- Ну как же, знаю! Аристарх Антонович Платонов... Кажется, инженер из какого-то кабэ. Раз или два встречались. Обедали в обществе Олега Анатольевича. Но уж как они там строят свои отношения, не знаю.
Закончив говорить, Озеров вопросительно посмотрел на старшего лейтенанта. Как будто хотел спросить: ну что там еще у вас? Есть вопросы?
О том, почему интересуются Барабанщиковым, Георгий Степанович не спрашивал. "Из деликатности, что ли", - подумал старший лейтенант, но тут же отбросил эту мысль. Его собеседник не слишком-то деликатничал, развивая свою теорию о дефиците. Лебедеву показалось, что Озеров не только не хочет спросить его, чем вызван интерес к хаусмайору, но даже не хочет, чтобы он, Лебедев, рассказал ему об этом. Решив так, Лебедев почему-то с неприязнью подумал об Озерове: "Не хочешь знать и не надо. В мои обязанности не входит тебя знакомить".
- Я бы с удовольствием встретился с вами и вечером, - сказал Георгий Степанович, прощаясь и долго не выпуская из своей руки руку Лебедева, - но после защиты, сами понимаете... товарищеский ужин. Хоть это и осуждается, но куда денешься? Традиция. А завтра опять уйма дел. В субботу - везу машину в ремонт, в воскресенье... - он недосказал, что за дела у него в воскресенье, и отпустил наконец руку Лебедева. Лицо его вдруг стало замкнутым. - Честь имею, - сказал Озеров холодно, словно ему вдруг стало неловко за предыдущую велеречивость, поднял с пола свой "дипломат" и удалился чуть прыгающей походкой.
Подполковник Корнилов учил своих сотрудников анализировать не только факты, которые им удавалось выяснить в ходе розыска, в многочисленных беседах с людьми. Он учил их скрупулезно анализировать ощущения, вынесенные из общения с человеком. "Интуиция не последнее дело в нашей работе, - говорил он. - Это хороший начальный импульс. Вам не понравился человек? Если бездумно с этим согласиться, получится пошлейшая предвзятость. Ей грош цена. От нее только вред. Но если вы постараетесь трезво и глубоко разобраться, почему он вам не понравился, какие черты его характера вас неприятно поразили, какие слова заставили насторожиться, вы на правильном пути. Отбросив шелуху - раздражение, несходство в образе мыслей или манере одеваться, - вы можете обнаружить такие черточки человека, такие детали, которые помогут судить о характере его поведения в экстремальных обстоятельствах".
Старшему лейтенанту Озеров не понравился. Возвращаясь в управление и думая о Георгии Степановиче, он никак не мог отделаться от раздражения. Самое неприятное ощущение осталось у него от разительного контраста между бесконечным прощальным рукопожатием, которое, казалось бы, говорило, ну если и не о добром расположении, так о некоторой почтительности к представителю закона, и неожиданным холодным "честь имею". Так бывало у Лебедева не раз, когда кто-то, разговаривая с ним один на один, вдруг замечал приближение третьего - своего знакомого, при котором он не хотел даже вида подать, что может так почтительно или дружески разговаривать с милиционером. Но здесь никто не нарушил их интимной беседы - старушка дежурная по-прежнему была занята своей книгой, в вестибюле они стояли одни. Да и Озеров не походил на трусоватого недалекого человека. В чем же причина такой резкой перемены в настроении? Лебедеву надо бы было отрешиться от своего раздражения и на холодную голову прокрутить всю беседу с Георгием Степановичем снова. "Может быть, я сам допустил какую-нибудь бестактность? Обидел чем-то ученого?" - думал он, но погасить раздражение полностью старшему лейтенанту не удавалось.
Преклоняясь перед богатым опытом шефа, умом принимая его рекомендации, Лебедев не всегда мог справиться со своими чувствами. Он был молод. Еще шесть лет назад, заканчивая политехнический, Володя Лебедев и думать не думал о работе в милиции. Уже состоялся разговор с представителем завода "Электроаппарат", он проходил там преддипломную практику, и Лебедева познакомили с начальником лаборатории, в которой ему предстояло работать. Но однажды в институтский комитет комсомола вместе с секретарем райкома приехали два парня из Главного управления внутренних дел. Лебедев был членом комитета, раньше занимался шефской работой, но на последнем курсе отошел от общественных дел. И надо же было в тот час ему заглянуть в комитет. Один из работников управления оказался на редкость красноречивым. Рассказывая на факультетском бюро, куда его привел Лебедев, о непростой, но интересной службе в милиции, он первым сагитировал пойти туда по комсомольской путевке самого Володю.
