Твоя беременность – факт, и из этого следует исходить, оставив все остальные вопросы на будущее.
Одной рукой Адам сжал плечо Дженис, другой поднял ее подбородок, не давая отвести глаза в сторону.
– Не надо войны, Дженис, – сказал он твердо. – Во-первых, это лишняя боль для тебя, для меня, для ребенка. А во-вторых, у тебя нет ни малейшего шанса на выигрыш.
– Ну, это еще как посмотреть, – пробормотала Дженис в ответ, чувствуя, однако, как решимость вытекает из нее, словно воздух из проколотого воздушного шара.
По большому счету, ей и в самом деле не было смысла воевать. Она любила Адама, и если он не догадывался о глубине и силе ее чувств, то сама Дженис знала об этом слишком хорошо. Она носила под сердцем дитя от любимого человека. Ради будущего их ребенка он предлагал ей выйти за него замуж.
Другая бы на ее месте была бы страшно рада такому повороту событий.
Всему виной ее принцип «Все либо ничего». Да, то, что предлагал ей Адам, было гораздо меньше, чем она желала, но, если быть честной перед самой собой, не так давно она не могла надеяться даже на его дружеский поцелуй. Отказаться – остаться совершенно одной, принять – начать с малого. Правда, это малое со временем могло стать чем-то большим…
Нет! Лучше не обманывать себя, лучше сразу застраховать себя от очередного горчайшего разочарования. Ни к чему искать недостижимое – что-то вроде края света или конца радуги, пора расстаться с детством и верой в сказки и принять ту комбинацию карт, которую выкинула ей судьба. Лучше жизнь без радости, чем радость, оборачивающаяся неизбежной болью!..
– Итак, Дженис, – негромко, но твердо вымолвил Адам, – я жду твоего ответа. «Да» или «нет»?
Дженис тяжело вздохнула. От ее ответа зависело ее будущее и будущее ребенка на многие годы вперед.
Впрочем, все было решено – давно и как бы помимо ее.
– Да, – глухо сказала она. – Ты меня убедил. Ради ребенка я готова стать твоей женой.
7
– Добрый вечер, миссис Лоусон! Ну и стужа на дворе, не правда ли? Как все-таки приятно в такую непогоду вернуться домой! Я растопила камин в зеленой гостиной, так что вас ожидают тепло и уют.
– Спасибо, Лайза!
Позволив раздеть себя, Дженис поспешила пройти в освещенную отблесками камина залу, подумав о том, что если в чем-то и ощущает перемену, произошедшую в ее жизни за несколько последних недель, так это в каждодневной рутине вечернего возвращения домой.
Если раньше после работы ее встречал холодный, пустой, темный дом, пугавший тишиной и скрипучими половицами, и ей приходилось, не снимая пальто, подбрасывать уголь в чадящую печь, а потом на скорую руку готовить ужин, то теперь по настоянию Адама у ворот школы ее каждый вечер встречал шофер, открывал перед ней дверцу лимузина, сам садился за руль и в мгновение ока доставлял ее в царство тепла, света и комфорта, каким представлялось ее воображению Поместье.
В старинном георгианском особняке ее встречала и раздевала Лайза Франклин – нынешняя экономка Лоусонов, преемница Стефани Моррисон. В гостиной уже стоял на столике поднос с чаем и бутербродами, дабы молодая хозяйка Поместья могла заморить червячка до возвращения Адама, после чего в голубой зале столовой их ждал великолепно приготовленный и обильный ужин.
Контраст впечатляющий, подумала Дженис. Она налила себе желанную чашечку чая и с облегчением откинулась в огромном, обитом узорчатым бархатом кресле, сбрасывая с ног туфли. Беда была в том, что все это делалось не для нее, а для некоей абстрактной миссис Лоусон, супруги Адама Лоусона, хозяина Поместья.
И все-таки именно она, Дженис Моррисон, была этой самой миссис Лоусон, как ни трудно ей в это поверить. С того момента, когда Адам сделал ей предложение, которое скорее можно было назвать ультиматумом, у нее долгое время не оставалось ни мгновения, чтобы оглядеться и перевести дух. Казалось, ее унесло в небо волшебным ураганом, а когда она снова опустилась на грешную землю, все вокруг совершенно переменилось.
«Ну почему это обязательно должно произойти так скоро?» – запротестовала она, когда через день после их объяснения Адам объявил, что свадьба состоится ровно за пять дней до окончания учебного семестра.
«Не вижу смысла в том, чтобы тянуть время», – хладнокровно парировал Адам.
