Она поежилась под черным не по размеру большим пиджаком и сунула руки в карманы, словно начала вдруг замерзать. То ли от промозглого холода, то ли от чего-то еще.
Впервые за весь день Кейтлин воздержалась от банальностей.
– Почему? – просто спросила она.
– Потому что пора уходить, – ответила Саманта. – Пора пережить это время, – прибавила она холодно, почти бездушно.
– Потому что так хотела бы Линдси? – бесцветным голосом спросила Кейтлин.
– Нет. Просто так всегда делают. Смиряются. Мы облачаем их в лучшие одежды, укладываем в обитые шелком ящики, чтобы им было сухо, помещаем в бетонированные склепы, чтобы оградить их от червей, потом ставим памятники с надписями, засеиваем землю травой, а потом навещаем их, более или менее регулярно, приносим цветы и разговариваем с ними, как будто они могут услышать нас.
Кейтлин заметила, что кладбищенские служители бросают на Саманту неодобрительные взгляды. Они явно хотели бы возразить ей, но смолчали. Про себя же она отметила, что впервые за много дней слышит нормальную человеческую речь, без ненужного пафоса и вымученной патетики.
– Посещать ее я смогу очень редко. Соберу вещи и сразу же уеду, – сказала Кейтлин.
– Чтобы жить своей жизнью. – Саманта кивнула. – У мертвых – свой путь, у нас – свой.
Кейтлин с интересом разглядывала Саманту.
– Так ты считаешь, что за этим есть еще что-то?
– Конечно, есть, – ответила Саманта будничным тоном.
– Ты точно знаешь?
– Да.
– И рай есть, и ад?
– Да, как было бы просто и славно, правда? Стал хорошим – попал в рай, остался плохим – отправляйся в ад. Либо черное, либо белое, без всяких полутонов. Достаточно следовать правилам – и все превратились в ангелов, а жизнь – в путешествие по прекрасному саду. Нет, жизнь намного сложнее, потому мне и непонятно – с чего это мы решили, что за смертью ничего нет? Ничего подобного. Жизнь бесконечна, только формы у нее разные. Она сложна, многообразна, многослойна и уникальна для всякого человека. Вот в чем я уверена.
Кейтлин, нисколько не удивившись, почувствовала, что в речи Саманты она нашла утешения больше, чем во всех проповедях, что она слышала, начиная с воскресной школы.
– Холодно тут и сыро, – сказала Саманта. – И служащие ждут, им еще нужно закончить работу. Давай не будем им мешать. Пойдем зайдем куда-нибудь и выпьем по чашке горячего кофе или чая.
Кейтлин перевела взгляд на гроб, в котором покоилась ее сестра, затем снова посмотрела на Саманту и кивнула.
– Кофе? С удовольствием, – ответила она и вслед за Самантой направилась к шоссе.
Пока они выходили с кладбища, Кейтлин ни разу не обернулась.
Лео Тедеско стоял в отдалении, но тем не менее хорошо видел, как проходила церемония. Он, правда, не слышал ни слов священника, ни речей, но и не особенно сожалел об этом. Подходить ближе он не стал – смерть угнетала его, а насильственная смерть причиняла почти физическую боль.
Гибель Линдси Грэм он переживал особенно сильно.
Саманта избегала всех, и его в том числе, поэтому Лео пришлось идти за ней, держась на почтительном расстоянии. К счастью, она его не заметила. Он наблюдал за ней. Она стояла метрах в пятнадцати от могилы Линдси, скрываясь за памятниками, стараясь не попасть в поле зрения Уайата Меткалфа.
Федеральные агенты, как догадывался Лео, прекрасно знали, что Саманта находится неподалеку, но никто из них не подошел к ней ни во время церемонии, ни после, когда они выходили с кладбища.
Такое поведение с их стороны Лео счел непростительным.
Потом Саманта подошла к сестре Линдси и о чем-то говорила с ней, после чего они обе направились к выходу.
Ее действия показались Лео странными. Он знал, что Саманта обычно не вмешивалась в полицейские расследования. В своей палатке в образе мадам Зарины она давала людям советы, отвечала на беспокоящие их вопросы, но вне ее, становясь собой, Саманта предпочитала не впутываться в чужие дела. Этому научила ее жизнь, преподав несколько суровых уроков.
«Так что же с ней вдруг случилось? – недоумевал Лео. – Через неделю цирк должен покинуть Голден, – подумал он. – Если, конечно, шериф Меткалф не выставит нас отсюда раньше». График их турне был разработан давно, впереди предстояло несколько остановок в тихих городках юго-западных штатов. На зиму цирк должен был обосноваться во Флориде.
