И тогда генерал сказал, что они еще о нем услышат, и последовал за своей половиной.
Счастливчик Бронстейн подошел к двери и закрыл ее, как только однозвездный начальник скрылся с глаз. Горилла Бейтс перевел дух и засвистел. Фло перестала плакать, и девочки медленно опустили руки.
Но доктор Бедоян сказал:
– Очарование вечера уже не вернется.
И пошел за своим пиджаком и за бумажником. Он щедро оде– лил девочек (казенными деньгами), и те молча оделись и ушли.
Оставалось еще несколько бутылок джина. Пан Сатирус откупорил одну, глотнул из нее и поставил обратно.
– Напиться два раза за один вечер невозможно, – сказал Горилла Бейтс. – Это никому не удавалось.
– Мы хорошо провели время, – сказал Пан. – Невинно и хорошо. Ну, почти невинно. К чему было все портить?
– Так уж принято у людей, – сказал доктор Бедоян.
И они пошли спать.
Глава шестая
Порой человекообразным обезьянам становится скучно буквально до смерти.
Кондар Лоренц. Кольцо царя Соломона, 1952
Утром принесло мистера Макмагона и его веселых ребят из морской разведки, службы безопасности НАСА, ФБР и родственных им организаций. Это только в сочинениях юных поэтов рассвет приносит радужные надежды.
Мистер Макмагон принес официальную бумагу.
Счастливчик Бронстейн, который открыл дверь (он спал на кушетке в парадной комнате, Горилла и доктор Бедоян – на кроватях, а Пан Сатирус удовлетворился стулом, на который была навалена одежда), пошел и поднял доктора Бедояна, как того требовал гость.
Доктор Бедоян молча взял документ, молча прочитал его. Потом взглянул на агента ФБР. Лицо мистера Макмагона не выражало никаких эмоций; для него это была привычная обязанность, не больше.
– Через час, – сказал доктор Бедоян.
– Машины будут поданы.
– Действуйте, – сказал доктор Бедоян.
– Счастливчик, свистать всех наверх, – скомандовал Горилла. – Немедленно бритву, зубные щетки, чистые носки… я ношу тринадцатый размер… чистые исподники, и спроси, не смогут ли они выдраить нашу робу за полчаса. – Он бросил на доктора Бедояна смущенный взгляд. – Мы сошли на берег в чем были, но хотим выглядеть как настоящие военные моряки.
Счастливчик не торопился к телефону.
– Что за каша заваривается, док? – спросил он. – Нас отдают под суд?
– Шишки… самые важные шишки хотят встретиться с Паном в двенадцать часов.
Он протянул приказ. Счастливчик взял документ, присвистнул и передал его Горилле. Горилла взял его и тоже присвистнул, но более протяжно.
– Приказ отменяется, Счастливчик. – Он подошел к телефону сам и заказал междугородный разговор. – Дайте мне главного старшину Садовски, – сказал он, после того как прорявкал в трубку разным лицам различные дополнительные номера. – Посигнальте к нему в каюту, он еще не на палубе. Мичман Бейтс говорит. – Он отнял трубку от уха и задумчиво посмотрел на нее. – Ски, это Горилла. Слушай меня, и слушай внимательно, а не то твоя старуха останется вдовой, и на этот раз я не шучу. Приготовь для меня летнюю форму класса А, в поясе примерно на дюйм пошире, чем в прошлый раз. Да, я получил еще одну нашивку, так что смотри, чтобы все было в порядке… Так. Затем белую форменку для радиста первого класса, рост примерно пять футов девять дюймов, вес сто восемьдесят фунтов. Усек? Да, и гражданский костюм, легкий, летний, приятного светлого цвета. Рост примерно пять футов десять дюймов… Какой у вас вес, док?
Доктор Бедоян смотрел на него в изумлении.
– Готовые костюмы я обычно ношу пятидесятого размера, сказал он.
– Он обычно носит пятидесятый размер. И чтоб было хорошее качество. Мы заплатим, когда приедем. Как ты, Ски? Получил еще одну нашивку? Я всегда говорил, что на флоте у нас есть будущее. – Он откашлялся. – Мы будем, у тебя через два часа, самое большее через три. Заметано.
Горилла положил трубку.
– Ски все сварганит. Жаль, нет моих орденских ленточек, но ничего – мы купим их на базе, в военном магазине… Счастливчик, теперь свистать всех наверх. Ко всему добавляется еще гуталин. Для доктора – коричневый.
Пан Сатирус, развалившись в просторном кресле, поглаживал большие пальцы ног.
– Ощущение совсем не изменилось, – сказал он. – Не хочется, чтобы эти пальцы превратились в человеческие, как мой язык. Если люди чувствуют себя по утрам так же скверно, то шимпанзе должны благословлять каждый день своей жизни.
