А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Хорошо известно, что они имеют обыкновение занимать позицию своих хозяев и отстаивать ее более ожесточенно, чем это делают хозяева. Не возникало у меня сомнений и в том, что с нами хозяева будут обращаться с особой ухищренностью.
Мы почти уже достигли фойе, когда наша добрая покровительница мисс Ллевелин окликнула нас. Она помахала своим расписным веером, и несколько дорогих колец сверкнули у нее на пальцах.
— Вот вы где! — с улыбкой воскликнула она. — Простите меня. Я хотела перехватить вас прежде, чем вы выйдете из комнат, чтобы отвести вниз, но у меня ушла целая вечность на то, чтобы привести в порядок прическу.
— Она замечательно идет вам, мисс Ллевелин! — с удовольствием отметила миссис Мэдкрофт, сказав при этом сущую правду.
— Господи, вы должны называть меня «Фанни», — спохватилась мисс Ллевелин. — Все так делают.
С сияющим лицом она стремительно спустилась по лестнице, демонстрируя при этом грациозность танцовщицы.
— «Мисс Ллевелин» звучит очень сильно и, конечно, правильно, — тараторила она. — А я не хочу этого, так как все знают, что я глупое и легкомысленное создание, которое не заслуживает ни капли уважения ни со стороны брата, ни со стороны сестры. Они обращаются со мной, как с ребенком.
— Очень плохо с их стороны, — солидно изрекла миссис Мэдкрофт. — Всем ясно, что вы очаровательная молодая леди. А высокие чувства не означают отсутствие интеллекта.
— Скажите это Эдмону и Урсуле! — обрадовано воскликнула Фанни. — Они не поверят ни одному моему слову.
Фанни привела нас в зал, а затем в гостиную. Пораженные ее великолепием, мы невольно прервали разговор. Над головой круто поднимался высокий сводчатый потолок. С трех сторон гостиную огибала галерея с лестницей, которую поддерживали массивные арки из темного дуба. Нa четвертой стене, в глубоких нишах, в два ряда тянулась окна-витражи.
Лишь после того, как пришла в себя от окружающего меня великолепия, я заметила несколько гостей, сидевших тут и там на бархатных диванах. Они вели непринужденную светскую беседу с мистером Ллевелином и мисс Урсулой Ллевелин. Увидев нас, все замолчали и стали довольно бесцеремонно разглядывать нашу компанию.
Фанни провела нас на середину и произнесла: «Мы все собрались здесь благодаря миссис Причард. Но она приедет завтра. Позвольте мне представить вас всем остальным».
Она лишь мельком взглянула на мрачное лицо сестры и остановила взгляд на лице брата, который напряженно сидел на стуле с подлокотниками. Трудно было отделаться от впечатления, что его спина не была такой же деревянной и негнущейся, как спинка стула из темного дуба. В таком состоянии от мистера Ллевелина следовало ожидать всего, что угодно. Фанни, кажется поняла это и разрядила напряжение очень непосредственным и самым непредсказуемым образом. Она слегка кивнула в сторону грозного брата и протараторила:
— А Эдмонд не заслуживает того, чтобы его представляли. Он вел себя отвратительно.
Хозяин имения, судя по всему, опешил от такой выходки сестры. По крайней мере, он не нашелся, что сказать, кроме как: «Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались не иначе, как „мистер Ллевелин“. За исключением моих близких друзей».
Миссис Мэдкрофт быстрее всех сообразила, что произошло, и поспешила извлечь для себя наибольшую пользу. Она вздернула подбородок и, сверкнув зелеными глазами, заявила: «А я безусловно — „миссис Мэдкрофт“.
Фанни, видно, хорошо знала норовистый характер брата и четко представляла себе, когда и что можно позволить себе с ним. Она мягко, но достаточно энергично оттеснила миссис Мэдкрофт к следующему дивану. Со словами: «Это мистер и миссис Винтрок. Вы не знакомы? Они наши ближайшие соседи и друзья нашей семьи уже целую вечность. О, пожалуй, называйте их просто Эглантина и Винни. Они, конечно, же, не будут возражать. У меня просто не хватает терпения на формальности».
Мы вежливо кивнули Эглантине, некрасивой, но эффектно одетой женщине. Ее карие навыкате глаза скептически взирали на все происходившее вокруг, а седые, простовато уложенные волосы подчеркивали, что она ни на что не претендует. Ей давно перевалило за сорок и совсем недавно за пятьдесят. Следовало предположить, что она была ровесницей родителей Ллевелинов.
