По телу пробежал холодок. – Не спим. Мы не спим вместе. У меня своя спальня.
В ожидании его ответа ее сердце глухо стучало.
– Ты приходишь к нему, – наконец сказал он.
Слова прозвучали утвердительно, будто человек, сказавший это, так же как и ее, насквозь видел Рафаэля. Но Дреа тем не менее согласно кивнула. Она действительно сама приходила в комнату Рафаэля, когда он хотел секса. Так уж повелось: Рафаэль ни к кому никуда не ходил, люди сами приходили к нему. После секса Дреа всегда возвращалась к себе в комнату, которую оформила в соответствии с образом куклы Барби, которому следовала, – с рюшечками, оборочками и разными женскими финтифлюшками.
– Твоя комната, – напомнил он.
Дреа указала взглядом направо:
– Вдоль по коридору.
Он наклонился и сдернул с нее брюки совсем. Они повисли у нее на лодыжках.
– Перешагни, – приказал он, и Дреа послушно вытащила ногу из облака тонкой белой материи. На ней ничего не осталось, кроме майки и четырехдюймовых каблуков, но времени смущаться не было, поскольку он оторвал ее от пола, и, чтобы удержаться, ей пришлось обхватить его ногами вокруг бедер, а в следующую секунду он уже нес ее по коридору.
Его эрегированный член очутился возле ее промежности и при каждом шаге утыкался в ее чувствительные, набухшие складки. Крепче сжав его бедра ногами, Дреа потерлась промежностью о его член, оставляя на нем свою влагу, стараясь заставить мужчину потерять контроль над собой. Неожиданно для Дреа в месте, которого касался член, возник сгусток сильнейших ощущений, который стал растекаться по ее телу. Уже испытав оргазм, она не ожидала, что сможет снова возбудиться. Она вообще, черт возьми, не ожидала, что в таких обстоятельствах что-то подобное почувствует. Все в сложившейся ситуации было для нее неожиданно, и хоть она по-прежнему пыталась совладать с собой, ей никак это не удавалось, ее снова уносило куда-то в сторону.
Он достиг двери ее комнаты, и Дреа через силу сдавленным голосом произнесла: «Здесь», – но заставить себя выпустить его, чтобы повернуть дверную ручку, оказалась не в силах. Это сделал он – одной рукой открыв дверь, другой поддерживая ее под зад и крепко прижимая к себе. Пока они двигались к постели, его член оказался возле самого ее влагалища. Каждый нерв Дреа обжигало словно током. Из ее груди вырвался стон, каждый мускул тела судорожно напрягся. Она беспомощно задвигала бедрами, пытаясь втянуть его член как можно глубже в себя, но в его крепких объятиях это у нее плохо получалось. Ей удалось углубить пенис всего на два-три дюйма. Однако благодаря ее активным движениям бедрами толстая головка его доставила ей особенное удовольствие – по ее телу словно прокатились маленькие взрывы. Дреа этого было мало – она хотела его всего целиком, глубоко, сильно и быстро.
Дыхание мужчины немного сбилось, но, кроме эрекции, это было единственное, что указывало на его возбуждение. Дреа внезапно почувствовала унижение: он явно хотел секса, но этим его интерес к ней исчерпывался. Она застыла и, к своему ужасу, почувствовала, что глаза ее снова обожгли слезы. Она упрямо заморгала, чтобы их скрыть.
В чем дело? Ведь она не из тех, кто теряет голову. Секс всегда был для нее способом контроля над мужчинами. Что с ней случилось? Как произошло, что этот человек напугал ее настолько, что все ее надежные средства защиты вышли из строя? Судя по всему, он из крутых, но ведь она всю жизнь имела дело с такими и главное усвоила прочно – когда член вступает в свои права, голова перестает работать.
Однако к этому мужчине настоящее утверждение, кажется, не относилось. Хотя в другой ситуации она, пожалуй, его все же заставила бы забыться. Она знала, что ей это по силам. Дреа хотелось, чтобы и он стал таким же беспомощным, какой себя чувствовала сейчас она, ей хотелось, чтобы он распалился и сотрясался от вожделения, чтобы это он находился в ее власти, а не она в его. И она бы его тоже не пощадила, совсем как он ее.
Он приблизился к кровати, оторвал от себя Дреа и бросил на постель. К тому времени как кровать перестала под ней вибрировать, на нем уже почти не осталось одежды. Затаив дыхание, она наблюдала за ним. Он оказался крепким и мускулистым, почти худым, грудь покрывала легкая поросль. Очевидно, он какое-то время находился на солнце обнаженным: все его тело без исключения было покрыто ровным загаром. Представив, как он, разморенный, спит на солнце в чем мать родила, Дреа ощутила внутренний трепет.