Его надменное пренебрежение к ее пожеланиям стало совершенно очевидным, а вместе с тем Дженис пришла и к пониманию того, как мало места в его планах занимает непосредственно она. Адам Лоусон желал иметь наследника, поэтому стремился как можно скорее оформить брак, дабы узаконить свои права на ребенка.
«Чем скорее покончим с формальностями, тем проще», – пояснил он.
«Но я не успела даже…»
«Ничего и не надо. Все устроено, тебе остается выбрать себе наряд и в один прекрасный день зайти на несколько часов в церковь».
«В церковь? Я думала, мы просто зарегистрируем брак в мэрии…»
«Значит, ты думала неправильно. На протяжении двухсот лет Лоусоны венчаются в церкви Святого Патрика, и не нам с тобой нарушать эту традицию!»
«Но тогда весь Гринфилд будет знать…»
Дженис все еще не могла прийти в себя от новости. Венчание в церкви – это вполне подошло бы для Оливии Андерс, но она – всего лишь сельская учительница, бедная и к тому же – совершенно безродная…
«Разумеется! Послушай, Джен, мы же с тобой женимся, а не в бирюльки играем. Ты всерьез решила, что я буду прятать тебя от посторонних глаз и держать в чулане, как прокаженную или особо опасную для окружающих шизофреничку?»
«Ведь мы женимся лишь для отвода глаз. В любом случае, союзом по любви наш брак нельзя назвать».
«Другие-то об этом не догадываются!» – совершенно невозмутимо заявил Адам, ввергая ее в шок.
«Как же не знают? А твоя мать?»
«Она знает только то, что я счел нужным сообщить ей».
«И что же именно?»
«То, что я сделал тебе предложение и ты согласилась», – сухо сообщил Адам.
«Но… ты сообщил ей, почему ты сделал мне предложение?»
«А зачем? – нахмурился Адам. Он вскочил с кресла и теперь возвышался над нею, как башня. – Чтобы она заподозрила, будто я вступаю в брак не по своей воле? Проявил, мол, неосторожность и угодил в ловушку?»
Дженис вдруг растерянно осознала, что не знает и не понимает человека, за которого собирается выйти замуж. Его логика оставалась ей недоступной.
«Но разве не так все обстоит на самом деле? Разве ты женился на мне не потому, что я забеременела от тебя?»
Адам недовольно поморщился, после чего его лицо совершенно окаменело.
«Не ты меня принуждала к браку, Дженис, – сказал он глухо, что-то рассматривая за окном, потом обернулся. – Если это и ловушка, то я сам себя поймал в нее. Для того чтобы зачать ребенка, нужны двое, а я прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях, когда мы с тобой занимались любовью».
Помрачнев еще больше, он добавил:
«Возможно, мне и в самом деле следовало быть более осторожным. Но на всякий случай хочу тебе сообщить, что обыкновенно я не настолько глуп и самонадеян, чтобы заниматься сексом с кем бы то ни было, не приняв соответствующих мер предосторожности. К тому же ты не станешь отрицать, моя радость, что сыграла в происшедшем некоторую роль? Между прочим, менее всего на свете я тогда ожидал, что ты можешь оказаться у меня в постели…»
«И ты, конечно же, решил попробовать, что из этого получится».
«Не будь ханжой, Джен! Ни один мужчина, у которого по жилам течет кровь, а не водица, не устоял бы перед тобой в ту ночь. Да еще когда на тебе был этот невероятный наряд, который ты называешь ночной рубашкой. – Голос его стал хриплым. – Ты была такая горячая, румяная, томная после ванной, что мне чертовски тебя захотелось. Но в тот момент, когда я обнаружил, что ты девственница, мне следовало остановиться…»
Он внезапно замолчал, и Дженис вдруг осенила пугающая в своей невозможности мысль: для Адама та ночь вовсе не была недоразумением и ошибкой.
«Для чего тебе понадобилось столько времени хранить свою невинность? – скорее с недоумением, чем с досадой, спросил он. – Мне и в голову не могло прийти, что в наше время есть еще девушки, которые так свято блюдут себя в ожидании законного брака».
«А может быть, мною просто никто не прельстился?» – попыталась съязвить Дженис, но вышло так, будто она пожаловалась на судьбу.
«Умоляю, не надо! – рассмеялся Адам. – В конце концов, вспомни, ты же сама рассказывала мне про Феликса».
«Он был для меня не более чем приятелем…»
«Выходит, ты никого не полюбила за все это время? Я имею в виду, с того момента, как ты призналась мне…»
Но Дженис уже почуяла новую ловушку и не дала ему возможности закончить мысль. Слово за слово они вышли на тонкий лед, и надо было срочно что-то предпринимать, чтобы тот не проломился.
