- раздался зычный бас хозяина. А ещё через мгновение он показался в дверях. - У мужа юбилей, понимаете ли, а её ищи свищи! Это как надо понимать? - строго взглянул он на жену.
К моему великому изумлению с Людмилой Сергеевной произошла разительная перемена. Из надменной и величественной важной особы она разом превратилась в провинившуся школьницу.
- Но, Андрюша, я тут не при чем, честное слово! - виновато-просяще ответила она мужу, с обожанием на него глядя. - Вот и Наташа может подтвердить. Правда, Наташа?
Заметив гостью. Платов смутился.
- Бога ради извините меня за столь громкое вторжение. Здравствуйте, Наталья... Простите, как ваше отчество?
- Викторовна.
- Здравствуйте, Наталья Викторовна! И что же вы должны подтвердить?
- Нас действительно задержали непредвиденные обстоятельства, ответила Наталья Викторовна, невольно краснея.
- Это испытанный прием моей дражайшей супруги - представлять свидетеля. Но только, уважаемая Наталья Викторовна, вы ещё не научились обманывать. У вас для этого слишком честные глаза.
Слова Платова ещё больше смутили гостью. Она настолько растерялась, что, казалось, вот-вот убежит. Это заметил и почувствовал художник.
- Да Бог с этим, - сказал он, махнув рукой. - Задержались и задержались, Значит были на то причины. Давайте как следует отметим ваше возращение. Надеюсь, поездка была полезной?
- О, да, Андрюша! - воскликнула Людмила Сергеевна. Она была счастлива, что все так просто разрешилось. - Столько впечатлений, столько впечателений! Я потом тебе расскажу.
- Вот и хорошо. Разрешите представить моего хорошего товарища, Платов указал на меня рукой.
- А мы уже познакомились, - сказала Людмила Серегевна. - Эдуард Дмитриевич сказал, что ты меня ждал. Это так приятно было услышать.
- В таком случае, Люда иди на кухню, там ты найдешь все, что нужно, чтобы достойно отметить ваш приезд.
- Хорошо. Наташа, ты мне поможешь?
- Конечно.
Женщины ушли на кухню.
- Ну и как она тебе? - спросил Платов, пытливо на меня глядя.
- Красивая, - ответил я, понимая, что его интересует другое.
- Немного взбаломошная, но в общем славная. Я доволен.
А потом мы сидели за столом. Платов был весел, много шутил. Людмила Сергеевна громко смеялась над его шутками и смотрела на мужа влюбленными глазами. А ей поражался. Что делает с людьми любовь. И откровенно по-хорошему завидовал художнику. Меня так никто никогда не любил. Мне было тепло и уютно в компании этих людей.
Я вышел на лоджию покурить. Было прохладно. Уже чувствовалось приближение осени. На чистом небе сияли многочисленные звезды. Как красиво! Может быть уже послезавтра я всего этого не увижу.
На лоджию вышла Наталья Викторова.
- Душно там что-то, - проговорила она.
Я ничего не ответил. Не знал, что сказать. Я уже не помню когда общался с женщинами, как говорится, в неформальной обстановке.
- Вы здесь в командировке? - спросила Наталья Викторовна.
- Нет, - ответил. И неожиданно для самого себя ляпнул: - Я приехал убить человека.
Она рассмеялась.
- Ну и юмор у вас, Эдуард Васильевич... Какой-то уж очень черный.
- Но я и не думал шутить. И потом, я и шутить-то не умею. Вот вы представте, что перед вами Гитлер и вы прекрасно знаете, что ожидает мир, если его не остановить. Вы бы смогли его убить?
После небольшого раздумья, она твердо сказала:
- Да, смогла бы.
- Вот видите. Значит не все так однозначно. Иногда и убийство может быть благим делом.
- Не знаю, - ответила она задумчиво. - Странно как-то все это слышать. Особенно от вас.
- Почему?! - удивился я её словам. - Ведь вы меня совсем не знаете.
- Да так, - пожала она плечами. - Вы мне кажитесь очень добрым человеком, только много пережившим.
Когда я уже лежал в постеле, вспомнились эти её слова. И мне захотелось встретиться с ней в Новосибирске. Пусть не скоро, но встретиться. Интересно, замужем она или нет? Впрочем это не имело никакого значения.
Шестидесятилетний юбилей Платова отмечали на его загородней даче огромно деревянном двухэтажном особняке с открытой верандой и мансардой. Как пояснил сам художник эта дача ему была предоставлена Союзом художников, а в годы сплошной приватизации куплена по остаточной стоимости за мизерную по тем временам сумму.
