Его спокойный иронический тон привел в бешенство Риекста.
– Кто вы… что вам нужно? – крикнул он и вскочил со стула. – Кто вам разрешил войти?
– Кто разрешил? – незнакомец посмотрел в глаза начальника уезда таким взглядом, что у Риекста затряслась борода. – Народ разрешил. Больше ни у кого мы разрешения не спрашивали. Чтобы вам было ясно, с кем имеете дело, давайте познакомимся. Это – Индрик Регут, новый начальник уездной полиции… – он показал на молодого мужчину с военной выправкой. – Приказ о его назначении подписан только сегодня утром, так что вы могли и не знать об этом. А это наш новый уездный старшина Лиепа… Документы у него в полном порядке, в этом можете не сомневаться. А я… мое имя Ян Лидум. В тысяча девятьсот тридцать четвертом году вы меня, господин Риекст, арестовали, так что мы с вами старые знакомые. Решением Центрального Комитета Коммунистической партии большевиков Латвии я утвержден первым секретарем партийной организации этого уезда. Все понятно, господа?
– Ясно… – пробормотал Риекст. – Когда прикажете сдавать дела?
– Об этом договоритесь с Регутом, – сказал Лидум. – Я думаю, что он вас долго не задержит с формальностями. Насколько мне известно, в Риге новые министры приняли свои ведомства от предшественников за полчаса. А теперь нам придется разрешить несколько мелких вопросов. Вы позволите сесть, господин Риекст?
– Пожалуйста, пожалуйста… – командир полка айзсаргов силился говорить вежливо, но глаза его злобно сверкали, а руки дрожали от бессильной ярости. – Когда вы меня арестуете?
– По этому вопросу вам тоже придется говорить с Регутом, – ответил Лидум. Он сел и, немного подумав, продолжал: – Как вы уже слышали, в уезде теперь будет комитет коммунистической партии. Будет еще и другая организация – комитет комсомола. У этих организаций много работы, а поэтому нужны подходящие помещения. Что вы можете рекомендовать мне?
– Сколько комнат вам нужно? – спросил городской голова Гариндрик, плотный мужчина с голым черепом. – Тремя обойдетесь?
– Пожалуй, маловато, – ответил Ян Лидум, почти любезно взглянув на говорившего. – Лучше всего подошел бы какой-нибудь двухэтажный дом. По дороге сюда я видел подходящий – около базарной площади.
– Но ведь он занят! – воскликнул Гариндрик. – Там помещается уездная управа.
– Попросим освободить, – сказал Лидум.
– А куда деваться уездной управе? – спросил сквозь зубы Риекст. – Выбросить ее на улицу?
– Почему на улицу? – удивился Лидум. – Некоторые учреждения окажутся лишними. Уездную управу переведем в освободившиеся помещения.
– Не будет ли двухэтажный дом слишком велик для вас? – вставил пробст Зирак. – Насколько мне известно, обстановка там тоже… мягкая мебель и полированные шкафы…
– Мы умеем сидеть и в мягких креслах, – ответил с усмешкой Лидум. – На лесных сходках достаточно насиделись на мхе. Господину Риексту это должно быть известно.
Командир полка айзсаргов покраснел до кончиков ушей, но промолчал.
– Значит, договорились? – сказал Лидум и встал. – Надеюсь, что господин Риекст сегодня же вечером отдаст соответствующие распоряжения. Иначе…
– Что иначе? – не выдержал наконец Риекст, вскочив с кресла и принимая прежний грозный вид. – Вы не имеете права…
– Товарищ Регут вам объяснит, как обстоит дело с этими правами… – сказал Лидум. Затем он обратился к Регуту и Лиепе: – Когда примете дела, придите ко мне в гостиницу. Нам надо договориться о первом заседании укома.
Ян Лидум ушел. Пробст Зирак тоже хотел удалиться, но Индрик Регут попросил его остаться:
– У меня могут возникнуть вопросы по вашей части, и неудобно будет нарушать ваш ночной покой.
…На следующее утро Ян Лидум совещался с Регутом, Лиепой и несколькими местными коммунистами – бывшими подпольщиками. Речь шла о кадрах.