«Неужели я похожа на романтическую идиотку, которая всю жизнь готова хранить невинность до того момента, когда воображаемый ею рыцарь обратит на нее внимание?»
Глядеть Адаму в лицо она, правда, не осмеливалась: а вдруг по глазам он поймет, что все, что она говорит с такой издевкой, – чистая правда?
«Не похожа, – уступил Адам, но в голосе его не чувствовалось уверенности – скорее растерянность. – Но и на эмансипированную дамочку не очень-то ты тянешь».
«На то имелись свои причины, мой друг. Я была слишком занята учебой. Мама пошла на величайшие жертвы, чтобы отправить меня в колледж, и я не могла ударить в грязь лицом. А потом, мне так и не удалось встретить мужчину совершенно особого, не похожего ни на кого другого!..»
«Надеюсь, когда он появится, то извинит меня за то, что я перешел ему дорогу!» – с притворным смирением сказал Адам, но в голосе его Дженис почудилось что-то вроде ревности.
«Не будем гадать, что нас ждет в будущем, – в тон ему ответила она. – Ты правильно сказал, Адам, что для такой игры необходимы двое, так что пассивной жертвой меня назвать никак нельзя. Усталость, нервное перевозбуждение – в таком состоянии ничего не стоит совершить ошибку!»
Адам молчал, и Дженис вдруг почему-то покраснела.
«Я хочу сказать, что мне давно следовало пойти на этот шаг. – Боже, почему она не могла никак заткнуться? – Набралась бы сексуального опыта, и не попала бы в такой переплет. Ты ведь хотел бы, чтобы все было иначе?»
«О да, конечно! – с непонятным ожесточением, даже с каким-то отчаянием в голосе отозвался Адам и посмотрел ей в глаза. – Я бы многое хотел изменить, Дженис. Но не все в наших силах. Примем же то, что произошло, как должное, поскольку это самое лучшее в нашей ситуации».
– Сидишь в темноте?
Голос Адама и загоревшийся свет мгновенно вернули Дженис к действительности. Взяв по инерции чашку чаю, она обнаружила, что тот давно успел остыть. Сколько же времени она просидела, вспоминая и размышляя? В любом случае, Адам пришел сегодня чересчур рано и она не успела приготовиться к встрече с ним.
– Так, сижу, думаю, – неуверенно пожала она плечами.
– Судя по твоему лицу – о чем-то не особо приятном, – сухо произнес Адам и присел около камина. – Надо же – камин почти потух. Только пришел, а миссис Франклин говорит: какая-то странная нынче молодая хозяйка. Сидит в темноте, свет не включает, к чаю не притронулась, и камин, наверное, уже прогорел.
– Имею я право иногда побыть наедине с самой собой? – возвысила голос Дженис. – А потом, мне не нравится, что прислуга шпионит за мной и докладывает об этом хозяину!
Адам выпрямился в полный рост и, прищурившись, посмотрел на нее.
– Шпионит? И докладывает мне? – переспросил он с угрозой в голосе. – Ты ничего не преувеличиваешь, дорогая? В конце концов…
– Извини, – торопливо сказала Дженис. – Я вовсе не имела в виду то, что ты услышал. Просто я никак не привыкну к новой обстановке, к шоферу, прислуге…
Да и к Адаму-мужу тоже. В строгом сером костюме, белой рубашке с шелковым галстуком, которые он надевал перед тем, как выехать в Лондон, он превращался в главу фирмы «Лоусон энтерпрайзис», преуспевающего и беспощадного бизнесмена, к которому Дженис не могла испытывать никаких иных чувств, кроме легкого трепета.
Собственно, таким же он был и в день их свадьбы – подтянутый, сдержанный, холодный незнакомец, совершенно не похожий на прежнего Адама, в которого она без памяти влюбилась еще совсем девчонкой. Адам Лоусон-супруг, Адам Лоусон-бизнесмен оказался совершенно иным человеком, и Дженис заходила в тупик, когда пыталась определить свое отношение к нему.
– И потом, ты пришел так внезапно! Я предполагала, что ты вернешься поздно вечером…
– Ты, кажется, не на шутку огорчена? – спросил он отрывисто и взял в руки кочергу, стоявшую у каминной решетки. – А казалось бы, молодая жена должна быть на седьмом небе от счастья, что ее муж бросил все дела, чтобы пораньше оказаться рядом с нею!