- Она конечно уступает особнякам новых русских, но лично мне нравится. напоминает мне Тургеневскую Русь.
- В смысле - дворянскую Русь, - уточнил я.
- Кстати, я сам принадлежу к старинному дворянскому роду. Только учти, я тебе это сказал под большим секретом. Этого даже моя Людмила не знает. Потому как все эти - "голубая кровь", "белая кость", глупость несусветная. Кем кому быть закладывается не здесь, а там, - указал он пальцем в небо.
Народу на юбилей прибыло человек сорок, никак не меньше. Было много цветов, подарков, памятных адресов, красивых тостов. От всего этого я очень скоро устал и вышел на веранду, сел в плетеное кресло, закурил.
Вскоре на веранду вышел молодой человека лет двадцати пяти. Он был уже в изрядном подпитии. Это чувствовалось по его неуверенным движениям. Закурив, он принялся возмущаться:
- Бездари! Пустозвоны! Как только он их терпит?! Отчего не замечает их лживых улыбок, их фальши?!
Видя, что я никак не реагирую на его слова. он сам обратился ко мне:
- Как вам это нравится?
Похоже ему необходимо было "спустить пар", излить перед кем-то душу. Я решил ему помочь.
- Что вы имеете в виду?
- Весь этот балаган! Знаете почему все они сбежались?
- И почему же?
- Чтобы иметь возможность лягнуть мастера. - Смешно кого-то копируя. он проговорил: - "Был вчера на юбилее Платова. Мне кажется, что старик вконец выработался, потерял чувство формы и цвета". Они его все ненавидят. А знаете почему?
- Почему?
- Потому, что он талант, личность! Ему никто не нужен. Он сам по себе. Он самодостаточен! - с трудом выговорил молодой художник трудное слов заплетающимся языком. - А они бездари! Сами по себе они ничего не могут. Потому-то и сбиваются в стаи. Скопом легче выжить. Сейчас это называется тусовкой. В искусстве у нас сейчас сплошные тусовки. Если ты попал в тусовку, ты гарантирован от непрятностей. Если же ты талант, личность сожрут, не подавятся. Платов им конечно не по зубам, он уже застолбил свое место в истории. А вот молодого сожрут. Или будь как все, не высовывайся, или - пеняй на себя. Ненавижу! А-а! Что говорить! - Молодой человек махнул рукой и возвратился в дом.
А я ещё долго размышлял над его словами. По существу, он прав. Но только тусовки существуют не только в искусстве, но и политике, бизнесе, науке. Власть в стране захватили воинствующие бездари. И это в конечном итоге ни к чему хорошему не приведет.
На веранду вышла Людмила Сергеевна, спросила:
- Эдуард Васильевич, вы не видели Наташу?
- Нет.
- Куда же она запропастилась?! - не на шутку обеспокоилась Платова. Громко позвала: - Наташа!
- Да, - отозвалась та издалека.
- Ты что там делаешь?
- Гуляю. Здесь так чудесно!
- Эдуард Васильевич, сходите за ней. А то я боюсь, как бы что не случилось.
- Хорошо, - охотно согласился я, так как был откровенно рад этому предложению.
Наталью Викторовну я нашел сидящей на скамейке под огромной раскидистой березой. Отсюда действительно отрывался чудесный вид. Повсюду, насколько хватал взгляд. были видны холмы, поросшие сочной зеленью и плавно переходящие один в другой. Огромное оранжевое солнце тихо и незаметно скользило за горизон. Вдалеке излучина какой-то реки в его лучах отливала червонным золотом. Природа отдыхала. Во всем чувствовался покой и умиротворение.
- А меня послали за вами, Наталья Викторовна, - сказал я.
- Вот и напрасно. Я вовсе не собираюсь туда возвращаться. Не люблю я этих шумных застолий.
- Честно признаться, - я тоже. Можно мне здесь с вами посидеть.
- Буду только рада, - улыбнулась она.
Я сел рядом, сказал:
- Все хотел спросить вас, да стеснялся. Вы замужем?
- Нет. Мой муж умер два года назад.
- От чего?
- Совершенно нелепый случай. Муж прямо-таки патологически боялся зубного врача. У него заболел коренной зуб. Он заглушал боль таблетками, все откладывая визит к врачу. Это привело к тому, что на корне образовалась гнойная киста, которая прорвалась и гной пошел в кровь. Началось общее заражение крови. Когда мы вызвали скорую, то было уже поздно.
- Да, действительно нелепый случай, - согласился я.
- А вы?
- Что я?
- Вы женаты?
- Был до недавнего времени. Моя жена погибла.
- Что значит - погибла?
