..
Лиля смотрела на эти фотографии и вслух спрашивала: "Ну, что на с ним делать? Ты чувствовала, что так будет, да? Ты теперь в своем Лондоне, а я здесь. И Оленька здесь... Ну, подскажи мне, как поступить?"
Пивные стаканы в стенке резонировали с голосом, посуда тихо и жалобно дребезжала. Олеся на фотографии все так же делала уроки: из-под тетрадки выглядывал учебник русского языка...
А потом был этот, последний звонок. Вадим как раз уехал на всю ночь в ресторан, они были с Оленькой вдвоем.
- Ну, здравствуй, - произнес женский голос, незнакомый и, в то же время знакомый. - Поговорить не хочешь?
Лиля сглотнула слюну. В трубке что-то ужасающе зашипело, голос теперь с трудом пробивался сквозь помехи.
- ... Хочешь узнать кое-что интересное о своем муже? Это, правда, интересно.
- Кто вы? - зло выкрикнула она, тиская халатик на груди.
- Какая тебе разница? В принципе, мы можем встретиться и поговорить, но это уже зависит от тебя.
- Зачем мне с вами встречаться? Кто вы?
На том конце провода тихо рассмеялись:
- Какая ты несообразительная! Я же тебе объясняю: у меня есть очень интересная информация о твоем муже. О-очень! И даже не знаю, кому она будет более интересна: тебе или милиции?
Лиля, нащупав позади себя пуфик, присела:
- Подождите... Толком объясните, пожалуйста!
Женщина протянула как бы с ленцой:
- Даже не знаю... Вообще, я хотела предложить тебе встретиться прямо сейчас...
- Сейчас я не могу. Я одна с ребенком. И поздно уже.
- В самый раз! Ребенка отвезешь свекрови и приедешь туда, куда я скажу.
Ее охватила дикая злость. Злость на незнакомку, разговаривающую таким откровенно хамским тоном, злость на саму себя и на собственную дырявую память. Лиля чувствовала, что знает этот голос, что слышала его не раз. Эти интонации, эта манера сглатывать окончания слов... Если бы не помехи! Если бы не шипение и треск в телефонной трубке!
- Стоп! - Проговорила она неожиданно спокойно, удивляясь сама себе. Во-первых, не на "ты", а во-вторых, представьтесь. Иначе я кладу трубку.
- Клади, - нисколько не огорчилась её собеседница. - Твое дело. Я всего лишь хотела напомнить тебе о краже двухлетней давности. Помнишь, у вас на работе пропали деньги? Много денег из сейфа в кабинете начальника. Посчитали, что сейф взломали какие-то ребята с улицы.
- И что?
- И ничего. Просто у меня есть доказательства, что это сделал твой муж. Стопроцентные доказательства. Он взял деньги, чтобы бросить их к ногам своей расчудесной Олеси, а она все равно укатила в Англию... Но дело даже не в этом. Если ты не приедешь туда, куда я скажу, эту информацию получит милиция. Не столько срок обиден, столько то, что полетит к чертовой матери вся с таким трудом делавшаяся карьера твоего мужа, ага?
Лиля почувствовала внезапную слабость в позвоночнике. Ей показалось, что тело её сейчас переломится пополам, как жалкий прутик: она с силой уперлась локтями в колени, чтобы не рухнуть лицом на пол.
Она помнила об этой краже. Конечно, помнила. Об этом тогда много чего говорили. Приезжала милиция, искали отпечатки пальцев, орудие взлома. Не нашли ничего, хотя сейф был взломан с беспрецедентной наглостью. Кто-то просто вошел в офис, вышиб плечом дверь кабинета, то ли ломом, то ли железным прутом расковырял сейф. Сейф-то был плохонький, не сейф даже так, металлический шкаф...
- Чего вы хотите?
- Ага, - собеседница обрадовалась. - Наконец, начались вопросы по существу. Я хочу просто поговорить. Но для начала одно условие. Ты не станешь сейчас связываться со своим мужем. Не станешь. Потому что иначе, смотри пункт первый - всю информацию получает милиция. Сразу же! И тогда прощай, должность управляющего, прощайте, нажитые машина и квартира, здравствуйте, тюремные нары!
- Дальше, - она почувствовала, что сердце начинает неприятно ныть.
- О! Ты мне нравишься все больше и больше. Во всяком случае, кажешься меньшей дурой, чем при чисто визуальном контакте. Дальше - ты ничего не расскажешь ему вообще. Хотя, ладно, об этом при встрече... А сейчас ты отвезешь ребенка к свекрови, соврешь что-нибудь, сочинишь - неважно, и к восьми часам вечера приедешь в кафе "Камелия" на Маросейке. К восьми, не позже! От этого зависит свобода и жизнь твоего драгоценного Вадима... Там сядешь за дальний столик у стены. Спросишь у официанта, где столики шестнадцать и семнадцать. За один из этих, ни за какой другой, в восемь народу ещё не много...
