Слезы обжигали глаза, когда она с надеждой смотрела на него, ожидая, что он останется. И когда он повернулся вдруг и вернулся к ее постели, Моника затаила дыхание. Клэй нагнулся и посадил ее на колени. Сладко и нежно он поцеловал ее в щеку, а потом вдруг ушел, не проронив ни слова.
В голосе Моники сквозила печальная нотка, когда она крикнула ему на прощание:
– Береги себя!..
Но Клэй уже ушел, захлопнув за собой дверь.
Клэй провел несколько долгих часов в седле. Наконец-то он ехал по главной аллее Уиндоуна. Он старался привести свои мысли в порядок, и это было болезненно. Еще несколько дней назад он был наивным юношей. Теперь же, столкнувшись с отвратительной правдой жизни, он знал, как поступит.
Подъезжая к дому, Клэй остановил лошадь под одним из раскидистых дубов. Издали он решил насладиться видом своего жилища. Шесть лет назад ветхое двухэтажное строение разрушилось от старости. Сейчас на его месте сверкал трехэтажный особняк с колоннами. Это был результат их тяжелого труда с отцом. Оба они сражались и боролись за то, чтобы плантация Уиндоун стала процветающей. Но сейчас Клэй с болью в сердце осознал, что все, что он делал, было впустую. Мать не вернется... больше никогда.
Тяжелая душевная усталость охватила Клэя. Он закрыл глаза, защищая свою психику от воспоминаний. Не хотелось думать о том, как еще несколько дней назад он мечтал снова услышать звук шагов матери в коридоре или почувствовать запах ее сладких легких духов, когда она проходит по комнатам. Это прошло. Кончено. Это – часть прошлого.
И все же Клэй знал, что, если он вернется в Уиндоун, эти воспоминания будут преследовать его вечно. Мечта о возвращении матери помогала ему двигаться к своей цели. Все, чего он достиг, Клэй делал ради матери. Теперь же он понял, что мечта его недостижима.
Иллюзия разбита. Клэй должен уехать. Женщина, которую он так нежно любил, которой так старался угодить все эти годы, никогда не существовала. Мать, которую он любил, была просто плодом его наивного детского воображения.
Что ж, он больше не наивен и ничего не жаждет. Он покинет Уиндоун и оставит мысль о триумфе, омраченную воспоминаниями. Клэй снова сел верхом и поскакал к дому, готовый объявить новость отцу.
Филипп и не пытался скрывать слезы, когда смотрел, как Клэй собирает на следующий день дорожные сумки. Он спорил с сыном до поздней ночи, пытаясь убедить его не уезжать, но все усилия были напрасны. Клэй стал таким же упрямцем, как и Филипп. Если уж он решил что-то сделать, его не удержать.
– Мне будет не хватать тебя, сынок, – произнес он, задыхаясь.
– Мне тоже будет не хватать тебя, – ответил Клэй, подняв глаза и встретившись со взглядом отца, полным печали.
– Ты уверен, что поступаешь правильно?
– Это единственное, что я могу сделать в такой ситуации.
Клэй снова убежденно доказывал отцу, что нужно что-то делать.
– Кто знает, что я найду там, на Западе? Может, остановлюсь в Калифорнии и попытаю удачу на золотоносных рудниках. Может, даже разбогатею...
Клэй не стал продолжать. Он понял, что богатство не приносит счастья. Деньги его больше не волновали. Ему хотелось лишь душевного покоя.
– Ты вернешься?
Филипп отчаянно хотел знать, что Клэй однажды вернется. Без надежды на это жизнь представлялась ему бесконечно пустой и бессмысленной.
– Я вернусь, – пообещал Клэй.
– Уиндоун – твой дом. Всегда помни об этом.
– Буду помнить.
Их взгляды встретились. Этот миг был очень мучительным. Филипп знал, что сын теперь стал мужчиной, но не мог удержаться и не заключить его в свои объятия.
Клэй обнял его в ответ без малейшей сдержанности. В этот трогательный момент он понял, как любит его отец и как привязан к нему.
Клэй взял вещи, и они вышли из комнаты, дошли до парадного входа, не проронив больше ни слова.
– Будь осторожен, береги себя, – проговорил Филипп, когда они вышли на широкое крыльцо.
– Ты тоже.