Он склонился и снял с нее майку, оставив в одних туфлях на убийственно высоких каблуках. Его глаза цвета темного опала застыли на ее груди. Откровенный мужской интерес, читавшийся в этом взгляде, заставил соски Дреа отвердеть, будто он прошелся по ним языком. Она вздрогнула и еле удержалась, чтобы не закрыть грудь руками. Под его взглядом она отчего-то чувствовала себя более незащищенной, более уязвимой и как бы более обнаженной.
Легко, едва касаясь, он обвел кончиком пальца оба соска, затем, упершись руками в кровать по обеим сторонам от Дреа, пригнул голову и по очереди прижался губами к ее грудям, так нежно трогая их языком, что Дреа почувствовала жар.
Ее дыхание прервалось, и она, выгнувшись всем телом, подалась вперед, стремясь получить больше.
Она отчаянно искала рукой его могучий член, желая и стремясь поучаствовать в этой игре на равных. Наконец ее пальцы сжали его пенис, но в следующую секунду рука убийцы, железной хваткой сомкнувшись на запястье Дреа, твердо и решительно отвела ее руку в сторону.
– Нет, – сказал он так спокойно, будто она предложила ему кусочек хлеба.
– Да, – распалившись и забыв об осторожности, упрямо сказала Дреа и снова потянулась к нему. – Я хочу взять его в рот. – По опыту она знала, что от этого не может отказаться ни один мужчина.
Но этот снова перехватил ее руку и решительно пригвоздил ее к кровати. Жесткая линия его губ чуть заметно изогнулась в легкой усмешке.
– Чтобы я кончил? Ты слишком торопишься от меня отделаться.
Дреа подняла на него глаза. Обуревавшие ее эмоции: желание, злость и ни на миг не отпускавший страх – поднялись в ней таким ураганом, что она задрожала всем телом.
Он прижал к постели ее вторую руку и, крепко удерживая, устроился сверху. Затем взял то, что хотел.
Последующие часы прошли в тумане желания, секса и усталости. Однако некоторые моменты ясно отпечатались в ее сознании. Обессиленная, измученная его возбуждающими ласками, ни на что больше не способная, Дреа после третьего оргазма попыталась, извиваясь всем телом, выползти из-под него.
– Оставь меня в покое, – капризно проговорила она, шлепнув его по рукам, когда он снова было потянул ее к себе. Он рассмеялся.
В самом деле рассмеялся.
Дреа смотрела на изогнутую линию его губ, на быстрый проблеск белых зубов и снова чувствовала, как сводит судорогой мышцы живота, как захватывает дух. И вот она снова стремглав понеслась в темную бездну желания, которую он разбудил в ней. Никто из бывших мужчин никогда, забыв о себе, не заботился так о ее удовольствии, как он. Никто, как он, не колдовал столько времени над ее телом – медленными прикосновениями и жаркими поцелуями. Оргазм до сих пор был для нее тем, что она имитировала в постели с мужчиной и чего достигала сама, оставаясь одна. В некотором смысле это был ее собственный выбор – отвлекаясь на свои ощущения, она не смогла бы доставить максимум удовольствия партнеру.
Этот же взял ее обычную роль на себя, бросив все силы, чтобы доставить ей наслаждение, получив которое она чувствовала себя чуть ли не пьяной. Несколько раз он еле сдерживался, оказываясь у финальной черты, и тогда его напряжение становилось наконец заметно. Волосы его взмокли от пота, на лице застыло какое-то суровое, сосредоточенное выражение, глаза горели желанием, таким горячим, что Дреа показалось, на ее коже от этого взгляда останется ожог.
Но вот он рассмеялся и на долю секунды – Дреа заметила это – расслабился, оставшись незащищенным.
До сих пор он ни разу не поцеловал ее в губы. И Дреа внезапно очень захотелось, чтобы это произошло. В безотчетном порыве она протянула к нему руку и дотронулась до его лица, коснулась пальцами жесткой линии его челюсти, почувствовав легкую небритость и тепло его кожи. Его темные брови вопросительно приподнялись, словно ее жест озадачил его. Дреа подчинилась своему желанию и, приподнявшись, прижилась к его губам.
Он словно окаменел и с минуту оставался неподвижен, точно с трудом удерживался, чтобы не отпрянуть. Она испугалась, что он сейчас отвергнет ее поцелуй, и у нее защемило в груди.