- Подождите...
- Все "подождите" потом... Закажешь французского шампанского. Только хорошего. Сама посмотри, чтобы в меню был указан год, официанту на слово не верь. Два фужера, естественно. А дальше - сиди и жди.
- Кого?
- К тебе подойдут, - женщина снова тихо рассмеялась. - Если не подойдут, ровно в двенадцать наберешь один номерок. Записывай...
Лиля лихорадочно схватила с полочки записную книжку и карандаш, невидимая собеседница продиктовала несколько цифр.
- ... Спросишь Леру. По этому номеру люди, которые в курсе... Если никто не подойдет, значит, к тебе уже выехали. Сиди и жди. До восьми утра можешь даже носа из кафе не высовывать. Тебе ясно?
- Ясно, но...
- Да, кстати! Наденешь темные солнцезащитные очки в черной оправе и твой белый длинный плащ.
- Зачем? На улице ведь жарко?
- Синоптики дожди обещали. И снегопады... Значит так, плащ наденешь белый, очки, волосы распустишь. Если хоть что-нибудь будет не так - к тебе не подойдут. Очки в кафе не снимать. Ты меня поняла?!
Она молчала, чувствуя как голые руки покрываются гусиной кожей. Женщина больше не говорила и не смеялась. Она молчала, словно чего-то ждала.
Лиля тоже ждала. В конце концов, спросила, теребя пальцами скрученный телефонный провод:
- А это не розыгрыш? Вы меня не разыгрываете?
На том конце немедленно повесили трубку. Она чувствовала запах "Турбуленса", въедающийся в мозг, заставляющий раскалываться голову, отравляющий воздух...
На сборы потребовалась не больше получаса. Лилия нарядила Оленьку в белые ажурные колготочки, голубое платье и голубую панаму, сама напялила, как и велели, белый плащ, волосы распустила по плечам.
- Куда это ты собралась в таком виде? - изумилась свекровь, увидевшая их с дочерью ещё из окна. - Лиля... А Вадик знает?
Пришлось, бледнея и зеленея, врать про подругу, которая стоит на грани самоубийства и которой срочно потребовалась консультация психолога. Наталья Максимовна не поверила.
- Какая подруга? - она пожала плечами. - У тебя и подруг-то сроду не было: все время одна, как сыч.
Невестку мама Вадима откровенно не любила: вся её симпатия выплеснулась когда-то на Олесю, на этом лимит чувств к "приемным" дочерям исчерпался. Кроме того, свекровь вполне законно недоумевала: откуда это у сынули взялась девушка с животом, вдруг организовавшая ей шестимесячную внучку? И это тогда, когда у Вадима все вроде бы неплохо складывалось с красавицей Олесей, тоже, кстати, беременной!..
Впрочем, Лиле сейчас было не до свекрови и не до тонкостей внутрисемейных отношений. В кафе "Камелия" она влетела уже без пяти восемь. Влетела, как полоумная - кафе было почти пустым. Села за дальний столик, заказала шампанского. Официант с явным удивлением смотрел на её плащ и очки.
Никто не приехал ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать. В двенадцать Лиля вышла в холл и на память набрала продиктованный номер. Никто не ответил. Она сверилась с бумажкой и набрала номер ещё раз. И снова длинные гудки...
Теперь народу в зале было уже довольно много. Она пробиралась к своему столику, похожая в плаще и очках на героиню комиксов, под пьяными и просто веселыми взглядами многочисленных посетителей.
В два часа ночи Лиле уже страшно хотелось спать. Чуть позже усатый официантик предложил кофе. Она подумала, что кофе заказывать, вроде, никто не запрещал, и согласилась. Как ни странно, в ту ночь она почти не думала о краже. Только о "Турбуленсе" и комочке ваты с кофейным отпечатком чужих губ. Утро наступило быстро...
Дочку от свекрови забрал Вадим. О ночном загуле невестки та поведала ему в самых туманных выражениях. Вадим напрягся только при упоминании о подруге: подумал, что Лиля встречалась с кем-то из старых друзей. Она соврала про девушку, с которой вместе катали коляски в парке, он успокоился. Зато сама Лиля ужасно нервничала, обкусывала ногти и пила таблетки. Вместо обычных двух часов смогла прогулять с Оленькой едва ли полчаса.
