— Почему я? — растерянно спросила Элис.
— Ну, как же! Всем известно, что только целитель может брать руками снадобье — траву там, или смолу, или конский навоз, а иначе снадобье всю свою силу потеряет. Так мне моя мать говорила, упокой, господи, ее душу грешную.
Элис не спешила тронуться с места. Навоз? А лошади? Как она к ним подойдет? Конечно, этого добра должно быть полно не только в конюшне, но и по всему двору. Так что, быть может, и не придется подходить близко к стойлам для того, чтобы разжиться этим целебным снадобьем?
— Хорошо, — сказала она наконец, тщательно скрывая свое отвращение. — А совок какой-нибудь у вас найдется?
Вот таким образом Элис и оказалась возле конюшни со старой дощечкой для резки хлеба в руке. В другой руке у нее была зажата деревянная ложка, которую Элис запустила в самую гущу навозной кучи, собираясь поддеть щедрую порцию целебного снадобья.
«Какое счастье, что никто сейчас меня не видит», — подумала она и тут же услышала мужской голос:
— Сами будете есть, или для меня припасаете?
При свете дня Саймон Наваррский выглядел гораздо менее страшным, чем при факелах или свечах. Сейчас его глубокие глаза можно было назвать не желтыми, а скорее светло-карими. Темные густые волосы с едва наметившейся в них сединой лежали неподвижно и ровно, словно парик. Чародей, казалось, получал жизненную силу, которая так и норовила выплеснуться через край. Во всяком случае, именно таким увидела его Элис. Она, вздохнув, кротко ответила:
— Ни то ни другое, милорд. Я собирала навоз для служанки.
— Кто-то из слуг решил перейти на конское дерьмо?
Элис поморщилась. Ей было знакомо это слово, но его ни разу еще не произносили при ней вслух.
— Нет, милорд, никто не собирается питаться… им. Э… оно необходимо мне, чтобы сделать целительную повязку на обожженную руку.
— Вы такая же наивная, как и эти простолюдины, — огорченно заметил Саймон. — Если вы приложите это к открытой ране, ваша служанка, скорее всего, умрет. Вы бы еще паутину попробовали или кошачью мочу.
Элис покраснела. Странный разговор у нее завязался с будущим мужем перед кучей конского навоза, нечего сказать. Все называют его демоном. Интересно, стал бы настоящий демон заботиться о здоровье какой-то служанки? Что ему за дело до нее, даже если она умрет?
— Насколько мне известно, паутину она уже пробовала прикладывать, милорд. А вот насчет кошачьей мочи — не знаю, не уверена.
— Безмозглые. И вы, леди Элис, ничуть не лучше их всех. Почему эта женщина не пришла ко мне?
Элис молча посмотрела ему в лицо.
— Понятно, — вздохнул Саймон и коротко хохотнул. — Ведь если я даже просто посмотрю на нее, я погублю ее саму и ее детей. Так что куда безопаснее купаться в конском навозе. Так что с ней случилось, с этой любительницей дерьма?
— Сильный ожог руки. Кожа красная, местами потрескалась и вздулась.
— А есть при этом потемнения по краям раны?
— Этого я не заметила.
— Неприятный запах?
— Нет, милорд, — ответила Элис и добавила не без гордости:
— Вы напрасно считаете меня безмозглой. В монастыре меня обучали целительству, и сестры считали, что у меня есть талант.
— Если вы лечите своих пациентов конским дерьмом, то вы шарлатанка.
— Насчет конского навоза — это идея Морвенны.
— Морвенна — это и есть та служанка? И вы ее послушали? Нет, у вас все-таки пустая голова. Идите за мной.
Саймон круто повернулся и зашагал прочь, звонко печатая шаги по каменным плитам двора.
Но Элис не спешила следовать за ним.
— Куда вы меня зовете? — спросила она, когда Саймон оглянулся, чтобы проверить, идет ли Элис за ним.
Он остановился.
— Вскоре вы станете моей женой, леди Элис. Пора вам учиться послушанию, — сказал он, но без осуждения, а скорее ласково.
— А вы, — ответила Элис, — должны сейчас ухаживать за мной.
Сказала и тут же чуть язык не откусила себе за эти слова. Разве можно так развязно и дерзко говорить со своим будущим мужем! Особенно, если он не простой смертный, а великий маг, наделенный таинственной и страшной силой. Возможно, что он и в самом деле продал душу дьяволу — иначе откуда он мог бы столько всего узнать?