Но нет, он его не отверг, и тогда Дреа сделала следующий шаг – слегка наклонила голову, чтобы прижаться к нему теснее. Его губы оказались теплыми и мягкими, запах его разгоряченного тела наполнил ее ноздри, разбудил, позвал ее, и чувство насыщения вдруг вновь сменилось желанием. Он не разомкнул губ, хотя Дреа этого хотелось больше всего, но она боялась просить большего и отважилась только на то, чтобы бегло, едва-едва коснуться этих нежных губ кончиком языка.
И вдруг он ответил, тем самым вновь лишив ее контроля над собой. Снова прижав ее к кровати своим тяжелым телом, он целовал ее, словно сорвавшийся с цепи первобытный зверь, желавший ее сожрать. Его жадные, горячие губы требовали своего, язык плясал вокруг ее языка, добиваясь ответа. Дреа прильнула к нему, обвившись вокруг его тела руками и ногами, и отдалась на волю урагана, поднятого ею самой.
В следующий момент, обессиленная, в полудреме, она вдруг вспомнила, что даже не знает его имени. От этого где-то в самом потайном уголке ее души, куда никому не было доступа, она ощутила боль. Раскинувшись, он лежал рядом с ней, и она, ободренная его поцелуями, положила ему на грудь руку. Его сердце под ее пальцами билось сильно и часто. Дреа как можно сильнее прижала свою руку к его груди, словно могла таким образом стать причастной к биению этой жизни.
– Как тебя зовут? – спросила она тихо, будто со сна. После минутной паузы, в течение которой он как будто прикидывал, что заставило ее задать ему этот вопрос, он негромко и решительно закрыл тему:
– Тебе это знать не нужно.
Дреа молча убрала руку с его груди и, отодвинувшись на свою сторону, свернулась калачиком. Больше всего ей хотелось растолкать его, растормошить и вытянуть-таки у него ответ. Но одно из выработанных ею за долгие годы правил запрещало все, что могло вызвать у партнера раздражение. Она должна была оставаться неизменно приятной, и эти правила, предписывающие какое-либо действие или, напротив, его отсутствие, так глубоко укоренились в ее сознании, что Дреа не могла их нарушать. И все-таки его недоверие ее огорчало. Она уже готова была поверить, что между ними возникла некая странная связь, но он, по всему выходило, думал иначе. Он был киллером и оставался на пике карьеры благодаря тому, что не доверял никому.
Немного погодя он приподнял голову и взглянул на часы. Дреа сделала то же самое. Прошло почти четыре часа.
– Пора, – проговорил он низким грубым голосом и, взобравшись на нее, раздвинул ее ноги. Затем вошел в нее. Его мышцы напряглись, родившийся в его груди стон прокатился по гортани. По его телу пробежала дрожь. Дав себе наконец волю, он испытывал острейшее наслаждение, граничившее с болью.
Дреа задержала дыхание – таким мощным было его вторжение. Складки ее промежности распухли и болели от недавних упражнений в постели, но она не хотела, чтобы это кончалось.
– У нас еще час в запасе, – услышала она словно со стороны собственный голос и, уловив в нем умоляющую нотку, внутренне поморщилась.
Его взгляд ожесточило циничное выражение.
– Полные пять часов Салинас не даст, – ответил он, начиная глубокие и длинные толчки. Казалось, вдруг рухнула какая-то дамба, и сила, до сих пор сдерживаемая, внезапно хлынула вперед. Дреа могла только одно – прижавшись к нему, стараться выдержать этот натиск, с такой же щедростью позволив ему воспользоваться ее телом, с какой он недавно предоставлял ей свое… однако в очередной раз она неожиданно для себя с некоторым ошеломлением обнаружила в себе силы на ответную реакцию. Он напрягся всем телом и стал приближаться к финишу. Из его груди рвались стоны, он продолжал двигаться в мощном ритме. Дреа обхватила его ногами, выгнулась, подалась к нему всем телом, исторгая хриплые звуки, – она следовала за ним к наивысшей точке.
Едва их тела замерли, как он сразу же отстранился и, встав с постели, пошел прочь.
– Ничего, если я воспользуюсь твоим душем? – спросил он, направляясь в ванную.
– Конечно, – сделав над собой усилие, пробормотала Дреа.
Но ее позволение оказалось никому не нужным – не дослушав ее, он уже закрыл за собой дверь.
