Левая рука перехватила кулак Эйдана с зажатым в нем кинжалом. Саймон выкрутил ему руку так, что затрещали кости. Кинжал упал на пол с глухим металлическим стуком. Эйдан невольно вскрикнул от боли и от ярости.
— Ищете что-то, мастер Эйдан? — спокойно спросил Саймон, продолжая сжимать шею ночного гостя.
Задушить его было легко. Саймон считал, что ничего лучшего Эйдан и не заслуживает. Саймон помнил лица мужчин и женщин, зарезанных Эйданом по приказу Ричарда, и лицо самого Эйдана, который, казалось, наслаждался, убивая.
Убивать Саймон не любил, хотя и за ним тянулась длинная вереница трупов. Не хотелось увеличивать эту цепь даже за счет такого отъявленного мерзавца, как Эйдан из Монтроуза.
— Я ошибся дверью… — прохрипел Эйдан, но Саймон только покачал головой.
— Не надо лгать, мастер Эйдан, — холодно сказал он. — Я знаю, зачем вы пришли, и знаю, кто вас сюда послал. Возвращайтесь к своему хозяину, скажите, что не сумели выполнить его приказ, и передайте заодно, что я им очень недоволен.
Глаза Эйдана не выражали ничего, кроме звериной ярости.
— Я не привык уступать, — сказал он, — и пусть я не выполнил приказа, зато мне известно теперь, что правая рука у вас вполне здорова. Полагаю, лорду Ричарду тоже любопытно будет узнать об этом?
Эйдан рванулся изо всех сил, пытаясь освободиться, но Саймон оказался начеку. Он еще сильнее сжал шею Эйдана и поволок молодого мерзавца к оконному проему, выходившему во двор замка.
Саймон пропихнул Эйдана головой вперед в раскрытое окно, а затем подхватил его за ноги и выбросил в темноту. Эйдан даже испугаться толком не успел. Лицо его до самой последней секунды сохраняло удивленное выражение.
Снизу послышался приглушенный звук — это тело Эйдана ударилось о каменные плиты двора. Ну что ж, до утра его, скорее всего, не найдут, а когда найдут, то вряд ли смогут точно установить, из какого именно окна он выпал. Обо всем будут знать только двое: сам Саймон и Ричард. После этого Ричард станет действовать еще осторожнее.
Саймон прикрыл деревянные ставни, даже не высунувшись наружу, чтобы взглянуть на тело Эйдана. Там, снаружи, по-прежнему завывал ветер, и в комнате стало прохладно. Саймон медленно отвернулся от окна, размышляя о том, что уж если кто-то и был достоин позорной смерти, так это в первую очередь Эйдан из Монтроуза. И он сам виноват, потому что на какой-то миг позволил себе испугаться Саймона. В поединке такие ошибки никогда не прощаются.
Ну что ж, по крайней мере, теперь некому будет распускать слухи о якобы изувеченной, но на самом деле здоровой и сильной правой руке чародея.
— Он мертв?
Элис стояла у него за спиной — с заспанным лицом, в помятом уродливом платье, прижимая руки к груди.
«Давно ли она проснулась?» — подумал про себя Саймон, ответив при этом вслух:
— Несомненно.
— Не хотите проверить?
— Нет. Может быть, он и не умер сразу, так умрет через несколько минут. А если я спущусь вниз и обнаружу, что он еще дышит, придется перерезать ему глотку, а я не хотел бы пачкать в крови свою одежду.
Саймон говорил ровным, спокойным голосом, рассчитывая напугать Элис.
Но не так-то просто оказалось напугать леди Элис из Соммерседжа!
— Ваша одежда и так в крови, милорд, — ответила она. — Должно быть, он задел вас.
Саймон удивился, увидев в слабом свете догорающего камина темное пятно, расползающееся у него на боку. Он и не заметил, когда Эйдан успел его полоснуть кинжалом.
— Я прикажу проводить вас до вашей спальни… — начал Саймон, но Элис остановила его:
— Я помогу вам.
— Со своими ранами я сам привык справляться, — возразил Саймон.
Прозвучало это довольно грубо, но сейчас ему было не до того, чтобы тщательно подбирать слова. Ему хотелось, чтобы Элис ушла, и немедленно. Он сам сумеет обработать рану, сам смоет с себя и кровь, и грех. Он видел, как набухает, расползается кровавое пятно, и не хотел ни с кем делить свою боль.
— Снимите накидку, милорд, — негромко, но твердо сказала Элис и направилась в тот угол комнаты, где стоял медный таз и кувшин со свежей водой. Чистые тряпки оказались тут же, под рукой.