Пока Саманта не просила Лео изменить планы, но он с тревогой чувствовал, что еще попросит. Ему не нужно было быть провидцем, чтобы заметить, как глубоко она страдает и стремится вмешаться в расследование. Лео подозревал, что именно толкало ее на этот шаг.
Присутствие Люка.
За все пятнадцать лет, что он знал Саманту, она только один раз потеряла самообладание, изменила собственному прагматизму, и полученный горький, болезненный опыт навсегда изменил ее.
«В ней словно что-то надломилось, – вспоминал Лео. – Сознательно или неосознанно, но Люк был тому причиной. Чертов Люк!»
Одно только упоминание его имени выводило Лео из себя.
«Что за проклятое местечко! Уезжать отсюда нужно, и побыстрее. Еще несколько дней, и все начнут глаза на нас пялить, а ненужная реклама, тем более в Голдене, нам сейчас совершенно не нужна. Того и гляди ее грязный шлейф потянется за нами и дальше».
Лео остановился и посмотрел вбок, где внезапно, словно ниоткуда, возникла фигура мужчины.
– И давно ты здесь? – недовольно спросил он.
– С самого начала церемонии.
– Зачем пришел? – спросил Лео и сам же ответил: – За Самантой следишь?
– Ну раз ты сам знаешь…
Лео пожевал нижнюю губу.
– Пока знаю только одно – ей твоя затея не понравится.
– А мне наплевать, что ей нравится, а что нет.
– Так зачем ты идешь за ней?
– Мне нет необходимости идти за ней. Сейчас она сидит с Кейтлин Грэм в ресторанчике неподалеку, в переулке, если тот огрызок улицы вообще можно назвать переулком, и пьет кофе. Кофе для нее – яд, она может им отравиться, но ничего хуже этого с ней сегодня не случится.
Лео озабоченно кивнул:
– И слава Богу. Она часто ходит по городу, привыкла к нему, и пока никто ее на улицах не узнает. Потому что в газетах появлялись только фотографии Зарины, в которой Саманту не узнаешь. Но репортерам удалось заснять ее без экзотических цирковых нарядов, и скоро жители начнут узнавать ее. По-моему, она последние часы ходит спокойно, уже вечером на нее начнут пялиться. Ты газеты читаешь? Новости по телевизору смотришь?
– Да.
– Общее мнение о Саманте в Голдене еще не сложилось, но пресса уж постарается восполнить этот пробел. Журналисты обожают экстрасенсов, тем более настоящих, а не мнимых. Потом пройдет неделя-две, и сенсация из региональных изданий перекочует в федеральные, а там счет пойдет на дни. Одна малюсенькая заметочка – и у меня телефон раскалится от звонков из Си-эн-эн.
– Нет никаких доказательств, что она настоящий экстрасенс. Полиция отвергает сообщения газетчиков о том, что Саманта находилась под подозрением. А о том, что она предсказала похищение детектива Линдси Грэм или Митчелла Кэллогана, как и о ее добровольном заключении, они вообще не заикнутся.
– Похоже, мы с тобой смотрим одну и ту же телепрограмму, – предположил Лео. – И читаем одни и те же газеты. Для спекуляций на тему похищений журналистам вовсе не нужны доказательства они и без них прекрасно обойдутся. Додумают. Уж что-что, а это они делать умеют.
– Пусть. Тебе и твоему цирку от этого одна польза.
– Да, на некоторое время успех обеспечен. Реклама подтолкнет людей, и они повалят к нам хотя бы из любопытства. Но что будет потом, когда ажиотаж схлынет? Как это все отразится на Саманте? Она и так уже работает на износ, как проклятая. Мне нет нужды тебе объяснять, что долго в таком режиме она не продержится – нервы в конце концов сдадут и она свалится.
– Ты не знаешь современную молодежь, это совсем другое поколение.
– Какое бы ни было. Работать допоздна каждый день…
– Стареешь, – перебил его собеседник. – В двадцать семь лет они еще не знают ни усталости, ни что такое «допоздна». Это мы с тобой засыпаем на вечерних детских телепередачах.
– Гляди-ка, ты, оказывается, хорошо помнишь свою молодость. – Лео усмехнулся.
– Еще как помню. Мой старший двоюродный брат обычно рассказывал мне на ночь страшные сказки. Не сам выдумывал, конечно, брал сюжеты из «Театра ужасов», было у нас такое местное телешоу. Про привидений, оборотней и прочую ночную нечисть.
Лео почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок, но отчего – он так и не понял.