– Мы вольем в тебя немного холодного апельсинового сока, дадим аспиринчику, и ты почувствуешь себя лучше, – сказал доктор Бедоян. – Это у тебя с похмелья.
– Слыхал я о таком, – сказал Пан Сатирус. – В воскресное утро у сторожей только и разговору было, что о похмелье… Жаль, что я не ограничился полученной от них информацией.
– Но вот проблема, – заметил доктор Бедоян. – Реакция шимпанзе на аспирин резко отличается от реакции человека… Кем тебя считать?
– Большие пальцы ног у меня остались как у шимпанзе, сказал Пан Сатирус, – но в голове и желудке такое ощущение, какого никогда не бывало. По-видимому, это действительно с похмелья. Не думаю, чтобы мое тело регрессировало. Или деградировало. Или как это там…
Он кувыркнулся через спинку кресла и заковылял в ванную. Оттуда донесся глубокий вздох облегчения.
– С моего лица не исчезло ни единого волоска, – крикнул Пан. – Очень рад. Я не хочу быть человеком.
– А тебя не интересует, какой получен приказ? – спросил доктор Бедоян.
Пан Сатирус, шаркая ногами, вернулся в спальню, энергично растираясь на ходу сухим полотенцем.
– Судя по вашей реакции, мы должны встретиться с очень важными лицами. Я с такими уже встречался. С учеными и генералами, с адмиралами и сенаторами. А на сей раз кто это?
– Политические фигуры, – сказал доктор Бедоян. – Государственные деятели.
– Ваша новость нисколько не улучшила моего мерзкого состояния, – сказал Пан Сатирус. – Нисколько. – Он швырнул полотенце в угол и стал расчесывать шерсть ногтями. – Кто-нибудь из вас бывал в Африке?
– Я бывал в Кейптауне, – ответил Счастливчик, – и в Порт-Саиде.
– А знаете ли вы, что я никогда не видел шимпанзе, живущих в естественных условиях? – спросил Пан Сатирус. – Это приходит мне в голову всякий раз, когда я в меланхолии, как сейчас. Как вы думаете, если я скажу этим людям то, что они хотят знать, отправят они меня обратно в Экваториальную Африку? Оттуда идет наш род. Возможно, мой отец еще там.
– А кто твой отец? – спросил доктор Бедоян.
– Не знаю. Моя мать была в положении, когда… когда ее поймали. Она не любила говорить о своем прошлом, о джунглях. Шимпанзе не выдерживают слишком острого горя. Вы же знаете!
– Тогда тебе нельзя пить джин, – сказал Горилла. – Попробуй ром.
– Есть ведь такое слово “трезвенник”? – спросил Пан Сатирус. – Вот кем мне хочется стать.
– Никогда не зарекайся пить с похмелья, – сказал Счастливчик.
Тут принесли завтрак и бритвенный прибор.
Они отправились на север в трех автомобилях – агенты в передней машине и в задней, гражданская и военная полиция расчищала путь. Возник небольшой спор с мистером Макмагоном относительно того, заезжать ли на базу к Ски за чистой одеждой, но в пылу спора агенты не усмотрели за Паном Сатирусом, который снова схватил Кроуфорда.
Мольба коллеги тронула мистера Макмагона, и он согласился остановиться, если Пан обещает не выходить из автомобиля на территории военно-морской базы.
Еще до полудня, ревя сиренами, машины подкатили между шпалерами сыщиков к портику частного, очень частного дома. Доктор Бедоян в новом, купленном на казенные деньги костюме дремал рядом с шофером. Он проснулся и вышел первым.
Генерал Магуайр спускался по лестнице частного дома. Он был уже не в летней, а в полной форме класса А.
– Мне приказано ввести Мема в дом, – сказал генерал. Точнее, согласно приказу я должен считать себя адъютантом Мема.
– Не называйте меня этим нелепым именем, – сказал Пан Сатирус.
– Но это же ваше имя. Видели бы вы утренние газеты – мы произвели настоящую сенсацию! То, что мы сделали вчера, – на первых страницах всех газет! Такой рекламы у нас еще не было. Теперь вам уже нельзя менять имя…
– Я вижу, у вас опять две звезды, – сказал Пан и протянул руку.
Генерал Магуайр отпрыгнул назад.
– После вашей… когда вы выйдете, репортеры хотят видеть…
– Как я буду целовать вашу жену?
– Миссис Магуайр уехала на север, чтобы показаться своему врачу в Балтиморе. Пожалуйста, будьте покладисты. Вся моя карьера зависит от вас.