— Я уже сказал, что сам обо всем позабочусь, — предпринял Саймон последнюю попытку выставить Элис из комнаты. — Я прекрасно справлюсь, несмотря даже на то, что владею всего одной рукой.
Элис подошла ближе, поставила таа с водой на край стола и сказала:
— Вы владеете ДВУМЯ руками, милорд. Я уверена в этом не меньше, чем в том, что тот человек мертв. Ну что, вы теперь и меня выбросите в окно?
— Не искушайте меня, — пробормотал Саймон.
— Я умею обрабатывать раны, — сказала Элис. — Меня научили этому в монастыре. Так что снимайте накидку, милорд, и ложитесь на кровать. Я посмотрю, что с вами.
— Откуда у вас в монастыре взялись мужчины, на которых вы учились обрабатывать раны? — холодно спросил Саймон. — И что они там делали?
— У нас в монастыре не было мужчин, милорд. Однако тело одинаково у всех, и я не понимаю, почему вокруг этого возникает столько шума.
Она старалась выглядеть деловитой, и Саймон даже сквозь дымку, начинавшую туманить его мозг, понял, что Элис ему не переспорить. Была еще одна причина, по которой он не прогнал ее до сих пор. Ведь если нужно будет зашивать рану, он вряд ли сумеет это сделать один. Если Элис действительно привыкла к виду крови, то она сможет ему помочь.
«Самое главное сейчас — не потерять сознания, — думал Саймон. — Под моим окном лежит мертвый рыцарь, я сам истекаю кровью, а женщина, которую я хочу, находится в комнате рядом со мной. Хорошенькое положение!»
— Хорошо, — коротко кивнул он и взял со стола незажженный канделябр, которым обычно пользовался во время работы. Поднес его к тлеющим в камине углям, и от них сразу же загорелись фитили свечей, заливших всю комнату своим теплым, ярким светом.
— Чтобы вам лучше было видно, — пояснил Саймон.
Затем он отступил на шаг и стянул через голову свою накидку. Под ней оказались полотняные штаны и такая же рубаха — белая, пропитавшаяся с одной стороны темной кровью. Саймон снял рубаху и только после этого решился посмотреть на Элис.
Та сразу же принялась осматривать рану и с радостью обнаружила, что это скорее просто царапина — болезненная, кровоточащая, но не глубокая и не опасная. Зашивать не нужно.
— Сидите спокойно, ради всего святого, — сказала Элис, опускаясь на колени перед Саймоном.
Мокрой тряпицей она стерла кровь с царапины, и та сразу стала чистой и почти сухой.
Саймон посмотрел сверху вниз на склоненную голову Элис. Он чувствовал прикосновение ее пальцев к своей коже.
«Как давно никто не притрагивался к моему телу и не видел его! — подумал Саймон. — Пожалуй, последними были те сарацины, которые учили меня искусству врачевания».
Ладони Элис теперь лежали на бедрах Саймона. Она подбирала тряпицей остатки крови, натекшей из раны. Прикосновения ее рук казались Саймону одновременно сладкими и мучительными. А еще ему хотелось склонить голову Элис ниже, так, чтобы она оказалась прямо между его ног, и попробовать с ней то, чему его обучили в свое время бойкие француженки, а потом…
Саймон резко открыл глаза и мигом забыл о своих фантазиях, почувствовав, что Элис замерла. Она по-прежнему стояла перед ним на коленях и с удивлением и ужасом смотрела на его торс. С удивлением, ужасом — но без отвращения, Саймон сразу же оценил это по достоинству.
— Что это было? — негромко спросила она, осторожно касаясь старого шрама, оставленного мечом на левом плече Саймона. Ее пальцы скользнули вдоль белой линии, сливавшейся на груди с другой, более тонкой, оставшейся от ножа.
— Сарацины, — ответил Саймон. — Рыцари. Цыгане. Разбойники. Я побывал во многих местах и должен сказать, что жить в этом мире одинаково опасно повсюду.
Он не поморщился даже тогда, когда пальцы Элис коснулись того места, куда ранил его Раддульф Красный.
— Сарацины и рыцари? — повторила вполголоса Элис, продолжая внимательно изучать израненное тело Саймона. — Вы были в Крестовом походе?
Ему, конечно, нужно было бы сказать: «Нет». Ведь Крестовый поход — это война христиан с неверными, война за освобождение Святой земли от мусульман — что там делать посланнику ада, черному магу и колдуну, каким был Саймон Наваррский?