– Ты заявился сюда, наверное, не для того, чтобы побеседовать о масс-культуре, – нахмурившись, сказал он.
– Одному из нас такие беседы не помешали бы.
– Ты не мог бы говорить серьезно?
– Сейчас я серьезен, как инфаркт, – ответил собеседник.
Мысленно Лео вынужден был согласиться с ним.
– Тогда ответь: чем ты собираешься заниматься?
– За что мне платят, тем я и занимаюсь.
– А что ты сейчас делаешь?
– Сейчас? Жду.
– Чего ждешь?
– Хочешь – верь, а хочешь – нет, но я ожидаю знака.
Лео удивленно заморгал:
– Какого знака?
– Мне сказали, что я его узнаю, и предупредили, чтобы я не отвлекался. Пока ничего похожего на знак не появлялось. По крайней мере я так думаю. Вот я и… дожидаюсь его.
– Ты не заметил, что несколько человек погибли? – Лео поймал взгляд собеседника и внезапно почувствовал желание отступить назад. Есть люди, на которых противно смотреть и к которым не хочется прикасаться. Его собеседник принадлежал как раз к такому виду. – Я просто тебя информирую, – прибавил он торопливо.
– Разве я похож на человека, которому ничего не известно о похищениях?
– Это верно, не похож. – Лео помолчал, затем прибавил, надеясь вызвать его на откровенность: – Ты догадываешься, как будет выглядеть тот знак?
– Представления не имею, – охотно отозвался тот.
– Ты говоришь загадками…
– А ты бы как говорил на моем месте?
Лео задумался и кивнул.
– Не знаю, как бы я говорил, но чувствовал бы себя таким же расстроенным, потерянным… и бесполезным.
– Спасибо, ты очень красиво все выразил.
Собеседник начинал его раздражать. Лео, человек вспыльчивый, решил закончить разговор, чтобы не вводить себя в соблазн треснуть по его сальной физиономии. Откашлявшись, он проговорил:
– Собираешься прийти в цирк?
– Пока нет.
Лео решил напоследок рискнуть и выведать его настроение.
– Мне показалось, ты сказал, что не следишь за Самантой.
– Сейчас нет. Но я не говорил, что не буду следить за ней.
– Она была очень напугана, – без эмоций сказал Лукас, не отрываясь от лежащего перед ним заключения о смерти Линдси. – Ничего удивительного.
– Ты ощутил ее страх?
Лукас молчал.
– Так ощутил или нет?
– Это уже не важно, Уайат.
Шериф беспокойно заерзал в кресле.
– Извини, но… я хочу знать, через что ей пришлось пройти.
– Не нужно, – твердо сказал Лукас.
– Ты что, не понимаешь? Я должен это знать.
– Ты не должен даже находиться здесь. Иди домой и предайся горю.
– Я не могу уйти. Что я там буду делать? Таращиться на стены? Грызть поп-корн, который Линдси не доела на прошлой неделе? Лежать на кровати, сохранившей ее запах?
Лукаса не удивил ни всплеск эмоций, ни то, что шериф решил открыться незнакомому человеку. Так или иначе, а отчаяние найдет выход, и посторонним люди говорят гораздо больше, чем своим друзьям или близким. Лукасу не раз доводилось видеть и слышать подобное.
Только от этого ему самому не становилось легче.
– Вчера я лег, попытался уснуть, – продолжал Меткалф надтреснутым голосом, – но не смог всю ночь глаз сомкнуть. С тех пор как мы ее нашли, я не могу спать. Постельное белье… Я мог бы постирать его, но не хочу… Не хочу терять ее запах, не хочу. Мы встречались тайно. Она считала, что лучше не афишировать наши отношения, что так будет лучше. Ее запах – это все, что у меня осталось от нее, и я не хочу, чтобы он исчезал. Извини, это очень личное. – Он поднял голову, взглянул на Лукаса и удивленно заморгал, словно впервые увидел его. – Но ты-то знал о наших отношениях, да?
– Разумеется, знал.
– Потому что ты экстрасенс?
Лукас криво усмехнулся:
– Нет, Уайат. Потому что ты никудышный актер. Говоря по правде, о том, что вы были любовниками, догадывались все.
– Думаешь, Кейтлин тоже знает?
– Она живет не здесь, так что, возможно, и не знает.
Уайат поморщился:
– Узнает, как только начнет убирать квартиру Линдси. Я там оставил кое-что из своих вещей.
– Она промолчит.
– Да хоть и скажет – мне все равно. Я ей сам все расскажу, объясню, что для меня это была не случайная связь. Ничего подобного.