Если бы так! – с горечью подумала Дженис.
– Раз уж на то пошло, – не удержалась она, – то большинство молодых женщин выходят замуж по любви, и им не приходится на протяжении первых недель брака сутки напролет ждать, пока их супруг вспомнит о них и вернется из Лондона.
– Если речь идет о медовом месяце, то ты сама от него отказалась, – напомнил Адам, яростно вороша угли в камине.
– Да, отказалась! – Дженис замолкла. Адам действительно предлагал ей сразу после свадьбы отправиться в путешествие хоть на край света и даже интересовался, нет ли у нее каких-либо предпочтений. – Отказалась, потому что не хотела чувствовать себя лицемеркой!
– Лицемеркой? – недобро прищурившись, переспросил Адам.
– А кем бы еще я себя чувствовала, разыгрывая из себя счастливую новобрачную?
Дженис с унынием констатировала, что их разговор все более приобретает характер скандального выяснения отношений, ставшего обычным в их короткой – без году неделя – семейной жизни. Казалось, с того самого момента, как она согласилась выйти за Адама замуж, тот стал совершенно другим человеком, мужчиной, которого она не знала и не понимала. Он стал совершенно далеким и недоступным, с головой ушел в работу, целыми днями отсутствовал, а когда появлялся в доме, то почти не общался с ней.
Даже та опаляющая страсть, которая вспыхивала между ними в две памятные, но уже прошедшие ночи, казалось, перегорела, обратившись холодным пеплом. Со дня свадьбы Дженис спала в отдельной спальне, и ни разу за все эти недели Адам и виду не подал, что желает разделить с ней постель.
– В конце концов, – выпалила она, – медовый месяц – мало подходящая вещь для почти что фиктивного брака. И без того везде и всюду ложь и ничего, кроме лжи!
– Ничего, кроме лжи?!
Дженис поняла, что, искушаемая бесом противоречия, невзначай перешла границу дозволенного. Адам с грохотом отшвырнул кочергу и, в мгновение ока оказавшись возле ее кресла, одним рывком выдернул Дженис из него.
– Как ты сказала? Ложь?
– Адам!..
– Значит, все ложь и брак наш – фиктивный? О да, милая моя Джен, возможно, оно и так, но вовсе не в том смысле, который ты подразумеваешь!
– О чем ты?!
– Не понимаешь? – Вопрос прозвучал тихим и хриплым голосом, а на губах Адама заиграла наигранно-нежная улыбка. – Поясняю!
Он взял ее за подбородок и поднял голову.
– Вот тебе один пример.
Жаркие губы с непостижимой лаской коснулись виска Дженис, и она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются от слабости.
– А вот другой.
На этот раз губы коснулись ее век, и молодая женщина ощутила сладкую дрожь во всем теле.
– И это подделка, любовь моя? И это ложь?
Внезапно губы Адама прижались к ее губам.
– Откуда тебе знать, что правда, а что – ложь? – прошептал он, наконец оторвавшись от нее. – Между нами существует притяжение неземной силы, и это единственная вещь в мире, в реальности которой я не сомневаюсь!
– Адам!.. – только и произнесла она, чувствуя, как и ее охватывает незримое пламя вожделения.
– Скажешь, и это ложь? – Его ладони сжали ее упругую грудь. – Это реальность, и именно поэтому мы с тобой – муж и жена.
Дженис почувствовала, как у нее из-под ног уходит земля. Страсть, накопившаяся за эти долгие одинокие дни, вырвалась наружу, и все, на что она была сейчас способна, – это лишь целовать любимого Адама, побуждая его не останавливаться и идти дальше, дальше… Но…
Вежливое покашливание, и Дженис, залившись краской, в ужасе отпрянула в сторону и начала приводить себя в порядок. Адам, казалось, не почувствовал себя смущенным. Он мгновенно повернул голову в сторону двери, и на лице его появились вежливое внимание и приветливая улыбка. Одной рукой обняв Дженис за талию, он спокойно поинтересовался:
– Вы что-то хотели сообщить нам, миссис Франклин?
– Я… э-э-э… прошу прощения, если помешала… – Экономка явно выглядела смущенной.
– Ерунда, ничего страшного, – небрежно бросил Адам. Растрепанный, со следами помады Дженис на щеке, он чувствовал себя совершенно спокойно. – Мне кто-нибудь звонит? – приподнял он брови.
– Да… Миссис Лоусон, ваша мать. Она попросила позвать вас.
– Сию минуту.