Зашла в квартиру, усадила дочку на диван, включила телевизор и снова подумала, что сходит с ума. С экрана смотрело строгое и тревожное лицо Олеси, потом появилась фотография блеклого мужчины в очках.
- Подданые Ее Величества Королевы Великобритании, супруги Райдеры убиты в ночь с двенадцатого на тринадцатое июля на одной из подмосковных дач, - скорбно сообщила девушка-диктор. - Олеся Кузнецова, бывшая гражданка России, вышла замуж за английского бизнесмена менее двух лет назад...
В голове всплыло и перевернулось памятное по детективам слово "алиби". К нему с двух сторон попытались подцепиться слова "очки" и "плащ" - ничего не получалось. Лиля отчего-то сразу поняла, что пропала. Сразу. С необыкновенной ясностью.
Но, видимо, она все ещё на что-то надеялась, потому что подошла к телефону и набрала номер с того изжульканного уже листочка.
- Да! - раздраженно крикнули в трубку.
- Мне бы Леру, - попросила она.
- Какую Леру? Вы куда звоните? - в слове "звоните" ударение сделали на первый слог.
- А куда я попала?
- В химчистку, девушка, в химчистку. И никакая Лера здесь не работает.
- Спасибо, - проговорила она и опустилась на пол, подтянув к подбородку колени. Совсем, как Олеся, на той фотографии...
* * *
Экзема с кистей так и не сходила. Розовато-серые корочки мокли, подсыхали и появлялись вновь. В этот раз было хуже, чем обычно. Чего, собственно, и следовало ожидать...
Тамаре снились кошмары: то расползающиеся и рваные, как туман над болотом, то совершенно конкретные. Сегодня под утро она ясно увидела незнакомую женщину с перекошенным ртом, кричащую прямо в лицо: "Убей ее!" От этого дикого вопля Тамара и проснулась. Валеры уже не было: он ушел на работу. Сердце гулко колотилось в ямочке между ключицами, под мышками набухали тяжелые капли холодного пота.
Она перевела взгляд на видеомагнитофон: зелеными прямоугольными цифрами высвечивалось десять тридцать утра, поняла, что давным-давно пора вставать, быстро накинула халат и побросала в ящик дивана скомканное постельное белье.
В дверь позвонили уже в одиннадцать, Тамара не успела выпить даже чашки кофе. Она открыла и увидела эту женщину, прозаичную, как кусок хозяйственного мыла. И такую же серую. Дешевые летние тапочки, черные в мелкий белый горошек, из тех, что чуть ли ни на вес продают на всех рынках кавказцы, китайское платье из дешевого трикотажа, перетянутое в талии пояском, да ещё и шляпа на голове. Маленькая шляпа из белой соломки с тремя ромашками на тулье.
- Здравствуйте, - церемонно сказала женщина: она всегда разговаривала только на "вы" - и, не дожидаясь приглашения, вошла в квартиру.
- Здравствуйте, - пролепетала Тамара, отступая. Теперь она её боялась. Боялась даже больше, чем рваного тумана над болотом.
Тапочки свои гостья сняла и осталась в телесного цвета подследниках. Прошлепала в комнату, сразу уселась на диван. Она не рассматривала фотографии на стенах, не пялилась на кувшины - она уже была здесь. Один раз.
Тамара метнулась сначала к чайнику, подняла рычажок, не сразу услышав, как начала шуметь вода. С ужасом поняла, что халвы осталось едва на дне пакета, да и рулет уже черствый. Заглянула в комнату:
- Вы извините, к чаю у меня нет почти ничего...
- Милая, я не чаи к вам пришла распивать! - женщина удивленно приподняла тонкие выщипанные брови. - Садитесь уж, поговорим...
Пришлось сесть с ней на один диван, вжавшись спиной в подлокотник, и забормотать униженным, дрожащим от страха голосом:
- Понимаете, у нас с деньгами сложилась такая ситуация, что я прямо сию секунду не могу заплатить. Но это ни в коем случае не значит, что я отказываюсь! Вы же меня знаете? Я не обману. Просто и у меня заказов почти не было: руки вон в полную негодность пришли, и у мужа что-то зарплату задерживают... Да и потом, вы же знаете?..
- Знаю-знаю, милая, - женщина, наконец, сняла шляпу и взбила пальцами редкие, пересушенные химической завивкой волосы, - но что же вы хотели? Что хотели, то и получили. Правильно?
- Но я же не предполагала, что это так отразится на Валере! Его по допросам чуть ли не каждый день таскают... Дача эта чертова! Я даже представить себе не могла...
- А надо было. Я вас разве не предупреждала: подумайте хорошенько, это вам не шуточки!.. Не верили, да?