– Не думайте, товарищи, что на все руководящие должности нам пришлют людей из Риги, – говорил Лидум. – Центральный Комитет дал, сколько мог. Остальных надо найти на месте. Назовите мне всех честных людей в городе и в уезде – рабочих, батраков, интеллигентов, мужчин и женщин, стариков и молодых. Не может быть, чтоб мы не нашли несколько сот таких людей, которым можно доверить ответственную работу. Если в ком-либо и ошибемся, народ поможет исправить ошибку. Чем скорее мы заменим старых волостных старшин своими людьми, тем скорее начнется новая жизнь. Завтра же должно быть хотя бы по одному надежному человеку в каждом предприятии, магазине, учреждении – тогда ничего не утаят, не разбазарят и не украдут у народа. К полицейским надо приставить людей из вспомогательной службы. В каждой волости провести народные собрания и разъяснить жителям мероприятия нового правительства и нашей партии по переустройству жизни. Надо работать дни и ночи: если не будем работать мы, вместо нас потрудятся враги. Поэтому нельзя терять времени.
И люди нашлись. Из гущи народа, из его недр шли новые кадры. Во главе волости вместо кулака стал батрак и безземельный крестьянин. Рабочий наделялся правами государственного комиссара на фабрике, заводе, в магазине. Культурной жизнью стала руководить прогрессивная интеллигенция, которой прежний режим не давал работы. Выдвинутые из населения кадры вспомогательной службы заботились о порядке, становясь постепенно ядром организующейся народной милиции. И все это продвигала, создавала, видоизменяла и направляла сильная и смелая рука партии.
С каким наслаждением и вдохновением работал сейчас Ян Лидум! Энергия, накопившаяся за долгие годы вынужденного бездействия, требовала применения. Как теперь пригодились знания, накопленные в стенах тюрьмы! Работа Лидума охватывала все, что делалось в уезде. Другие могли уставать, у других могло не хватать времени, а первый секретарь уездного комитета партии не имел права ни уставать, ни в чем-либо опаздывать. И пока все не было поставлено на место, он должен был забыть о себе, о своих личных нуждах.
Поглощенный огромной работой, Ян Лидум сумел выкроить время только на одно личное дело: с первого дня свободы он искал своего сына. Помещал объявления в газетах, сносился с товарищами из других уездов и городов, обращался к заведующим архивами и в судебные учреждения, но напасть на следы Айвара ему так и не удалось. Оставалось предположить, что сын или умер, или так упрятан, что найти его немыслимо. Понемногу Ян Лидум свыкся с этой мыслью, но старая рана продолжала кровоточить.
3
Предположение Ильзы оправдалось: она считала неделю удачной, если ей удавалось раз или два видеть сына. Организовав уездный комитет комсомола, Артур большую часть времени проводил в волостях, на предприятиях, в школах. По заданию укома партии он участвовал во многих народных собраниях, разъяснял политику партии и правительства. Население помогало ему, и он выдвигал на работу новых людей. Быстро рос актив. Понятно, что Артур ни на мгновение не упускал из виду основной задачи – организацию молодежи. Почти во всех волостях уезда ему удавалось создать комсомольские группы. Юноши и девушки, вместе с которыми он работал в подполье, образовали ядро уездной организации комсомола, вокруг них объединилась прогрессивная молодежь.
Артур, как член уездного комитета партии, участвовал во всей его работе.
Уездный комитет комсомола находился в одном доме с укомом партии – новая смена борцов и строителей жизни чувствовала, в буквальном смысле этого слова, рядом плечо старшего поколения, и эта близость, эта согласованность действий придавала смелость и уверенность молодому поколению.
Однажды, когда Артур вернулся из поездки по волостям, в уком комсомола пришли несколько посетителей, все по таким важным вопросам, что разрешить их будто бы мог только первый секретарь.
В маленькую, просто обставленную рабочую комнату Артура, которую называли кабинетом первого секретаря, вошел посетитель – пожилой, седой человек. Это был директор начальной школы Лейниек.
– Приветствую вас, господин Лидум… – сказал он, угодливо кланяясь и улыбаясь так, будто встретился с дорогим другом. – Не забыли еще старого учителя? Вы были у меня самым лучшим учеником, я всегда с гордостью вспоминал вас. Самое приятное для учителя – это видеть своего воспитанника известным деятелем и честным человеком! Вы, господин Лидум, уже давно стали гордостью родной школы. Поздравляю, поздравляю…
Глядя на его притворную улыбку, Артур думал: «Ах ты, старый жулик… Что тебя привело ко мне? Не ради Дружбы и приятных воспоминаний пришел ты сюда».
– Прошу садиться… – сказал он. – Чем могу быть полезен?