Дреа лежала среди скомканных простыней, зная, что нужно встать, но сделать это не было сил. Тело отяжелело и сделалось безвольным, веки поднимались с трудом. В голове то появлялись, то исчезали обрывки мыслей. Все изменилось, но как она точно не знала. Ее связь с Рафаэлем, безусловно, закончилась или почти закончилась, и ей следует об этом подумать, а также подумать о том, что ей теперь делать. И вдруг Дреа поняла, чего хочет. Пришедшая ей в голову идея оказалась столь нова и непривычна, что она с трудом могла ее переварить.
Через десять минут он вышел из ванной с мокрыми волосами, благоухающий ее мылом. Молча, сохраняя на лице бесстрастное и отстраненное выражение, будто погруженный в какие-то думы, он начал одеваться. Дреа наблюдала за ним, впитывая в себя каждую пядь его тела. Она ждала, когда же он наконец взглянет на нее. Благодаря ему за последние несколько часов она испытала такой мощный накал чувств, какого еще не случалось в ее жизни. Между прошлым и настоящим пролегла четкая граница – все, что было до встречи с этим мужчиной, представлялось ей в каких-то тусклых, серых тонах, а по другую сторону этой линии все было расцвечено самыми яркими и сочными красками.
Дреа выжидала, но он молчал. Она ждала, уверенная, что он, закончив одеваться, все же посмотрит на нее и скажет… Что скажет? Она не знала, что ей нужно, чтобы он сказал, и уже знакомая ей щемящая боль снова начала подниматься в груди, боль, грозившая полностью завладеть ею. Оставаться с Рафаэлем Дреа больше не могла, она хотела… Боже, она хотела этого мужчину. Ее желание было столь мощным, что она не могла в полной мере оценить глубину и силу этого чувства.
Не сказав ни слова, он повернулся к двери, и Дреа в панике резко села на кровати, прижимая простыню к груди. Он просто не мог уйти от нее также, как Рафаэль, уйти, словно она ничего не значит, словно сама она пустое место.
– Возьми меня с собой, – выпалила она, глотая постыдные жгучие слезы.
Взявшись за ручку двери, он замер и наконец, слегка нахмурившись, обернулся к ней.
– Зачем? – сказал он с каким-то недоумением в голосе, будто не мог взять в толк, с чего это ей пришла в голову такая странная вещь. – Одного раза хватит. – И вышел, а Дреа осталась неподвижно сидеть на постели. Он передвигался так бесшумно, что она не слышала звука открываемой или закрываемой двери, но чувствовала его и точно знала ту минуту, когда он покинул квартиру.
Вокруг нее сомкнулась мертвая, гробовая тишина. Дреа сознавала, что нужно что-то делать, но действовать было выше ее сил. Она могла лишь одно – сидеть, едва дыша, созерцая развалины, в которые в одночасье превратилась ее жизнь. Ее просто поимели. И не только в буквальном смысле.
Глава 3
Покинув пентхаус Салинаса, киллер не воспользовался лифтом, а бесшумно направился к лестничному пролету и спустился на четыре этажа вниз. Вытащив из кармана ключ, он отпер дверь роскошных апартаментов, которые снял на пару месяцев. Надо же ему где-то жить, а он, даже часто переезжая с места на место, любил комфорт. При необходимости он мог – и не только мог, но так и поступал – долго терпеть неудобства, но сейчас был не такой случай. Кроме того, его забавляло, что он живет прямо под носом у Салинаса.
Тишина окутала долгожданным одеялом. Лишь оставаясь один, он полностью расслаблялся. Комнаты были пустыми, но не потому что он не мог себе позволить купить мебель, а потому, что любил свободное пространство. Ему было где спать и на чем сидеть. У него был телевизор и компьютер, полностью оборудованная кухня. Больше он ни в чем не нуждался.
Съезжая с этой квартиры, он все вокруг протрет растворителем, чтобы уничтожить отпечатки пальцев, а всю имеющуюся у него мебель подарит какому-нибудь благотворительному фонду. Квартиру оставит чистой, словно его здесь и не было, – ведь он профессионал.
Кое-что из одежды придется взять с собой, хотя обычно одежду он, как и мебель, использовал недолго, надевал от силы несколько раз, а потом сдавал их куда-нибудь. Так что если какой-то очень зоркий эксперт и отыщет ниточку, ускользнувшую сначала от его, киллера, внимания, а затем и от внимания службы по уборке помещений, и если сыщику улыбнется какая-то колоссальная удача, которая выведет его на след убийцы, то эту ниточку нельзя будет идентифицировать ни с одной вещью из его гардероба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
В ожидании его ответа ее сердце глухо стучало.