Пан сел на дорожку, посыпанную дроблеными ракушками. Он взял горсть ракушек, пососал их и выплюнул.
– Пахнет нефтью, – сказал он. – И все же мне хочется устричных ракушек. Что это, нехватка кальция в организме, доктор?
– Я возьму это на заметку, – сказал доктор Бедоян. – Может быть, мы попробуем принимать глюконат кальция. У него вкус как у конфет, Пан.
– Она… он, кажется, слушается вас, доктор, – молвил генерал Магуайр. – Не могли бы вы вразумить его? Если теперь не все пройдет гладко, меня уволят в отставку, разжаловав в полковники.
Доктор Бедоян пожал плечами.
– Скажите мне, генерал, – спросил Пан, – могли бы вы съесть больше, если бы у вас на каждом плече было по две звезды вместо одной? Могли бы вы больше выпить или меньше страдать с похмелья? Могли бы у вас быть две молодых жены вместо одной старой?
– Черт побери, вас бы хоть на недельку ко мне в подчинение рядовым, Мем, – ответил Магуайр.
– Меня зовут Пан Сатирус. Для всех, кроме моих друзей, я мистер Сатирус.
Генерал поджал тонкие губы и сквозь стиснутые зубы процедил:
– Ладно. Мистер Сатирус. Однако пошли. Нельзя заставлять ждать таких людей. Их не заставлял ждать еще ни один человек на свете.
– Я не человек, а простой шимпанзе.
– Так точно, сэр. Вы простой шимпанзе.
– И вчера вечером вы застрелили бы меня, если бы у вас был с собой пистолет.
– Забудьте про вчерашний вечер, мистер Сатирус. Вчера вы провели вечер хорошо, а я ужасно.
– Вы делаете успехи, – сказал Пан. Он вытянул руки во всю длину, а ноги задрал кверху, так что теперь он мог тронуться в путь, опираясь только на костяшки пальцев. – У меня все тело свело от езды в машине, – пояснил он. – Ну, ладно, малый. Доктор идет со мной, мичман Бейтс и радист Бронстейн пристроятся сзади, а ты, Магуайр, будешь замыкать шествие.
– Это непорядок!.. – взвизгнул было генерал. Но тут же взял себя в руки. – Слушаюсь, сэр. Как прикажете, сэр.
Пан Сатирус злорадно засмеялся.
– Представляю, что понаписали в газетах. Со времени изобретения твиста большего фурора, чем я, наверное, никто не производил.
– Человек, который написал твист, – сказал генерал Магуайр, – уже сочинил новый танец под названием “шимпанго”. Он сглотнул слюну и добавил: – Сэр.
– Так будем шимпангировать, бога ради, – сказал Пан. – Я вам кое-что скажу, генерал. Со мной ладить легче легкого. Как и со всеми шимпанзе, если их не одергивать каждую минуту. И я вам скажу еще одну вещь: миссис Магуайр может вернуться. Я не посягал на нее всерьез.
И они пошли по дорожке, посыпанной дроблеными ракушками, поднялись по лестнице мимо стоявших на часах морских пехотинцев – те взяли на караул, а Пан Сатирус отдал честь – и оказались в прохладных покоях дома.
Здесь учтивый вариант агента службы безопасности остановил их и вежливо сказал:
– Я принужден просить вас показать мне ваши удостоверения личности, джентльмены.
Генерал Магуайр выхватил свое обрамленное золотой каемочкой и обернутое в целлофан удостоверение. Горилла и Счастливчик доставали свои чуть помедленнее. Доктор Бедоян предъявил служебный пропуск.
Пан Сатирус, задрав кверху ноги, покачался на руках и сказал:
– Я оставил свое удостоверение в других штанах.
– Но на вас, – возразил страж, – нет никаких… о-о!
– В таком случае, я полагаю, беседа отменяется, – сказал Пан. – Доктор, как вы думаете, мы можем добраться до мыса Канаверал на…
– Мне приказано доставить его сюда! – военным козлетоном проблеял генерал Магуайр, напоминая о том, что в Уэст-Пойнте тех, кто получал самые низкие баллы при выпуске, называли “козлами”.
– А мне приказано никого не пускать без удостоверений, стоял на своем агент.
У Счастливчика Бронстейна был даже более счастливый вид, чем обычно. А Горилла Бейтс еще больше смахивал на гориллу.
– Вы, конечно, узнаете эту… этого мистера Сатируса? – спросил генерал Магуайр.
– Узнает ли? – переспросил Пан Сатирус. – Вы узнаете меня? Я самец-шимпанзе, семи с половиной лет от роду. Быть может, доктор Бедоян еще и отличит меня от другого самца-шимпанзе моего возраста и комплекции. Но сомневаюсь, чтобы кто-либо другой был на это способен.