И все же он был там. Жег, грабил, убивал вместе со своими солдатами и правых, и виноватых. И так продолжалось до тех пор, пока он не понял, что убивает он прежде всего себя самого. Тогда-то он и поклялся себе, что никогда больше не поднимет свою руку на человека, и много лет держал свое слово.
— Не отвечайте, — сказала Элис, видя замешательство Саймона. — Иначе вам придется солгать. Ваше тело говорит яснее любых слов.
«Это еще не все, о чем может сказать мое тело, — подумал Саймон. — Если она опустит руки ниже, то обнаружит кое-что поинтереснее старых царапин. Правда, она настолько невинна, что вряд ли сможет оценить по достоинству размеры моего орудия».
Элис хлопотала вокруг его обнаженного тела, и Саймон наслаждался прикосновениями ее пальцев, запахом ее волос, мелодичным журчанием голоса.
Наконец она осторожно коснулась следа от самой страшной раны, полученной Саймоном от своего же товарища. Тот ударил его боевым топором, защищая награбленное за время Крестового похода добро, до которого Саймону не было ровным счетом никакого дела.
Он ударил Саймона и оставил его умирать под палящим константинопольским солнцем. А нашли его люди Эль Адира и увезли с собой. Они вылечили Саймона, подняли на ноги, учили его древней восточной мудрости.
Пальцы Элис еще раз коснулись чудовищного шрама.
— Вы были на волосок от смерти, — прошептала Элис.
— Да.
Голос Саймона прозвучал как-то странно, необычно, но Элис не придала этому значения. Вместо этого она наклонилась и коснулась шрама губами. Этот поцелуй, казалось, влил в Саймона новые силы.
Не в силах больше терпеть, он осторожно сжал лицо Элис ладонями и заставил ее поднять голову. Элис поцеловала его изуродованную правую руку, ту самую, что всего несколько минут тому назад лишила жизни молодого рыцаря.
А сейчас в руках Элис таял и готов был умереть сам Саймон. Он вдруг отчетливо осознал, что при всем своем могуществе он не способен устоять перед этой маленькой девушкой. Она погубит его. Она знает его тайну. Возможно, самым разумным было бы выкинуть ее в окно следом за Эйданом из Монтроуза, а затем бежать отсюда. В другую стра-ну, к другому хозяину. Ведь чародей пригодится повсюду. Подыскать себе господина, который не будет, в отличие от Ричарда, настолько падок до вина и женщин, и жить спокойно.
Нельзя сказать, что до этого Саймону не доводилось убивать женщин. Он сам, своими руками, поджигал дома в Константинополе, и в огне гибли и женщины, и дети. И пускай он не видел их лиц — зато он отчетливо слышал их крики.
Так что убить эту молодую девушку, случайно узнавшую страшную тайну, он мог бы без труда. Для этого достаточно было покрепче сжать хрупкую шею Элис.
Она посмотрела на Саймона внимательно и мудро.
— О чем вы думаете сейчас, милорд? — спросила она.
— О том, что вы погубите меня. Я должен убить вас прежде, чем вы это сделаете.
На лице Элис не дрогнул ни один мускул. Она не завизжала от ужаса, как любая другая женщина на ее месте, и не бросилась бежать. Элис из Соммерседжа даже не попятилась назад.
— Возможно, это было бы самым мудрым решением, — спокойно произнесла она. — Но только вы этого не сделаете.
— Почему?
Элис улыбнулась, и лицо ее сделалось прекрасным. И кто только сказал, что она в чем-то уступает своей младшей сестре?
— Потому, милорд, что на самом деле вы вовсе не такой безжалостный и бессердечный человек, каким хотите казаться. Вы знаете, что такое честь. Вы не сможете поднять руку на беззащитную женщину.
Саймон смотрел на нее, а в голове у него далеким эхом раздавались женские крики и треск разгорающегося пламени. Где и когда это было? За сотни миль отсюда и за сотни лет. И было ли это вообще?
— Я думал, что только ваша сестра глупа, но я ошибся, — жестко сказал Саймон. — Вы тоже глупы, и к тому же некрасивы. Так что похвастать вам нечем.
Кровь отлила от лица Элис. Саймон подумал, что его слова как орудие убийства ни в чем не уступают мечу или кинжалу. Он знал, что поступает с Элис жестоко, и рана, нанесенная им, не заживет долго. А может быть, и никогда. На лице Элис были написаны гнев и отвращение.
Саймону хотелось протянуть к ней руки, обнять ее за плечи, прижать к груди, но он не шелохнулся, и это было самым жестоким его поступком за весь сегодняшний вечер.
