Лангстынь интересовался чуть ли не каждым шагом Айвара и с большим удовольствием слушал, когда мальчик рассказывал о том, что видел дома, в поле или в школе. Однажды Айвар рассказал, как два хозяйских сынка, возвращаясь из школы, разорвали одному ученику штаны и запачкали грязью книги и тетради. Старый садовник, нахмурив лоб, спросил Айвара:
– Тебе это нравится?
– Он был такой смешной в разодранных штанах, – ответил Айвар, не сдерживая смеха. – Рубашка вылезла, а книги так запачкались в грязи, что их нельзя было взять под мышку.
– Смешной, говоришь? – проворчал Лангстынь. – Тебе смешно? Ну, а если у этого мальчика единственные штаны, а у отца нет денег на новые учебники – что ему тогда делать? Он не сможет больше ходить в школу. Если бы с тобой так поступили, ты бы тоже смеялся? Это скверно и подло. Ты должен был прийти ему на помощь и так проучить хулиганов, чтобы они долго помнили. Если слабого обижают, ему надо помочь. Так делают все честные и смелые люди, а ты вел себя, как трусливый заяц.
Айвар, покраснев, слушал упреки садовника.
– Совсем не так, дядя Лангстынь, – пытался оправдаться он. – Я совсем не боялся… только мне не пришло в голову, что надо сделать. В другой раз буду знать.
– Ну ладно, только не забудь, что я тебе сказал, – Лангстынь стал ласковее. – Таких псов надо учить. Они думают, если у отца есть дом и земля, то можно плевать на всех. Пусть поостерегутся, а то как бы когда-нибудь не наплевали и на них.
При разговоре о хозяевах и богачах у Лангстыня всегда выходило так, что эти уважаемые люди представали в смешном и невыгодном свете. Он смеялся над их толстыми животами, их чванством, рассказывал об их ограниченности, тупости и жестокости. Они становились неприятными, даже противными Айвару, и он не понимал, почему приемный отец водит знакомство с такими плохими людьми. Больше всего Лангстынь любил посмеяться над лицемерием и ханжеством – тут самой подходящей мишенью для его насмешек был приходский пастор Рейнхарт. Старик рассказывал о его страшном обжорства и стяжательстве, о том, что его преподобие на словах проповедует одно, а на деле творит другое – именно го, за что по воскресеньям бранит с церковной кафедры своих прихожан.
– Но ведь тогда он лгун! – удивлялся Айвар.
– Понятно, лгун… – подтверждал Лангстынь. – Нельзя верить ни одному слову этого ловкача.
– А почему же люди ходят в церковь и слушают его?
– Потому, что на свете еще много дураков, – пояснил Лангстынь. – Если бы люди поняли, что Рейнхарты думают только о своем брюхе и о том, как бы больше выудить денег, они бы его не слушали.
В другой раз Лангстынь начал с Айваром разговор о Змеином болоте.
– В старину болото было совсем маленьким. Беда началась с того времени, когда дед теперешнего хозяина усадьбы Урги построил в нижнем течении реки водяную мельницу. Плотина мельницы задержала воды Раудупе и подняла их уровень. Речка вышла из берегов, и болото стало с каждым годом расширяться. Но это еще не все. Если люди не возьмутся за ум, воды затопят половину волости.
– А почему люди ничего не делают, чтобы избавиться от излишней воды? – удивился Айвар.
Лангстынь хмуро усмехнулся.
– Если бы все люди были честными, это было бы простым делом. Но ведь мельница принадлежит твоему отцу. Ей весь год нужна вода. Без согласия хозяина усадьбы Урги ничего не выйдет. Однажды уже брались за это. Крестьяне собрали подписи и обратились с просьбой к правительству. Приехали начальники, все осмотрели, сказали, что и как надлежит делать, а Тауринь говорит: «Нет! Если хотите что-нибудь предпринять, углубите в нижнем течении речку Раудупе, чтобы плотину можно было опустить ниже, и платите мне по тысяче латов в месяц, пока мельница будет простаивать, – иначе я не согласен». Никто таких денег не мог уплатить, и все осталось по-старому. И с Тауринем ничего не поделаешь – он хозяин, а с такими людьми правительство не хочет спорить. Может быть, ты, когда вырастешь, будешь не таким, как твой отец, и подумаешь о нуждах других людей.