И вместо лаборатории "Электроаппарата" Лебедев оказался в научно-техническом отделе Главного управления внутренних дел. Принимая решение пойти служить в милицию, Лебедев надеялся на то, что ему придется иметь дело с людьми. И конечно, свою роль сыграла особая романтика, которая в молодости присуща двум понятиям: "следствие" и "уголовный розыск". Ровно год понадобился ему для того, чтобы убедиться - особой разницы между работой в заводской лаборатории и в НТО ГУВД не существует. Лебедев написал заявление с просьбой перевести его в уголовный розыск. И как его ни уговаривал заместитель начальника Главного управления полковник Селиванов остаться в НТО, где его знания в области физики нашли прекрасное применение, Лебедев настоял на своем.
"Тоже мне, деятель, - думал старший лейтенант о кандидате филологических наук Озерове. - Вот как все вывернул - даже политэкономию приспособил к себе. Такой кого хочешь уговорит, заставит белое принять за черное. А что его пресловутый дефицит? Все эти дубленки, батники да финские ботинки? Вопрос престижа и боле ничего! Добро какой-нибудь хапуга из мясного магазина так действовал - тогда понятно, ворованные капиталы пристроить надо. А то ведь ученый! Да и с его зарплатой особенно не пошикуешь".
Тут он вспомнил про магнитофонные кассеты, о которых упоминал Озеров. "А на них какие чеки мог приносить Барабанщиков? Их ведь у жучков-перекупщиков добывать надо. Что-то, товарищ Озеров, у нас концы с концами не сходятся. История про чеки - для лопухов. Да и проверь теперь требовал он от хаусмайора чеки или нет. Барабанщиков мертв. Можно врать сколько влезет. Врать-то врать, - остановил себя Лебедев, - да ведь о его смерти я ни словом не обмолвился. Тут есть закавыка!"
16
В Управлении уголовного розыска Семена Бугаева называли везунчиком. Не то чтобы у него всегда все получалось, знал капитан и неудачи, но из-за его жизнерадостного, веселого характера, умения подшутить над своей неудачей многие всерьез считали, что ему просто везет. На этот раз Семену действительно повезло. На совещании у Корнилова Бугаев вспомнил, что девушка, с которой он вчера познакомился, раскланялась с Платоновым.
- Товарищ подполковник, в районе Зверинской улицы Аристарх никого не назвал?
Корнилов заглянул в список.
- Назвал. Федоров Петр Иванович, доктор медицинских наук. Зверинская, дом тридцать семь. - Он внимательно посмотрел на Семена. - Молодец, Бугаев. Сосед Платонова может знать о нем больше.
Капитан про себя улыбнулся, но смолчал.
Дом тридцать семь был совсем рядом с платоновским домом. Бугаев постоял несколько секунд в нерешительности возле подъезда, подумал, что неплохо бы захватить с собой пакет молока - эффект был бы стопроцентный, появись он с пакетом в руке перед той девушкой, но потом махнул рукой. Что, если там не живет никакая девушка, а встретит его в дверях сам доктор медицинских наук? Хорош он будет с этим пакетом! Бугаев даже представил себе, как доктор съязвит: вам что, в уголовном розыске молоко дают за вредность?
Когда Семен позвонил в дверь, залаяла собака. "Неужели совпало?" успел подумать он. Дверь открылась. На пороге стояла та самая девушка. В легком сарафанчике она выглядела совсем по-домашнему. Эрдель тихо рычал у нее за спиной... Некоторое время девушка молча разглядывала Бугаева. У него даже шевельнулась тревога, что она его не узнала. Потом она покачала головой и тихо сказала:
- Ну, Галка, трепуха! - И тут же крикнула эрделю: - Микки, перестань! Он принес тебе молока.
Бугаев развел руками.
- Ах даже так! Микки, он пришел без молока.
Собака опять громко залаяла.
- Вот видите? - сказала девушка. - Он вас растерзает.
- Молоко в машине. А я к вам по делу...
- Это становится совсем интересно, - пробормотала девушка и посторонилась, пропуская Бугаева в квартиру. - Да не бойтесь. Микки никого не трогает.
- Тем более что я однажды пытался кормить его булочкой, - сказал Бугаев.
Они прошли в небольшую комнату, в которой стояли письменный стол, простенький стеллаж с книгами, старинный кожаный диван. Девушка села в крутящееся кресло у письменного стола, показала рукой на диван. Эрдель улегся у ног Семена, внимательно поглядывая на него.
