– Пусть будет по-вашему, – согласился куратор. – Я собирался предложить вам место главного служителя приматов.
– А почему не свой пост?
Куратор вздохнул.
– У вас нет ученых степеней, мой друг. Однако наша беседа слишком затянулась, мы заставляем себя ждать. Я хочу познакомить вас с работниками общества. Многих из них вы, вероятно, вспомните.
– Сначала познакомьтесь с моими друзьями – Гориллой Бейтсом и Счастливчиком Бронстейном, – сказал Пан. – И доктором Бедояном.
Куратор пожал руки морякам, улыбнулся врачу и обнял его.
– Ну а потом, Пан, – сказал он, – вы проведете с нами совещание?
– О, да. Но прежде окажите мне услугу. Я хотел бы побыть немного в обезьяннике один. Чтобы подумать о своей матери.
– Что вы замышляете? – спросил куратор.
– Счастливчик и Горилла могут остаться со мной, – сказал Пан. – И постоянные обитатели, разумеется.
Куратор посмотрел сначала на обоих моряков, потом на Пана.
– Пан, здесь пахнет какой-то хитростью. Но предупреждаю вас, это все… прошу прощенья за вульгарность… мартышкин труд.
– Я собираюсь поступить к вам на работу, – сказал Пан. Это солиднее, чем быть телевизионным актером.
– Если с вами произойдет то же, что со всеми самцами шимпанзе, вступающими в пору зрелости, эту должность мы вам предоставить не сможем. Но если мы исполним ваше желание, совещание состоится?
– Я уважаю вашу прямоту, – сказал Пан. – В сущности, для человека вы всегда были неплохим малым. Бывало, приносили мне яблоки и игрушки, когда я был маленьким. Ну, тащите сюда ваших чванливых болванов.
Куратор вздохнул и взглянул на доктора Бедояна; тот пожал плечами.
Церемония началась.
Когда она окончилась, все оставили Пана, Гориллу и Счастливчика в обезьяннике и ушли. Куратор вышел последним; у него был очень невеселый вид, когда он, закрывая за собой дверь, оглянулся на Пана.
Пан остановился у клетки, в которой он появился на свет, и стал рассматривать новую бронзовую дощечку: “Здесь родился Пан Сатирус, первый шимпанзе, овладевший человеческой речью, и тринадцатый из своего вида, слетавший в космос”.
– Пан Сатирус, – сказал он и взглянул на другую табличку с надписью: “ШИМПАНЗЕ, Пан сатирус, обитает в Экваториальной Африке”. Тут же висело условное обозначение самки шимпанзе.
Пан взглянул на клетку. Самке было четыре года, она уже достигла брачного возраста. И была явно настроена похотливо.
– Ты был в море долго, очень долго, – мягко сказал Горилла.
– О, господи, – вырвалось у Пана. Он не привык сквернословить.
Обезьяна что-то бормотала, колотя костяшками пальцев о пол клетки.
– Ты разбираешь, что она там сигналит? – спросил Горилла.
– Это не требует разъяснении, – ответил Пан.
– Тоже верно. – Горилла хихикнул. – Как на Сэнд-стрит, когда флот возвращается из плаванья… Сэнд-стрит в этом городе, а?
– Да, – сказал Счастливчик. – Это в Нью-Йорке, в Бруклине. Я там родился. Только там никакой бронзовой доски не повесили. – Он посмотрел на самку шимпанзе, а потом на своего друга Пана. – У меня под форменкой есть отвертка. И нет такого замка, которого бы я ею не открыл. Только так можно добывать выпивку на корабле, – добавил он. – Аптечный спирт. И тот, что для компасов.
– Наверно, я мог бы сорвать замок, – сказал Пан. – Изнутри его не достать, а снаружи – пожалуйста. Наверно, я первый шимпанзе, оказавшийся в обезьяннике в роли посетителя. Если только я шимпанзе.
– Когда я научился вязать морской узел, – сказал Горилла, – мне не терпелось поскорее поехать в гости в ту развалину, где я родился… Но оказалось, что с ребятами с нашего двора мне уже толковать было не о чем. Я стал моряком, а они так и остались фраерами, что околачиваются на углу.
– Дело не в том, что поговорить не с кем, – сказал Пан. – Я еще очень молод. Хутон и Йеркс утверждают, что в естественных условиях шимпанзе живут до пятидесяти лет. У меня еще все впереди.
– Послушай, Пан, – сказал Счастливчик, – если тебе не понравились флоридские девочки, не думай, что лучше их нет. Они же уцененные – от двух с половиной долларов до двух. Есть девочки и получше.
– Лучше той телевизионной актрисы?
