ФСБ в курсе. Собаку вызвали.— Может, взорвут наконец.— Сплюнь.Радимова уже закончила разговор и влезала в шубу.— Спасибо Мишка! Только на тебя и надеялась. Полечу. Договорились на восемь.— Не за что. — Максаков пожал плечами. — Позвони, как там.— Спасибо, обязательно! — Она кивнула на яркий пакет, оставленный на диване. — Это тебе. Я, правда, не знаю, что ты любишь.— Это не обязательно. — Максаков заглянул в пакет и увидел бутылку «Джони Уокера». — Я бы и так помог.— А я бы и так привезла, — парировала Радимова и чмокнула его в щеку. — Пока, удачи.На столе громоздились нерасписанные бумаги. Он увидел рапорт Андронова и посмотрел на часы. До вечерней сходки оставалось пятнадцать минут. В коридоре курил Вадик Дударев.— Алексеич, надо ехать в командировку в Челябинск. Я объясню…— На сходке, ладно? Мне надо Арбузова поймать — рапорт подписать. — Максаков открыл дверь Гималаева. — Слушай, я забыл, Дронов предложил запросить Северодвинск по междугородним звонкам Сиплого, еще до его тамошних подвигов. Неплохая мысль.— Неплохая, — согласно кивнул Игорь. — Очень неплохая. Я неделю назад запросил, просто ответов еще нет.Оба одновременно улыбнулись.— Не разочаровывай молодежь.— Не буду.На втором этаже Максаков наткнулся на Шохина. Тот сосредоточенно несся куда-то со своими операми-старшеклассниками .— Что там у вас по грабежу красного дерева?— Работаем, прошелестел Саня. — Вроде и хочется этому уроду поколоться, а боится. Сторож со стоянки, похоже, в доле.— Давай-давай, — подбодрил его Максаков, в душе понимая, что для Шохина выглядит просто еще одним временным руководителем, требующим результата.На улице снова подморозило. Он не надел пальто, и мороз ощутимо прихватывал сквозь одежду. Выпавший днем снег весь куда-то пропал, и лишь редко где мелькал серебристыми прогалинами. Земля была темной, твердой и звонкой, как закаленное стекло. Ему показалось, что вокруг темнее, чем обычно, пока он не заметил, что уличные фонари горят через два на третий. Часового не было, наверное, пошел греться. Мысленно матеря старшину за то, что перекрыли проход в главное здание через подвал, Максаков вынырнул из арки и повернул направо. Ему показалось, что какая-то фигура отделилась от темной стены напротив и двинулась параллельно с ним. Он резко остановился. По идее, человек должен был войти в свет окон зубной поликлиники, но этого не произошло. Такое было впечатление, что он намеренно остановился на темном отрезке стены и ждал. Снова стало липко-беспокойно. Холод сковывал спину. По улице брели люди, но Максакову казалось, что город пуст и погружен во мрак. Глаза заныли от попытки пронзить сгустки тьмы. Он ругнул сам себя, тронул локтем рукоять «пээма» и решительно двинулся через улицу. Впереди что-то шевельнулось и скрипнуло. Максаков хорошо знал этот дом. Он много лет ходил мимо. Прямо перед ним находилась парадная с тяжелой расщепленной дверью. Он подошел к ней и осмотрелся. Никого. Метрах в двадцати женщина тащила авоськи и ребенка. Дверь скрипнула и приоткрылась. Он осторожно заглянул внутрь. Света практически не было, лишь слабое свечение пробивалось с верхних этажей. По лестнице кто-то топотал, спускаясь. Максаков сунул рапорт в зубы и потянулся за пистолетом. Лицо, уши, руки щипал мороз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15