Так воспитывал Лангстынь приемного сына владельца усадьбы Урги. Сколько Тауриню удавалось посеять эгоистической жизненной мудрости, столько потихоньку выпалывал старый садовник сорняк за сорняком, росток за ростком. Только поэтому совесть Айвара не успела окаменеть в атмосфере самодовольства, царившей в семье Тауриня. Благодаря усилиям Лангстыня Айвар получил правильное представление о чести, научился уважать человека независимо от его имущественного и общественного положения, сочувствовать обездоленным и презирать подлецов.
Айвар находился между двух миров, как бы на распутье: обстоятельства и семья направляли его по одному пути, старый Лангстынь побуждал идти по другому.
Тауринь был убежден, что Айвар с каждым днем все больше становится настоящим хозяйским сыном. Он скорее видел в нем объект опыта, чем живого человека; он очень привык к мальчику, но не научился любить его всем сердцем, потому и в сердце Айвара он не затронул те глубокие, самозабвенные чувства, которые рождают любовь. Откуда же ей было взяться, когда все делалось для того, чтобы будущий хозяин хутора вырос самоуверенным эгоистом. То, что в душе Айвара посеял старый Лангстынь, не принадлежало Тауриню, не принадлежало ему и то, чему Айвара учила сама жизнь, – все, что он видел и слышал на полях и в батрацком доме усадьбы Урги, все, о чем он мечтал вдвоем с Ингой Регутом, идя домой из школы или спрятавшись в мастерской Лангстыня, где они были недосягаемы зоркому оку Тауриня.
2
Тауринь постоянно ставил себя в пример Айвару.
– Действуй по-моему, иди по моим стопам, тогда ты всегда будешь на верном пути, – повторял он при каждом удобном случае. Тауриню казалось, что в этой фразе заключается вся житейская премудрость, и он совершенно забывал, что в возрасте Айвара такой совет даже невыполним.
Наблюдательный и пытливый, как все дети, Айвар искал объяснений вещам и событиям, с которыми ему приходилось сталкиваться. У приемных родителей не хватало терпения все подробно объяснять мальчику. Поэтому Айвар старался все реже тревожить их своими вопросами, и, если что-нибудь не давало покоя его пытливому уму, он– обращался или к Ирме, или к старому Лангстыню, а иногда, набравшись храбрости, задавал вопросы отцу Инги, – от этих людей Айвар узнавал гораздо больше, чем от приемных родителей.
Прошло больше года с тех пор, как Айвар появился в Ургах, когда произошел случай, который ему никто не мог или не хотел объяснить. Однажды вечером Тауринь вернулся домой с собрания айзсаргов, сильно подвыпив. После ужина, когда все улеглись спать, хозяин вошел в каморку кухарки и стал приставать к Ирме. Спавшего за тонкой стенкой Айвара разбудил плач Ирмы.
– Уходите, хозяин… – умоляла девушка, – Что вы меня мучаете? Я ведь тоже человек.
Затем Айвар услышал приглушенный смех приемного отца, какую-то возню и наконец громкий крик.
– Свинья… вот ты со мной как! – кричал Тауринь. – Теперь ты увидишь! Поднять руку на своего хозяина!
Он выскочил из каморки, громко захлопнув за собою дверь.
Утром Эрна Тауринь велела Ирме убираться прочь.
– В моем доме потаскухам не место! – заявила она. – Получай заработанное – и с глаз долой.
– Здесь не хватает пятнадцати латов, – сказала Ирма, сосчитав деньги, брошенные на стол хозяйкой. – Я не получила за последние три месяца.
– Скажи спасибо, что я удержала с тебя за разбитую посуду только пятнадцать латов! – отрубила Эрна.
– Вы сами ее разбили, не я…
– Если хочешь, подавай в суд, но ни одного сантима я больше тебе не дам.
– Подавитесь, живодеры! – сказала, уходя, Ирма.
Тауринь целую неделю не выходил из дому, потому что в ту ночь Ирма исцарапала ему лицо – надо было подождать, пока заживет.
– Чем провинилась Ирма, за что ее прогнали? – спросил Айвар.
– Держи язык за зубами! – резко сказала Эрна Тауринь. – Какое тебе дело!
Тогда Айвар задал тот же вопрос Лангстыню. Старичок вздохнул и ответил:
– Нет на свете справедливости, вот и все. Богатый думает, что он может поступать с бедным, как ему вздумается. Но они забывают, что и бедняк – человек и нельзя его топтать ногами. Бедному так же больно, как и богатому, ведь и он живое создание.