– Я имею при себе, как говорят легавые, не только отвертку, – сказал Счастливчик. Он полез за пазуху и достал две бутылки джина и бутылку водки. – Это для резусов, но тебе сейчас это нужнее.
Пан рассмеялся, если звуки, которые он издавал, можно было назвать смехом.
– Приколоти еще одну бронзовую дощечку, – сказал он. “Пан Сатирус, который в возрасте семи с половиной лет отказался действовать на потеху публике”. – Он повернулся спиной к самке шимпанзе, завизжавшей от ярости. – Джентльмены, сюда – здесь мартышки-резусы. Дайте им водки.
Их было шестнадцать, и все они сидели в одной клетке. Тут были два дедушки-резуса, четыре или пять младенцев, льнувших к спинам матерей, и множество резусов в полном расцвете сил.
Пан перескочил через перила, предназначенные для того, чтобы держать зрителей и мартышек на должном расстоянии друг от друга. Протянув длинную руку, он выхватил водку у Счастливчика и собрался было просунуть ее между прутьями решетки. Но потом сообразил и откупорил бутылку.
– Держите, братцы, сестрицы, – сказал он. – Живите, пока живется.
Потом обернулся к Счастливчику.
– Так говаривала некая сестрица, ходившая к доктору Бедояну, – добавил он.
Самка шимпанзе, оставшаяся одна в клетке напротив, придавила коротким большим пальцем руки струйку из питьевого фонтанчика и пустила ее прямо в шею Пану. Тот небрежно отер воду.
Оба матроса не отрывали взгляда от клетки с резусами, а Пан тихонько улизнул от них.
Из клетки шимпанзе больше не доносилось ни постукиваний, ни повизгиваний. Раздался звон, словно кто-то бросил замок на цементный пол.
Один за другим резусы поддались действию алкоголя; не прикончив еще и бутылки джина, которая последовала за бутылкой водки, они все уснули.
Моряки встали, и Горилла махнул своей мичманкой в сторону объятой сном клетки. Счастливчик взглянул на табличку.
– Макаки-мулатки, спите крепко, – сказал он. – Я никогда не забуду вас.
Когда они проходили мимо клетки шимпанзе, обитательницы ее не было видно. Она, очевидно, удалилась в спальную клетушку, находившуюся за клеткой.
Пан остановился перед клеткой, из которой на него воинственно глядели два орангутана.
– Когда-то это была клетка гориллы, – сказал он. – Теперь гориллам отвели большое помещение. Они очень привлекают посетителей. Совсем похожи на людей.
– Полегче, Пан, – с беспокойством сказал Горилла.
– Ладно, ладно. Во всяком случае, из вас-то я не причисляю к этой категории никого.
Орангутаны что-то басовито бормотали. Вдруг они прыгнули вперед, прильнули к решетке и, яростно крича, стали совать руки между прутьями. Пан отскочил.
– Что за черт! – спросил Горилла.
– Им не нравится, что я с вами, – ответил Пан. – Они думают, что я предатель.
Он заковылял к двери, моряки пошли следом. Как обычно, он шел скорее на четырех конечностях, чем на двух, но теперь голова его была опущена тоже, и он уже меньше походил на человека, да, в сущности, и на обезьяну.
– Счастливчик, а ну-ка смотайся и достань немного виски, – сказал Горилла.
– А мы ведь опять сидим без гроша.
– Есть один малый, его зовут Макгрегор, Дэнди Макгрегор. Он еврей и живет на Сэнд-стрит. Он даст тебе денег под мое жалованье.
– Зайду к этой сухопутной крысе при первом удобном случае, – сказал Счастливчик.
Выйдя, они обнаружили, что мистер Макмагон и трое его веселых коллег присоединились к ним снова. Агенты стояли немного в стороне от директора, куратора и других служащих зоопарка.
При виде Пана и двух моряков лица всех просветлели.
– Что вы там делали, Пан? – спросил куратор.
– Потихоньку молились, чтобы… В общем напоили мартышек-резусов допьяна, сэр. Я обещал своим друзьям показать это зрелище. Такое случилось однажды, когда я здесь жил.
– И я хорошо помню это, – сказал куратор. – Мы уволили сторожа… Но вас мы уволить не можем, потому что вы никогда, в сущности, не собирались всерьез поступать к нам на службу, верно?
– Нельзя предлагать обезьяне сторожить других обезьян, сказал Пан. – Только человек может согласиться работать тюремным надзирателем. В этом его отличие от низших животных.
– Ох, – сказал куратор.
– Как вы догадались, что я собираюсь не очень хорошо вести себя там?
– Я знал вас с самого рождения… Очень хорошо знал. И всегда был расположен к вам, но вы никогда не были самым благонравным приматом.