– Пан, более отвратительной личности, чем ты, я в жизни не встречал, – сказал доктор Бедоян.
– Я не личность. Я шимпанзе. Мы не возражаем против неприятностей. Мы любим их.
– Причинять неприятности другим людям?
– Нет, Арам, не обязательно. Просто мы любим лезть на рожон… Никто еще не приручил десятилетнего шимпанзе, верно? Ни в кино такого не увидишь, ни на сцене, ни сидящим в смирительной рубашке в капсуле. Этого сделать нельзя. Потому что шимпанзе всегда лезут на рожон.
– К черту, – сказал генерал Магуайр. – Мы не можем торчать здесь перед дверями, как какие-нибудь каптенармусы. Я ручаюсь за эту… за этого…
– Шимпанзе, – продолжил Пан. – Большую человекообразную африканскую обезьяну. Пана Сатируса.
– Я ручаюсь за него, – снова козлетоном проблеял генерал.
Агент пропустил их.
– Мне кажется, они делают ошибку, – тихо сказал Горилла Счастливчику. – У Пана что-то на уме.
Еще один телохранитель открыл дверь, и они оказались лицом к лицу с Большим Человеком Номер Первый.
Он сидел за изящным письменным столиком, откинувшись на спинку кресла-качалки. И он был не один. Тут же сидел губернатор – другой большой человек.
Опираясь на руки, как на костыли, Пан Сатирус перекинул тело вперед, взлетел и приземлился на углу стола. Стол оказался хрупким только с виду – он даже не скрипнул, а лишь слегка покачнулся.
Генерал Магуайр вытянулся и отчеканил:
– Задание выполнено, сэр.
– Вижу. Познакомьте нас, генерал, – попросил Большой Человек.
– Сэр…
– Это не обязательно, – вмешался Пан. – Я называю себя Паном Сатирусом. Как люди образованные, вы оба знаете, я не сомневаюсь, что это правильное научное название моего вида. Единственного вида шимпанзе, в то время как орангутанов и горилл имеется два вида… А кто такие вы оба, я знаю. Я видел ваши лица десятки раз.
Губернатор был почти столь же обаятелен, как сам Большой Человек. Он наклонился вперед.
– Очень интересно. Где же вы видели наши лица?
– На полу обезьяньего питомника, – сказал Пан. – Просто удивительно, сколько газет валяется воскресными вечерами на полу, после того как сторожа выдворят наконец публику. Мятые газеты, заляпанные горчицей, со следами грязных подошв… И в каждой… или почти в каждой… какая-нибудь ваша фотография.
– Губернатор, эту беседу направляем не мы, – сказал Большой Человек.
– Разбиты наголову Паном Сатирусом, – добавил со смешком губернатор.
Большой Человек взял инициативу в свои руки.
– Мистер Сатирус, как бы там ни было, мы собрали двухпартийное совещание. В вашу честь.
Пан нахмурился, а может быть, это только показалось. Выражение лица шимпанзе не всегда передает те же чувства, что выражение лица человека.
– О? Разве один из вас коммунист?
Это шокирующее слово подействовало на участников совещания, как обложной дождик на горожан, устроивших пикник. У генерала Магуайра был такой вид, будто он жалеет, что у него нет под рукой бригады легкой кавалерии.
Но Человек Номер Первый был человек светский, изворотливый и понаторевший по части укрощения задир, надоедающих выкриками во время предвыборных митингов.
– Вряд ли, – сказал он ровным, немного гнусавым голосом. – Что вы знаете о коммунистах, мистер Сатирус?
– Как же, ведь они составляют другую партию, – ответил Пан. – Ведь это из-за них создаются все эти проекты, а меня и сотни две других шимпанзе гоняют по всей стране: Лос-Аламос, Аламогордо, Канаверал, Ванденберг… По-видимому… во всяком случае, так без конца твердят по радио и телевидению… люди раскололись на две партии – на коммунистов и на партию “свободного мира”. Кто из вас кто?
– Вы никогда не слыхали о республиканцах и демократах? – спросил губернатор.
– А, об этих… – сказал Пан Сатирус.
– Он слишком долго пробыл на Юге, – заметил губернатор. Он превратился в одного из тех людей, которые признают только одну партию.
– В одного из тех шимпанзе, – поправил его Пан Сатирус. Но вообще-то я ничего не признаю. Сторожа обычно выключали радио, как только начиналось это… о демократах и республиканцах. Вы когда-нибудь подумывали о разделении людей на две партии по эволюционному признаку?