– У отца исцарапано все лицо, – заметил Айвар.
– Вот и хорошо, – сказал Лангстынь. – Получил, что заработал. Ирма – храбрая девушка.
Лангстынь замолчал. Так и осталось неясным Айвару это происшествие. Он понял только, что Ирму обидели и приемный отец поступил скверно.
Вместо Ирмы в Ургах появилась новая кухарка. Иногда после ужина Тауринь заходил в ее каморку, но она не плакала и не царапалась.
Вскоре после ее появления в Ургах приемная мать велела переставить кровать Айвара в небольшую комнатку, окно которой выходило в сад, – он все-таки был хозяйским сыном, и ему не подобало спать в каморке рядом с кухней.
В Юрьев день в Ургах снова произошли некоторые перемены: проработавший два года у Тауриня батрак Регут не захотел больше оставаться у старого хозяина и подрядился к новому – Стабулниеку. С грустью расставался Айвар с другом; после отъезда Инги ему казалось, что жизнь в Ургах сразу стала невеселой, неинтересной.
– Почему отец Инги не захотел остаться в Ургах? – спрашивал он Лангстыня. – Разве у Стабулниека ему будет лучше?
– Батраку всюду живется несладко, – ответил Лангстынь, – в Ургах или Стабулниеках – всюду его ждет рабский труд и нищенский заработок.
– Почему же он ушел, если у Стабулниеков не лучше?
– Когда человеку тяжело, ему хочется перемены. Если и не будет лучше, то пусть хоть иначе. С какой стати Регуту всю жизнь слушать понукания и распоряжения какого-то Тауриня? Можно годок послушать, как это делает Стабулниек.
В конце учебного года Инга сказал Айвару, что летом он будет пасти коров Стабулниека.
– Ты бы лучше пас стадо в Ургах, – сказал Айвар. – Я бы тебе помогал. Там тебе никто не будет помогать.
– Навряд ли ты бы помог мне, – усомнился Инга. – Твоему отцу это не понравится. Он не позволит тебе ходить на пастбище.
– Да, верно, – согласился Айвар. – Но дружить мы все равно будем, правда?
– Если ты хочешь… я согласен, – ответил Инга.
До чего скучно и медленно тянулось это лето для Айвара, с каким нетерпением дожидался он осени! Раза два-три за лето он навестил своего друга на пастбище Стабулниеков. Айвар всегда приносил Инге какую-нибудь новую, уже прочитанную самим книгу, и снова друзья несколько часов проводили вместе. Обоим тогда казалось, что наступил большой праздник. Когда Айвар вспоминал, что Инге приходится рано вставать по утрам и, несмотря ни на какую погоду, весь день ходить за стадом, у него сжималось сердце, было стыдно перед другом: пока Инга одиноко бродит по пастбищу, он может каждое утро спать сколько вздумается, а потом целый день занимается чем хочет – гуляет по лесу, играет, читает книги или удит на речке рыбу. Почему же так устроено, что одному живется плохо, а другому хорошо? Ведь Инга ничуть не хуже его, Айвара, – в школе по всем предметам у них одинаковые отметки.
Мальчику казалось, что он как-то обкрадывает своего друга.
Зимой друзья снова сидели за одной партой, помогали друг другу решать трудные арифметические задачки, но после уроков уже не могли, как раньше, вместе бродить по лесу, так как идти им было в разные стороны. По очереди они провожали друг друга, говорили о прочитанных книгах, о предстоящем путешествии в жаркие страны, а затем, расставшись, спешили домой, чтобы родители не подумали, будто учитель в наказание оставил их после уроков в школе.
3
Прошло четыре года. Инга Регут каждое лето нанимался пастухом, зарабатывал себе одежду и хлеб – для батрацкой семьи это было большим подспорьем. Айвару не приходилось зарабатывать себе на хлеб и одежду – все это доставляли ему с избытком батраки Тауриня. Если мальчик в летние каникулы помогал в легких работах по усадьбе, то только потому, что будущему хозяину надо было и самому разбираться в полевых работах. Уже давно было решено, что после окончания начальной школы Айвара пошлют учиться в сельскохозяйственное училище.
Время это подошло быстро. Айвару и Инге было по четырнадцати лет, когда они окончили начальную школу. Получив свидетельства – лучшие в классе, – друзья в последний раз пошли в Аурский бор и несколько часов бродили по любимым тропинкам.