Саймон окинул Элис медленным взглядом. «Наверное, корит сейчас себя за то, что прошлой ночью выбрал меня, а не Клер», — подумала Элис, но голову не опустила и продолжала смотреть чародею в лицо. Правда, для этого Элис не хватало десятка сантиметров роста и голову пришлось запрокинуть.
— А я считал вас послушной, — негромко сказал Саймон.
— Да, милорд, — поспешно кивнула Элис. — Особенно по сравнению с моей сестрой, милорд.
— Итак, вы — девушка послушная и даже разумная, несмотря на попытку приложить конский навоз к открытой ране.
— Да, милорд, — подтвердила Элис и добавила:
— А еще я очень честная и откровенная.
Саймон прищурил глаза, отчего в их уголках показалась тонкая сеть морщинок.
— А еще, мне кажется, вы — большая мошенница, леди Элис. Теперь идите за мной безо всяких разговоров. Чем дольше страждущий ждет помощи, тем труднее и дольше его лечить, не забывайте об этом. Поспешим к нашей больной.
Элис молча двинулась следом за Саймоном, пытаясь попасть в такт его широким шагам.
— Нашей? — переспросила она.
— От меня она помощь не примет, только от вас. Вы, по крайней мере, не съедите живьем ее детей и не погубите ее бессмертную душу. Все просто, не так ли?
— Очень просто, — задыхаясь на бегу, ответила Элис.
Она предполагала, что вновь окажется в комнатах волшебника, расположенных в башне, и ошиблась. Саймон привел ее к одной из небольших построек, лепившихся вдоль стены замка, — довольно далеко от часовни, кухни и прачечной и, с точки зрения Элис, слишком близко к конюшне.
Саймон толкнул тяжелую, окованную железом дверь, и она открылась на удивление легко и беззвучно. Элис шагнула через порог.
Помещение оказалось темным. В полумраке были видны незажженные свечи, выстроившиеся в ряд, словно солдаты на параде. В потолке было отверстие, в которое вытягивался дым из камина, но падающего сверху света едва хватало на то, чтобы с трудом различать предметы.
Саймон быстро прошел в дальний конец комнаты, отдернул в сторону тяжелую занавесь, и комнату залил яркий солнечный свет.
В комнате пахло пряностями и сухими травами. Теплый, напоенный ароматами воздух наполнял легкие Элис и, казалось, слегка щекотал ее кожу. В камине тускло светились угли, и Элис догадалась, что Саймон совсем недавно работал в этой комнате, но вот только когда? Ночью он был у себя в башне, утром — в Большом зале за завтраком. Может быть, он совсем не спит?
Вспомнив о вчерашней ночи, Элис решила прояснить то, что продолжало оставаться для нее загадкой.
— Как я попала в нашу с сестрой спальню? — внезапно спросила она у Саймона.
Он стоял в это время спиной к ней и что-то прибирал на своем широком, покрытом зазубринами рабочем столе. Услышав вопрос Элис, он не вздрогнул, не обернулся, лишь уточнил, не поворачивая головы:
— Когда именно?
— Прошлой ночью, — сказала Элис. — После того, как я пришла в вашу комнату и положилась на ваше милосердие.
— Милосердие? Что за чушь! — недовольно ответил Саймон. — Я вовсе не милосерден. И вот что еще. Я не желаю, чтобы моя будущая жена таскалась по ночам по мужским спальням.
— Как я попала обратно в свою комнату? — настойчиво переспросила Элис, повышая голос.
— После того, как вы потеряли сознание? — зачем-то уточнил Саймон.
— Я не теряла сознания!
— Ну не знаю, как тогда это назвать! Вы выпили слишком много вина за столом у своего брата, — жестко возразил Саймон. — И запомните: я не желаю, чтобы моя будущая жена пила вино до потери сознания.
Элис уже открыла рот, чтобы достойно ответить Саймону, но в последнюю минуту прикусила язык.
«Ты заключила сделку с демоном, — сказала она самой себе. — Так что ж тогда удивляться, если он начинает испытывать тебя? Молчи, терпи и помни: ставкой в этой игре является судьба и жизнь Клер!»
— Я не пила лишнего за столом у Ричарда, — возразила она вслух. — Мне стало нехорошо после того, как я попробовала вашего вина, милорд.
Саймон повернулся и с любопытством посмотрел на Элис своими янтарными глазами.
— Вот как? — сказал он.
Элис, не задумываясь, выпалила:
— Вы отравили меня.
— Но как я мог заранее знать, что вы придете ко мне? Отраву нужно было приготовить.
— А как вы обо всем узнаете? — сердито ответила Элис. — На то вы и заключили договор с дьяволом.