- Ее убили.
- Какое несчастье! - сочувственно проговорила Наталья Викторовна. Глаза её наполнились слезами. - За что?
И столько в ней было участие, что я поведал ей свою невероятную и страшную одиссею.
Она долго беззвучно плакала, затем едва слышно проговорила:
- Значит, вы тогда не шутили.
- Что? - не понял я.
- Когда говорили, что приехали убить человека.
- Не шутил.
- Я не могу вам сказать - как отношусь к вашему решению. Я просто не знаю. Все очень сложно. С одной стороны - евангелиевкое "Не убий" и, вообще, вправе ли человек решать судьбу другого человека? С другой - если Сосновский останется безнаказанным, то это будет в высшей степени несправедливо. Потому, если твердо для себя решили, могу лишь сказать: "Бог вам судья".
- Спасибо!
- Когда вы решили это сделать?
- Завтра.
- Я буду за вас молиться! - И не сдержавшись она вновь заплакала.
А я, глядя на нее, вдруг, с пронзительной ясностью понял, что люблю её. Но только слишком поздно это случилось. Не мудрено. Я всегда и везде безнадежно опаздывал. Глупо как-то прожита жизнь. Глупо, мелко, никчемно.
Глава восьмая: Говоров. Аудиенция.
Как сказал в свое время Гораций: "Квидквид агис, прудэнтэр агас эт рэспице финэм" - "Цари беснуются, а платятся ахияне". Воистину так. Неужели этот мерзкий гомункулюс и все его многочисленные сателлиты не понимают, что роют яму, в которую сами же неминуемо попадут? Затмение разума. Это и есть свобода по сосновскому. А по существу - надругательство над людьми и здравым смыслом. Скольких ещё жертв будет стоить такая свобода? Мракобес с высоким научным званием. Нонсенс! Абсурд! Да и вся наша жизнь становится все более и более абсурдна. Может быть правы экзистенциалисты? Нет, чушь конечно. Просто, Создатель решил довести ситуацию до критической точки. Зачем? Никто этого не знает. Приходится лишь надеяться на лучшее, другого нам не дано.
О содержании второй видеокассеты мне рассказал по телефону Сергей Иванович. После чего сказал:
- Две копии этой видеокассеты привезет сегодня Беркутов. Одну вручишь Викторову в "торжественной" обстановке и скажешь, что если ему понадобится - у меня ещё есть. А также передашь фотографии и аудиокассету с записью его разговора с Варданяном.
- Вы хотите, чтобы я с ним встретился?
- Обязательно и всенепременно.
- Да, но как это сделать?
- Скажешь, что у тебя есть копия видеокассеты очень любопытного содержания. Обязательно клюнет.
- Что я должен ещё ему сказать?
- Скажешь, что если он откажется сотрудничать с нами, то копия видеокассеты будет тут же направлена президенту, а фотографии Сосновскому.
- В чем должно заключаться это сотрудничество?
- У него наверняка есть компромат на Генерального прокурора. Его патриотический долг - поделиться им с нами.
- Лихо! - удивился я.
- А как же. Я давно об этом мечтал. Иначе о благополучном исходе нашего дела нечего и думать. Его обязательно затребует Генеральная и, как это было уже не раз, благополучно похоронит.
- Хорошо. Что я ещё должен делать?
- Беркутов привезет также постановление об аресте Крамаренко. Организацию его ареста поручишь Колесову. Однако, арестовывать его нужно непосредственно перед вылетом. Отпечатай фотографии и сними копию аудиокассеты для Беркутова. Пусть отдаст их Варданяну, "порадует" старика.
- Да вы садист, Сергей Иванович. Никогда прежде не замечал у вас подобных наклонностей.
- Будешь тут, когда они такое вытворяют.
- А что мне делать со второй копией видеокассеты?
- Отдашь Потаеву. Это для страховки. Ну, бывай, ковбой! Возникнут сложности, звони.
Этот разговор у нас был вчера. Ночью Колесов принес копии видеокассеты. Мы заперлись в кабинете нашего однокашника и тут же её просмотрели. От увиденного и услышанного долго не могли прийти в себя.
- Вот, суки, что вытворяют, так-перетак! - выдал в сердцах Рома.