Эглантина скептически посмотрела на миссис Мэдкрофт, подняла верхнюю губу, обнажив при этом ряд великолепных зубов, и процедила:
— А вы, должно быть, тот самый медиум, о котором мы слышали. Боюсь, что вас ожидает здесь участь диких гусей — быть затравленными. В Эбби Хаус нет призраков, несмотря на его древнюю историю.
— В отношении призраков это абсолютная правда, — вступил в разговор Винни, мужчина среднего роста, с крупной головой и рыжевато-коричневыми вьющимися волосами, которые делали его похожим на льва. — Эдмонд им не позволит. — С высоты своего гигантского роста Винни добродушно посмотрел на свою жену, и его смех гулко зарокотал на всю гостиную.
Винни казался на добрый десяток лет моложе своей жены и имел привлекательный, щеголеватый вид. Его волосы серебрились на висках, а обаятельные, цвета морской волны с золотистыми крапинками, глаза постоянно искрились. Когда его взгляд упал на меня, в его глазах почти одновременно промелькнуло несколько оттенков чувств.
— А вы кто будете? — спросил он меня. Миссис Мэдкрофт покровительственно положила руку мне на плечо и пояснила: «Это мисс Хилари Кевери. Она дочь моей дорогой подруги. Бедное дитя недавно потеряло обоих родителей, и я теперь единственный во всем свете ее друг».
— Какое это несчастье для нее! — не скрывая иронии, прокомментировал из угла мистер Ллевелин. Его замечание было рассчитано на то, чтобы вывести из равновесия миссис Мэдкрофт, но оно не достигло цели. Миссис Мэдкрофт решила не заметить эту колкость и лишь неопределенно хмыкнула в ответ.
Винни крепко и дружелюбно пожал мне руку и задержал ее дольше, чем следовало при знакомстве.
— Искренне сочувствую, дорогая, — твердил он, улыбаясь искрящимися глазами. — Искренне сочувствую.
— Спасибо, спасибо, — бормотала я, пытаясь, между тем, забрать свою руку.
Я понимала, что рукопожатие затянулось и чувствовала себя весьма глупо. Искрящийся многозначительный взгляд Винни лишь усиливал мое чувство неловкости. Эглантина, между тем, не спускала глаз с нас обоих с того самого момента, как только ее мух обратил внимание на меня. Ее левая рука с заметным напряжением сжимала подлокотник дивана. Вызволив наконец свою руку, я поспешно спряталась за спиной мистера Квомби, который любезно занял перед Винни мое место. Его полированные, ухоженные ногти впечатляюще блеснули при электрическом свете настенных канделябров.
— Манфред Квомби, к вашим услугам, — сказал он скороговоркой, поклонившись сразу всем.
— А это доктор Кенет Родес, — с какими-то особыми интонациями произнесла Фанни имя последнего не представленного гостя и при этом взяла его за рукав жестом собственника. — Он мой жених.
Теперь тон ее голоса стал понятен. Жениха я рассматривала с особым интересом. Мистер Родес скорее всего был ровесником Урсулы и выглядел совсем не тем человеком, который, как мне казалось, мог завладеть сердцем Фанни. Он не отличался красивой внешностью, хотя имел приятные черты лица. Правда, его каштановые волосы обладали своеобразным оттенком, но это немного значило. Его добрые глаза с выражением внутренней сосредоточенности могли бы придать ему привлекательность, но их закрывали очки в металлической оправе с такими толстыми линзами, что они искажали форму и разрез глаз.
Мистер Родес никак не относился к числу представительных, он держался сдержанно и скромно. Тем не менее, выглядел благовоспитанным, порядочным джентльменом. Такой поклонник понравился бы родителям любой молодой леди, и я поняла, что Фанни не так проста, как кажется. У нее значительно больше здравого смысла, чем можно было предположить в ней по первым впечатлениям. Ведь при беглом знакомстве Фанни кажется девушкой, которую больше привлекают яркие, легкомысленные мужчины.
Опустив глаза, доктор Родес невнятно произнес:
— Приятно познакомиться с вами. Хотя не одобряю того, что Фанни хочет контактировать со своей матерью.
Он обнял Фанни за талию и рассеянно похлопал ее по спине. Она выскользнула из объятий жениха, успев возразить ему: «Но, Кенет, ты же знаешь, как я горячо любила маму и как мне безумно не хватает ее».
— Какая чепуха! — окинув взглядом по очереди сестру и ее жениха, неодобрительно произнесла Урсула. — Ты слишком занята сама собой, чтобы тебе кого-то не хватало.