Годфри никогда не утруждал хозяина лишним стуком в дверь. Вот и сейчас он возник в комнате совершенно беззвучно, но Саймон тренированным чутьем уловил его появление. Он поднялся на ноги — осторожно, стараясь не задеть при этом Элис, застывшую, сидя на полу с низко опущенной головой.
Саймону достаточно было один раз взглянуть на Годфри, чтобы понять: тело Эйдана из Монтроуза уже найдено.
— Отведи леди Элис в ее комнату, Годфри, — обычным тоном распорядился Саймон. — Позаботься о том, чтобы вас никто не заметил, Я уже устал от сплетен.
Годфри кивнул. Элис поднялась с пола. Ноги у нее подгибались и дрожали, но Саймон не подал ей руки, словно боялся еще раз притронуться к Элис. Девушке помог Годфри.
Саймон смотрел, как она поправляет на себе уродливое коричневое платье, и думал о том, что, возможно, напрасно он не сорвал его сегодня с Элис и не насладился ею.
Он взял бы ее по-цыгански и по-арабски. Он провел бы ее по самым темным тропинкам страсти и потаенных желаний, и она, наверное, была бы счастлива.
Но вместо этого он смертельно ранил ее.
Что теперь? Теперь Элис наконец оставит его в покое, не станет отвлекать от работы, не будет приходить сюда и смотреть на него с надеждой и заботой.
Он не шевельнулся, когда Элис проходила мимо. Если ее невидимая рана кровоточила, то рана Саймона затянулась корочкой засохшей крови. Тело его — обнаженное, освещенное бликами пламени, — не шевельнулась, как будто никакой Элис здесь не было.
И все же Элис остановилась перед Саймоном, хотя Годфри тащил ее за собой. Пусть чародей пытался посеять в ее душе ужас. Пусть.
Она остановилась прямо перед Саймоном, и он увидел слезы, блестевшие у нее на глазах.
— Саймон Наваррский, — спокойно произнесла Элис, не давая пролиться слезам. — Вы очень злой человек. Но вам не удастся так легко от меня избавиться.
И она, приподнявшись на цыпочки, поцеловала Саймона в губы и как ни в чем не бывало пошла к двери, оставив за спиной потрясенного увиденным Годфри.
— Следуй за ней! — грозно приказал Саймон. — Доставь ее в целости и сохранности. Если с ней что-то случится, я…
Он не договорил, да все было понятно и без этого. Годфри еще раз кивнул и бросился следом за Элис.
Наконец-то в комнате стало пусто и тихо. Остался лишь тонкий запах духов Элис и ощущение ее теплых рук и мягких губ. Возможно, самым простым сейчас было бы приказать Годфри привести сюда какую-нибудь служаночку и взять ее — быстро и грубо, только для того, чтобы немного угасить костер страсти и похоти. Может быть, после этого ему удалось бы вернуться в свое обычное состояние. Наверное, у него просто очень давно не было женщины.
Элис до сих пор не знает всей правды о нем и никогда не должна узнать ее. Она сумела увидеть в нем многое из того, что Саймон пытался скрыть под маской служителя дьявола, но есть вещи, которых она не должна ни видеть, ни знать. Обгоревшие женские трупы на залитых жарким солнцем улицах Константинополя.
Он был жесток, необыкновенно жесток, и не стал бы отрицать это. В прошлом он не раз проделывал ужасные, чудовищные вещи. На его душе лежат такие грехи, которых не простит ни один, даже самый милосердный бог.
Саймон подошел к окну, резким толчком отворил деревянные ставни. Двор замка был залит светом факелов, словно театральная сцена. Саймон выглянул вниз и обнаружил, что тело Эйдана из Монтроуза лежит гораздо ближе, чем он надеялся. Значит, увы, совершенно ясно, из какого окна его выбросили. Кто-то из слуг, сновавших внизу, поднял голову и увидел Саймона. Рассмотрев, кто перед ним, слуга поспешно осенил себя крестным знамением.
«Как я устал оттого, что меня ненавидят, — подумал Саймон, — и как я сам устал ненавидеть всех вокруг!»
Он снова захлопнул ставни, а затем, вспомнив побледневшее от боли лицо Элис, сжал в кулак правую руку и изо всей силы ударил себя в бок, по только что затянувшейся ране. Брызнула кровь.
Она не ушла бы, если бы не Годфри. И все же ей удалось на прощание смутить Саймона и заставить его задуматься.
Рана, которую он нанес Элис, была тяжела, но не смертельна.
Она даже не слишком бы приняла эти слова к сердцу, но ведь Саймон сказал их уже после того, как не раз дал Элис понять, что считает ее привлекательной, умной и даже красивой. Зачем?