Лукас снова помолчал, затем, откинувшись на спинку стула, сказал:
– Объясни, если считаешь нужным, но я бы тебе посоветовал немного повременить. Она сама не своя ходит, подожди, когда первый шок пройдет, а тогда уже можешь признаваться.
– У кого шок пройдет? У меня или у нее?
– У вас обоих. Не торопись, пусть все немного уляжется.
– Уляжется… – грустно повторил шериф. – Как я понял из сегодняшнего разговора с ней, надолго она здесь не задержится.
– Вот это и есть отголосок шока. Как только он начнет понемногу проходить, она наверняка захочет выяснить, кто убил ее сестру. Полагаю, она пробудет здесь долго. Некоторые не уезжают, ждут месяцами. Кое-кто пытается участвовать в расследовании, кто-то нанимает частных детективов, но все жаждут увидеть финал. Он им нужен. Чтобы спокойно жить дальше.
Уайат опустил голову:
– Забыл, прости… Тебе пришлось многое повидать за последние полтора года, да? И смерть… и горе…
– Да, – кивнул Лукас.
– Туго тебе приходится? Я имею в виду: как тебе удается проходить через это без переживаний?
Лукас и прежде слышал подобные вопросы, и ответ на них у него был давно готов.
– Я просто концентрируюсь на том, что я способен изменить, на том, что я могу проконтролировать. На поисках людей, потерявшихся или похищенных. Если мне не удается обнаружить их живыми, если я опаздываю, я ищу то, что от них осталось, – их тела. Когда я нахожу убийцу, я сажаю его за решетку, туда, где он и должен находиться. Иначе говоря, я по мере сил помогаю живым и мертвым.
Лицо шерифа дернулось.
– Тогда скажи мне одну вещь – почему Линдси? Зачем этот сукин сын похитил ее?
– Ответ ты и сам знаешь – побольнее ударить. Тебя, меня. Поиздеваться над теми, кто ее знал и помнит. Он бросил вызов всем нам. Он похитил ее буквально из-под носа, пока мы следили за Кэрри.
– Это твоя мадам Зарина навела нас на ложный след.
– Перестань, Уайат! – Лукас покачал головой. – Я понимаю, что тебе сейчас хочется кого-то обвинить в случившемся, но только Саманта здесь ни при чем. У нее есть свои недостатки, но что касается ее экстрасенсорных способностей, то я не знаю никого, кто предсказывал бы точнее. Я абсолютно уверен, что она рассказала именно то, что увидела.
– Ты хочешь сказать, что даже настоящий экстрасенс может ошибиться?
– Совершенно верно. – Лукас опустил глаза и нахмурился. – Хотя предсказания Саманты всегда были точными, – проговорил он, словно обращаясь не к шерифу, а к себе. – Наверное, лучше додумать о том, почему она увидела не Линдси, а другую жертву.
– Может быть, Зарина что-то пропустила и Кэрри Вотан станет следующей? – отозвался Меткалф с видимой неохотой.
– Она видела газету за четверг и узнала ее на фотографии, которую тебе прислал преступник.
– Значит, она соврала.
– Нет. В подобном случае она никогда так не поступит.
– Ты так уверен в ней?
– Уайат…
Шериф перебил его:
– Ты полицейский и не чувствуешь элементарной ловушки? Вот смотри – она сама, – шериф сделал ударение на этом слове, – приходит к нам, заявляет, что готовится второе покушение, и, якобы чтобы доказать свою невиновность, добровольно садится под арест. Мы бросаемся к потенциальной жертве, начинаем следить за ней. В результате она жива и невредима, а исчезает совсем другой, ни в чем не повинный человек. Ты спокойно разводишь руками и говоришь, что произошла ошибка и Зарина не виновата.
– Уайат, ты прекрасно знаешь, что она не похищала Линдси.
– Своими руками – нет, но чужими – возможно. Никто не знает, сколько на самом людей замешаны в похищениях. Если бы действовал один человек, вы бы со своими талантами давным-давно его схватили. Так или нет? теперь представь, что все это время вас попросту дурили. Люк, давай на минуту предположим, что Саманта Берк действует не одна, а с напарником. Ну или с другом, имя которого она скрывает. Разве не может за всеми преступлениями стоять кто-то из циркачей?
– Ты же всех их проверил.
– За ними в прошлом ничего не числится, это правда. Но разве мало на свете преступников, которых просто не ловили за руку? Бродячий цирк, который нигде надолго не задерживается… маленький рэкет… удобно, да? Приезжает в город, срубает немного бабок – и ищи-свищи. Где он? Куда направился? Никто не знает…
Лукас мотнул головой:
– Нет. Мы полтора года идем по его следу, и только впервые он совершает преступления в городе, где останавливается цирк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Впервые за весь день Кейтлин воздержалась от банальностей.