Она призналась, что не верила. Гостья мельком глянула на часы: дешевый черный ремешок плотно обхватывал её смуглое запястье:
- Так что делать будем? У меня тоже не монетный двор, деньги я не рисую.
- Вы можете подождать?
- Нет, милая, к сожалению, не могу. Мы с вами договаривались.
Тамара с содроганием вспомнила о волосах, оставленных на расческе в прихожей, о носовом платке, который, вроде бы, валялся под стулом, и которого теперь нет...
- Да, договаривались! - Выкрикнула она с отчаянием, сжимая пальцами собственные колени и принимаясь быстро раскачиваться вперед-назад. Договаривались! Но не так же? Вы уж тоже палку перегибаете. Да если бы я все до конца знала... А покой в семье? Ну, какой это покой, если муж стал просто дистрофик конченный! Он же просто весь на нервы изошел. А скандалы у нас с ним из-за этого?.. А со свечками этими? Я думала, если он их во второй раз найдет, то просто об голову мне сломает!
- Чего вы кричите, милая? - Гостья обиженно поджала губы. Самые обычные губы, подкрашенные какой-то блеклой, неяркой помадой. - Не надо на меня кричать, я этого не люблю. Ваши семейные скандалы меня не касаются. Я сделала так, как вы просили, и хочу получить за это деньги.
- Не так вы сделали! Не так! Если уж честно говорить... Ну, давайте по-честному? Какую вы с меня сумму требуете? За что? Я вовсе не этого у вас просила!
- Значит, расплачиваться не будем? - Женщина поднялась с дивана, и Тамару снова окатило волной липкого страха. Вся её недавняя истеричная решимость растаяла, как остатки черного снега под солнцем.
- Будем. Будем, конечно же... Ну, возьмите сколько у меня сейчас есть. Или, если хотите, я сошью вам что-нибудь на лето? Бесплатно, разумеется. У меня и отрезы лежат, лен очень хороший, хлопок есть, вискоза... Не посмотрите?
- Не посмотрю, - та снова водрузила шляпку на голову. - Меня вполне устраивает мой гардероб. Три дня вам еще. Ищите деньги. Иначе пожалеете вы меня знаете!
В тапочки она влезла уже молча, так же молча открыла и с силой захлопнула за собой дверь. От полотка откололся кусок побелки. Тамара присела на корточки, собрала крошащуюся известку в ладонь и заплакала...
* * *
Кассета оказалась старой и бракованной в нескольких местах. Сплошное шипение на фоне черно-белых полос шло и в том месте, где девочка учится стрелять холостыми по прохожим, и там, где Леон вбегает в полицейское управление. В общем-то, фильм, как оказалось, Андрей помнил почти наизусть, так что потерял он немногое. И все равно странное, зудящее ощущение того, что упускается что-то главное, не проходило...
С чего это началось? С сообщения ли о том, что Лилия Бокарева исчезла? С допроса ли, на котором Валерий Киселев, здоровый мужик, со здоровыми кулаками и красным лицом, вдруг расплакался, приговаривая: "Ну, зачем вы это делаете? Клянусь вам, не встречался я с Лилькой! И не такой она человек, чтобы кому-то даже просто плохо сделать - не то что убить!"
Андрей тысячу раз видел и слезы, и сопли, и по-совиному краснеющие мужские глаза, и женщин, бьющихся в истерике. Он все это видел, он все это знал, и все же...
Или, как всегда, подсиропил Володька Груздев, с интересом выслушавший версию про львенка, а потом ехидно заметивший:
- Как все-таки хорошо, что в "Леоне" не играл, например Щварценеггер! Вся логическая цепочка к чертям собачьим бы развалилась. Ну, нету "болезни Шварценеггера", хоть ты что тут делай! Нету!
Красовский принялся доказывать, что никакой логической цепочки тут и не было: просто так в мозгу быстрее замкнулось на тему того, что имела ввиду Кузнецова, когда рисовала львенка, да ещё и подписывала внизу "ЛЕВ". Володька сказал, что он и не спорит: все прекрасно, но Андрею отчего-то стало тревожно.
Все было правильно и логично до безобразия. На классический вопрос: "Кому выгодно", теперь легко находился ответ. Ей выгодно. Ей, Лилии Владимировне Бокаревой. И ещё её мужу. Но если муж являет собой воплощенное недоумение и непонимание происходящего, то она исчезла вместе с ребенком... Ее темные очки, её плащ, способный довольно сносно замаскировать фигуру, её черные волосы, распущенные по плечам... Женщина с болезнью либо синдромом Рено, подменившая её в кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38