– Не правда ли, приятно делать добро людям? – шепелявил Лейниек. Его рот был полон искусственных зубов. – Эту добродетель я всегда старался привить своим ученикам. – Не дождавшись, чтобы Артур подкрепил это заявление, он несколько умерил пыл и приступил к делу. – Если бы все были такими уравновешенными, справедливыми и дальновидными, как вы, – новая власть имела бы гораздо больше надежных друзей, чем, к сожалению, можно наблюдать сейчас. Я понимаю, молодежи свойственны горячность, желание быстрее достичь своей цели… но такая горячность, однако, не должна превращаться в предрассудок и бездушное сведение счетов с нами, стариками. У нас ноги не такие быстрые, мы не успеваем за молодыми. Если иногда зацепимся, споткнемся, отстанем, разве за это нас надо сразу уничтожать?
– А в чем дело? – спросил Артур.
– Третьего дня меня отстранили от должности директора школы, – продолжал Лейниек. – Понимаете ли вы, что это для меня значит? Тридцать пять лет проработать на ниве народного просвещения, растить молодые поколения… в позапрошлом году весь город отмечал двадцатипятилетний юбилей моего пребывания в должности директора. И вдруг я больше не гожусь. Как кость, выбрасывают на свалку… собакам. Где же тут справедливость?
– Каковы официальные мотивы вашего увольнения? – поинтересовался Артур. – Не может быть, чтобы это сделали без всяких причин. Если произошло недоразумение, я постараюсь это выяснить и помогу вам.
– Понятно, недоразумение! – воскликнул Лейниек. – Досадное и чрезвычайно неприятное недоразумение. Они обвиняют меня в политической демонстрации против нового государственного строя, обзывают реакционером, а всему виной моя старая, забывчивая голова. В мои годы это вполне естественно. Ну поймите, господин Лидум, я забыл в актовом зале снять портрет Ульманиса и красно-бело-красные флажки. В моем кабинете они тоже нашли висевший на стене портрет Ульманиса. Разве это такое большое преступление? Я…
– Простите… – прервал его Артур. – Мне известно, что эти портреты и флажки были сняты еще в конце июня. Это сделали сами ученики. А вы тогда не разрешили их уничтожить.
– Разве можно так просто уничтожать? – удивился Лейниек. – Ведь это государственное имущество, внесенное в инвентаризационные списки. При ревизии мне придется отвечать за малейшую недостачу.
– И поэтому вы снова повесили их на стены? – спросил Артур.
– Но сейчас их там уже нет.
– Школьники сняли?
– Да… пионеры и комсомольцы. Не только сняли, но облили чернилами, а потом сожгли. Когда государственный контроль начнет проверять, мне придется отвечать.
– И больше ничего не случилось?
– Так точно, это все.
– А «то наказал комсомольцев и пионеров за уничтожение портретов фашистов? – спросил Артур, не спуская глаз с Лейниека. – Кто требовал, чтобы их исключили из школы, несмотря на то что это самые прилежные и успевающие ученики вашей школы?
– Но проступок нельзя оставлять без наказания! – заволновался Лейниек. – Что станет с дисциплиной, если я буду смотреть сквозь пальцы на такое самоуправство? Инспектор народного образования меня бы с землей сравнял за такие вещи.
Артур поднялся в знак того, что разговор окончен.
– Вы многого не понимаете, гражданин Лейниек. А если понимаете, то ведете себя, как большой наглец, и вам никак нельзя доверять воспитание молодого поколения. Если не ошибаюсь, у вас недалеко от города есть дом с большим садом и пасекой. Ухаживайте за ним, а молодых советских людей разрешите воспитывать другим, которые не так забывчивы.
– И это говорит мой бывший ученик, которого я воспитал порядочным человеком? – удивился Лейниек.
– Не вы воспитали меня таким. Лейниек покраснел от злобы и сказал:
– Я все же буду добиваться справедливости. Дойду до Москвы. Не может быть, чтобы Советская власть разрешила всяким молокососам сводить счеты с заслуженным педагогом…
Сказав это, «заслуженный педагог» ушел.
Его место в кабинете Артура заняли другие посетители – мясник Трей и его сын Лудис, оба плотные, круглые, с красными лицами.
– Здорово, старина! – фамильярно воскликнул Лудис и долго тряс руку Артура. – Не забыл еще старых Друзей? Ведь одиннадцать лет проучились вместе… в одно время кончили среднюю школу.