– Почему? – просто спросила она.
– Потому что пора уходить, – ответила Саманта. – Пора пережить это время, – прибавила она холодно, почти бездушно.
– Потому что так хотела бы Линдси? – бесцветным голосом спросила Кейтлин.
– Нет. Просто так всегда делают. Смиряются. Мы облачаем их в лучшие одежды, укладываем в обитые шелком ящики, чтобы им было сухо, помещаем в бетонированные склепы, чтобы оградить их от червей, потом ставим памятники с надписями, засеиваем землю травой, а потом навещаем их, более или менее регулярно, приносим цветы и разговариваем с ними, как будто они могут услышать нас.
Кейтлин заметила, что кладбищенские служители бросают на Саманту неодобрительные взгляды. Они явно хотели бы возразить ей, но смолчали. Про себя же она отметила, что впервые за много дней слышит нормальную человеческую речь, без ненужного пафоса и вымученной патетики.
– Посещать ее я смогу очень редко. Соберу вещи и сразу же уеду, – сказала Кейтлин.
– Чтобы жить своей жизнью. – Саманта кивнула. – У мертвых – свой путь, у нас – свой.
Кейтлин с интересом разглядывала Саманту.
– Так ты считаешь, что за этим есть еще что-то?
– Конечно, есть, – ответила Саманта будничным тоном.
– Ты точно знаешь?
– Да.
– И рай есть, и ад?
– Да, как было бы просто и славно, правда? Стал хорошим – попал в рай, остался плохим – отправляйся в ад. Либо черное, либо белое, без всяких полутонов. Достаточно следовать правилам – и все превратились в ангелов, а жизнь – в путешествие по прекрасному саду. Нет, жизнь намного сложнее, потому мне и непонятно – с чего это мы решили, что за смертью ничего нет? Ничего подобного. Жизнь бесконечна, только формы у нее разные. Она сложна, многообразна, многослойна и уникальна для всякого человека. Вот в чем я уверена.
Кейтлин, нисколько не удивившись, почувствовала, что в речи Саманты она нашла утешения больше, чем во всех проповедях, что она слышала, начиная с воскресной школы.
– Холодно тут и сыро, – сказала Саманта. – И служащие ждут, им еще нужно закончить работу. Давай не будем им мешать. Пойдем зайдем куда-нибудь и выпьем по чашке горячего кофе или чая.
Кейтлин перевела взгляд на гроб, в котором покоилась ее сестра, затем снова посмотрела на Саманту и кивнула.
– Кофе? С удовольствием, – ответила она и вслед за Самантой направилась к шоссе.
Пока они выходили с кладбища, Кейтлин ни разу не обернулась.
Лео Тедеско стоял в отдалении, но тем не менее хорошо видел, как проходила церемония. Он, правда, не слышал ни слов священника, ни речей, но и не особенно сожалел об этом. Подходить ближе он не стал – смерть угнетала его, а насильственная смерть причиняла почти физическую боль.
Гибель Линдси Грэм он переживал особенно сильно.
Саманта избегала всех, и его в том числе, поэтому Лео пришлось идти за ней, держась на почтительном расстоянии. К счастью, она его не заметила. Он наблюдал за ней. Она стояла метрах в пятнадцати от могилы Линдси, скрываясь за памятниками, стараясь не попасть в поле зрения Уайата Меткалфа.
Федеральные агенты, как догадывался Лео, прекрасно знали, что Саманта находится неподалеку, но никто из них не подошел к ней ни во время церемонии, ни после, когда они выходили с кладбища.
Такое поведение с их стороны Лео счел непростительным.
Потом Саманта подошла к сестре Линдси и о чем-то говорила с ней, после чего они обе направились к выходу.
Ее действия показались Лео странными. Он знал, что Саманта обычно не вмешивалась в полицейские расследования. В своей палатке в образе мадам Зарины она давала людям советы, отвечала на беспокоящие их вопросы, но вне ее, становясь собой, Саманта предпочитала не впутываться в чужие дела. Этому научила ее жизнь, преподав несколько суровых уроков.
«Так что же с ней вдруг случилось? – недоумевал Лео. – Через неделю цирк должен покинуть Голден, – подумал он. – Если, конечно, шериф Меткалф не выставит нас отсюда раньше». График их турне был разработан давно, впереди предстояло несколько остановок в тихих городках юго-западных штатов. На зиму цирк должен был обосноваться во Флориде.