– Ты приходишь к нему, – наконец сказал он.
Слова прозвучали утвердительно, будто человек, сказавший это, так же как и ее, насквозь видел Рафаэля. Но Дреа тем не менее согласно кивнула. Она действительно сама приходила в комнату Рафаэля, когда он хотел секса. Так уж повелось: Рафаэль ни к кому никуда не ходил, люди сами приходили к нему. После секса Дреа всегда возвращалась к себе в комнату, которую оформила в соответствии с образом куклы Барби, которому следовала, – с рюшечками, оборочками и разными женскими финтифлюшками.
– Твоя комната, – напомнил он.
Дреа указала взглядом направо:
– Вдоль по коридору.
Он наклонился и сдернул с нее брюки совсем. Они повисли у нее на лодыжках.
– Перешагни, – приказал он, и Дреа послушно вытащила ногу из облака тонкой белой материи. На ней ничего не осталось, кроме майки и четырехдюймовых каблуков, но времени смущаться не было, поскольку он оторвал ее от пола, и, чтобы удержаться, ей пришлось обхватить его ногами вокруг бедер, а в следующую секунду он уже нес ее по коридору.
Его эрегированный член очутился возле ее промежности и при каждом шаге утыкался в ее чувствительные, набухшие складки. Крепче сжав его бедра ногами, Дреа потерлась промежностью о его член, оставляя на нем свою влагу, стараясь заставить мужчину потерять контроль над собой. Неожиданно для Дреа в месте, которого касался член, возник сгусток сильнейших ощущений, который стал растекаться по ее телу. Уже испытав оргазм, она не ожидала, что сможет снова возбудиться. Она вообще, черт возьми, не ожидала, что в таких обстоятельствах что-то подобное почувствует. Все в сложившейся ситуации было для нее неожиданно, и хоть она по-прежнему пыталась совладать с собой, ей никак это не удавалось, ее снова уносило куда-то в сторону.
Он достиг двери ее комнаты, и Дреа через силу сдавленным голосом произнесла: «Здесь», – но заставить себя выпустить его, чтобы повернуть дверную ручку, оказалась не в силах. Это сделал он – одной рукой открыв дверь, другой поддерживая ее под зад и крепко прижимая к себе. Пока они двигались к постели, его член оказался возле самого ее влагалища. Каждый нерв Дреа обжигало словно током. Из ее груди вырвался стон, каждый мускул тела судорожно напрягся. Она беспомощно задвигала бедрами, пытаясь втянуть его член как можно глубже в себя, но в его крепких объятиях это у нее плохо получалось. Ей удалось углубить пенис всего на два-три дюйма. Однако благодаря ее активным движениям бедрами толстая головка его доставила ей особенное удовольствие – по ее телу словно прокатились маленькие взрывы. Дреа этого было мало – она хотела его всего целиком, глубоко, сильно и быстро.
Дыхание мужчины немного сбилось, но, кроме эрекции, это было единственное, что указывало на его возбуждение. Дреа внезапно почувствовала унижение: он явно хотел секса, но этим его интерес к ней исчерпывался. Она застыла и, к своему ужасу, почувствовала, что глаза ее снова обожгли слезы. Она упрямо заморгала, чтобы их скрыть.
В чем дело? Ведь она не из тех, кто теряет голову. Секс всегда был для нее способом контроля над мужчинами. Что с ней случилось? Как произошло, что этот человек напугал ее настолько, что все ее надежные средства защиты вышли из строя? Судя по всему, он из крутых, но ведь она всю жизнь имела дело с такими и главное усвоила прочно – когда член вступает в свои права, голова перестает работать.
Однако к этому мужчине настоящее утверждение, кажется, не относилось. Хотя в другой ситуации она, пожалуй, его все же заставила бы забыться. Она знала, что ей это по силам. Дреа хотелось, чтобы и он стал таким же беспомощным, какой себя чувствовала сейчас она, ей хотелось, чтобы он распалился и сотрясался от вожделения, чтобы это он находился в ее власти, а не она в его. И она бы его тоже не пощадила, совсем как он ее.
Он приблизился к кровати, оторвал от себя Дреа и бросил на постель. К тому времени как кровать перестала под ней вибрировать, на нем уже почти не осталось одежды. Затаив дыхание, она наблюдала за ним. Он оказался крепким и мускулистым, почти худым, грудь покрывала легкая поросль. Очевидно, он какое-то время находился на солнце обнаженным: все его тело без исключения было покрыто ровным загаром. Представив, как он, разморенный, спит на солнце в чем мать родила, Дреа ощутила внутренний трепет.
