А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сырой ветер раскачивал верхушки деревьев, срывал и разбрасывал целыми пригоршнями пожелтевшие листья. Кое-где еще виднелись освещенные окна, в одном доме громко играл патефон, и собака откликалась на звуки музыки прерывистым лаем.
Тогда Айвар впервые в жизни услышал слово «милый», звучавшее такой искренностью, такой лаской; еще никто не говорил с ним так. Все воплощало в себе это коротенькое слово: и солнечную радость исполнившейся мечты, и нежный призыв, и клятву в верности, и невыразимую красоту жизни.
Они еще долго не возвращались домой. Взявшись за руки, бродили они по улицам темного города, словно плутая по лабиринту своего счастья. Для них все было новым, неизведанным. Теперь они хотели узнать друг у друга все, что когда-то думали и чувствовали при встречах. Как прекрасно было в эту ночь оглянуться на пройденный путь их любви, полной сомнений, неизвестности и одиноких мечтаний, и сознавать, что наконец-то этот путь соединил их жизни и что они никогда больше не потеряют друг друга.
Когда они наконец вернулись на квартиру Артура и Ильзы, Валентина сказала:
– Мы уже хотели искать вас, думали, что заблудились.
Айвар посмотрел на Анну, и оба улыбнулись.
– Заблудились? – сказал Айвар. – Нет, друзья, мы нашли самый правильный путь.
Нежный блеск в глазах Анны подтвердил, что они действительно нашли его.
– Так, так… – тихо сказал Ян Лидум, но больше ничего не добавил: он опасался сказать что-нибудь необдуманное и неподходящее, что могло нечаянно задеть эти юные души.
На следующий день после обеда Анна уехала с Яном Лидумом в Ригу. Айвар вернулся к Змеиному болоту. И хотя теперь там не было Анны, он знал – ее думы, ее чистая любовь будут сопутствовать ему на каждом шагу.

Глава девятая
1
Пронзительно затрещал будильник.
Айвар проснулся, нащупал в темноте часы и заглушил звонок. Обычно он без всякого будильника просыпался в половине седьмого, независимо от того, когда ложился спать. Более шести часов настоящего, глубокого сна ему не требовалось. Организм привык к постоянному режиму и легко переносил большую духовную и физическую нагрузку. Когда Айвар откладывал в сторону книгу и ложился в постель, он немедленно засыпал, а утром пробуждался свежим и сразу мог браться за работу.
Два раза в неделю он поднимался на час раньше и тогда требовалась помощь будильника.
Минут десять он занимался гимнастикой. Приятно было чувствовать себя здоровым и довольным жизнью. В последнее время Айвар не знал никаких противоречий между желаниями и действительностью. Его моральное состояние полнее всего выражало маленькое слово «счастье». Да, он был счастлив в самом подлинном значении этого слова – не околдован, не опьянен нахлынувшими чувствами, а сознательно счастлив. В таком состоянии человеку свойственно искать во всех вещах и явлениях прекрасное, и он находит это на каждом шагу. Сама многокрасочная и необъятная картина жизни становится для него воплощением красоты, наблюдая которую можно прийти только к одному выводу: жить хорошо!
Наступил тот тихий, неопределенный час, когда живое существо как бы находится еще на перепутье и не знает, что делать; у горизонта на востоке черный занавес постепенно превращается в серую вуаль, из-за которой все явственнее проступают голубоватые тона. Тогда запевает первая птица, и, повинуясь знаку невидимого дирижера, все новые и новые голоса пробуждающейся жизни вливаются в великий хор – скоро их будет такое множество, что не отличить один от другого. Шумит грядущий день!
Айвар сел к столу и начал писать Анне. Они писали друг другу два раза в неделю, и письма эти открывали что-то новое в каждом из них – то, что не удалось заметить, распознать за долгие годы знакомства. Многое уже не было тайной для Анны и Айвара, но что-то все же еще оставалось неясным, и, наверно, никогда не будет так, чтобы для человека раскрылся внутренний мир другого человека до последней подробности. Неизвестное не только привлекает, но и пугает; безгранично любя другого человека и изо дня в день сталкиваясь в повседневной жизни с различными проявлениями вульгарности и эгоизма, мы боимся обнаружить такие же качества в любимом человеке и страстно хотим, чтобы он остался гармоничным и тогда, когда узнаем его целиком. Того же хотели и Айвар с Анной. До сих пор каждое письмо было светлым, радостным ответом на их чаяния и робкие предположения. Они не ошиблись друг в друге. Это совсем не означает, что оба были совершенными. У них, как у каждого человека, можно было найти недостатки, но не следует забывать и той великой готовности прощать, которая характерна для любящих, – почему бы Анне и Айвару быть исключением?