Онемев от изумления, Дженис смотрела, как Адам, повернувшись к ней, треплет ее по щеке и легонько целует в нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Одной рукой Адам сжал плечо Дженис, другой поднял ее подбородок, не давая отвести глаза в сторону.
– Не надо войны, Дженис, – сказал он твердо. – Во-первых, это лишняя боль для тебя, для меня, для ребенка. А во-вторых, у тебя нет ни малейшего шанса на выигрыш.
– Ну, это еще как посмотреть, – пробормотала Дженис в ответ, чувствуя, однако, как решимость вытекает из нее, словно воздух из проколотого воздушного шара.
По большому счету, ей и в самом деле не было смысла воевать. Она любила Адама, и если он не догадывался о глубине и силе ее чувств, то сама Дженис знала об этом слишком хорошо. Она носила под сердцем дитя от любимого человека. Ради будущего их ребенка он предлагал ей выйти за него замуж.
Другая бы на ее месте была бы страшно рада такому повороту событий.
Всему виной ее принцип «Все либо ничего». Да, то, что предлагал ей Адам, было гораздо меньше, чем она желала, но, если быть честной перед самой собой, не так давно она не могла надеяться даже на его дружеский поцелуй. Отказаться – остаться совершенно одной, принять – начать с малого. Правда, это малое со временем могло стать чем-то большим…
Нет! Лучше не обманывать себя, лучше сразу застраховать себя от очередного горчайшего разочарования. Ни к чему искать недостижимое – что-то вроде края света или конца радуги, пора расстаться с детством и верой в сказки и принять ту комбинацию карт, которую выкинула ей судьба. Лучше жизнь без радости, чем радость, оборачивающаяся неизбежной болью!..
– Итак, Дженис, – негромко, но твердо вымолвил Адам, – я жду твоего ответа. «Да» или «нет»?
Дженис тяжело вздохнула. От ее ответа зависело ее будущее и будущее ребенка на многие годы вперед.
Впрочем, все было решено – давно и как бы помимо ее.
– Да, – глухо сказала она. – Ты меня убедил. Ради ребенка я готова стать твоей женой.
7
– Добрый вечер, миссис Лоусон! Ну и стужа на дворе, не правда ли? Как все-таки приятно в такую непогоду вернуться домой! Я растопила камин в зеленой гостиной, так что вас ожидают тепло и уют.
– Спасибо, Лайза!
Позволив раздеть себя, Дженис поспешила пройти в освещенную отблесками камина залу, подумав о том, что если в чем-то и ощущает перемену, произошедшую в ее жизни за несколько последних недель, так это в каждодневной рутине вечернего возвращения домой.
Если раньше после работы ее встречал холодный, пустой, темный дом, пугавший тишиной и скрипучими половицами, и ей приходилось, не снимая пальто, подбрасывать уголь в чадящую печь, а потом на скорую руку готовить ужин, то теперь по настоянию Адама у ворот школы ее каждый вечер встречал шофер, открывал перед ней дверцу лимузина, сам садился за руль и в мгновение ока доставлял ее в царство тепла, света и комфорта, каким представлялось ее воображению Поместье.
В старинном георгианском особняке ее встречала и раздевала Лайза Франклин – нынешняя экономка Лоусонов, преемница Стефани Моррисон. В гостиной уже стоял на столике поднос с чаем и бутербродами, дабы молодая хозяйка Поместья могла заморить червячка до возвращения Адама, после чего в голубой зале столовой их ждал великолепно приготовленный и обильный ужин.
Контраст впечатляющий, подумала Дженис. Она налила себе желанную чашечку чая и с облегчением откинулась в огромном, обитом узорчатым бархатом кресле, сбрасывая с ног туфли. Беда была в том, что все это делалось не для нее, а для некоей абстрактной миссис Лоусон, супруги Адама Лоусона, хозяина Поместья.
И все-таки именно она, Дженис Моррисон, была этой самой миссис Лоусон, как ни трудно ей в это поверить. С того момента, когда Адам сделал ей предложение, которое скорее можно было назвать ультиматумом, у нее долгое время не оставалось ни мгновения, чтобы оглядеться и перевести дух. Казалось, ее унесло в небо волшебным ураганом, а когда она снова опустилась на грешную землю, все вокруг совершенно переменилось.
«Ну почему это обязательно должно произойти так скоро?» – запротестовала она, когда через день после их объяснения Адам объявил, что свадьба состоится ровно за пять дней до окончания учебного семестра.
«Не вижу смысла в том, чтобы тянуть время», – хладнокровно парировал Адам.