— Я не заключал договора с дьяволом, — коротко хохотнул Саймон.
— Люди говорят иначе.
— Больше слушайте, что болтают другие, леди Элис. И не такое еще услышите.
— Кого же мне в таком случае слушать? Вас, может быть?
— А разве жена не должна слушать своего мужа? Делать все, что он ни прикажет?
Что и говорить, это был сильный удар. К тому же у Элис совершенно не было времени на то, чтобы придумать достойный ответ. О том, что такое послушание, она имела представление — не зря же они с Клер большую часть своей жизни провели в монастыре. Правда, послушание, как его трактовали сестры-монахини, было связано либо с прилежной учебой, либо, что по большей части относилось к Клер, к укрощению своего упрямства.
Что же касается послушания женщины в семейной жизни, то здесь представления Элис становились весьма размытыми.
— Да. Полагаю, что это так, — медленно проговорила Элис.
Саймон тем временем каким-то колдовским манером успел приблизиться почти вплотную к Элис и теперь нависал над нею, словно башня.
— Это так, но это вам не по вкусу, — заключил он.
— Неважно. Таков закон, — сказала Элис.
Сейчас ей хотелось только одного — отодвинуться подальше от Саймона. Что же касается будущей жизни, то Элис надеялась, что она пойдет по накатанной колее, по всем законам и правилам, освященным веками.
— Но жизнь полна неожиданностей, — раздался голос Саймона, — ей закон не писан. Вот вы, например. Кто знает, может быть, вы завтра отравите меня и сбежите куда-нибудь. К цыганам, например.
— Это в духе Клер — сбежать к цыганам, — неожиданно рассмеялась Элис. — В моем характере — страдать и молча ждать, что вас поразит чума. К тому же я терпеть не могу лошадей, а у цыган они всегда есть.
— Хочу сразу предупредить: чума мне не страшна, на это можете не рассчитывать, леди Элис. — Саймон по-прежнему стоял рядом, закутанный в черный плащ с серебряным шитьем. От его фигуры веяло жаром и силой. — Да и яд меня возьмет далеко не всякий. Кстати, почему вы не любите лошадей?
«Солгать? Не солгать? Лгунья из меня никакая», — пронеслось в голове Элис, и она решила отвечать как есть:
— Я их боюсь.
— Почему?
— В детстве они напугали меня до полусмерти. Не помню точно, как это было, помню только грохот копыт со всех сторон и тяжелый лошадиный храп. Мне было тогда всего четыре года, но тот день я никогда не забуду.
— Четыре года? Но ведь именно в этом возрасте вас отняли от матери, если я не ошибаюсь?
Элис невольно вспомнила, как чьи-то жесткие руки грубо отрывают ее от матери, а вокруг грохочут копыта и беснуются взмыленные, разгоряченные лошади.
— Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я могла предполагать, милорд, — сказала Элис, тщательно следя за тем, чтобы ее голос не дрожал. — Не могу представить, почему вам так интересно мое прошлое.
Подумать только, шестнадцать лет она старательно готовилась к тихой, спокойной жизни, и вот всего за несколько дней все полетело кувырком!
— Знание дает силу и власть, а я всегда стремился к тому, чтобы обладать и тем и другим.
Низкий голос Саймона звучал негромко, и его бархатные волны, казалось, пронизывают тело Элис насквозь, омывая его теплом и заставляя все внутри дрожать и сжиматься.
Она подняла глаза, встретилась взглядом с Саймоном и негромко заметила:
— А я всегда стремилась к тому, чтобы меня не заставляли вспоминать.
И тут он коснулся ее. Разумеется, не искалеченной рукой, которую прятал в складках плаща, а здоровой. Саймон погладил Элис по щеке кончиками пальцев. Элис застыла — сначала от ужаса, а потом — от невыразимого ощущения, которое она испытала от прикосновения этих сильных, длинных, красивых и чутких пальцев.
«Какая у него замечательная рука!» — невольно подумалось ей.
— Вы скоро станете моей женой, — мягко сказал Саймон. — А у жены от мужа не бывает тайн.
— Совсем? — растерянно спросила Элис. Саймон кивнул головой и ответил с улыбкой:
— Совсем, леди Элис. Совсем.
Глава 6
Сэр Томас де Реймер еще раз взглянул на свою руку. Ранка была маленькая, едва заметная. Он и внимания на нее не обратил бы, но ведь это была ранка, полученная от нее! Это ее острые зубки оставили след на его руке!
При воспоминании о Клер сэра Томаса снова бросило в жар.