– Губернатор, – сказал Большой Человек. – Я начинаю думать, что мне не стоило приглашать вас на это веселое сборище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Счастливчик Бронстейн подошел к двери и закрыл ее, как только однозвездный начальник скрылся с глаз. Горилла Бейтс перевел дух и засвистел. Фло перестала плакать, и девочки медленно опустили руки.
Но доктор Бедоян сказал:
– Очарование вечера уже не вернется.
И пошел за своим пиджаком и за бумажником. Он щедро оде– лил девочек (казенными деньгами), и те молча оделись и ушли.
Оставалось еще несколько бутылок джина. Пан Сатирус откупорил одну, глотнул из нее и поставил обратно.
– Напиться два раза за один вечер невозможно, – сказал Горилла Бейтс. – Это никому не удавалось.
– Мы хорошо провели время, – сказал Пан. – Невинно и хорошо. Ну, почти невинно. К чему было все портить?
– Так уж принято у людей, – сказал доктор Бедоян.
И они пошли спать.
Глава шестая
Порой человекообразным обезьянам становится скучно буквально до смерти.
Кондар Лоренц. Кольцо царя Соломона, 1952
Утром принесло мистера Макмагона и его веселых ребят из морской разведки, службы безопасности НАСА, ФБР и родственных им организаций. Это только в сочинениях юных поэтов рассвет приносит радужные надежды.
Мистер Макмагон принес официальную бумагу.
Счастливчик Бронстейн, который открыл дверь (он спал на кушетке в парадной комнате, Горилла и доктор Бедоян – на кроватях, а Пан Сатирус удовлетворился стулом, на который была навалена одежда), пошел и поднял доктора Бедояна, как того требовал гость.
Доктор Бедоян молча взял документ, молча прочитал его. Потом взглянул на агента ФБР. Лицо мистера Макмагона не выражало никаких эмоций; для него это была привычная обязанность, не больше.
– Через час, – сказал доктор Бедоян.
– Машины будут поданы.
– Действуйте, – сказал доктор Бедоян.
– Счастливчик, свистать всех наверх, – скомандовал Горилла. – Немедленно бритву, зубные щетки, чистые носки… я ношу тринадцатый размер… чистые исподники, и спроси, не смогут ли они выдраить нашу робу за полчаса. – Он бросил на доктора Бедояна смущенный взгляд. – Мы сошли на берег в чем были, но хотим выглядеть как настоящие военные моряки.
Счастливчик не торопился к телефону.
– Что за каша заваривается, док? – спросил он. – Нас отдают под суд?
– Шишки… самые важные шишки хотят встретиться с Паном в двенадцать часов.
Он протянул приказ. Счастливчик взял документ, присвистнул и передал его Горилле. Горилла взял его и тоже присвистнул, но более протяжно.
– Приказ отменяется, Счастливчик. – Он подошел к телефону сам и заказал междугородный разговор. – Дайте мне главного старшину Садовски, – сказал он, после того как прорявкал в трубку разным лицам различные дополнительные номера. – Посигнальте к нему в каюту, он еще не на палубе. Мичман Бейтс говорит. – Он отнял трубку от уха и задумчиво посмотрел на нее. – Ски, это Горилла. Слушай меня, и слушай внимательно, а не то твоя старуха останется вдовой, и на этот раз я не шучу. Приготовь для меня летнюю форму класса А, в поясе примерно на дюйм пошире, чем в прошлый раз. Да, я получил еще одну нашивку, так что смотри, чтобы все было в порядке… Так. Затем белую форменку для радиста первого класса, рост примерно пять футов девять дюймов, вес сто восемьдесят фунтов. Усек? Да, и гражданский костюм, легкий, летний, приятного светлого цвета. Рост примерно пять футов десять дюймов… Какой у вас вес, док?
Доктор Бедоян смотрел на него в изумлении.
– Готовые костюмы я обычно ношу пятидесятого размера, сказал он.
– Он обычно носит пятидесятый размер. И чтоб было хорошее качество. Мы заплатим, когда приедем. Как ты, Ски? Получил еще одну нашивку? Я всегда говорил, что на флоте у нас есть будущее. – Он откашлялся. – Мы будем, у тебя через два часа, самое большее через три. Заметано.
Горилла положил трубку.
– Ски все сварганит. Жаль, нет моих орденских ленточек, но ничего – мы купим их на базе, в военном магазине… Счастливчик, теперь свистать всех наверх. Ко всему добавляется еще гуталин. Для доктора – коричневый.
Пан Сатирус, развалившись в просторном кресле, поглаживал большие пальцы ног.
– Ощущение совсем не изменилось, – сказал он. – Не хочется, чтобы эти пальцы превратились в человеческие, как мой язык. Если люди чувствуют себя по утрам так же скверно, то шимпанзе должны благословлять каждый день своей жизни.