Они пожали друг другу руки. Взглянув последний раз на дом, Клэй сел на Ворона и направился по аллее, чувствуя себя ужасно одиноким.
Филипп смотрел, как уезжает сын, а его сердце раздирали горечь и злость к женщине, виновной во всех их бедах.
– Эвелина...
Имя прозвучало как проклятие. Филипп тихонько обругал ее. Он презирал ее с момента тех роковых событий, произошедших шесть лет назад. Эвелина – мерзавка, эгоистичная, порочная и пагубная. Она и понятия не имела о том, что разбила сыну сердце. Эта женщина абсолютно лишена совести.
За последние шесть лет Филипп очень хотел рассказать сыну правду о матери, но почему-то удерживался. Клэй любил ее с детской преданностью. Не хотелось забирать у него остатки чистоты. Наблюдая за тем, как сын исчезает из виду, Филипп раздумывал, что был не прав, стараясь так защитить его. Он чувствовал вину за свое молчание, но всякий раз отгонял от себя эти мысли. Клэй должен был сам узнать об Эвелине. А теперь, когда и сын знал правду, она не сможет причинить боль ни одному из них.
Скопившаяся годами горечь пробудила праведный гнев. Поворачиваясь лицом к дому, Филипп знал, что пора действовать. Он больше не хотел, чтобы Эвелина и дальше пятнала фамилию Корделл. Филипп решил написать адвокату в Новом Орлеане и начать бракоразводный процесс немедленно.
Клэй знает правду. Больше ждать не имеет смысла. Нет необходимости продолжать притворяться, что надежда существует. Он хотел, чтобы связь между ним и Эвелиной была разорвана как можно скорее. Филипп присел к письменному столу и принялся за письмо к адвокату. Он почувствовал такую радость, какой не ощущал вот уже несколько лет. Он инстинктивно знал, что поступает правильно.
Глава 2
Монтерей, Калифорния, 1858 год
Рейна Изабелла Альварес трясущимися руками расправляла юбки белого платья с высоким воротником и длинными рукавами, в которое только что переоделась.
– Так, теперь надень вот это, – серьезно распорядилась ее подруга Мария, темноволосая девушка небольшого роста, протягивая длинное покрывало.
Его следовало надеть спереди так, чтобы сзади оно ниспадало на свободно сидевшее платье.
Рейна сделала, как ей сказали. Она покрыла голову необычным одеянием и тут же почувствовала себя так, словно ее завернули в шатер.
– Вот, Рейна. Это самое важное...
Рейна потянулась за туго накрахмаленным черным покрывалом, которое ей протянула Мария. Рейна уже собиралась в него облачиться, как вдруг ее взгляд упал на стопу собственной одежды, снятой в спешке и брошенной на кровать. Она замешкалась. Смотря на модную изумрудно-зеленую амазонку и необыкновенные нижние юбки, Рейна чувствовала сожаление. Она любила красивую одежду, и было больно думать, что от нее теперь придется отказаться. Но она вспомнила, ради чего все это делает, и ее темные глаза вспыхнули решимостью. Рейна надела покрывало, убрав под него длинные пряди черных волос, и повернулась к подруге.
– Ну, Мария, что скажешь? – беспокойно спросила Рейна, стараясь, чтобы голос звучал мягко и низко.
Только Мария знала, что она находится в монастыре и насколько важно, чтобы ее не нашли.
Мария, с которой Рейна дружила с детства, смотрела на нее с благоговейным удивлением.
– Взгляни на себя, – прошептала она, указывая на зеркало, висевшее над умывальником в углу крошечной комнаты, меблированной по-спартански.
Повернувшись к зеркалу, Рейна тяжело сглотнула. Это должно сработать! Просто обязательно! Она подняла глаза, заглянула в зеркало и была поражена образом женщины, смотревшей на нее. Это была она и одновременно не она!
Рейна с недоверием вглядывалась в собственное отражение. Да, глаза ее, темно-карие и выразительные. В них отражалась неуверенность, которую она сейчас ощущала. Да, губы тоже ее. Они были полные и подвижные, чтобы можно было надувать их и еще шире улыбаться, когда ей уступали. Ее подбородок с решительным наклоном весомо свидетельствовал о пылкой упрямой натуре. И все же, несмотря на знакомую внешность, спрятав волосы под покрывалом, она выглядела совершенно по-другому, как монахиня.