Да, гореть его душе, и не в таком огне, а в адском, за те мысли, что роились в голове у бедного рыцаря. А что сказали бы Ричард и его придворный колдун, которые всегда считали себя знатоками человеческой природы? Они знали Томаса как человека холодного, привыкшего к одиночеству, но и у него оказались глаза, способные видеть красоту, и сердце, способное ее чувствовать. Три года он ненавидел женщин — всех без исключения, начиная со своей распутной жены. И вдруг все так неожиданно изменилось в нем. Просто удивительно!
«Чем выше ставка, тем жарче схватка, — размышлял он, широко шагая вверх по ступеням. — А разве может быть ставка выше, чем бессмертная человеческая душа?»
Мог ли он подумать о том, что когда-нибудь снова окажется во власти красоты, что вновь поддастся женским чарам?
До той поры, когда он повстречал на своем пути Гвинет из Лонгмеда, Томас был человеком простым, открытым и целеустремленным. Внимательным и послушным сыном, верным рыцарем и слугой своего господина. Страсть, которую он испытывал к Гвинет, пугала его; ее предательство стало для Томаса тяжелейшим ударом. После ухода жены он попытался посвятить свою жизнь служению богу и лорду Ричарду. Казалось, ему удалось вернуть себе утраченный душевный покой, и вот…
И вот на его пути повстречалась новая искусительница, чтобы сбить его с пути истинного.
Он сможет спасти свою бессмертную душу только при одном условии: если заставит Клер возненавидеть его. В том, что это ему удастся, сэр Томас почти не сомневался. Все-таки он был по меньшей мере на десять лет старше и опытнее, он прошел хорошую школу жизни. Это даже хорошо, что Клер такая вспыльчивая и упрямая, обвести ее вокруг пальца, разозлить — не составит большого труда. Главное — не позволить ей догадаться, что на самом деле творится на душе приставленного к ней рыцаря, не высказать неосторожным словом или взглядом свои дерзкие и грешные мысли. Не дать ей понять, как волнуют его маленькие, высокие грудки, туго натягивающие зеленую ткань ее платья; ее мерцающие глаза, глядящие то недоверчиво, то упрямо, то с улыбкой — но всегда так искренне, так открыто… И эти губы — сочные, полные, алые, коснувшиеся однажды его руки. Правда, не для того, чтобы поцеловать ее, но для того, чтобы открыть дорогу острым белым зубкам, вонзившимся в нее.
Да, он должен всегда оставаться холодным, враждебным ей — и тогда ему откроется путь к спасению. И пусть Клер никогда не испытывает к нему ничего, кроме ненависти.
С этими мыслями сэр Томас остановился у дверей спальни, которую занимали Клер и ее старшая сестра, и перевел дыхание.
«Он женат, женат», — в сотый раз твердила себе Клер, раздраженно расхаживая по своей комнате. Порой ей становилось жаль его жену. Надо полагать, что приятнее гореть в аду, чем жить с таким человеком, как этот сэр Томас. Она была уверена в том, что он бил свою жену — часто и жестоко. Бедняжка и сбежала-то, наверное, только для того, чтобы не быть забитой до смерти.
И почему, интересно, Ричард доверил следить за ней именно этому людоеду? Не иначе как для того, чтобы подчеркнуть, насколько он разочарован в своей младшей сестре. Клер была в отчаянии. Живя в монастыре, она мечтала о том, как в один прекрасный день за ними явится их старший брат — златокудрый красавец на белом коне — и увезет их домой, в родной Соммерседж-Кип.
Собственно говоря, так, в конце концов, и случилось, но до чего же непохожей на те мечты оказалась реальность!
Клер представила себе брата с его поредевшими волосами, с красными от вечного пьянства глазами, которые излучали подозрительность и похоть, и ей вдруг безумно захотелось вернуться назад, под защиту надежных стен монастыря, к добрым сестрам-монахиням и любимой арабской кобылке.
Да, ей очень хотелось вернуться туда вместе с Элис. Но прежде надо вырвать сестру из лап этого чудовища, придворного мага братца Ричарда. Уговорить ее или просто похитить, силой усадить на спину своей арабской кобылки — и вперед, через леса, через поля и луга к свободе! И пусть их никогда не найдут — ни Ричард, ни его цепные псы, сэр Томас с Гренделем.
Увы, все это были только мечты. Клер прекрасно понимала, что не видать ей больше своей кобылки, да и пешком отсюда не уйдешь — перехватит людоед, приставленный следить за каждым ее шагом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33