Пока Саманта не просила Лео изменить планы, но он с тревогой чувствовал, что еще попросит. Ему не нужно было быть провидцем, чтобы заметить, как глубоко она страдает и стремится вмешаться в расследование. Лео подозревал, что именно толкало ее на этот шаг.
Присутствие Люка.
За все пятнадцать лет, что он знал Саманту, она только один раз потеряла самообладание, изменила собственному прагматизму, и полученный горький, болезненный опыт навсегда изменил ее.
«В ней словно что-то надломилось, – вспоминал Лео. – Сознательно или неосознанно, но Люк был тому причиной. Чертов Люк!»
Одно только упоминание его имени выводило Лео из себя.
«Что за проклятое местечко! Уезжать отсюда нужно, и побыстрее. Еще несколько дней, и все начнут глаза на нас пялить, а ненужная реклама, тем более в Голдене, нам сейчас совершенно не нужна. Того и гляди ее грязный шлейф потянется за нами и дальше».
Лео остановился и посмотрел вбок, где внезапно, словно ниоткуда, возникла фигура мужчины.
– И давно ты здесь? – недовольно спросил он.
– С самого начала церемонии.
– Зачем пришел? – спросил Лео и сам же ответил: – За Самантой следишь?
– Ну раз ты сам знаешь…
Лео пожевал нижнюю губу.
– Пока знаю только одно – ей твоя затея не понравится.
– А мне наплевать, что ей нравится, а что нет.
– Так зачем ты идешь за ней?
– Мне нет необходимости идти за ней. Сейчас она сидит с Кейтлин Грэм в ресторанчике неподалеку, в переулке, если тот огрызок улицы вообще можно назвать переулком, и пьет кофе. Кофе для нее – яд, она может им отравиться, но ничего хуже этого с ней сегодня не случится.
Лео озабоченно кивнул:
– И слава Богу. Она часто ходит по городу, привыкла к нему, и пока никто ее на улицах не узнает. Потому что в газетах появлялись только фотографии Зарины, в которой Саманту не узнаешь. Но репортерам удалось заснять ее без экзотических цирковых нарядов, и скоро жители начнут узнавать ее. По-моему, она последние часы ходит спокойно, уже вечером на нее начнут пялиться. Ты газеты читаешь? Новости по телевизору смотришь?
– Да.
– Общее мнение о Саманте в Голдене еще не сложилось, но пресса уж постарается восполнить этот пробел. Журналисты обожают экстрасенсов, тем более настоящих, а не мнимых. Потом пройдет неделя-две, и сенсация из региональных изданий перекочует в федеральные, а там счет пойдет на дни. Одна малюсенькая заметочка – и у меня телефон раскалится от звонков из Си-эн-эн.
– Нет никаких доказательств, что она настоящий экстрасенс. Полиция отвергает сообщения газетчиков о том, что Саманта находилась под подозрением. А о том, что она предсказала похищение детектива Линдси Грэм или Митчелла Кэллогана, как и о ее добровольном заключении, они вообще не заикнутся.
– Похоже, мы с тобой смотрим одну и ту же телепрограмму, – предположил Лео. – И читаем одни и те же газеты. Для спекуляций на тему похищений журналистам вовсе не нужны доказательства они и без них прекрасно обойдутся. Додумают. Уж что-что, а это они делать умеют.
– Пусть. Тебе и твоему цирку от этого одна польза.
– Да, на некоторое время успех обеспечен. Реклама подтолкнет людей, и они повалят к нам хотя бы из любопытства. Но что будет потом, когда ажиотаж схлынет? Как это все отразится на Саманте? Она и так уже работает на износ, как проклятая. Мне нет нужды тебе объяснять, что долго в таком режиме она не продержится – нервы в конце концов сдадут и она свалится.
– Ты не знаешь современную молодежь, это совсем другое поколение.
– Какое бы ни было. Работать допоздна каждый день…
– Стареешь, – перебил его собеседник. – В двадцать семь лет они еще не знают ни усталости, ни что такое «допоздна». Это мы с тобой засыпаем на вечерних детских телепередачах.
– Гляди-ка, ты, оказывается, хорошо помнишь свою молодость. – Лео усмехнулся.
– Еще как помню. Мой старший двоюродный брат обычно рассказывал мне на ночь страшные сказки. Не сам выдумывал, конечно, брал сюжеты из «Театра ужасов», было у нас такое местное телешоу. Про привидений, оборотней и прочую ночную нечисть.
Лео почувствовал, как по его спине пробежал неприятный холодок, но отчего – он так и не понял.
– Ты заявился сюда, наверное, не для того, чтобы побеседовать о масс-культуре, – нахмурившись, сказал он.