И тут Бугаев вдруг остро пожалел, что вызвался идти по этому адресу. Кто знает, как отнесется девушка к его деловому визиту и расспросам? Отвез бы вечером пакет молока ее подруге Гале в кафе, и осталось легкое, теплое воспоминание о стройной улыбчивой брюнетке с голубыми глазами.
- Вы дочь Петра Ивановича? - спросил он.
Девушка кивнула.
- Вас зовут...
- Людмила...
- Людмила Петровна, - сказал Бугаев, словно провел какую-то черту между тем легким трепом, который был ранее, и серьезной беседой, которой предстояло начаться сейчас.
- А меня зовут Семен Иванович Бугаев. Я старший инспектор уголовного розыска. - Капитан достал удостоверение и протянул Людмиле. - Она взяла его и стала внимательно разглядывать. Потом вернула, покачав головой.
- Ну и дела. Что-то случилось?
- Нет, Людмила Петровна. Я должен был проконсультироваться с вашим отцом...
- Папа будет часов в девять вечера. А я не медик. Совсем по другой части...
Бугаев посмотрел на нее вопросительно.
- Учусь в институте Герцена.
- Людмила Петровна...
- Не называйте меня так официально, - попросила девушка, чуть капризно нахмурив брови.
- Люда, в вашем доме бывал Олег Барабанщиков...
- А... а... Этот хлюст! Я всегда говорила, что он плохо кончит. - Она пристально посмотрела на Бугаева. - Но вы! Неужели тогда вы все так ловко разыграли, чтобы... - Лицо у нее сделалось совсем по-детски обиженным.
- Если я начну вам говорить про совпадения, вы мне не поверите, грустно сказал Семен.
- Не поверю. Таких совпадений не бывает.
Бугаев пожал плечами.
- Что же случилось с Барабанщиковым?
- Он умер.
- При загадочных обстоятельствах?
- Вы читаете много детективов?
- В руки не беру. Предпочитаю романы про любовь.
"До чего же хороша, - думал Бугаев, глядя на девушку. - Даже сердитая".
- Люда, будем считать, что разминка закончена.
- Что-что?
- Это у нас на совещаниях бывает - соберемся, попикируемся, а потом за дело.
- И у вас совещания бывают?
Бугаев улыбнулся примирительно и склонил голову набок.
- Простите. Я готова ответить на все ваши вопросы...
Когда через час Бугаев вышел из квартиры Федоровых, он знал, что Олег Барабанщиков собирался с одним своим приятелем ехать в Москву по очень важному делу. По возвращении он обещал подарить Люде французские духи и принести пару старинных книг. "Используешь в своей дипломной работе и будешь оставлена в аспирантуре". Вот что сказал Люде хаусмайор Барабанщиков. Люда утаила от Бугаева только одну деталь - фраза не кончалась на "аспирантуре", а имела продолжение: "И выйдешь за меня замуж". Зато она сообщила Бугаеву, что приятель Барабанщикова имел "Волгу", чему Олег очень завидовал. Кроме того, в записной книжке Семена прибавилось два телефона - один Людин, домашний, другой - ее папы, служебный.
Однако разговор с Людиным папой не добавил ничего нового. Люда знала о Барабанщикове значительно больше, чем ее отец, известный в городе хирург.
17
- Вас кто ко мне послал? - Михаил Игнатьевич Новорусский, управляющий строительным трестом, смотрел на капитана Бугаева строгими немигающими глазами. Да и весь он, сухой, поджарый, был напряжен, словно только одно и делал в жизни - отваживал докучливых посетителей.
- Интересы дела, - сдержанно улыбнулся Бугаев, ожидая, когда Новорусский пригласит его сесть.
- Это вы мне бросьте, молодой человек. - Михаил Игнатьевич не скрывал раздражения. - Мне красивые слова не нужны. Кто вам дал мои координаты? Почему вы считаете приличным допрашивать меня о каком-то никому не известном человеке?
- Может быть, вы предложите мне сесть? - вежливо спросил Бугаев.
- Садитесь. - Новорусский резким движением указал на стул. - Только у меня времени в обрез. Завтра уезжаю в Москву, готовлю доклад на коллегию министерства. - Он засунул руки в карманы и остановился перед капитаном.
- Вопрос у меня простой, - начал Семен. - Что вы можете рассказать об Олеге Анатольевиче Барабанщикове? О его образе жизни, о знакомых?
- А скажите мне, пожалуйста, товарищ...