Его надменное пренебрежение к ее пожеланиям стало совершенно очевидным, а вместе с тем Дженис пришла и к пониманию того, как мало места в его планах занимает непосредственно она. Адам Лоусон желал иметь наследника, поэтому стремился как можно скорее оформить брак, дабы узаконить свои права на ребенка.
«Чем скорее покончим с формальностями, тем проще», – пояснил он.
«Но я не успела даже…»
«Ничего и не надо. Все устроено, тебе остается выбрать себе наряд и в один прекрасный день зайти на несколько часов в церковь».
«В церковь? Я думала, мы просто зарегистрируем брак в мэрии…»
«Значит, ты думала неправильно. На протяжении двухсот лет Лоусоны венчаются в церкви Святого Патрика, и не нам с тобой нарушать эту традицию!»
«Но тогда весь Гринфилд будет знать…»
Дженис все еще не могла прийти в себя от новости. Венчание в церкви – это вполне подошло бы для Оливии Андерс, но она – всего лишь сельская учительница, бедная и к тому же – совершенно безродная…
«Разумеется! Послушай, Джен, мы же с тобой женимся, а не в бирюльки играем. Ты всерьез решила, что я буду прятать тебя от посторонних глаз и держать в чулане, как прокаженную или особо опасную для окружающих шизофреничку?»
«Ведь мы женимся лишь для отвода глаз. В любом случае, союзом по любви наш брак нельзя назвать».
«Другие-то об этом не догадываются!» – совершенно невозмутимо заявил Адам, ввергая ее в шок.
«Как же не знают? А твоя мать?»
«Она знает только то, что я счел нужным сообщить ей».
«И что же именно?»
«То, что я сделал тебе предложение и ты согласилась», – сухо сообщил Адам.
«Но… ты сообщил ей, почему ты сделал мне предложение?»
«А зачем? – нахмурился Адам. Он вскочил с кресла и теперь возвышался над нею, как башня. – Чтобы она заподозрила, будто я вступаю в брак не по своей воле? Проявил, мол, неосторожность и угодил в ловушку?»
Дженис вдруг растерянно осознала, что не знает и не понимает человека, за которого собирается выйти замуж. Его логика оставалась ей недоступной.
«Но разве не так все обстоит на самом деле? Разве ты женился на мне не потому, что я забеременела от тебя?»
Адам недовольно поморщился, после чего его лицо совершенно окаменело.
«Не ты меня принуждала к браку, Дженис, – сказал он глухо, что-то рассматривая за окном, потом обернулся. – Если это и ловушка, то я сам себя поймал в нее. Для того чтобы зачать ребенка, нужны двое, а я прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях, когда мы с тобой занимались любовью».
Помрачнев еще больше, он добавил:
«Возможно, мне и в самом деле следовало быть более осторожным. Но на всякий случай хочу тебе сообщить, что обыкновенно я не настолько глуп и самонадеян, чтобы заниматься сексом с кем бы то ни было, не приняв соответствующих мер предосторожности. К тому же ты не станешь отрицать, моя радость, что сыграла в происшедшем некоторую роль? Между прочим, менее всего на свете я тогда ожидал, что ты можешь оказаться у меня в постели…»
«И ты, конечно же, решил попробовать, что из этого получится».
«Не будь ханжой, Джен! Ни один мужчина, у которого по жилам течет кровь, а не водица, не устоял бы перед тобой в ту ночь. Да еще когда на тебе был этот невероятный наряд, который ты называешь ночной рубашкой. – Голос его стал хриплым. – Ты была такая горячая, румяная, томная после ванной, что мне чертовски тебя захотелось. Но в тот момент, когда я обнаружил, что ты девственница, мне следовало остановиться…»
Он внезапно замолчал, и Дженис вдруг осенила пугающая в своей невозможности мысль: для Адама та ночь вовсе не была недоразумением и ошибкой.
«Для чего тебе понадобилось столько времени хранить свою невинность? – скорее с недоумением, чем с досадой, спросил он. – Мне и в голову не могло прийти, что в наше время есть еще девушки, которые так свято блюдут себя в ожидании законного брака».
«А может быть, мною просто никто не прельстился?» – попыталась съязвить Дженис, но вышло так, будто она пожаловалась на судьбу.
«Умоляю, не надо! – рассмеялся Адам. – В конце концов, вспомни, ты же сама рассказывала мне про Феликса».
«Он был для меня не более чем приятелем…»
«Выходит, ты никого не полюбила за все это время? Я имею в виду, с того момента, как ты призналась мне…»
Но Дженис уже почуяла новую ловушку и не дала ему возможности закончить мысль. Слово за слово они вышли на тонкий лед, и надо было срочно что-то предпринимать, чтобы тот не проломился.