И это, заметьте, сказал Шилов, от которого я никогда не только матерного, но ругательного слова не слышал. Уж если эти нелюди достали нашего "малыша", то уж что говорить о всех прочих. По моему телу забродили мощные флюиды. Я буквально распадался на молекулы, атомы и элементарные частицы. А что, унестись бы куда подальше, на задворки Вселенной, переждать там это лихолетье, а вернуться, когда людям будет жить тепло и уютно на родной планете, а их жизнь будет наполнена добротой и смыслом. Как сказал бы Дима Беркутов - мечты идиота. Факт. А пока, куда не кинешь взгляд, - все мерзость запустения. Как сказал поэт: "Для веселья планета наша малооборудована". Трещит она бедная по меридианам и параллелям от человеческой злобы, ненависти и отчаяния. Она давно отдана в заклан сатане, она - его вотчина. Он уже давно празднует тризну по нашим душам. Неужели же нет никакого выхода?! Неужели черная энергия так и сожрет разум и смысл? Во всяком случае, я не вижу выхода. Тогда для чего все это? На какие муки ещё должны пойти, чтобы получить искупление? Создатель, ты не прав! Нельзя доводить ситуацию до абсурда и так долго потакать князю тьмы и его многочисленным приспешникам - этим мракобесам, наделенными высокими должностями и званиями.
До утра я так и не уснул. В десять позвонил референту "ясновельможного" пани.
- Здравствуйте! Вас беспокоит следователь по особо важным делам прокуратуры (какой именно - уточнять не стал) Говоров Андрей Петрович. Мне необходимо срочно переговорить с Петром Анатольевичем.
- По какому вопросу? - строго и отстранено спросила она.
- Государственной важности, - придал я голосу соответствующее звучание.
- Одну минутку.
Вскоре трубка проговорила начальственным тоном - чуть лениво и слегка небрежно:
- Алло! Я слушаю?
- Здравствуйте, Петр Анатольевич! - радостно, даже восторженно проговорил я, будто всю жизнь мечтал услышать его голос. - Вам пламенный привет от Иванова Сергея Ивановича.
- Какого еще?... А... ну да... - сразу стушевался большой начальник. А почему, собственно?... Не понимаю.
- Он очень просил меня передать вам ну очень любопытную видиокассету и ряд фотографий о вашей незабываемой встрече с шефом службы безопасности олигарха Сосноского Варданяном. А потому прошу аудиенции.
Наступила долгая пауза. Я уж, грешным делом, стал подумывать, что у большого начальника пропал голос. Так иногда бывает при сильных стрессовых ситуациях. А сейчас, уверен, Викторов испытал одно из самых сильных потрясений в своей жизни.
- Хорошо, - наконец раздался его усталый, измотанный переживаниями голос. - Когда вас ждать?
- Через час, если это возможно.
- Я распоряжусь, чтобы вас пропустили.
И вот мы сидим напротив и молча внимательно изучаем друг друга. Наружный осмотр моего визави произвел на меня удручающее впечатление. Торчит в высоком начальственном кресле этакий серый, невзрячный и сверх всякой меры посредственный тип с длинным помятым лицом, большими ушами и большим вислым носом, и маленькими воспаленными глазками угрюмо и враждебно взирает на меня, из самой глубины которых за мной одновременно втихоря подсматривают страх и ненависть. Картина! Но это, так сказать, "гроб повапленный" в сравнении с тем, что твориться у него внутри. Ничтожнейшая личность. И вот такие нами управляют! Воистину: "Бывали хуже времена, но не было подлей".
Наконец, директор ФСБ, так и не прочтя на моем лице нужной для себя информации, решил нарушить молчание:
- Вы говорили, что у вас... Простите, запамятовал ваше имя, отчество.
- Андрей Петрович.
- Что у вас, Андрей Петрович, что-то для меня есть?
- Ах. да, извините! - "спохватился" я. Раскрыл дипломат и достал видеокассету. - Вот, как и обещал.
- Что это?
- Фильм ужасов. Заседание упырей и вурдалаков, строящих черные планы против Отечества нашего. Весьма любопытно. - Я встал, прошел к видеомагнитофону и телевизору, стоявших справа у стены. - Вы позволите?
- Да. пожалуйста. - В голосе Викторова было сильное напряжение. Вероятно, он уже догадывался о каком заседании идет речь.
Так и оказалась. Стоило ему лишь увидеть на экране длинный стол и всех участников той "тайной вечери", как он торопливо панически проговорил:
- Не надо! Выключите!
- Как прикажите, - ответил я, нехотя выключая магнитофон. - Только зря вы так, Петр Анатольевич. Уверяю, там есть что посмотреть. - Я вернулся м сел за стол.
- Что вы за неё хотите?
- В каком смысле?
- В смысле денег или ещё чего.
- Как вам не стыдно, Петр Анатальевич! - укоризненно покачал я головой. - Эта кассета - достояние страны, она бесценна и будет сдана в анналы истории на вечное хранение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32