– Послушайте, – сказал Пан. – Я вам кое-что хочу сказать. Возьмите на заметку. Самка шимпанзе…
Подняв длинную руку, куратор жестом прервал его на полуслове и, достав из бокового кармана маленькую записную книжку, показал Пану запись: “Самка Сьюзи спарилась с Паном Сатирусом”, датированную сегодняшним числом.
Пан взглянул на запись и покачал головой.
– Да, – сказал он. – Разумеется, вы должны были догадаться… Мне ненавистна мысль, что мой детеныш родится в зоопарке…
– Не воспринимайте все так серьезно, – сказал куратор. Будьте больше шимпанзе.
– Я в том возрасте, когда шимпанзе становятся серьезными. А это, чтоб вы знали, к добру не ведет. Я стал слишком человечен. Но недостаточно очеловечился, чтобы возжелать женщину.
Шкура у него на спине передернулась, как у лошади, отгоняющей муху.
– В-ы не посоветуете мне, чем лучше кормить шимпанзе? попросил куратор.
– Охотно.
Пан оглянулся. Горилла с очень серьезным видом втолковывал что-то мистеру Макмагону. Агент ФБР кивнул, достал бумажник и дал мичману деньги. Горилла вручил их Счастливчику, который куда-то побежал.
– Где доктор Бедоян?
– Разговаривает с нашим ветеринаром. Пойдемте.
И Пан пошел.
Глава шестнадцатая
Шимпанзе Бюфона… сидел за столом, как человек… но при этом у него был несчастный вид.
Роберт Хартманн. Человекообразные обезьяны, 1886

Теперь они были в одной из комнат гостиницы… в одном из номеров гостиницы, говоря точнее.
Тут было две спальни, гостиная, две ванны и небольшая прихожая, дверь которой выходила в коридор.
Они были одни – доктор Бедоян, Пан и цвет американского военно-морского флота. Счастливчик, по выражению Гориллы, “висел на трубке”, то есть сидел в удобном кресле у телефона, который звонил каждые пять минут. На каждое предложение, чтобы Пан что-то подписал или где-то появился, он отвечал спокойным “нет”.
Комнаты через коридор напротив были заняты мистером Макмагоном и его людьми.
– Ручаюсь, – сказал Счастливчик, – пятьдесят долларов голова – вот цена каждой бабы, которую доставил бы здешний коридорный.
– А ты когда-нибудь таких видел? – спросил Горилла. Он пил виски с содовой, но не потому, что любил этот напиток или ему хотелось пить, а потому, что, по его словам, того требовала элегантность обстановки.
– Мичман, посиди немного у телефона, – сказал Счастливчик. – Я уже сыт по горло.
– Угу, – сказал Горилла. Он поменялся со Счастливчиком местами и сказал телефонистке номер. – Главстаршину Магуайра… Ну и что ж, если его нет на борту… Посигнальте к нему в каюту. Говорит мичман-минер Бейтс… Мак, я тут на этом посту при обезьяне, как ты знаешь… Да, да, очень смешно… А теперь послушай: нам нужен писарь. Второго класса подойдет. Пришли несколько салаг, чтобы стояли на часах, и старшину, чтобы ими командовал. С пушками, при крагах и всем прочем. Нет, никаких пистолетов, но с патронташами – пусть знают, что мы спуску не дадим… Как Мэри?.. Очень жаль, ведь я же тебе говорил, что надо жениться на ней – у бабы собственный бар и кругом шестнадцать… Да, мы в этой гостинице.
Он положил трубку.
– Писарь будет висеть на трубке, салаги никого не пустят сюда, тебе не на что будет жаловаться, Пан. Все как во Флориде.
Но Пан скорчился в глубоком кресле и, казалось, не обращал ни на кого ни малейшего внимания. Доктор Бедоян взглянул на наручные часы.
– Может быть, это пройдет, Пан. Может быть, это только временно.
Пан посмотрел на него усталыми глазами.
– Что?
– Стремление говорить. Может быть, ты превращаешься обратно в шимпанзе.
Пан покачал головой и обхватил колени руками. Доктор Бедоян подошел и приложил руку к обезьяньему лбу.
– Температуры нет, – сказал он. – Почему бы тебе не пойти в одну из спален и не прилечь? Я никому не дам тебя беспокоить.
Пан Сатирус продолжал неподвижно смотреть на безупречно чистый и прочный гостиничный ковер.
– Послушай, – сказал Горилла, – сейчас будут эти салаги. Ты можешь погонять их. При мичмане салаги выполнят любую твою команду. Потешишься вволю, Пан.
Пан медленно тер ладонями угловатые колени.