– Мы вольем в тебя немного холодного апельсинового сока, дадим аспиринчику, и ты почувствуешь себя лучше, – сказал доктор Бедоян. – Это у тебя с похмелья.
– Слыхал я о таком, – сказал Пан Сатирус. – В воскресное утро у сторожей только и разговору было, что о похмелье… Жаль, что я не ограничился полученной от них информацией.
– Но вот проблема, – заметил доктор Бедоян. – Реакция шимпанзе на аспирин резко отличается от реакции человека… Кем тебя считать?
– Большие пальцы ног у меня остались как у шимпанзе, сказал Пан Сатирус, – но в голове и желудке такое ощущение, какого никогда не бывало. По-видимому, это действительно с похмелья. Не думаю, чтобы мое тело регрессировало. Или деградировало. Или как это там…
Он кувыркнулся через спинку кресла и заковылял в ванную. Оттуда донесся глубокий вздох облегчения.
– С моего лица не исчезло ни единого волоска, – крикнул Пан. – Очень рад. Я не хочу быть человеком.
– А тебя не интересует, какой получен приказ? – спросил доктор Бедоян.
Пан Сатирус, шаркая ногами, вернулся в спальню, энергично растираясь на ходу сухим полотенцем.
– Судя по вашей реакции, мы должны встретиться с очень важными лицами. Я с такими уже встречался. С учеными и генералами, с адмиралами и сенаторами. А на сей раз кто это?
– Политические фигуры, – сказал доктор Бедоян. – Государственные деятели.
– Ваша новость нисколько не улучшила моего мерзкого состояния, – сказал Пан Сатирус. – Нисколько. – Он швырнул полотенце в угол и стал расчесывать шерсть ногтями. – Кто-нибудь из вас бывал в Африке?
– Я бывал в Кейптауне, – ответил Счастливчик, – и в Порт-Саиде.
– А знаете ли вы, что я никогда не видел шимпанзе, живущих в естественных условиях? – спросил Пан Сатирус. – Это приходит мне в голову всякий раз, когда я в меланхолии, как сейчас. Как вы думаете, если я скажу этим людям то, что они хотят знать, отправят они меня обратно в Экваториальную Африку? Оттуда идет наш род. Возможно, мой отец еще там.
– А кто твой отец? – спросил доктор Бедоян.
– Не знаю. Моя мать была в положении, когда… когда ее поймали. Она не любила говорить о своем прошлом, о джунглях. Шимпанзе не выдерживают слишком острого горя. Вы же знаете!
– Тогда тебе нельзя пить джин, – сказал Горилла. – Попробуй ром.
– Есть ведь такое слово “трезвенник”? – спросил Пан Сатирус. – Вот кем мне хочется стать.
– Никогда не зарекайся пить с похмелья, – сказал Счастливчик.
Тут принесли завтрак и бритвенный прибор.
Они отправились на север в трех автомобилях – агенты в передней машине и в задней, гражданская и военная полиция расчищала путь. Возник небольшой спор с мистером Макмагоном относительно того, заезжать ли на базу к Ски за чистой одеждой, но в пылу спора агенты не усмотрели за Паном Сатирусом, который снова схватил Кроуфорда.
Мольба коллеги тронула мистера Макмагона, и он согласился остановиться, если Пан обещает не выходить из автомобиля на территории военно-морской базы.
Еще до полудня, ревя сиренами, машины подкатили между шпалерами сыщиков к портику частного, очень частного дома. Доктор Бедоян в новом, купленном на казенные деньги костюме дремал рядом с шофером. Он проснулся и вышел первым.
Генерал Магуайр спускался по лестнице частного дома. Он был уже не в летней, а в полной форме класса А.
– Мне приказано ввести Мема в дом, – сказал генерал. Точнее, согласно приказу я должен считать себя адъютантом Мема.
– Не называйте меня этим нелепым именем, – сказал Пан Сатирус.
– Но это же ваше имя. Видели бы вы утренние газеты – мы произвели настоящую сенсацию! То, что мы сделали вчера, – на первых страницах всех газет! Такой рекламы у нас еще не было. Теперь вам уже нельзя менять имя…
– Я вижу, у вас опять две звезды, – сказал Пан и протянул руку.
Генерал Магуайр отпрыгнул назад.
– После вашей… когда вы выйдете, репортеры хотят видеть…
– Как я буду целовать вашу жену?
– Миссис Магуайр уехала на север, чтобы показаться своему врачу в Балтиморе. Пожалуйста, будьте покладисты. Вся моя карьера зависит от вас.