Целый час писал Айвар, целый час разговаривал с Анной. Потом, съев завтрак, который приготовил на скорую руку, отправился на трассу.
Был конец осени, в воздухе чувствовалась близость зимы. Мерзлая земля по утрам покрывалась инеем, в канавах под тоненькой корочкой льда журчала вода. Когда солнце поднималось выше, земля оттаивала и ледок исчезай; но местами зимние приметы сохранялись до самого вечера. С колхозных полей убрали картофель, сахарную свеклу и все овощи, а озимые уже покрывали землю зеленым бархатом. Вся стерня была взлущена, хлеб обмолочен, и наступила та спокойная пора, когда люди больше заняты во дворах, выполняя работу, до которой раньше не доходили руки. Последние перелетные птицы – дикие гуси, утки и лебеди – улетали в теплые края. В лесах протяжно пели пилы, стучали топоры и дымились большие костры; один-другой возчик бревен уже отправлялся к лесным складам на станцию или на берег реки.
Рабочие мелиоративно-строительной конторы спешили докончить устройство мелкой сети в тех местах, куда могли подойти со своими машинами до уборки урожая. На многих полях было достаточно открытых канав, но местами, где процесс заболачивания зашел слишком далеко, приходилось снимать слой торфа и культивировать землю, поэтому работы хватало и болотному плугу и тяжелой дисковой бороне. Были вспаханы и все луга бывшей усадьбы Сурумы, та же участь постигла и пастбища.
Айвара ждали Регут и Алкснис: в этот день сдавали колхозу проделанную за прошлую десятидневку работу. Более часа обмеряли они канавы и культивированные участки земли, проверили возведенные устройства, дороги, мостики, сверили все с техническим проектом и составили приемо-сдаточный акт.
– Жаль, что в самом начале не остановились на дренаже вместо открытых канав… – сказал Регут, окинув взором сточную сеть. – С деньгами было туговато. Теперь денег достаточно, но не хочется все переделывать наново. Подумай сам, товарищ Лидум, какая была бы картина – громадное, гектаров пятьдесят, поле без единой канавы и межи! Совсем другие условия для работы трактора. Со временем можно было бы пустить и комбайн.
– От этой мысли нельзя отказываться, – ответил Айвар. – Дренаж можно устроить и после, когда начнем работы на самом болоте, только надо предусмотреть это заранее.
– Придется подумать. Соберемся как-нибудь вечерком и подсчитаем, во что это обойдется. Может, осилим.
– Обойдется, конечно, намного дороже, чем открытая сеть, зато наша работа пойдет впрок колхозу. Затраченные средства окупятся в несколько лет. Ведь мы живем не только один год.
– Правильно, Лидум, я тоже думаю об этом. Если сегодня сделаешь что-нибудь потруднее, завтра этого не надо будет делать. Подумать только, какая жизнь будет у наших детей!
– Но мы не собираемся завидовать им… – засмеялся Айвар.
– Чего там завидовать. У них тоже будут свои большие трудные задачи.
– И еще какие, Регут! Сегодня мы это не можем даже представить.
Они закурили и разошлись, договорившись встретиться в следующее воскресенье, чтобы окончательно обсудить вопрос о дренаже. Регут отправился на молочнотоварную ферму проверять, как спорится работа у строителей нового коровника, а Айвар ушел на инчупскую трассу.
Там его ждал помрачневший и молчаливый Дудум: моторист второй смены испортил мотор экскаватора, и сейчас надо было срочно достать хоть из-под земли несколько запасных частей.
– Наверно, спал за работой, – ворчал Дудум. – Как это человек не чувствует, что с мотором что-то не ладится? Теперь простоим несколько дней.
Айвар записал, какие нужно детали, и обещал в тот же день связаться с министерством.
– Некоторыми деталями нас выручит товарищ Драва – не может быть, чтоб у них в МТС не было никакого запаса. Пока будут приводить экскаватор в порядок, надо будет побольше выжать из второй машины. Организуем третью смену, Дудум.
– Другого выхода нет, товарищ Лидум. Иначе мы здесь проканителимся до самого Нового года.