– Что ты теперь станешь делать? – поинтересовался Айвар.
Инга пожал плечами и попробовал улыбнуться, но улыбка получилась грустная, вымученная.
– Мне выбирать не приходится. Надо начинать работать. На отцовский карман надеяться нечего. Уже договорились – у Кикрейзиса полубатраком.
– А как с дальнейшим ученьем?
– Там видно будет.
– Тебе надо учиться, Инга! – страстно воскликнул Айвар. – У тебя хорошая память.
– Какой в том прок, если в кармане ни гроша. Мне и начальную-то школу окончить нелегко было, а о средней школе или техникуме и думать нечего. Это для хозяйских сынков.
– А если у них башка звенит от пустоты? Учиться надо тем, у кого есть способности, а не у кого много денег, да мало ума. Надо бы издать такой закон, чтобы в среднюю школу не принимали неспособных людей, пусть они будут какие угодно богачи. Ты, Инга, не имеешь права останавливаться на полдороге.
– Я и не думаю. Проработаю у Кикрейзиса до осени, куплю книги и буду заниматься по вечерам дома, а весной попробую сдать экзамены.
– А не трудно будет?
– Выдержу… силы хватит… – засмеялся Инга.
Он был на полголовы ниже Айвара, но плечист и мускулист, почти как взрослый парень.
Айвару было жаль Ингу, и, так же как при встречах на пастбище Стабулниеков, он чувствовал себя в чем-то виноватым перед ним. Почему Инге, с его светлой головой, приходится так рано впрягаться в тяжелое ярмо? Почему он, Айвар, не может ему помочь и как-то изменить его судьбу? Почему так бессмысленно устроена жизнь?
Много было этих «почему», слишком много, и Айвар тщетно старался найти на них ответ. Ответа он не нашел, только теперь он особенно ясно увидел, что в жизни, которую ему приходилось наблюдать, царит жестокий закон – право сильного – и один человек изменить этот закон не в силах, будь он самым способным и самым честным.
Прощаясь, они крепко пожали друг, другу руки и, ободряюще кивнув, улыбнулись, но у обоих на душе было тяжело. Они понимали, что сегодня их пути расходятся надолго, возможно – на всю жизнь.
Дома Айвара ждал сюрприз, в связи с успешным окончанием школы Тауринь подарил ему велосипед. Вручая подарок, он торжественно сказал приемному сыну:
– Это за школу. Когда окончишь училище и пройдешь конфирмацию, получишь мотоцикл, а вернешься с военной службы, велю сшить тебе мундир айзсарга из лучшей материи, как офицеру.
Жизненный путь Айвара был намечен далеко вперед, и никто не спрашивал, нравится ли ему этот путь.
В конце лета Тауринь отвез приемного сына в одно из прославленных сельскохозяйственных училищ – в Приедоле.
4
Приедольское сельскохозяйственное училище было устроено в бывшем дворце какого-то помещика, сбежавшего после войны в Германию. В одном флигеле помещались классы, в другом – интернат. Здесь же, за большим парком, начинались поля, где воспитанники проходили сельскохозяйственную практику. Окрестности были живописны – березовые рощи, пологие холмы и богатая рыбой речка Приедоле.
Большинство воспитанников составляли дети богатеев. У них были примерно одинаковые интересы, одинаковое отношение к окружающему миру. Почти все они готовились применять приобретенные в школе знания в отцовских усадьбах, и лишь немногие, у кого родители не имели собственного хозяйства, думали о службе. Кулацкие сынки, которым во всех школьных делах принадлежало решающее слово, называли себя «молодыми волками» и составляли замкнутое, крепко спаянное общество, во главе которого стоял так называемый «старый волк» – один из самых энергичных и влиятельных воспитанников последнего класса. Такого главаря выбирали в начале учебного года на открытом собрании; это событие почему-то именовали «завыванием молодых волков», и ученики первого класса участвовать в нем не имели права.
С нескрываемой радостью они восприняли фашистский переворот Гитлера в Германии; еще с большей радостью приветствовали события 15 мая в Латвии – эти события казались им чем-то само собою разумеющимся и необходимым, они придавали их классу больший вес и значимость. Наследники состоятельных хозяев, поставщиков масла, льна и бекона, считали новый курс правительства вполне естественным – ведь он был на руку крупным землевладельцам. Государственная дотация за каждый произведенный для экспорта килограмм масла, льна или бекона, так же как доплата за каждого занятого в усадьбе городского безработного, не казались им странными и несправедливыми, гак как они готовились строить свое благополучие именно на этих доплатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Тебе это нравится?