– Не верю... – выдохнула Рейна, вглядываясь в себя.
– Поверь. Ты выглядишь так, будто рождена для этого, – тихонько проговорила Мария, удивляясь, каким образом надменная яркая Рейна Альварес, единственная дочь самого богатого ранчеро долины, смогла совершенно изменить свой облик, лишь облачившись в одеяние монахини.
Рейна выглядела совершенно правдоподобно. Если ей чего и не хватало, так это только набожности. Не то чтобы она была далека от веры, просто все то время, какое ее знала Мария, Рейна была слишком занята собой, слишком любила радости жизни, чтобы надолго задумываться о чем-либо другом, кроме собственного удовольствия.
– Может, стоит подумать о том, чтобы присоединиться к вам? – Она взглянула на подругу через плечо.
– Не шути о таких святых вещах, – мягко пожурила Мария.
Она прекрасно знала, какого мнения была Рейна о религиозной жизни. Подруга несколько раз пыталась отговорить ее от принятия духовного сана, но Мария ее не послушала и была только что принята в орден после завершения обязательного года послушничества.
– Кто шутит? – раздражительно спросила Рейна. – Даже жизнь здесь была бы куда предпочтительнее, чем вынужденный брак с этим отвратительным американцем!
Она практически выплюнула слово «американец», так глубоко было ее отвращение к этому человеку. Слишком неожиданно отец выбрал его ей в мужья.
Рейна ощутила дрожь в позвоночнике, когда вспомнила, что только три вечера назад отец объявил о своем намерении выдать ее замуж за американца, этого Натана Марлоу, уже через полгода. Она испытала шок от того, что отец отказался выслушать ее возражения, пренебрегая ее чувствами. Это так оскорбило ее! И все же Рейна была еще уверена, что сможет переубедить отца, потому что он никогда и ни в чем ей раньше не отказывал. Но отец опередил ее, сделав объявление на вечере, который они устраивали на ранчо Альваресов, ставшее для нее сюрпризом. Она оказалась в ловушке.
Она была в ярости оттого, что отец так ее обманул. Рейна была вынуждена разыгрывать счастливицу перед гостями, стоя рядом с улыбающимся и тайно злорадствующим Натаном. Когда толпа поздравителей, собравшихся вокруг счастливой пары, рассеялась, она была не в силах возражать светловолосому американцу-бизнесмену. Он вывел ее на несколько минут во внутренний дворик, чтобы побыть наедине. Рейна пыталась сохранять спокойствие, но когда Натан нагло поцеловал ее, а потом попытался приласкать, она сопротивлялась изо всех сил. Бывало, Рейна целовалась с поклонниками, но в прикосновении Натана было для нее нечто отталкивающее. Она не была уверена, в чем тут было дело.
Сейчас Рейна невольно поморщилась при воспоминании о его ироническом смехе и язвительных словах: «Не волнуйся, Рейна, я могу подождать до нашей брачной ночи. Ты будешь моей совсем скоро!» В его словах она почувствовала угрозу. Рейна снова вздрогнула, осознав, что Мария говорит с ней, и отогнала прочь мысли об унижении того вечера.
– Не могу понять, почему ты называешь Натана Марлоу отвратительным. Я видела его, он не урод, – сказала Мария.
– Если ты считаешь его привлекательным, выйди за него! – раздраженно проговорила Рейна, зная, что никогда больше не сможет вынести его прикосновений.
– Рейна, ты же знаешь, что я никогда не выйду замуж! Я просто отметила, что Натан не лишен привлекательности. И вдобавок богат, не так ли?
– Мне не нужны деньги и, уж конечно, не нужен муж!
Рейна повернулась лицом к подруге. Ее глаза светились негодованием.
– Просто не понимаю, как отец мог так поступить со мной! Как он мог обручить меня, не поинтересовавшись сначала моими чувствами?
– Это верно, совсем не похоже на твоего отца, – озадаченно согласилась Мария. – Ты пыталась поговорить с ним об этом?
– Пыталась, но он и слушать не захотел!
– Он объяснил, почему решил выдать тебя замуж так внезапно?
– В том-то и странность. Нет! Просто сказал, что мне пора выходить замуж, что Натан для меня великолепная партия. Мне всего девятнадцать, Мария. Едва ли меня можно считать старой девой! – Рейна негодовала. – Я всегда мечтала выйти замуж по любви, но сейчас...