Сама Элис никогда не считала себя красивой да и не то чтобы мечтала стать красавицей — ведь она видела, сколько мучений приносит порой красота ее младшей сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Ищете что-то, мастер Эйдан? — спокойно спросил Саймон, продолжая сжимать шею ночного гостя.
Задушить его было легко. Саймон считал, что ничего лучшего Эйдан и не заслуживает. Саймон помнил лица мужчин и женщин, зарезанных Эйданом по приказу Ричарда, и лицо самого Эйдана, который, казалось, наслаждался, убивая.
Убивать Саймон не любил, хотя и за ним тянулась длинная вереница трупов. Не хотелось увеличивать эту цепь даже за счет такого отъявленного мерзавца, как Эйдан из Монтроуза.
— Я ошибся дверью… — прохрипел Эйдан, но Саймон только покачал головой.
— Не надо лгать, мастер Эйдан, — холодно сказал он. — Я знаю, зачем вы пришли, и знаю, кто вас сюда послал. Возвращайтесь к своему хозяину, скажите, что не сумели выполнить его приказ, и передайте заодно, что я им очень недоволен.
Глаза Эйдана не выражали ничего, кроме звериной ярости.
— Я не привык уступать, — сказал он, — и пусть я не выполнил приказа, зато мне известно теперь, что правая рука у вас вполне здорова. Полагаю, лорду Ричарду тоже любопытно будет узнать об этом?
Эйдан рванулся изо всех сил, пытаясь освободиться, но Саймон оказался начеку. Он еще сильнее сжал шею Эйдана и поволок молодого мерзавца к оконному проему, выходившему во двор замка.
Саймон пропихнул Эйдана головой вперед в раскрытое окно, а затем подхватил его за ноги и выбросил в темноту. Эйдан даже испугаться толком не успел. Лицо его до самой последней секунды сохраняло удивленное выражение.
Снизу послышался приглушенный звук — это тело Эйдана ударилось о каменные плиты двора. Ну что ж, до утра его, скорее всего, не найдут, а когда найдут, то вряд ли смогут точно установить, из какого именно окна он выпал. Обо всем будут знать только двое: сам Саймон и Ричард. После этого Ричард станет действовать еще осторожнее.
Саймон прикрыл деревянные ставни, даже не высунувшись наружу, чтобы взглянуть на тело Эйдана. Там, снаружи, по-прежнему завывал ветер, и в комнате стало прохладно. Саймон медленно отвернулся от окна, размышляя о том, что уж если кто-то и был достоин позорной смерти, так это в первую очередь Эйдан из Монтроуза. И он сам виноват, потому что на какой-то миг позволил себе испугаться Саймона. В поединке такие ошибки никогда не прощаются.
Ну что ж, по крайней мере, теперь некому будет распускать слухи о якобы изувеченной, но на самом деле здоровой и сильной правой руке чародея.
— Он мертв?
Элис стояла у него за спиной — с заспанным лицом, в помятом уродливом платье, прижимая руки к груди.
«Давно ли она проснулась?» — подумал про себя Саймон, ответив при этом вслух:
— Несомненно.
— Не хотите проверить?
— Нет. Может быть, он и не умер сразу, так умрет через несколько минут. А если я спущусь вниз и обнаружу, что он еще дышит, придется перерезать ему глотку, а я не хотел бы пачкать в крови свою одежду.
Саймон говорил ровным, спокойным голосом, рассчитывая напугать Элис.
Но не так-то просто оказалось напугать леди Элис из Соммерседжа!
— Ваша одежда и так в крови, милорд, — ответила она. — Должно быть, он задел вас.
Саймон удивился, увидев в слабом свете догорающего камина темное пятно, расползающееся у него на боку. Он и не заметил, когда Эйдан успел его полоснуть кинжалом.
— Я прикажу проводить вас до вашей спальни… — начал Саймон, но Элис остановила его:
— Я помогу вам.
— Со своими ранами я сам привык справляться, — возразил Саймон.
Прозвучало это довольно грубо, но сейчас ему было не до того, чтобы тщательно подбирать слова. Ему хотелось, чтобы Элис ушла, и немедленно. Он сам сумеет обработать рану, сам смоет с себя и кровь, и грех. Он видел, как набухает, расползается кровавое пятно, и не хотел ни с кем делить свою боль.
— Снимите накидку, милорд, — негромко, но твердо сказала Элис и направилась в тот угол комнаты, где стоял медный таз и кувшин со свежей водой. Чистые тряпки оказались тут же, под рукой.
— Я уже сказал, что сам обо всем позабочусь, — предпринял Саймон последнюю попытку выставить Элис из комнаты. — Я прекрасно справлюсь, несмотря даже на то, что владею всего одной рукой.