Он склонился и снял с нее майку, оставив в одних туфлях на убийственно высоких каблуках. Его глаза цвета темного опала застыли на ее груди. Откровенный мужской интерес, читавшийся в этом взгляде, заставил соски Дреа отвердеть, будто он прошелся по ним языком. Она вздрогнула и еле удержалась, чтобы не закрыть грудь руками. Под его взглядом она отчего-то чувствовала себя более незащищенной, более уязвимой и как бы более обнаженной.
Легко, едва касаясь, он обвел кончиком пальца оба соска, затем, упершись руками в кровать по обеим сторонам от Дреа, пригнул голову и по очереди прижался губами к ее грудям, так нежно трогая их языком, что Дреа почувствовала жар.
Ее дыхание прервалось, и она, выгнувшись всем телом, подалась вперед, стремясь получить больше.
Она отчаянно искала рукой его могучий член, желая и стремясь поучаствовать в этой игре на равных. Наконец ее пальцы сжали его пенис, но в следующую секунду рука убийцы, железной хваткой сомкнувшись на запястье Дреа, твердо и решительно отвела ее руку в сторону.
– Нет, – сказал он так спокойно, будто она предложила ему кусочек хлеба.
– Да, – распалившись и забыв об осторожности, упрямо сказала Дреа и снова потянулась к нему. – Я хочу взять его в рот. – По опыту она знала, что от этого не может отказаться ни один мужчина.
Но этот снова перехватил ее руку и решительно пригвоздил ее к кровати. Жесткая линия его губ чуть заметно изогнулась в легкой усмешке.
– Чтобы я кончил? Ты слишком торопишься от меня отделаться.
Дреа подняла на него глаза. Обуревавшие ее эмоции: желание, злость и ни на миг не отпускавший страх – поднялись в ней таким ураганом, что она задрожала всем телом.
Он прижал к постели ее вторую руку и, крепко удерживая, устроился сверху. Затем взял то, что хотел.
Последующие часы прошли в тумане желания, секса и усталости. Однако некоторые моменты ясно отпечатались в ее сознании. Обессиленная, измученная его возбуждающими ласками, ни на что больше не способная, Дреа после третьего оргазма попыталась, извиваясь всем телом, выползти из-под него.
– Оставь меня в покое, – капризно проговорила она, шлепнув его по рукам, когда он снова было потянул ее к себе. Он рассмеялся.
В самом деле рассмеялся.
Дреа смотрела на изогнутую линию его губ, на быстрый проблеск белых зубов и снова чувствовала, как сводит судорогой мышцы живота, как захватывает дух. И вот она снова стремглав понеслась в темную бездну желания, которую он разбудил в ней. Никто из бывших мужчин никогда, забыв о себе, не заботился так о ее удовольствии, как он. Никто, как он, не колдовал столько времени над ее телом – медленными прикосновениями и жаркими поцелуями. Оргазм до сих пор был для нее тем, что она имитировала в постели с мужчиной и чего достигала сама, оставаясь одна. В некотором смысле это был ее собственный выбор – отвлекаясь на свои ощущения, она не смогла бы доставить максимум удовольствия партнеру.
Этот же взял ее обычную роль на себя, бросив все силы, чтобы доставить ей наслаждение, получив которое она чувствовала себя чуть ли не пьяной. Несколько раз он еле сдерживался, оказываясь у финальной черты, и тогда его напряжение становилось наконец заметно. Волосы его взмокли от пота, на лице застыло какое-то суровое, сосредоточенное выражение, глаза горели желанием, таким горячим, что Дреа показалось, на ее коже от этого взгляда останется ожог.
Но вот он рассмеялся и на долю секунды – Дреа заметила это – расслабился, оставшись незащищенным.
До сих пор он ни разу не поцеловал ее в губы. И Дреа внезапно очень захотелось, чтобы это произошло. В безотчетном порыве она протянула к нему руку и дотронулась до его лица, коснулась пальцами жесткой линии его челюсти, почувствовав легкую небритость и тепло его кожи. Его темные брови вопросительно приподнялись, словно ее жест озадачил его. Дреа подчинилась своему желанию и, приподнявшись, прижилась к его губам.
Он словно окаменел и с минуту оставался неподвижен, точно с трудом удерживался, чтобы не отпрянуть. Она испугалась, что он сейчас отвергнет ее поцелуй, и у нее защемило в груди.