– Он был такой смешной в разодранных штанах, – ответил Айвар, не сдерживая смеха. – Рубашка вылезла, а книги так запачкались в грязи, что их нельзя было взять под мышку.
– Смешной, говоришь? – проворчал Лангстынь. – Тебе смешно? Ну, а если у этого мальчика единственные штаны, а у отца нет денег на новые учебники – что ему тогда делать? Он не сможет больше ходить в школу. Если бы с тобой так поступили, ты бы тоже смеялся? Это скверно и подло. Ты должен был прийти ему на помощь и так проучить хулиганов, чтобы они долго помнили. Если слабого обижают, ему надо помочь. Так делают все честные и смелые люди, а ты вел себя, как трусливый заяц.
Айвар, покраснев, слушал упреки садовника.
– Совсем не так, дядя Лангстынь, – пытался оправдаться он. – Я совсем не боялся… только мне не пришло в голову, что надо сделать. В другой раз буду знать.
– Ну ладно, только не забудь, что я тебе сказал, – Лангстынь стал ласковее. – Таких псов надо учить. Они думают, если у отца есть дом и земля, то можно плевать на всех. Пусть поостерегутся, а то как бы когда-нибудь не наплевали и на них.
При разговоре о хозяевах и богачах у Лангстыня всегда выходило так, что эти уважаемые люди представали в смешном и невыгодном свете. Он смеялся над их толстыми животами, их чванством, рассказывал об их ограниченности, тупости и жестокости. Они становились неприятными, даже противными Айвару, и он не понимал, почему приемный отец водит знакомство с такими плохими людьми. Больше всего Лангстынь любил посмеяться над лицемерием и ханжеством – тут самой подходящей мишенью для его насмешек был приходский пастор Рейнхарт. Старик рассказывал о его страшном обжорства и стяжательстве, о том, что его преподобие на словах проповедует одно, а на деле творит другое – именно го, за что по воскресеньям бранит с церковной кафедры своих прихожан.
– Но ведь тогда он лгун! – удивлялся Айвар.
– Понятно, лгун… – подтверждал Лангстынь. – Нельзя верить ни одному слову этого ловкача.
– А почему же люди ходят в церковь и слушают его?
– Потому, что на свете еще много дураков, – пояснил Лангстынь. – Если бы люди поняли, что Рейнхарты думают только о своем брюхе и о том, как бы больше выудить денег, они бы его не слушали.
В другой раз Лангстынь начал с Айваром разговор о Змеином болоте.
– В старину болото было совсем маленьким. Беда началась с того времени, когда дед теперешнего хозяина усадьбы Урги построил в нижнем течении реки водяную мельницу. Плотина мельницы задержала воды Раудупе и подняла их уровень. Речка вышла из берегов, и болото стало с каждым годом расширяться. Но это еще не все. Если люди не возьмутся за ум, воды затопят половину волости.
– А почему люди ничего не делают, чтобы избавиться от излишней воды? – удивился Айвар.
Лангстынь хмуро усмехнулся.
– Если бы все люди были честными, это было бы простым делом. Но ведь мельница принадлежит твоему отцу. Ей весь год нужна вода. Без согласия хозяина усадьбы Урги ничего не выйдет. Однажды уже брались за это. Крестьяне собрали подписи и обратились с просьбой к правительству. Приехали начальники, все осмотрели, сказали, что и как надлежит делать, а Тауринь говорит: «Нет! Если хотите что-нибудь предпринять, углубите в нижнем течении речку Раудупе, чтобы плотину можно было опустить ниже, и платите мне по тысяче латов в месяц, пока мельница будет простаивать, – иначе я не согласен». Никто таких денег не мог уплатить, и все осталось по-старому. И с Тауринем ничего не поделаешь – он хозяин, а с такими людьми правительство не хочет спорить. Может быть, ты, когда вырастешь, будешь не таким, как твой отец, и подумаешь о нуждах других людей.
Так воспитывал Лангстынь приемного сына владельца усадьбы Урги. Сколько Тауриню удавалось посеять эгоистической жизненной мудрости, столько потихоньку выпалывал старый садовник сорняк за сорняком, росток за ростком. Только поэтому совесть Айвара не успела окаменеть в атмосфере самодовольства, царившей в семье Тауриня. Благодаря усилиям Лангстыня Айвар получил правильное представление о чести, научился уважать человека независимо от его имущественного и общественного положения, сочувствовать обездоленным и презирать подлецов.