Фанни не заставила себя долго ждать с ответом.
— Насколько можно припомнить, только я беспокоюсь о том, чтобы на могиле мамы всегда лежали свежие цветы, — подколола она сестру.
Доктор Родес, изображая нежность, еще раз похлопал Фанни по спине, при этом его голова слегка подергивалась.
— Это правда, Урсула, — поддержал он невесту. — Ты должна быть справедлива.
— Ну, здесь я обойдусь без твоей помощи! — без особых церемоний одернула Урсула будущего родственника.
Мистер Ллевелин встал. Все обратили свои взгляды к нему. Мне пришлось с завистью признать, что от него исходила мощная властная воля, которую интуитивно чувствовал каждый, и каждый признавал ее. Это свойство повелевать сквозило в осанке и каждом жесте мистера Ллевелина. Оно существовало в нем как бы само по себе, отдельно от всех других его качеств. Властность мистера Ллевелина не придавала ему привлекательности, не вызывала к нему чувство симпатии.
Хозяин имения посмотрел на сестер холодно, словно на чужих и сказал, как отрубил: «Я думаю, по этому поводу уже достаточно сказано. Я не ошибся?»
Фанни и Урсула молча посмотрели друг на друга. По их полыхающим взглядам нетрудно было догадаться, что, оставшись наедине, они многое выскажут друг другу.
Глядя на взаимоотношения двух сестер, я недоумевала, чем это Фанни могла вызвать к себе такую враждебность со стороны Урсулы? Неужели своей фамильярностью с доктором Родосом в присутствии гостей? Едва ли. Может быть, тем, что в ее личной жизни обозначилась благополучная определенность в виде обручения? Это в то время, когда у старшей сестры не было даже поклонника. Эта причина представлялась достаточно обоснованной. Но кто кроме самой Урсулы виноват в ее сердечных неудачах? Она достаточно привлекательна, с живым умом, у нее много других прекрасных качеств. Вот только если бы не ее вспыльчивость и бесцеремонность. Именно они мешают окружающим ее мужчинам полюбить ее.
Заметив, что никто из сестер не собирается с ним спорить, мистер Ллевелин переключил свое внимание на нас. «Так как вы знаете мое отношение к спиритизму, то не стану повторяться, — с нескрываемыми нотами властности заявил он. — Фанни может проводить сеансы, если хочет. Но только в моем присутствии. Это понятно?»
Миссис Мэдкрофт сжалась под его взглядом. Но мистер Квомби отнесся к воле хозяина очень спокойно.
— Прекрасная идея! — воскликнул он. — Милая леди скоро развеет все ваши сомнения. Абсолютно убежден в этом. — И он ободряюще похлопал миссис Мэдкрофт по руке.
— Ладно, — согласилась миссис Мэдкрофт. — Хотя я не уверена, что духи захотят…
— Чепуха! — перебил ее мистер Квомби. — Я абсолютно уверен в ваших способностях.
— Да, — согласилась миссис Мэдкрофт в отношении способностей. — Но духи не любят неверующих. И не хотят приходить в общество, которое настроено враждебно по отношению к ним.
Винни вытянул свои длинные ноги и, лениво улыбнувшись, посоветовал хозяину:
— Эдмонд, посиди во время сеанса в уголочке и помолчи. Иначе ты нам все испортишь.
Грозный хозяин имения, к моему изумлению, вежливо поклонился и весьма миролюбиво сказал: «Я не собираюсь испортить вам развлечение… Но мы пойдем сегодня ужинать?»
Церемония ужина никак не относилась к приятным занятиям, и я с нетерпением ждала, когда все это кончится. За столом только Фанни казалась счастливой, она совершенно не замечала напряженности вокруг нее. Все остальные ощущали внутреннюю скованность и настороженно поглядывали на нас из-за тарелок. Миссис Мэдкрофт привлекала взгляды больше, чем другие. Одни смотрели на нее с нескрываемой тревогой, другие со скорбью, будто она уже перешла в мир иной и за столом присутствовала в качестве духа.
Достались всевозможные взгляды и мне, причем, по-моему, значительно больше, чем я того заслуживала. Особенно задевали меня пронзительные взгляды мистера Ллевелина. Не вызывало сомнений, что он не забыл и не простил мне моего дерзкого препирательства с ним. Чувствовалось, он думал обо мне еще хуже, чем о миссис Мэдкрофт. Это, наверное, еще и потому, что ей хватило ума проглотить его оскорбления без особых возражений, а я заартачилась, затеяла перепалку.