«Проканителимся…» – это было сказано слишком сильно: на шестикилометровой магистрали, которая должна была соединить болото с Инчупе, осталось прорыть небольшой конец – метров четыреста, так что ни о каком Новом годе речь идти не могла.
– Ладно, товарищ Лидум, тогда я сегодня вечером перейду в третью смену на машину Пацеплиса, а тот теленок пусть сидит у моря и ждет погоды.
«Тот теленок», второй моторист экскаватора, молодой жизнерадостный парень, стыдливо стоял в сторонке и предоставлял Дудуму отводить душу: он знал, что любая попытка оправдаться еще больше рассердит механика.
Немного спустя Айвар разговаривал с Жаном Пацеплисом, который работал на втором экскаваторе.
– Как дела? Не надоело черпать это черное золото?
– А разве кому-нибудь уже надоело? – весело отозвался Жан, приостановив работу.
– Дудум больше не черпает.
– А, наконец-то и ему хватило. Удивительно. А я думал, что он хочет вычерпать все болото.
– На экскаваторе Дудума испортился мотор.
– Что говорят метеорологи? – поинтересовался Жан. – Скоро возьмемся за болото? До сих пор мы вроде как отрываем паучьи ноги, а хотелось бы добраться до самого паука.
– Теперь недолго ждать, – сказал Айвар. – Если метеорологическое бюро не подведет, через несколько дней над Змеиным болотом прокатится волна похолодания и вымостит дорогу твоему экскаватору.
– Нельзя ли поторопить метеорологов, чтобы скорее направляли сюда мороз? Если бы ты знал, Айвар, как я его жду!
– Все ждем, Жан. Тебе привет от Анны…
– Спасибо… – Жану почему-то стало неловко. Он хорошо знал, что между Анной и Айваром что-то есть, но никак не мог найти подходящий тон и притворялся, что ничего не понимает. Против дружбы Анны с Айваром (а там, наверное, было нечто больше обычной дружбы) у него не было возражений, а вот войти в роль будущего родственника ему было так же трудно, как, например, представить Римшу своим будущим тестем. – Эх, пусть только ударит мороз, тогда держись, болото!..
Экскаватор заработал снова.
Айвар взял шаблон и спустился в канаву. Поговорив с рабочими из колхозной бригады, он вернулся на машинно-тракторную станцию.
– Товарищ Драва, теперь тебе снова придется помочь мне, – обратился Айвар к директору МТС.
– Выкладывай. Если сумею, помогу с удовольствием. Когда Айвар изложил свои нужды, Драва вначале задумался, словно в чем-то сомневаясь, – больше, конечно, для виду, чтобы услуга казалась дороже, – а затем обещал узнать, нет ли в машинном сарае и в кладовых подходящих частей. Они нашлись. Потом Айвар связался по телефону с министерством, и ему обещали завтра же прислать недостающие части с работником, который едет в командировку.
Под вечер он снова отправился на трассу, принял работу за день и на обратном пути завернул на болото. Заиндевелый мох хрустел под ногами, вода между кочками замерзла, но когда Айвар попробовал каблуком прочность льда, нога погрузилась по щиколотку в грязь.
– Мало подморозило. Не выдержит машины. Хоть бы скорей подошла обещанная волна похолодания.
Айвар вернулся домой и, как обычно, хотел взяться за книги, но из этого ничего не вышло: в своей комнатке он нашел… Майгу Стабулннек, ждавшую его больше часа.
2
Они сидели в комнатке Айвара за столом и разговаривали. Майга чувствовала себя как дома, а Айвар никак не мог избавиться от ощущения скованности. Приход Майги поставил его в затруднительное положение, ее присутствие казалось чем-то неправильным, предосудительным. Словно угадав его мысли, Майга нарочно говорила громко, в коридоре безусловно было слышно каждое слово. Наконец Айвар не выдержал и попросил Майгу говорить потише.
Майга усмехнулась и, кивнув головой на фотографию Анны, спросила:
– Ты боишься, ей передадут о нашем свидании? Разве она такая ревнивая?
– Тебе обязательно хочется, чтобы люди сплетничали? – в свою очередь спросил Айвар.
Майга засмеялась.
– Ладно, как хочешь, но я бы никогда не подумала, что ты считаешься с такими мещанскими предрассудками. Ну, не сердись, не сердись. Чтобы успокоить тебя, скажу, что никаких плохих или коварных намерений у меня нет. Завернула сюда просто как к старому приятелю. Хотелось рассказать тебе про свою жизнь и посмотреть, как ты выглядишь, – ведь в этом ничего плохого нет. Знаешь, Айвар, ты похорошел.