- Бугаев, - подсказал капитан.
- Товарищ Бугаев. - Новорусский сделал ударение на "е". - У вас есть разрешение на разговор со мной? И почему мне не позвонил ваш начальник, Селиванов? Мы с ним не первый год знакомы.
- Михаил Игнатьевич, я могу дать вам телефон полковника Селиванова. Бугаев вытащил из кармана записную книжку. - Вы ему позвоните. Может быть, у него появится желание побеседовать с вами в управлении?
- У меня уже не будет времени навестить его, - пробормотал управляющий и сел, положив руки на стол и сцепив пальцы.
"Тоже мне, хмырь болотный, - со злостью подумал Семен, - ни слова просто так, один выпендреж".
- Я начну с того, что Барабанщикова я практически не знаю. Новорусский расцепил пальцы и стукнул костяшками левой кисти по столу. Словно точку поставил. - Я с ним встречался несколько раз. Очень скользкий тип. - Он снова ударил костяшками об стол.
- Могу я узнать о цели ваших встреч?
- Это сугубо личные дела. Я не намерен их обсуждать.
- Хорошо, - согласился Бугаев. - Барабанщиков приходил к вам домой или на работу? Может быть, вы встречались с ним где-то в другом месте?
- Он приходил домой. Никогда не задерживался... Минут пять, не больше.
- Он приезжал на машине?
Михаил Игнатьевич пожал плечами.
- Его никто не сопровождал?
- Нет.
- Он не рассказывал вам о своих клиентах, о знакомых?
- Товарищ Бугаев, у меня создается впечатление, что вы слабо представляете себе, с кем имеете дело.
- Я сегодня полдня беседую с клиентами хаусмайора Барабанщикова, зло сказал Семен и подумал: "Накапает на меня этот директор, как пить дать накапает".
- С клиентами кого? - Странно было видеть управляющего озадаченным.
- С клиентами заурядного доставалы. Кому что. Одному - импортные сигареты, другому - старинную мебель, третьему - шипованную резину. А уж вам-то, Михаил Игнатьевич, стыдно было иметь дело с прохвостом.
- А вы нахал. - В голосе Новорусского появились стальные нотки, но Бугаева уже понесло:
- Не думаю, что останется безнаказанным потворство спекулянту, сказал он сердито. - Хотя бы моральное...
- Только без угроз, - сказал Михаил Игнатьевич, до металл из его голоса куда-то пропал. - Я вам ответил на все ваши вопросы. Подробнее могла бы рассказать жена, но она сейчас в отпуске, в Кисловодске.
- Когда в последний раз приходил к вам Барабанщиков?
- Он приходил... Он приходил... - задумался управляющий. - Жена улетела двадцать восьмого августа вечером, Барабанщиков был утром. Да. Утром. Принес... - Новорусский спохватился. - Он что-то принес по просьбе жены. С тех пор я его не видел. Вам достаточно этого?
- Вы никогда не слышали от Олега Анатольевича о его приятеле, у которого есть "Волга"?
- О машинах мы с ним как-то разговорились. - На лице Михаила Игнатьевича появилось выражение, слегка напоминавшее улыбку. - Я люблю автомобили. У нас, правда, нет личного автомобиля. Двухсменная служебная... Много объектов.
"Небось один объект - рынок", - подумал Бугаев.
- Но машины я люблю. Барабанщиков жаловался, что никак не может приобрести "Волгу". "Жигули" не престижны! - заявил он. - Представляете, для него "Жигули" не престижны! - Михаил Игнатьевич снова улыбнулся. - И взахлеб рассказывал о своих знакомых, у которых есть "Волги".
- Вы не помните, кого он называл? - с надеждой спросил капитан.
- Да я, собственно, и слушал-то невнимательно. У него столько знакомых - Олег Анатольевич любит козырнуть громкой фамилией. По-моему, какого-то артиста называл. Очень известного. Потом летчика. Да, больше всего его задевало то, что "Волгу" приобрел какой-то мастер.
- Мастер?
- Да, мастер. Не то на заводе, не то в каком-то ателье.
- Подробнее не помните?
- Нет.
Бугаев поднялся.
- Что, все это... - Новорусский неопределенно покрутил рукой, действительно будет как-то обобщаться? - Он тоже встал из-за стола и медленно пошел к двери, а сам внимательно смотрел на Бугаева. Сколько раз капитану приходилось видеть в людях эту резкую перемену, как только появлялась опасность огласки. И как паршиво он себя чувствовал в таких случаях, как гадко становилось на душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16