Айвар находился между двух миров, как бы на распутье: обстоятельства и семья направляли его по одному пути, старый Лангстынь побуждал идти по другому.
Тауринь был убежден, что Айвар с каждым днем все больше становится настоящим хозяйским сыном. Он скорее видел в нем объект опыта, чем живого человека; он очень привык к мальчику, но не научился любить его всем сердцем, потому и в сердце Айвара он не затронул те глубокие, самозабвенные чувства, которые рождают любовь. Откуда же ей было взяться, когда все делалось для того, чтобы будущий хозяин хутора вырос самоуверенным эгоистом. То, что в душе Айвара посеял старый Лангстынь, не принадлежало Тауриню, не принадлежало ему и то, чему Айвара учила сама жизнь, – все, что он видел и слышал на полях и в батрацком доме усадьбы Урги, все, о чем он мечтал вдвоем с Ингой Регутом, идя домой из школы или спрятавшись в мастерской Лангстыня, где они были недосягаемы зоркому оку Тауриня.
2
Тауринь постоянно ставил себя в пример Айвару.
– Действуй по-моему, иди по моим стопам, тогда ты всегда будешь на верном пути, – повторял он при каждом удобном случае. Тауриню казалось, что в этой фразе заключается вся житейская премудрость, и он совершенно забывал, что в возрасте Айвара такой совет даже невыполним.
Наблюдательный и пытливый, как все дети, Айвар искал объяснений вещам и событиям, с которыми ему приходилось сталкиваться. У приемных родителей не хватало терпения все подробно объяснять мальчику. Поэтому Айвар старался все реже тревожить их своими вопросами, и, если что-нибудь не давало покоя его пытливому уму, он– обращался или к Ирме, или к старому Лангстыню, а иногда, набравшись храбрости, задавал вопросы отцу Инги, – от этих людей Айвар узнавал гораздо больше, чем от приемных родителей.
Прошло больше года с тех пор, как Айвар появился в Ургах, когда произошел случай, который ему никто не мог или не хотел объяснить. Однажды вечером Тауринь вернулся домой с собрания айзсаргов, сильно подвыпив. После ужина, когда все улеглись спать, хозяин вошел в каморку кухарки и стал приставать к Ирме. Спавшего за тонкой стенкой Айвара разбудил плач Ирмы.
– Уходите, хозяин… – умоляла девушка, – Что вы меня мучаете? Я ведь тоже человек.
Затем Айвар услышал приглушенный смех приемного отца, какую-то возню и наконец громкий крик.
– Свинья… вот ты со мной как! – кричал Тауринь. – Теперь ты увидишь! Поднять руку на своего хозяина!
Он выскочил из каморки, громко захлопнув за собою дверь.
Утром Эрна Тауринь велела Ирме убираться прочь.
– В моем доме потаскухам не место! – заявила она. – Получай заработанное – и с глаз долой.
– Здесь не хватает пятнадцати латов, – сказала Ирма, сосчитав деньги, брошенные на стол хозяйкой. – Я не получила за последние три месяца.
– Скажи спасибо, что я удержала с тебя за разбитую посуду только пятнадцать латов! – отрубила Эрна.
– Вы сами ее разбили, не я…
– Если хочешь, подавай в суд, но ни одного сантима я больше тебе не дам.
– Подавитесь, живодеры! – сказала, уходя, Ирма.
Тауринь целую неделю не выходил из дому, потому что в ту ночь Ирма исцарапала ему лицо – надо было подождать, пока заживет.
– Чем провинилась Ирма, за что ее прогнали? – спросил Айвар.
– Держи язык за зубами! – резко сказала Эрна Тауринь. – Какое тебе дело!
Тогда Айвар задал тот же вопрос Лангстыню. Старичок вздохнул и ответил:
– Нет на свете справедливости, вот и все. Богатый думает, что он может поступать с бедным, как ему вздумается. Но они забывают, что и бедняк – человек и нельзя его топтать ногами. Бедному так же больно, как и богатому, ведь и он живое создание.
– У отца исцарапано все лицо, – заметил Айвар.
– Вот и хорошо, – сказал Лангстынь. – Получил, что заработал. Ирма – храбрая девушка.