– Не надо льстить, Майга.
– И не думаю. Почему ты сегодня ко всему относишься так подозрительно?
– Потому что мне до сих пор не ясна цель твоего прихода. Ведь не из любопытства же ты приехала сюда из Риги?
– Конечно, нет. Мне надо было получить метрику, иначе не выдают паспорта. Поэтому и приехала.
– И ты получила?
– Да, получила. Заодно завернула в Стабулниеки и посмотрела, как там хозяйничает Ольга Липстынь.
– Как тебе понравилось?
– Ничего… конечно, суетни и шума больше, чем раньше, а в общем – ничего не скажешь. Все чисто, во всем порядок. Даже мебель не растаскана.
– И ты все еще думаешь о ней?
– Нет, это просто так. Я примирилась. В конце концов, если бы даже все осталось по-прежнему, я все равно никогда не получила бы ни отцовской усадьбы, ни обстановки, – все досталось бы братьям. Нет, Айвар, с этим я примирилась. Нельзя до бесконечности жить воспоминаниями о прошлом и жалеть утерянное. Надо жить настоящим, надо думать о будущем.
– А ты подумала как следует?
– Мне кажется, да… – Майга немного помолчала, потом продолжала: – Я не из тех, кто всю жизнь может прожить в одиночестве. Заменять семью кошками и собаками тоже не желаю. Я выхожу замуж, Айвар…
– Поздравляю… и желаю счастья.
– От души или просто гак, ради приличия?
– От души, Майга.
– Спасибо. Он человек хороший. Работает главным бухгалтером в одном тресте. Был на войне, как и ты. А я и после свадьбы не думаю бросать работу. Между прочим, ты еще не знаешь, что я с июля не работаю на прежнем месте. Теперь я заведую столовой. Там я познакомилась с будущим мужем.
Айвар кивнул головой и ничего не сказал. Майге следовало бы уйти, но она не спешила.
– Почему ты ни разу не навестишь меня, когда бываешь в Риге? – спросила Майга.
– Я не обещал заходить к тебе, – ответил Айвар.
– Боялся… из-за нее? – Майга снова кивнула на фотографию Анны. – Ведь об этом никто не узнал бы.
Айвар посмотрел Майге прямо в глаза и сурово, спросил:
– Скажи правду: ты хоть немножко любишь своего будущего мужа?
– Конечно, люблю, но тогда ведь я его еще не знала и никаких обещаний ему не давала. Если бы я тогда немножко пожила с тобой, большой беды не было бы, но ты не можешь расстаться со своими старомодными предрассудками.
– А где ты собираешься сегодня ночевать?
– Не знаю. Неужели так никто и не сжалится надо мной и не впустит переночевать? От тебя, конечно, такой любезности не дождешься… ты боишься сплетен.
– Какие у тебя здесь еще дела?
– Никаких.
– Тогда ты еще успеешь на рижский поезд. Посмотрев на часики, Майга покачала головой.
– Поезд отходит через час, а до станции двенадцать километров.
– Я отвезу тебя на мотоцикле.
Майга, вздохнув, встала.
– Если ты действительно такой негостеприимный, то мне ничего другого не остается, как ехать.
– Тут гостеприимство ни при чем, Майга… но так будет лучше для нас обоих, – сказал Айвар. – Пойми меня правильно: я желаю тебе добра. Хватит теней былого, не бросай еще новую тень на свою жизнь.
– Да, теперь я вижу – ты никогда не был моим… – прошептала Майга. – А я, глупая гусыня, годами надеялась…
Пять минут спустя они уже ехали по большаку. Все покрыла густая осенняя темень. Кое-где мерцали огоньки в окнах крестьянских изб, лаяли собаки и шумели старые сосны. Когда до станции осталось километра два, Майга заговорила:
– Ты, конечно, считаешь меня легкомысленной, но это не так. Мне только хотелось на прощание взять с собой в новую жизнь хотя бы одно настоящее яркое воспоминание – один миг настоящей близости за все долгие годы нашего знакомства. Тогда было бы о чем вспоминать. Я знаю, ты меня никогда не любил, но я тебя очень любила. Знаю, ты не можешь быть моим, и я не домогаюсь невозможного, но с меня хватило бы одного мига счастья. Хотя бьг одно мгновение чувствовать, что я твоя… но ты мне отказал в этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72