– Одному из нас такие беседы не помешали бы.
– Ты не мог бы говорить серьезно?
– Сейчас я серьезен, как инфаркт, – ответил собеседник.
Мысленно Лео вынужден был согласиться с ним.
– Тогда ответь: чем ты собираешься заниматься?
– За что мне платят, тем я и занимаюсь.
– А что ты сейчас делаешь?
– Сейчас? Жду.
– Чего ждешь?
– Хочешь – верь, а хочешь – нет, но я ожидаю знака.
Лео удивленно заморгал:
– Какого знака?
– Мне сказали, что я его узнаю, и предупредили, чтобы я не отвлекался. Пока ничего похожего на знак не появлялось. По крайней мере я так думаю. Вот я и… дожидаюсь его.
– Ты не заметил, что несколько человек погибли? – Лео поймал взгляд собеседника и внезапно почувствовал желание отступить назад. Есть люди, на которых противно смотреть и к которым не хочется прикасаться. Его собеседник принадлежал как раз к такому виду. – Я просто тебя информирую, – прибавил он торопливо.
– Разве я похож на человека, которому ничего не известно о похищениях?
– Это верно, не похож. – Лео помолчал, затем прибавил, надеясь вызвать его на откровенность: – Ты догадываешься, как будет выглядеть тот знак?
– Представления не имею, – охотно отозвался тот.
– Ты говоришь загадками…
– А ты бы как говорил на моем месте?
Лео задумался и кивнул.
– Не знаю, как бы я говорил, но чувствовал бы себя таким же расстроенным, потерянным… и бесполезным.
– Спасибо, ты очень красиво все выразил.
Собеседник начинал его раздражать. Лео, человек вспыльчивый, решил закончить разговор, чтобы не вводить себя в соблазн треснуть по его сальной физиономии. Откашлявшись, он проговорил:
– Собираешься прийти в цирк?
– Пока нет.
Лео решил напоследок рискнуть и выведать его настроение.
– Мне показалось, ты сказал, что не следишь за Самантой.
– Сейчас нет. Но я не говорил, что не буду следить за ней.
– Она была очень напугана, – без эмоций сказал Лукас, не отрываясь от лежащего перед ним заключения о смерти Линдси. – Ничего удивительного.
– Ты ощутил ее страх?
Лукас молчал.
– Так ощутил или нет?
– Это уже не важно, Уайат.
Шериф беспокойно заерзал в кресле.
– Извини, но… я хочу знать, через что ей пришлось пройти.
– Не нужно, – твердо сказал Лукас.
– Ты что, не понимаешь? Я должен это знать.
– Ты не должен даже находиться здесь. Иди домой и предайся горю.
– Я не могу уйти. Что я там буду делать? Таращиться на стены? Грызть поп-корн, который Линдси не доела на прошлой неделе? Лежать на кровати, сохранившей ее запах?
Лукаса не удивил ни всплеск эмоций, ни то, что шериф решил открыться незнакомому человеку. Так или иначе, а отчаяние найдет выход, и посторонним люди говорят гораздо больше, чем своим друзьям или близким. Лукасу не раз доводилось видеть и слышать подобное.
Только от этого ему самому не становилось легче.
– Вчера я лег, попытался уснуть, – продолжал Меткалф надтреснутым голосом, – но не смог всю ночь глаз сомкнуть. С тех пор как мы ее нашли, я не могу спать. Постельное белье… Я мог бы постирать его, но не хочу… Не хочу терять ее запах, не хочу. Мы встречались тайно. Она считала, что лучше не афишировать наши отношения, что так будет лучше. Ее запах – это все, что у меня осталось от нее, и я не хочу, чтобы он исчезал. Извини, это очень личное. – Он поднял голову, взглянул на Лукаса и удивленно заморгал, словно впервые увидел его. – Но ты-то знал о наших отношениях, да?
– Разумеется, знал.
– Потому что ты экстрасенс?
Лукас криво усмехнулся:
– Нет, Уайат. Потому что ты никудышный актер. Говоря по правде, о том, что вы были любовниками, догадывались все.
– Думаешь, Кейтлин тоже знает?
– Она живет не здесь, так что, возможно, и не знает.
Уайат поморщился:
– Узнает, как только начнет убирать квартиру Линдси. Я там оставил кое-что из своих вещей.
– Она промолчит.
– Да хоть и скажет – мне все равно. Я ей сам все расскажу, объясню, что для меня это была не случайная связь. Ничего подобного.
Лукас снова помолчал, затем, откинувшись на спинку стула, сказал:
– Объясни, если считаешь нужным, но я бы тебе посоветовал немного повременить. Она сама не своя ходит, подожди, когда первый шок пройдет, а тогда уже можешь признаваться.