– Выпей, – сказал Счастливчик, но убежденности в его голосе не было. – А потом я велю, чтоб прислали девочек, и мы устроим бал не хуже, чем во Флориде. Ты расскажешь доктору, как помог нам зашибить деньгу в том кабаке, где был музыкальный ящик, как ты отплясывал с теми девками. А то давай смоемся…
Счастливчик внезапно оборвал свою тираду.
– Ладно, – сказал он. – Все это колеса. Но подумай, Пан. Ты будешь получать десять тысяч долларов в неделю. Сколько стоит шимпанзе, пятьсот или тысячу долларов? Ты сможешь выкупить всех шимпанзе во всех зоопарках, ты будешь делать это, как только их будут ловить. И выпускать на волю…
Пан Сатирус наконец заговорил. Он вытягивал руки, пока они не коснулись пола, а затем, опершись на них, как на костыли, качнулся вперед.
– Обезьяна – это обезьяна, а не филантроп. Я любил свою мать. Мне нравилось играть с маленьким гориллой, когда позволял куратор. И я любил общаться с другими шимпанзе, но… Только человек покупает благодарность, славу, счастье. К тому же мои телевизионные выступления, вероятно, сорвались, когда я сорвал платье с актрисы.
Доктор Бедоян подошел к Счастливчику и приложился к бутылке, которая была у радиста. Потом повернулся лицом к Пану.
– Да, – сказал он, – выступления сорвались. Пока ты был в обезьяннике, мы с куратором поговорили с представителями телевидения. Ветеринар зоопарка тоже присутствовал. Все мы трое пришли к выводу, что ты достиг возраста, когда становишься небезопасен.
– И вы надумали застрелить меня, доктор? Надумали сделать мне незаметно смертельную инъекцию, мой друг Арам?
– Ты же понимаешь, что это не так.
Черные глаза врача – почти такие же черные, как у Пана, но менее крупные и с белыми белками, настороженно следили за шимпанзе.
Пан презрительно махнул рукой.
– Да, конечно, я понимаю. Вы собираетесь упрятать меня в очень прочную клетку с задней комнатой, которая запирается издалека, с помощью специального механизма. И когда вам понадобится почистить переднюю клетку, вы будете направлять на меня струю из пожарной кишки, чтобы я убрался в заднюю комнату. А когда вам понадобится почистить заднюю комнату, вы будете выгонять меня пожарной кишкой в переднюю клетку. И перед моей клеткой поставят раму со стеклом, чтобы я, в свою очередь, не мог пустить струю в посетителей. Верно?
– Пан, – сказал Горилла.
Шимпанзе обернулся к нему, и на лице его появилось подобие улыбки.
– Да, Горилла?
– Я говорил тебе, еще когда ты попал на борт “Кука”: что захотят мичмана, то командир и сделает. Я прослужил много лет и имею высокое звание. Тебя все будут уважать, даже если выше звания талисмана ты не шагнешь.
– Вот кто, черт побери, может установить антенну в шторм, – сказал Счастливчик.
– Нет, – возразил доктор Бедоян. – Ни я, ни кто-либо другой, с кем будет советоваться командир, не даст гарантии, что это безопасно.
Счастливчик встал, одернул форменку.
– На чьей вы стороне, док?
– На стороне Пана. Насколько мне известно, если он будет развиваться, как любой самец шимпанзе, он очень скоро станет нетерпим к человеку, и все будет приводить его в бешенство.
– Он не шимпанзе, – сказал Горилла. – Он деградировал.
– Регрессировал, – поправил доктор Бедоян. – Согласно его собственной версии. Но спросите его, кем он себя чувствует шимпанзе или человеком?
– Доктор прав, Горилла, – сказал Пан. – Это будет небезопасно.
Моргая, он заковылял по комнате. Но ни один шимпанзе еще никогда не проливал слез. Он поднял трубку.
– Комнату мистера Макмагона, пожалуйста.
Он неуклюже держал трубку рукой с коротким большим пальцем, а все смотрели на него.
– Это Пан Сатирус, мистер Макмагон. Шимпанзе. Я готов продемонстрировать сверхсветовой полет, сэр… Нет, боюсь, что мне не хватит слов объяснить все вашим специалистам, а мои пальцы не привыкли к карандашу, и я не могу вычертить схему. Я принужден продемонстрировать это на настоящем космическом корабле. Не могли бы мы утром отправиться на Канаверал? Нет, не сегодня. Я даю прощальный ужин своим друзьям. А тот официальный банкет вам придется отменить.
Он положил трубку, проковылял к Счастливчику и выпил виски, что оставалось в бутылке у мичмана.
Затем он вернулся к телефону и снова попросил мистера Макмагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16