Элис подошла ближе, поставила таа с водой на край стола и сказала:
— Вы владеете ДВУМЯ руками, милорд. Я уверена в этом не меньше, чем в том, что тот человек мертв. Ну что, вы теперь и меня выбросите в окно?
— Не искушайте меня, — пробормотал Саймон.
— Я умею обрабатывать раны, — сказала Элис. — Меня научили этому в монастыре. Так что снимайте накидку, милорд, и ложитесь на кровать. Я посмотрю, что с вами.
— Откуда у вас в монастыре взялись мужчины, на которых вы учились обрабатывать раны? — холодно спросил Саймон. — И что они там делали?
— У нас в монастыре не было мужчин, милорд. Однако тело одинаково у всех, и я не понимаю, почему вокруг этого возникает столько шума.
Она старалась выглядеть деловитой, и Саймон даже сквозь дымку, начинавшую туманить его мозг, понял, что Элис ему не переспорить. Была еще одна причина, по которой он не прогнал ее до сих пор. Ведь если нужно будет зашивать рану, он вряд ли сумеет это сделать один. Если Элис действительно привыкла к виду крови, то она сможет ему помочь.
«Самое главное сейчас — не потерять сознания, — думал Саймон. — Под моим окном лежит мертвый рыцарь, я сам истекаю кровью, а женщина, которую я хочу, находится в комнате рядом со мной. Хорошенькое положение!»
— Хорошо, — коротко кивнул он и взял со стола незажженный канделябр, которым обычно пользовался во время работы. Поднес его к тлеющим в камине углям, и от них сразу же загорелись фитили свечей, заливших всю комнату своим теплым, ярким светом.
— Чтобы вам лучше было видно, — пояснил Саймон.
Затем он отступил на шаг и стянул через голову свою накидку. Под ней оказались полотняные штаны и такая же рубаха — белая, пропитавшаяся с одной стороны темной кровью. Саймон снял рубаху и только после этого решился посмотреть на Элис.
Та сразу же принялась осматривать рану и с радостью обнаружила, что это скорее просто царапина — болезненная, кровоточащая, но не глубокая и не опасная. Зашивать не нужно.
— Сидите спокойно, ради всего святого, — сказала Элис, опускаясь на колени перед Саймоном.
Мокрой тряпицей она стерла кровь с царапины, и та сразу стала чистой и почти сухой.
Саймон посмотрел сверху вниз на склоненную голову Элис. Он чувствовал прикосновение ее пальцев к своей коже.
«Как давно никто не притрагивался к моему телу и не видел его! — подумал Саймон. — Пожалуй, последними были те сарацины, которые учили меня искусству врачевания».
Ладони Элис теперь лежали на бедрах Саймона. Она подбирала тряпицей остатки крови, натекшей из раны. Прикосновения ее рук казались Саймону одновременно сладкими и мучительными. А еще ему хотелось склонить голову Элис ниже, так, чтобы она оказалась прямо между его ног, и попробовать с ней то, чему его обучили в свое время бойкие француженки, а потом…
Саймон резко открыл глаза и мигом забыл о своих фантазиях, почувствовав, что Элис замерла. Она по-прежнему стояла перед ним на коленях и с удивлением и ужасом смотрела на его торс. С удивлением, ужасом — но без отвращения, Саймон сразу же оценил это по достоинству.
— Что это было? — негромко спросила она, осторожно касаясь старого шрама, оставленного мечом на левом плече Саймона. Ее пальцы скользнули вдоль белой линии, сливавшейся на груди с другой, более тонкой, оставшейся от ножа.
— Сарацины, — ответил Саймон. — Рыцари. Цыгане. Разбойники. Я побывал во многих местах и должен сказать, что жить в этом мире одинаково опасно повсюду.
Он не поморщился даже тогда, когда пальцы Элис коснулись того места, куда ранил его Раддульф Красный.
— Сарацины и рыцари? — повторила вполголоса Элис, продолжая внимательно изучать израненное тело Саймона. — Вы были в Крестовом походе?
Ему, конечно, нужно было бы сказать: «Нет». Ведь Крестовый поход — это война христиан с неверными, война за освобождение Святой земли от мусульман — что там делать посланнику ада, черному магу и колдуну, каким был Саймон Наваррский?
И все же он был там. Жег, грабил, убивал вместе со своими солдатами и правых, и виноватых. И так продолжалось до тех пор, пока он не понял, что убивает он прежде всего себя самого. Тогда-то он и поклялся себе, что никогда больше не поднимет свою руку на человека, и много лет держал свое слово.