Но нет, он его не отверг, и тогда Дреа сделала следующий шаг – слегка наклонила голову, чтобы прижаться к нему теснее. Его губы оказались теплыми и мягкими, запах его разгоряченного тела наполнил ее ноздри, разбудил, позвал ее, и чувство насыщения вдруг вновь сменилось желанием. Он не разомкнул губ, хотя Дреа этого хотелось больше всего, но она боялась просить большего и отважилась только на то, чтобы бегло, едва-едва коснуться этих нежных губ кончиком языка.
И вдруг он ответил, тем самым вновь лишив ее контроля над собой. Снова прижав ее к кровати своим тяжелым телом, он целовал ее, словно сорвавшийся с цепи первобытный зверь, желавший ее сожрать. Его жадные, горячие губы требовали своего, язык плясал вокруг ее языка, добиваясь ответа. Дреа прильнула к нему, обвившись вокруг его тела руками и ногами, и отдалась на волю урагана, поднятого ею самой.
В следующий момент, обессиленная, в полудреме, она вдруг вспомнила, что даже не знает его имени. От этого где-то в самом потайном уголке ее души, куда никому не было доступа, она ощутила боль. Раскинувшись, он лежал рядом с ней, и она, ободренная его поцелуями, положила ему на грудь руку. Его сердце под ее пальцами билось сильно и часто. Дреа как можно сильнее прижала свою руку к его груди, словно могла таким образом стать причастной к биению этой жизни.
– Как тебя зовут? – спросила она тихо, будто со сна. После минутной паузы, в течение которой он как будто прикидывал, что заставило ее задать ему этот вопрос, он негромко и решительно закрыл тему:
– Тебе это знать не нужно.
Дреа молча убрала руку с его груди и, отодвинувшись на свою сторону, свернулась калачиком. Больше всего ей хотелось растолкать его, растормошить и вытянуть-таки у него ответ. Но одно из выработанных ею за долгие годы правил запрещало все, что могло вызвать у партнера раздражение. Она должна была оставаться неизменно приятной, и эти правила, предписывающие какое-либо действие или, напротив, его отсутствие, так глубоко укоренились в ее сознании, что Дреа не могла их нарушать. И все-таки его недоверие ее огорчало. Она уже готова была поверить, что между ними возникла некая странная связь, но он, по всему выходило, думал иначе. Он был киллером и оставался на пике карьеры благодаря тому, что не доверял никому.
Немного погодя он приподнял голову и взглянул на часы. Дреа сделала то же самое. Прошло почти четыре часа.
– Пора, – проговорил он низким грубым голосом и, взобравшись на нее, раздвинул ее ноги. Затем вошел в нее. Его мышцы напряглись, родившийся в его груди стон прокатился по гортани. По его телу пробежала дрожь. Дав себе наконец волю, он испытывал острейшее наслаждение, граничившее с болью.
Дреа задержала дыхание – таким мощным было его вторжение. Складки ее промежности распухли и болели от недавних упражнений в постели, но она не хотела, чтобы это кончалось.
– У нас еще час в запасе, – услышала она словно со стороны собственный голос и, уловив в нем умоляющую нотку, внутренне поморщилась.
Его взгляд ожесточило циничное выражение.
– Полные пять часов Салинас не даст, – ответил он, начиная глубокие и длинные толчки. Казалось, вдруг рухнула какая-то дамба, и сила, до сих пор сдерживаемая, внезапно хлынула вперед. Дреа могла только одно – прижавшись к нему, стараться выдержать этот натиск, с такой же щедростью позволив ему воспользоваться ее телом, с какой он недавно предоставлял ей свое… однако в очередной раз она неожиданно для себя с некоторым ошеломлением обнаружила в себе силы на ответную реакцию. Он напрягся всем телом и стал приближаться к финишу. Из его груди рвались стоны, он продолжал двигаться в мощном ритме. Дреа обхватила его ногами, выгнулась, подалась к нему всем телом, исторгая хриплые звуки, – она следовала за ним к наивысшей точке.
Едва их тела замерли, как он сразу же отстранился и, встав с постели, пошел прочь.
– Ничего, если я воспользуюсь твоим душем? – спросил он, направляясь в ванную.
– Конечно, – сделав над собой усилие, пробормотала Дреа.
Но ее позволение оказалось никому не нужным – не дослушав ее, он уже закрыл за собой дверь.