Лангстынь замолчал. Так и осталось неясным Айвару это происшествие. Он понял только, что Ирму обидели и приемный отец поступил скверно.
Вместо Ирмы в Ургах появилась новая кухарка. Иногда после ужина Тауринь заходил в ее каморку, но она не плакала и не царапалась.
Вскоре после ее появления в Ургах приемная мать велела переставить кровать Айвара в небольшую комнатку, окно которой выходило в сад, – он все-таки был хозяйским сыном, и ему не подобало спать в каморке рядом с кухней.
В Юрьев день в Ургах снова произошли некоторые перемены: проработавший два года у Тауриня батрак Регут не захотел больше оставаться у старого хозяина и подрядился к новому – Стабулниеку. С грустью расставался Айвар с другом; после отъезда Инги ему казалось, что жизнь в Ургах сразу стала невеселой, неинтересной.
– Почему отец Инги не захотел остаться в Ургах? – спрашивал он Лангстыня. – Разве у Стабулниека ему будет лучше?
– Батраку всюду живется несладко, – ответил Лангстынь, – в Ургах или Стабулниеках – всюду его ждет рабский труд и нищенский заработок.
– Почему же он ушел, если у Стабулниеков не лучше?
– Когда человеку тяжело, ему хочется перемены. Если и не будет лучше, то пусть хоть иначе. С какой стати Регуту всю жизнь слушать понукания и распоряжения какого-то Тауриня? Можно годок послушать, как это делает Стабулниек.
В конце учебного года Инга сказал Айвару, что летом он будет пасти коров Стабулниека.
– Ты бы лучше пас стадо в Ургах, – сказал Айвар. – Я бы тебе помогал. Там тебе никто не будет помогать.
– Навряд ли ты бы помог мне, – усомнился Инга. – Твоему отцу это не понравится. Он не позволит тебе ходить на пастбище.
– Да, верно, – согласился Айвар. – Но дружить мы все равно будем, правда?
– Если ты хочешь… я согласен, – ответил Инга.
До чего скучно и медленно тянулось это лето для Айвара, с каким нетерпением дожидался он осени! Раза два-три за лето он навестил своего друга на пастбище Стабулниеков. Айвар всегда приносил Инге какую-нибудь новую, уже прочитанную самим книгу, и снова друзья несколько часов проводили вместе. Обоим тогда казалось, что наступил большой праздник. Когда Айвар вспоминал, что Инге приходится рано вставать по утрам и, несмотря ни на какую погоду, весь день ходить за стадом, у него сжималось сердце, было стыдно перед другом: пока Инга одиноко бродит по пастбищу, он может каждое утро спать сколько вздумается, а потом целый день занимается чем хочет – гуляет по лесу, играет, читает книги или удит на речке рыбу. Почему же так устроено, что одному живется плохо, а другому хорошо? Ведь Инга ничуть не хуже его, Айвара, – в школе по всем предметам у них одинаковые отметки.
Мальчику казалось, что он как-то обкрадывает своего друга.
Зимой друзья снова сидели за одной партой, помогали друг другу решать трудные арифметические задачки, но после уроков уже не могли, как раньше, вместе бродить по лесу, так как идти им было в разные стороны. По очереди они провожали друг друга, говорили о прочитанных книгах, о предстоящем путешествии в жаркие страны, а затем, расставшись, спешили домой, чтобы родители не подумали, будто учитель в наказание оставил их после уроков в школе.
3
Прошло четыре года. Инга Регут каждое лето нанимался пастухом, зарабатывал себе одежду и хлеб – для батрацкой семьи это было большим подспорьем. Айвару не приходилось зарабатывать себе на хлеб и одежду – все это доставляли ему с избытком батраки Тауриня. Если мальчик в летние каникулы помогал в легких работах по усадьбе, то только потому, что будущему хозяину надо было и самому разбираться в полевых работах. Уже давно было решено, что после окончания начальной школы Айвара пошлют учиться в сельскохозяйственное училище.
Время это подошло быстро. Айвару и Инге было по четырнадцати лет, когда они окончили начальную школу. Получив свидетельства – лучшие в классе, – друзья в последний раз пошли в Аурский бор и несколько часов бродили по любимым тропинкам.
– Что ты теперь станешь делать? – поинтересовался Айвар.
Инга пожал плечами и попробовал улыбнуться, но улыбка получилась грустная, вымученная.