– У кого шок пройдет? У меня или у нее?
– У вас обоих. Не торопись, пусть все немного уляжется.
– Уляжется… – грустно повторил шериф. – Как я понял из сегодняшнего разговора с ней, надолго она здесь не задержится.
– Вот это и есть отголосок шока. Как только он начнет понемногу проходить, она наверняка захочет выяснить, кто убил ее сестру. Полагаю, она пробудет здесь долго. Некоторые не уезжают, ждут месяцами. Кое-кто пытается участвовать в расследовании, кто-то нанимает частных детективов, но все жаждут увидеть финал. Он им нужен. Чтобы спокойно жить дальше.
Уайат опустил голову:
– Забыл, прости… Тебе пришлось многое повидать за последние полтора года, да? И смерть… и горе…
– Да, – кивнул Лукас.
– Туго тебе приходится? Я имею в виду: как тебе удается проходить через это без переживаний?
Лукас и прежде слышал подобные вопросы, и ответ на них у него был давно готов.
– Я просто концентрируюсь на том, что я способен изменить, на том, что я могу проконтролировать. На поисках людей, потерявшихся или похищенных. Если мне не удается обнаружить их живыми, если я опаздываю, я ищу то, что от них осталось, – их тела. Когда я нахожу убийцу, я сажаю его за решетку, туда, где он и должен находиться. Иначе говоря, я по мере сил помогаю живым и мертвым.
Лицо шерифа дернулось.
– Тогда скажи мне одну вещь – почему Линдси? Зачем этот сукин сын похитил ее?
– Ответ ты и сам знаешь – побольнее ударить. Тебя, меня. Поиздеваться над теми, кто ее знал и помнит. Он бросил вызов всем нам. Он похитил ее буквально из-под носа, пока мы следили за Кэрри.
– Это твоя мадам Зарина навела нас на ложный след.
– Перестань, Уайат! – Лукас покачал головой. – Я понимаю, что тебе сейчас хочется кого-то обвинить в случившемся, но только Саманта здесь ни при чем. У нее есть свои недостатки, но что касается ее экстрасенсорных способностей, то я не знаю никого, кто предсказывал бы точнее. Я абсолютно уверен, что она рассказала именно то, что увидела.
– Ты хочешь сказать, что даже настоящий экстрасенс может ошибиться?
– Совершенно верно. – Лукас опустил глаза и нахмурился. – Хотя предсказания Саманты всегда были точными, – проговорил он, словно обращаясь не к шерифу, а к себе. – Наверное, лучше додумать о том, почему она увидела не Линдси, а другую жертву.
– Может быть, Зарина что-то пропустила и Кэрри Вотан станет следующей? – отозвался Меткалф с видимой неохотой.
– Она видела газету за четверг и узнала ее на фотографии, которую тебе прислал преступник.
– Значит, она соврала.
– Нет. В подобном случае она никогда так не поступит.
– Ты так уверен в ней?
– Уайат…
Шериф перебил его:
– Ты полицейский и не чувствуешь элементарной ловушки? Вот смотри – она сама, – шериф сделал ударение на этом слове, – приходит к нам, заявляет, что готовится второе покушение, и, якобы чтобы доказать свою невиновность, добровольно садится под арест. Мы бросаемся к потенциальной жертве, начинаем следить за ней. В результате она жива и невредима, а исчезает совсем другой, ни в чем не повинный человек. Ты спокойно разводишь руками и говоришь, что произошла ошибка и Зарина не виновата.
– Уайат, ты прекрасно знаешь, что она не похищала Линдси.
– Своими руками – нет, но чужими – возможно. Никто не знает, сколько на самом людей замешаны в похищениях. Если бы действовал один человек, вы бы со своими талантами давным-давно его схватили. Так или нет? теперь представь, что все это время вас попросту дурили. Люк, давай на минуту предположим, что Саманта Берк действует не одна, а с напарником. Ну или с другом, имя которого она скрывает. Разве не может за всеми преступлениями стоять кто-то из циркачей?
– Ты же всех их проверил.
– За ними в прошлом ничего не числится, это правда. Но разве мало на свете преступников, которых просто не ловили за руку? Бродячий цирк, который нигде надолго не задерживается… маленький рэкет… удобно, да? Приезжает в город, срубает немного бабок – и ищи-свищи. Где он? Куда направился? Никто не знает…
Лукас мотнул головой:
– Нет. Мы полтора года идем по его следу, и только впервые он совершает преступления в городе, где останавливается цирк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32