— Не отвечайте, — сказала Элис, видя замешательство Саймона. — Иначе вам придется солгать. Ваше тело говорит яснее любых слов.
«Это еще не все, о чем может сказать мое тело, — подумал Саймон. — Если она опустит руки ниже, то обнаружит кое-что поинтереснее старых царапин. Правда, она настолько невинна, что вряд ли сможет оценить по достоинству размеры моего орудия».
Элис хлопотала вокруг его обнаженного тела, и Саймон наслаждался прикосновениями ее пальцев, запахом ее волос, мелодичным журчанием голоса.
Наконец она осторожно коснулась следа от самой страшной раны, полученной Саймоном от своего же товарища. Тот ударил его боевым топором, защищая награбленное за время Крестового похода добро, до которого Саймону не было ровным счетом никакого дела.
Он ударил Саймона и оставил его умирать под палящим константинопольским солнцем. А нашли его люди Эль Адира и увезли с собой. Они вылечили Саймона, подняли на ноги, учили его древней восточной мудрости.
Пальцы Элис еще раз коснулись чудовищного шрама.
— Вы были на волосок от смерти, — прошептала Элис.
— Да.
Голос Саймона прозвучал как-то странно, необычно, но Элис не придала этому значения. Вместо этого она наклонилась и коснулась шрама губами. Этот поцелуй, казалось, влил в Саймона новые силы.
Не в силах больше терпеть, он осторожно сжал лицо Элис ладонями и заставил ее поднять голову. Элис поцеловала его изуродованную правую руку, ту самую, что всего несколько минут тому назад лишила жизни молодого рыцаря.
А сейчас в руках Элис таял и готов был умереть сам Саймон. Он вдруг отчетливо осознал, что при всем своем могуществе он не способен устоять перед этой маленькой девушкой. Она погубит его. Она знает его тайну. Возможно, самым разумным было бы выкинуть ее в окно следом за Эйданом из Монтроуза, а затем бежать отсюда. В другую стра-ну, к другому хозяину. Ведь чародей пригодится повсюду. Подыскать себе господина, который не будет, в отличие от Ричарда, настолько падок до вина и женщин, и жить спокойно.
Нельзя сказать, что до этого Саймону не доводилось убивать женщин. Он сам, своими руками, поджигал дома в Константинополе, и в огне гибли и женщины, и дети. И пускай он не видел их лиц — зато он отчетливо слышал их крики.
Так что убить эту молодую девушку, случайно узнавшую страшную тайну, он мог бы без труда. Для этого достаточно было покрепче сжать хрупкую шею Элис.
Она посмотрела на Саймона внимательно и мудро.
— О чем вы думаете сейчас, милорд? — спросила она.
— О том, что вы погубите меня. Я должен убить вас прежде, чем вы это сделаете.
На лице Элис не дрогнул ни один мускул. Она не завизжала от ужаса, как любая другая женщина на ее месте, и не бросилась бежать. Элис из Соммерседжа даже не попятилась назад.
— Возможно, это было бы самым мудрым решением, — спокойно произнесла она. — Но только вы этого не сделаете.
— Почему?
Элис улыбнулась, и лицо ее сделалось прекрасным. И кто только сказал, что она в чем-то уступает своей младшей сестре?
— Потому, милорд, что на самом деле вы вовсе не такой безжалостный и бессердечный человек, каким хотите казаться. Вы знаете, что такое честь. Вы не сможете поднять руку на беззащитную женщину.
Саймон смотрел на нее, а в голове у него далеким эхом раздавались женские крики и треск разгорающегося пламени. Где и когда это было? За сотни миль отсюда и за сотни лет. И было ли это вообще?
— Я думал, что только ваша сестра глупа, но я ошибся, — жестко сказал Саймон. — Вы тоже глупы, и к тому же некрасивы. Так что похвастать вам нечем.
Кровь отлила от лица Элис. Саймон подумал, что его слова как орудие убийства ни в чем не уступают мечу или кинжалу. Он знал, что поступает с Элис жестоко, и рана, нанесенная им, не заживет долго. А может быть, и никогда. На лице Элис были написаны гнев и отвращение.
Саймону хотелось протянуть к ней руки, обнять ее за плечи, прижать к груди, но он не шелохнулся, и это было самым жестоким его поступком за весь сегодняшний вечер.
Годфри никогда не утруждал хозяина лишним стуком в дверь. Вот и сейчас он возник в комнате совершенно беззвучно, но Саймон тренированным чутьем уловил его появление. Он поднялся на ноги — осторожно, стараясь не задеть при этом Элис, застывшую, сидя на полу с низко опущенной головой.