– Мне выбирать не приходится. Надо начинать работать. На отцовский карман надеяться нечего. Уже договорились – у Кикрейзиса полубатраком.
– А как с дальнейшим ученьем?
– Там видно будет.
– Тебе надо учиться, Инга! – страстно воскликнул Айвар. – У тебя хорошая память.
– Какой в том прок, если в кармане ни гроша. Мне и начальную-то школу окончить нелегко было, а о средней школе или техникуме и думать нечего. Это для хозяйских сынков.
– А если у них башка звенит от пустоты? Учиться надо тем, у кого есть способности, а не у кого много денег, да мало ума. Надо бы издать такой закон, чтобы в среднюю школу не принимали неспособных людей, пусть они будут какие угодно богачи. Ты, Инга, не имеешь права останавливаться на полдороге.
– Я и не думаю. Проработаю у Кикрейзиса до осени, куплю книги и буду заниматься по вечерам дома, а весной попробую сдать экзамены.
– А не трудно будет?
– Выдержу… силы хватит… – засмеялся Инга.
Он был на полголовы ниже Айвара, но плечист и мускулист, почти как взрослый парень.
Айвару было жаль Ингу, и, так же как при встречах на пастбище Стабулниеков, он чувствовал себя в чем-то виноватым перед ним. Почему Инге, с его светлой головой, приходится так рано впрягаться в тяжелое ярмо? Почему он, Айвар, не может ему помочь и как-то изменить его судьбу? Почему так бессмысленно устроена жизнь?
Много было этих «почему», слишком много, и Айвар тщетно старался найти на них ответ. Ответа он не нашел, только теперь он особенно ясно увидел, что в жизни, которую ему приходилось наблюдать, царит жестокий закон – право сильного – и один человек изменить этот закон не в силах, будь он самым способным и самым честным.
Прощаясь, они крепко пожали друг, другу руки и, ободряюще кивнув, улыбнулись, но у обоих на душе было тяжело. Они понимали, что сегодня их пути расходятся надолго, возможно – на всю жизнь.
Дома Айвара ждал сюрприз, в связи с успешным окончанием школы Тауринь подарил ему велосипед. Вручая подарок, он торжественно сказал приемному сыну:
– Это за школу. Когда окончишь училище и пройдешь конфирмацию, получишь мотоцикл, а вернешься с военной службы, велю сшить тебе мундир айзсарга из лучшей материи, как офицеру.
Жизненный путь Айвара был намечен далеко вперед, и никто не спрашивал, нравится ли ему этот путь.
В конце лета Тауринь отвез приемного сына в одно из прославленных сельскохозяйственных училищ – в Приедоле.
4
Приедольское сельскохозяйственное училище было устроено в бывшем дворце какого-то помещика, сбежавшего после войны в Германию. В одном флигеле помещались классы, в другом – интернат. Здесь же, за большим парком, начинались поля, где воспитанники проходили сельскохозяйственную практику. Окрестности были живописны – березовые рощи, пологие холмы и богатая рыбой речка Приедоле.
Большинство воспитанников составляли дети богатеев. У них были примерно одинаковые интересы, одинаковое отношение к окружающему миру. Почти все они готовились применять приобретенные в школе знания в отцовских усадьбах, и лишь немногие, у кого родители не имели собственного хозяйства, думали о службе. Кулацкие сынки, которым во всех школьных делах принадлежало решающее слово, называли себя «молодыми волками» и составляли замкнутое, крепко спаянное общество, во главе которого стоял так называемый «старый волк» – один из самых энергичных и влиятельных воспитанников последнего класса. Такого главаря выбирали в начале учебного года на открытом собрании; это событие почему-то именовали «завыванием молодых волков», и ученики первого класса участвовать в нем не имели права.
С нескрываемой радостью они восприняли фашистский переворот Гитлера в Германии; еще с большей радостью приветствовали события 15 мая в Латвии – эти события казались им чем-то само собою разумеющимся и необходимым, они придавали их классу больший вес и значимость. Наследники состоятельных хозяев, поставщиков масла, льна и бекона, считали новый курс правительства вполне естественным – ведь он был на руку крупным землевладельцам. Государственная дотация за каждый произведенный для экспорта килограмм масла, льна или бекона, так же как доплата за каждого занятого в усадьбе городского безработного, не казались им странными и несправедливыми, гак как они готовились строить свое благополучие именно на этих доплатах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72