«Неужели я похожа на романтическую идиотку, которая всю жизнь готова хранить невинность до того момента, когда воображаемый ею рыцарь обратит на нее внимание?»
Глядеть Адаму в лицо она, правда, не осмеливалась: а вдруг по глазам он поймет, что все, что она говорит с такой издевкой, – чистая правда?
«Не похожа, – уступил Адам, но в голосе его не чувствовалось уверенности – скорее растерянность. – Но и на эмансипированную дамочку не очень-то ты тянешь».
«На то имелись свои причины, мой друг. Я была слишком занята учебой. Мама пошла на величайшие жертвы, чтобы отправить меня в колледж, и я не могла ударить в грязь лицом. А потом, мне так и не удалось встретить мужчину совершенно особого, не похожего ни на кого другого!..»
«Надеюсь, когда он появится, то извинит меня за то, что я перешел ему дорогу!» – с притворным смирением сказал Адам, но в голосе его Дженис почудилось что-то вроде ревности.
«Не будем гадать, что нас ждет в будущем, – в тон ему ответила она. – Ты правильно сказал, Адам, что для такой игры необходимы двое, так что пассивной жертвой меня назвать никак нельзя. Усталость, нервное перевозбуждение – в таком состоянии ничего не стоит совершить ошибку!»
Адам молчал, и Дженис вдруг почему-то покраснела.
«Я хочу сказать, что мне давно следовало пойти на этот шаг. – Боже, почему она не могла никак заткнуться? – Набралась бы сексуального опыта, и не попала бы в такой переплет. Ты ведь хотел бы, чтобы все было иначе?»
«О да, конечно! – с непонятным ожесточением, даже с каким-то отчаянием в голосе отозвался Адам и посмотрел ей в глаза. – Я бы многое хотел изменить, Дженис. Но не все в наших силах. Примем же то, что произошло, как должное, поскольку это самое лучшее в нашей ситуации».
– Сидишь в темноте?
Голос Адама и загоревшийся свет мгновенно вернули Дженис к действительности. Взяв по инерции чашку чаю, она обнаружила, что тот давно успел остыть. Сколько же времени она просидела, вспоминая и размышляя? В любом случае, Адам пришел сегодня чересчур рано и она не успела приготовиться к встрече с ним.
– Так, сижу, думаю, – неуверенно пожала она плечами.
– Судя по твоему лицу – о чем-то не особо приятном, – сухо произнес Адам и присел около камина. – Надо же – камин почти потух. Только пришел, а миссис Франклин говорит: какая-то странная нынче молодая хозяйка. Сидит в темноте, свет не включает, к чаю не притронулась, и камин, наверное, уже прогорел.
– Имею я право иногда побыть наедине с самой собой? – возвысила голос Дженис. – А потом, мне не нравится, что прислуга шпионит за мной и докладывает об этом хозяину!
Адам выпрямился в полный рост и, прищурившись, посмотрел на нее.
– Шпионит? И докладывает мне? – переспросил он с угрозой в голосе. – Ты ничего не преувеличиваешь, дорогая? В конце концов…
– Извини, – торопливо сказала Дженис. – Я вовсе не имела в виду то, что ты услышал. Просто я никак не привыкну к новой обстановке, к шоферу, прислуге…
Да и к Адаму-мужу тоже. В строгом сером костюме, белой рубашке с шелковым галстуком, которые он надевал перед тем, как выехать в Лондон, он превращался в главу фирмы «Лоусон энтерпрайзис», преуспевающего и беспощадного бизнесмена, к которому Дженис не могла испытывать никаких иных чувств, кроме легкого трепета.
Собственно, таким же он был и в день их свадьбы – подтянутый, сдержанный, холодный незнакомец, совершенно не похожий на прежнего Адама, в которого она без памяти влюбилась еще совсем девчонкой. Адам Лоусон-супруг, Адам Лоусон-бизнесмен оказался совершенно иным человеком, и Дженис заходила в тупик, когда пыталась определить свое отношение к нему.
– И потом, ты пришел так внезапно! Я предполагала, что ты вернешься поздно вечером…
– Ты, кажется, не на шутку огорчена? – спросил он отрывисто и взял в руки кочергу, стоявшую у каминной решетки. – А казалось бы, молодая жена должна быть на седьмом небе от счастья, что ее муж бросил все дела, чтобы пораньше оказаться рядом с нею!
Если бы так! – с горечью подумала Дженис.