Винни за столом продолжал со мной игру, начатую во время знакомства. Не раз он подчеркнуто оказывал мне различные знаки внимания, то и дело ободряюще улыбался, что-то рассказывал, слишком живо откликался на мои высказывания и суждения. На его красноречии, вольной манере держаться никак не сказывались раздраженные взгляды его жены. Убедившись, что на мужа ей уже не повлиять, Эглантина перенесла свои свирепые взгляды на меня. Особенно досталось мне от нее во время десерта.
Я странно обрадовалась, когда ужин, наконец, закончился, и поспешила выйти из-за стола. Миссис Мэдкрофт с бледным лицом тут же последовала за мной. При этом она тяжело опиралась на меня. Такой изнуренной и подавленной я ее еще не видела. Хотелось найти укромное место и расспросить миссис Мэдкрофт о причинах ее странного состояния, но это мне не удалось.
— Пойдемте в зал, — предложила Фанни. — Я уже поставила свечи на стол, а места там более чем достаточно.
Было видно, что Фанни с волнением ждала этой минуты. Яркий румянец покрывал ее щеки, и в манере держать себя, говорить уже не ощущалось то ребячество, которое считанные часы тому назад било из нее искрящимся фонтаном.
Миссис Мэдкрофт в эти минуты больше всего хотелось побыть наедине в своей комнате, но она не могла открыто игнорировать просьбу своей покровительницы.
— Вы, конечно, не ожидаете от меня, что я проведу сеанс сегодня вечером, — попыталась она мягко отказаться. — День был такой утомительный, и, как бы вам это лучше объяснить…
— О, нет, нет! — взмолилась Фанни. — Вы же не откажете мне. Я ждала вас целую неделю. А завтра Эдмонд будет в Лондоне и нам придется вечер пропустить. Вы можете сегодня попытаться?
Миссис Мэдкрофт все еще мялась, не зная, как лучше отказать, чтобы не нажить себе еще одного недоброжелателя.
— Конечно, милая леди сделает вам одолжение, — внезапно согласился мистер Квомби, не придавая значения энергичным жестам миссис Мэдкрофт. — Только позвольте нам удалиться на несколько минут для того, чтобы сосредоточиться и сконцентрироваться. Вернувшись, мы непременно окажем вам любезность.
Фанни удостоила его чарующей улыбкой.
— Ну, тогда в семь часов, — уточнила она. — В зале.
Мистер Квомби низко поклонился.
Уже на лестнице миссис Мэдкрофт повернулась к другу и слегка пожурила его: «Действительно, мистер Квомби, мне так не хотелось соглашаться. Я совсем не настроена сейчас на это».
— Ну, ну, милая леди, — попытался он приободрить ее. — У вас обязательство перед бедной девушкой. Кроме того, завтра будет не легче. Не позволяйте себе, чтобы грубость хозяина выбивала вас из колеи.
— Вообще-то, я тоже так думаю, — быстро согласилась миссис Мэдкрофт. — Но хозяин невероятно скверный человек.
Окончания разговора я не слышала, потому что мы как раз подошли к моей комнате. Ее створчатые двери, расположенные напротив входной, выходили на маленький полукруглый балкон. Обрадовавшись, что осталась наедине хотя бы на несколько минут, я открыла их и вышла на балкон подышать свежим воздухом. Стояла теплая ночь. Ночь в конце весны имеет свои прелести: она тешит обещаниями, что скоро придет долгожданное Лето… На небе от горизонта до горизонта тихо мерцали звезды. Дул освежающий ночной бриз. Я подставила ему лицо и позволила его легкому дуновению ласкать щеки. Меня плавно и незаметно стало уносить в океан мечты…
Но тут внизу открылась и закрылась парадная дверь.
Легкие, быстрые шаги послышались сначала на каменной лестнице, затем на гравиевой дорожке. За ними последовали более тяжелые, мужские, шаги. Оба остановились прямо под балконом. Первым заговорил мужчина, и я без труда узнала голос мистера Ллевелина.
— В самом деле, Фанни, я тебя просто не понимаю!
— Оставь меня, Эдмонд! Я не хочу слушать еще одну твою лекцию.
— Если ты проявишь чуть-чуть больше здравого ума, мне не надо будет читать тебе лекции. Твое поведение уже переходит все границы разумного.
— Да кто ты такой, чтобы учить меня, что я могу, а что не могу делать?
— Я думаю, что знаю тебя, как никто другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46