Пан сел на дорожку, посыпанную дроблеными ракушками. Он взял горсть ракушек, пососал их и выплюнул.
– Пахнет нефтью, – сказал он. – И все же мне хочется устричных ракушек. Что это, нехватка кальция в организме, доктор?
– Я возьму это на заметку, – сказал доктор Бедоян. – Может быть, мы попробуем принимать глюконат кальция. У него вкус как у конфет, Пан.
– Она… он, кажется, слушается вас, доктор, – молвил генерал Магуайр. – Не могли бы вы вразумить его? Если теперь не все пройдет гладко, меня уволят в отставку, разжаловав в полковники.
Доктор Бедоян пожал плечами.
– Скажите мне, генерал, – спросил Пан, – могли бы вы съесть больше, если бы у вас на каждом плече было по две звезды вместо одной? Могли бы вы больше выпить или меньше страдать с похмелья? Могли бы у вас быть две молодых жены вместо одной старой?
– Черт побери, вас бы хоть на недельку ко мне в подчинение рядовым, Мем, – ответил Магуайр.
– Меня зовут Пан Сатирус. Для всех, кроме моих друзей, я мистер Сатирус.
Генерал поджал тонкие губы и сквозь стиснутые зубы процедил:
– Ладно. Мистер Сатирус. Однако пошли. Нельзя заставлять ждать таких людей. Их не заставлял ждать еще ни один человек на свете.
– Я не человек, а простой шимпанзе.
– Так точно, сэр. Вы простой шимпанзе.
– И вчера вечером вы застрелили бы меня, если бы у вас был с собой пистолет.
– Забудьте про вчерашний вечер, мистер Сатирус. Вчера вы провели вечер хорошо, а я ужасно.
– Вы делаете успехи, – сказал Пан. Он вытянул руки во всю длину, а ноги задрал кверху, так что теперь он мог тронуться в путь, опираясь только на костяшки пальцев. – У меня все тело свело от езды в машине, – пояснил он. – Ну, ладно, малый. Доктор идет со мной, мичман Бейтс и радист Бронстейн пристроятся сзади, а ты, Магуайр, будешь замыкать шествие.
– Это непорядок!.. – взвизгнул было генерал. Но тут же взял себя в руки. – Слушаюсь, сэр. Как прикажете, сэр.
Пан Сатирус злорадно засмеялся.
– Представляю, что понаписали в газетах. Со времени изобретения твиста большего фурора, чем я, наверное, никто не производил.
– Человек, который написал твист, – сказал генерал Магуайр, – уже сочинил новый танец под названием “шимпанго”. Он сглотнул слюну и добавил: – Сэр.
– Так будем шимпангировать, бога ради, – сказал Пан. – Я вам кое-что скажу, генерал. Со мной ладить легче легкого. Как и со всеми шимпанзе, если их не одергивать каждую минуту. И я вам скажу еще одну вещь: миссис Магуайр может вернуться. Я не посягал на нее всерьез.
И они пошли по дорожке, посыпанной дроблеными ракушками, поднялись по лестнице мимо стоявших на часах морских пехотинцев – те взяли на караул, а Пан Сатирус отдал честь – и оказались в прохладных покоях дома.
Здесь учтивый вариант агента службы безопасности остановил их и вежливо сказал:
– Я принужден просить вас показать мне ваши удостоверения личности, джентльмены.
Генерал Магуайр выхватил свое обрамленное золотой каемочкой и обернутое в целлофан удостоверение. Горилла и Счастливчик доставали свои чуть помедленнее. Доктор Бедоян предъявил служебный пропуск.
Пан Сатирус, задрав кверху ноги, покачался на руках и сказал:
– Я оставил свое удостоверение в других штанах.
– Но на вас, – возразил страж, – нет никаких… о-о!
– В таком случае, я полагаю, беседа отменяется, – сказал Пан. – Доктор, как вы думаете, мы можем добраться до мыса Канаверал на…
– Мне приказано доставить его сюда! – военным козлетоном проблеял генерал Магуайр, напоминая о том, что в Уэст-Пойнте тех, кто получал самые низкие баллы при выпуске, называли “козлами”.
– А мне приказано никого не пускать без удостоверений, стоял на своем агент.
У Счастливчика Бронстейна был даже более счастливый вид, чем обычно. А Горилла Бейтс еще больше смахивал на гориллу.
– Вы, конечно, узнаете эту… этого мистера Сатируса? – спросил генерал Магуайр.
– Узнает ли? – переспросил Пан Сатирус. – Вы узнаете меня? Я самец-шимпанзе, семи с половиной лет от роду. Быть может, доктор Бедоян еще и отличит меня от другого самца-шимпанзе моего возраста и комплекции. Но сомневаюсь, чтобы кто-либо другой был на это способен.