– Раз уж на то пошло, – не удержалась она, – то большинство молодых женщин выходят замуж по любви, и им не приходится на протяжении первых недель брака сутки напролет ждать, пока их супруг вспомнит о них и вернется из Лондона.
– Если речь идет о медовом месяце, то ты сама от него отказалась, – напомнил Адам, яростно вороша угли в камине.
– Да, отказалась! – Дженис замолкла. Адам действительно предлагал ей сразу после свадьбы отправиться в путешествие хоть на край света и даже интересовался, нет ли у нее каких-либо предпочтений. – Отказалась, потому что не хотела чувствовать себя лицемеркой!
– Лицемеркой? – недобро прищурившись, переспросил Адам.
– А кем бы еще я себя чувствовала, разыгрывая из себя счастливую новобрачную?
Дженис с унынием констатировала, что их разговор все более приобретает характер скандального выяснения отношений, ставшего обычным в их короткой – без году неделя – семейной жизни. Казалось, с того самого момента, как она согласилась выйти за Адама замуж, тот стал совершенно другим человеком, мужчиной, которого она не знала и не понимала. Он стал совершенно далеким и недоступным, с головой ушел в работу, целыми днями отсутствовал, а когда появлялся в доме, то почти не общался с ней.
Даже та опаляющая страсть, которая вспыхивала между ними в две памятные, но уже прошедшие ночи, казалось, перегорела, обратившись холодным пеплом. Со дня свадьбы Дженис спала в отдельной спальне, и ни разу за все эти недели Адам и виду не подал, что желает разделить с ней постель.
– В конце концов, – выпалила она, – медовый месяц – мало подходящая вещь для почти что фиктивного брака. И без того везде и всюду ложь и ничего, кроме лжи!
– Ничего, кроме лжи?!
Дженис поняла, что, искушаемая бесом противоречия, невзначай перешла границу дозволенного. Адам с грохотом отшвырнул кочергу и, в мгновение ока оказавшись возле ее кресла, одним рывком выдернул Дженис из него.
– Как ты сказала? Ложь?
– Адам!..
– Значит, все ложь и брак наш – фиктивный? О да, милая моя Джен, возможно, оно и так, но вовсе не в том смысле, который ты подразумеваешь!
– О чем ты?!
– Не понимаешь? – Вопрос прозвучал тихим и хриплым голосом, а на губах Адама заиграла наигранно-нежная улыбка. – Поясняю!
Он взял ее за подбородок и поднял голову.
– Вот тебе один пример.
Жаркие губы с непостижимой лаской коснулись виска Дженис, и она почувствовала, что ноги у нее подкашиваются от слабости.
– А вот другой.
На этот раз губы коснулись ее век, и молодая женщина ощутила сладкую дрожь во всем теле.
– И это подделка, любовь моя? И это ложь?
Внезапно губы Адама прижались к ее губам.
– Откуда тебе знать, что правда, а что – ложь? – прошептал он, наконец оторвавшись от нее. – Между нами существует притяжение неземной силы, и это единственная вещь в мире, в реальности которой я не сомневаюсь!
– Адам!.. – только и произнесла она, чувствуя, как и ее охватывает незримое пламя вожделения.
– Скажешь, и это ложь? – Его ладони сжали ее упругую грудь. – Это реальность, и именно поэтому мы с тобой – муж и жена.
Дженис почувствовала, как у нее из-под ног уходит земля. Страсть, накопившаяся за эти долгие одинокие дни, вырвалась наружу, и все, на что она была сейчас способна, – это лишь целовать любимого Адама, побуждая его не останавливаться и идти дальше, дальше… Но…
Вежливое покашливание, и Дженис, залившись краской, в ужасе отпрянула в сторону и начала приводить себя в порядок. Адам, казалось, не почувствовал себя смущенным. Он мгновенно повернул голову в сторону двери, и на лице его появились вежливое внимание и приветливая улыбка. Одной рукой обняв Дженис за талию, он спокойно поинтересовался:
– Вы что-то хотели сообщить нам, миссис Франклин?
– Я… э-э-э… прошу прощения, если помешала… – Экономка явно выглядела смущенной.
– Ерунда, ничего страшного, – небрежно бросил Адам. Растрепанный, со следами помады Дженис на щеке, он чувствовал себя совершенно спокойно. – Мне кто-нибудь звонит? – приподнял он брови.
– Да… Миссис Лоусон, ваша мать. Она попросила позвать вас.
– Сию минуту.
Онемев от изумления, Дженис смотрела, как Адам, повернувшись к ней, треплет ее по щеке и легонько целует в нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16