Саймону достаточно было один раз взглянуть на Годфри, чтобы понять: тело Эйдана из Монтроуза уже найдено.
— Отведи леди Элис в ее комнату, Годфри, — обычным тоном распорядился Саймон. — Позаботься о том, чтобы вас никто не заметил, Я уже устал от сплетен.
Годфри кивнул. Элис поднялась с пола. Ноги у нее подгибались и дрожали, но Саймон не подал ей руки, словно боялся еще раз притронуться к Элис. Девушке помог Годфри.
Саймон смотрел, как она поправляет на себе уродливое коричневое платье, и думал о том, что, возможно, напрасно он не сорвал его сегодня с Элис и не насладился ею.
Он взял бы ее по-цыгански и по-арабски. Он провел бы ее по самым темным тропинкам страсти и потаенных желаний, и она, наверное, была бы счастлива.
Но вместо этого он смертельно ранил ее.
Что теперь? Теперь Элис наконец оставит его в покое, не станет отвлекать от работы, не будет приходить сюда и смотреть на него с надеждой и заботой.
Он не шевельнулся, когда Элис проходила мимо. Если ее невидимая рана кровоточила, то рана Саймона затянулась корочкой засохшей крови. Тело его — обнаженное, освещенное бликами пламени, — не шевельнулась, как будто никакой Элис здесь не было.
И все же Элис остановилась перед Саймоном, хотя Годфри тащил ее за собой. Пусть чародей пытался посеять в ее душе ужас. Пусть.
Она остановилась прямо перед Саймоном, и он увидел слезы, блестевшие у нее на глазах.
— Саймон Наваррский, — спокойно произнесла Элис, не давая пролиться слезам. — Вы очень злой человек. Но вам не удастся так легко от меня избавиться.
И она, приподнявшись на цыпочки, поцеловала Саймона в губы и как ни в чем не бывало пошла к двери, оставив за спиной потрясенного увиденным Годфри.
— Следуй за ней! — грозно приказал Саймон. — Доставь ее в целости и сохранности. Если с ней что-то случится, я…
Он не договорил, да все было понятно и без этого. Годфри еще раз кивнул и бросился следом за Элис.
Наконец-то в комнате стало пусто и тихо. Остался лишь тонкий запах духов Элис и ощущение ее теплых рук и мягких губ. Возможно, самым простым сейчас было бы приказать Годфри привести сюда какую-нибудь служаночку и взять ее — быстро и грубо, только для того, чтобы немного угасить костер страсти и похоти. Может быть, после этого ему удалось бы вернуться в свое обычное состояние. Наверное, у него просто очень давно не было женщины.
Элис до сих пор не знает всей правды о нем и никогда не должна узнать ее. Она сумела увидеть в нем многое из того, что Саймон пытался скрыть под маской служителя дьявола, но есть вещи, которых она не должна ни видеть, ни знать. Обгоревшие женские трупы на залитых жарким солнцем улицах Константинополя.
Он был жесток, необыкновенно жесток, и не стал бы отрицать это. В прошлом он не раз проделывал ужасные, чудовищные вещи. На его душе лежат такие грехи, которых не простит ни один, даже самый милосердный бог.
Саймон подошел к окну, резким толчком отворил деревянные ставни. Двор замка был залит светом факелов, словно театральная сцена. Саймон выглянул вниз и обнаружил, что тело Эйдана из Монтроуза лежит гораздо ближе, чем он надеялся. Значит, увы, совершенно ясно, из какого окна его выбросили. Кто-то из слуг, сновавших внизу, поднял голову и увидел Саймона. Рассмотрев, кто перед ним, слуга поспешно осенил себя крестным знамением.
«Как я устал оттого, что меня ненавидят, — подумал Саймон, — и как я сам устал ненавидеть всех вокруг!»
Он снова захлопнул ставни, а затем, вспомнив побледневшее от боли лицо Элис, сжал в кулак правую руку и изо всей силы ударил себя в бок, по только что затянувшейся ране. Брызнула кровь.
Она не ушла бы, если бы не Годфри. И все же ей удалось на прощание смутить Саймона и заставить его задуматься.
Рана, которую он нанес Элис, была тяжела, но не смертельна.
Она даже не слишком бы приняла эти слова к сердцу, но ведь Саймон сказал их уже после того, как не раз дал Элис понять, что считает ее привлекательной, умной и даже красивой. Зачем?
Сама Элис никогда не считала себя красивой да и не то чтобы мечтала стать красавицей — ведь она видела, сколько мучений приносит порой красота ее младшей сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33