Дреа лежала среди скомканных простыней, зная, что нужно встать, но сделать это не было сил. Тело отяжелело и сделалось безвольным, веки поднимались с трудом. В голове то появлялись, то исчезали обрывки мыслей. Все изменилось, но как она точно не знала. Ее связь с Рафаэлем, безусловно, закончилась или почти закончилась, и ей следует об этом подумать, а также подумать о том, что ей теперь делать. И вдруг Дреа поняла, чего хочет. Пришедшая ей в голову идея оказалась столь нова и непривычна, что она с трудом могла ее переварить.
Через десять минут он вышел из ванной с мокрыми волосами, благоухающий ее мылом. Молча, сохраняя на лице бесстрастное и отстраненное выражение, будто погруженный в какие-то думы, он начал одеваться. Дреа наблюдала за ним, впитывая в себя каждую пядь его тела. Она ждала, когда же он наконец взглянет на нее. Благодаря ему за последние несколько часов она испытала такой мощный накал чувств, какого еще не случалось в ее жизни. Между прошлым и настоящим пролегла четкая граница – все, что было до встречи с этим мужчиной, представлялось ей в каких-то тусклых, серых тонах, а по другую сторону этой линии все было расцвечено самыми яркими и сочными красками.
Дреа выжидала, но он молчал. Она ждала, уверенная, что он, закончив одеваться, все же посмотрит на нее и скажет… Что скажет? Она не знала, что ей нужно, чтобы он сказал, и уже знакомая ей щемящая боль снова начала подниматься в груди, боль, грозившая полностью завладеть ею. Оставаться с Рафаэлем Дреа больше не могла, она хотела… Боже, она хотела этого мужчину. Ее желание было столь мощным, что она не могла в полной мере оценить глубину и силу этого чувства.
Не сказав ни слова, он повернулся к двери, и Дреа в панике резко села на кровати, прижимая простыню к груди. Он просто не мог уйти от нее также, как Рафаэль, уйти, словно она ничего не значит, словно сама она пустое место.
– Возьми меня с собой, – выпалила она, глотая постыдные жгучие слезы.
Взявшись за ручку двери, он замер и наконец, слегка нахмурившись, обернулся к ней.
– Зачем? – сказал он с каким-то недоумением в голосе, будто не мог взять в толк, с чего это ей пришла в голову такая странная вещь. – Одного раза хватит. – И вышел, а Дреа осталась неподвижно сидеть на постели. Он передвигался так бесшумно, что она не слышала звука открываемой или закрываемой двери, но чувствовала его и точно знала ту минуту, когда он покинул квартиру.
Вокруг нее сомкнулась мертвая, гробовая тишина. Дреа сознавала, что нужно что-то делать, но действовать было выше ее сил. Она могла лишь одно – сидеть, едва дыша, созерцая развалины, в которые в одночасье превратилась ее жизнь. Ее просто поимели. И не только в буквальном смысле.
Глава 3
Покинув пентхаус Салинаса, киллер не воспользовался лифтом, а бесшумно направился к лестничному пролету и спустился на четыре этажа вниз. Вытащив из кармана ключ, он отпер дверь роскошных апартаментов, которые снял на пару месяцев. Надо же ему где-то жить, а он, даже часто переезжая с места на место, любил комфорт. При необходимости он мог – и не только мог, но так и поступал – долго терпеть неудобства, но сейчас был не такой случай. Кроме того, его забавляло, что он живет прямо под носом у Салинаса.
Тишина окутала долгожданным одеялом. Лишь оставаясь один, он полностью расслаблялся. Комнаты были пустыми, но не потому что он не мог себе позволить купить мебель, а потому, что любил свободное пространство. Ему было где спать и на чем сидеть. У него был телевизор и компьютер, полностью оборудованная кухня. Больше он ни в чем не нуждался.
Съезжая с этой квартиры, он все вокруг протрет растворителем, чтобы уничтожить отпечатки пальцев, а всю имеющуюся у него мебель подарит какому-нибудь благотворительному фонду. Квартиру оставит чистой, словно его здесь и не было, – ведь он профессионал.
Кое-что из одежды придется взять с собой, хотя обычно одежду он, как и мебель, использовал недолго, надевал от силы несколько раз, а потом сдавал их куда-нибудь. Так что если какой-то очень зоркий эксперт и отыщет ниточку, ускользнувшую сначала от его, киллера, внимания, а затем и от внимания службы по уборке помещений, и если сыщику улыбнется какая-то колоссальная удача, которая выведет его на след убийцы, то эту ниточку нельзя будет идентифицировать ни с одной вещью из его гардероба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33