– Пан, более отвратительной личности, чем ты, я в жизни не встречал, – сказал доктор Бедоян.
– Я не личность. Я шимпанзе. Мы не возражаем против неприятностей. Мы любим их.
– Причинять неприятности другим людям?
– Нет, Арам, не обязательно. Просто мы любим лезть на рожон… Никто еще не приручил десятилетнего шимпанзе, верно? Ни в кино такого не увидишь, ни на сцене, ни сидящим в смирительной рубашке в капсуле. Этого сделать нельзя. Потому что шимпанзе всегда лезут на рожон.
– К черту, – сказал генерал Магуайр. – Мы не можем торчать здесь перед дверями, как какие-нибудь каптенармусы. Я ручаюсь за эту… за этого…
– Шимпанзе, – продолжил Пан. – Большую человекообразную африканскую обезьяну. Пана Сатируса.
– Я ручаюсь за него, – снова козлетоном проблеял генерал.
Агент пропустил их.
– Мне кажется, они делают ошибку, – тихо сказал Горилла Счастливчику. – У Пана что-то на уме.
Еще один телохранитель открыл дверь, и они оказались лицом к лицу с Большим Человеком Номер Первый.
Он сидел за изящным письменным столиком, откинувшись на спинку кресла-качалки. И он был не один. Тут же сидел губернатор – другой большой человек.
Опираясь на руки, как на костыли, Пан Сатирус перекинул тело вперед, взлетел и приземлился на углу стола. Стол оказался хрупким только с виду – он даже не скрипнул, а лишь слегка покачнулся.
Генерал Магуайр вытянулся и отчеканил:
– Задание выполнено, сэр.
– Вижу. Познакомьте нас, генерал, – попросил Большой Человек.
– Сэр…
– Это не обязательно, – вмешался Пан. – Я называю себя Паном Сатирусом. Как люди образованные, вы оба знаете, я не сомневаюсь, что это правильное научное название моего вида. Единственного вида шимпанзе, в то время как орангутанов и горилл имеется два вида… А кто такие вы оба, я знаю. Я видел ваши лица десятки раз.
Губернатор был почти столь же обаятелен, как сам Большой Человек. Он наклонился вперед.
– Очень интересно. Где же вы видели наши лица?
– На полу обезьяньего питомника, – сказал Пан. – Просто удивительно, сколько газет валяется воскресными вечерами на полу, после того как сторожа выдворят наконец публику. Мятые газеты, заляпанные горчицей, со следами грязных подошв… И в каждой… или почти в каждой… какая-нибудь ваша фотография.
– Губернатор, эту беседу направляем не мы, – сказал Большой Человек.
– Разбиты наголову Паном Сатирусом, – добавил со смешком губернатор.
Большой Человек взял инициативу в свои руки.
– Мистер Сатирус, как бы там ни было, мы собрали двухпартийное совещание. В вашу честь.
Пан нахмурился, а может быть, это только показалось. Выражение лица шимпанзе не всегда передает те же чувства, что выражение лица человека.
– О? Разве один из вас коммунист?
Это шокирующее слово подействовало на участников совещания, как обложной дождик на горожан, устроивших пикник. У генерала Магуайра был такой вид, будто он жалеет, что у него нет под рукой бригады легкой кавалерии.
Но Человек Номер Первый был человек светский, изворотливый и понаторевший по части укрощения задир, надоедающих выкриками во время предвыборных митингов.
– Вряд ли, – сказал он ровным, немного гнусавым голосом. – Что вы знаете о коммунистах, мистер Сатирус?
– Как же, ведь они составляют другую партию, – ответил Пан. – Ведь это из-за них создаются все эти проекты, а меня и сотни две других шимпанзе гоняют по всей стране: Лос-Аламос, Аламогордо, Канаверал, Ванденберг… По-видимому… во всяком случае, так без конца твердят по радио и телевидению… люди раскололись на две партии – на коммунистов и на партию “свободного мира”. Кто из вас кто?
– Вы никогда не слыхали о республиканцах и демократах? – спросил губернатор.
– А, об этих… – сказал Пан Сатирус.
– Он слишком долго пробыл на Юге, – заметил губернатор. Он превратился в одного из тех людей, которые признают только одну партию.
– В одного из тех шимпанзе, – поправил его Пан Сатирус. Но вообще-то я ничего не признаю. Сторожа обычно выключали радио, как только начиналось это… о демократах и республиканцах. Вы когда-нибудь подумывали о разделении людей на две партии по эволюционному признаку?
– Губернатор, – сказал Большой Человек. – Я начинаю думать, что мне не стоило приглашать вас на это веселое сборище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16