– Все детство и юность, так сказать, шагали по одним тропам, – поддакнул мясник. – Значит, есть что вспомнить.
– Вспомнить действительно есть о чем, – согласился Артур. Он предложил посетителям стулья и, когда те сели, будто между прочим спросил:
– Как тебе понравилось в Финляндии? Я слышал, ты воевал.
– По дурости, послушался командира полка Риекста, – поторопился объяснить старый Трей. – Он ведь не хотел ехать, всячески отговаривался, но этот проклятый не давал покоя.
– Сражаться нам не пришлось, – добавил Лудис. – Пока добрались туда через Швецию, надо было возвращаться обратно. В этом-то и вся беда: ведь я решил перейти на сторону Красной Армии, как только попаду на фронт.
– Действительно? – не скрывая удивления, спросил Артур. – Ты хотел перейти фронт?
– Честное слово, Артур! – заверил Лудис. – А теперь за мою поездку в Финляндию мне грозят большие неприятности. Никто не хочет верить, что у меня были такие благие намерения. Но ты… ты ведь меня знаешь с малых лет. Хорошо знаешь, каков я на самом деле.
– Ты прав, я действительно знаю тебя, – согласился Артур. – Чего ты от меня хочешь, Лудис?
– Не можешь ли ты написать мне поручительство? – спросил Лудис. – Замолви за меня словечко… Иначе может завариться каша. Ну, будь добр, помоги старому другу. Ведь это ничего, что мальчишками иногда дрались.
– Понятно, ничего, – усмехнулся Артур. – Личные счеты надо забыть.
– Правда ведь? – Лудис повеселел. – Я сразу сказал, что Артур Лидум порядочный малый. Не то что некоторые горлопаны.
– О чем же они горлопанят? – поинтересовался Артур.
– Хотя бы об этом флаге, – пояснил Лудис. – Ты, может, помнишь. В парке на Первое мая был поднят красный флаг. К несчастью, мне в то утро приходилось проходить мимо. Начальник уезда Риекст заставил меня взобраться на дерево и снять флаг. Сейчас кое-кто хочет этот случай изобразить чуть ли не какой-то контрреволюцией. А как же я мог не полезть, когда меня заставили это сделать с оружием в руках.
– Я этот случай помню очень хорошо, – сказал Артур, – потому что в ту ночь сам водрузил этот флаг.
– Гляди, какой молодец! – порадовался старый Трей. – Какое мужество, какая ловкость! Учись у своего друга, Лудис.
– Сколько ты в тот раз получил – кажется, три лата? – спросил Артур.
– Я и не хотел брать их! – Лудис развел руками. – Насильно всучили.
– Странно, что тебя все заставляли делать насильно… – усмехнулся Артур.
– У него такой покладистый характер, – пояснил мясник.
– Это все, что вы хотели мне сказать? – спросил Артур.
– Все… – пробормотал Лудис. – Ведь ты дашь мне поручительство? Я тебя очень прошу. Помоги в этот раз. В дальнейшем ты обо мне будешь слышать только хорошее. Теперь я знаю, как жить.
– Тебе придется поискать другого поручителя, – голос Артура зазвучал резко. – Я не желаю лгать только потому, что тебя ждут неприятности. Заварил кашу – расхлебывай сам.
– Но вы же видите, что происходит недоразумение! – воскликнул старый Трей. – Мальчишка сам не знал что делал. Кроме того… – его голос понизился до шепота, а взгляд стал заискивающим и ласковым, – мы умеем отблагодарить. Если нам кто-нибудь помог, мы этого вовек не забываем. Могу доказать хоть сегодня. Моя мясная доставит вам самый лучший товар, сколько вам только потребуется, – о деньгах можете не беспокоиться. А если когда-нибудь времена изменятся, в моем доме вы всегда найдете надежное убежище. Только помогите в этот раз…
Артур подошел к двери и распахнул ее настежь.
– Вон! Торгуйте своими колбасами и костями, но оставьте в покое честных людей! Ну, быстрей, быстрей!
4
Вскоре после установления Советской власти Артур приехал в Пурвайскую волость. По заданию укома партии и уездного исполнительного комитета он должен был созвать собрание и разъяснить населению решение Верховного Совета республики о земельной реформе и национализации крупной собственности. Заодно следовало подобрать членов волостной землеустроительной комиссии и организовать подготовительные работы по проведению реформы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72