– Ты можешь договориться с ним как-нибудь по-другому? – с надеждой предположила Мария, пытаясь отговорить ее от небывалого плана.
Мария хотела образумить подругу, но знала, что упрямую Рейну не удержать.
– Нет, я уже испробовала все. Когда отец запер меня в комнате и...
– Не верю! Он запер тебя?
Мария была ошеломлена. Она знала Луиса Альвареса всю жизнь. То, как грубо он повел себя с дочерью, на него было совершенно не похоже.
– Да, и угрожал держать меня там до тех пор, пока я не соглашусь подчиниться его приказу.
Рейна почувствовала внезапную усталость и присела на небольшую кровать.
– Я просидела там целый день, но это никак не повлияло на его решение. Когда я снова попыталась с ним заговорить, он просто отказался выслушать. Вот тут я поняла, что должна действовать решительно, чтобы дать ему понять, насколько серьезны мои намерения.
– Поэтому ты здесь...
– Пришлось провести в седле почти весь день, но это того стоило. Отец никогда не будет искать меня здесь. В этом одеянии я смогу безопасно добраться до Нового Орлеана. Там у меня есть друзья, которые мне помогут.
– Ты собираешься ехать в Новый Орлеан одна?
– Да.
Рейна ощетинилась, почувствовав молчаливый упрек подруги. Ничто больше не остановит ее. Она избежит той участи, что уготовил ей отец!
– Но ты не можешь так поступить! – настаивала Мария, подойдя и присев рядом. – Для тебя небезопасно ехать без сопровождения.
– Бог будет моим сопровождающим, – ответила подруга, взмахнув рукой. – Я ведь теперь монахиня помнишь? Никто меня не побеспокоит.
– Хотелось бы мне иметь такую же уверенность, как у тебя.
– Можешь быть уверена, Мария. Со мной ничего не случится.
Губы Рейны сложились в печальную улыбку, когда она оглядела свою почти бесформенную одежду. У нее всегда был огромный гардероб, с учетом того, чтобы можно было великолепно одеться в любой ситуации, но Рейна решила, что этот наряд идеально подходит для нынешних обстоятельств. Монашеское одеяние создавало образ чистоты, целомудрия и набожности, и Рейна была уверена, что ни один мужчина даже не взглянет на нее, не говоря уже о задних мыслях. Эти размышления совершенно противоречили ее натуре, и все же она была чрезвычайно ими довольна. Чтобы ускользнуть, надо путешествовать незаметной.
– Надеюсь, что нет!
– Все будет хорошо, когда отец поймет, что я не собираюсь выходить замуж за Натана, – объявила Рейна, веря в глубине сердца, что отец все-таки согласится с ее мнением.
В коридоре за закрытой дверью раздался какой-то звук. Глаза юной монахини расширились от внезапной паники, когда она вдруг поняла всю опасность своего положения. Подруга привела Рейну в монастырь, когда та обратилась к ней за помощью. Мария не могла допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что Рейна находится здесь, особенно в одеянии, взятом у одной из сестер.
– Тсс... – Она сжала руку Рейны, нервно смотря на дверь. – Если нас сейчас поймают...
При мысли об этом у нее заболел живот. Игуменья не одобрит того, чем она занимается с Рейной.
Предостережение Марии напомнило Рейне о том, что победа над непреклонной властью отца еще не обеспечена, и она немного побледнела.
– Нам надо быть особенно осторожными, – предупредила Мария.
– Как скоро я смогу уйти, чтобы меня никто не заметил?
– Может быть, через час... обычно к полуночи все спят, тогда мы и сможем выскользнуть.
– Хорошо, тогда все, что от меня потребуется, – это добраться до дилижанса так, чтобы меня не поймали. После этого все будет просто.
– Надеюсь, ты права, Рейна.
– Разумеется, я права. К тому времени как отец обнаружит, что меня нет, ему придется понять, какой глупой ошибкой было пытаться выдать меня замуж насильно. Он будет счастлив, что я вернусь, и согласится на все, – просто объяснила Рейна.
И все же, пытаясь убедить себя, что все будет так, как она задумала, Рейна не могла не удивляться необычному поведению отца в связи с помолвкой. Принуждать ее к чему-то было совершенно не в его характере. Однако, несмотря на ее решительный отказ, он не пошел на попятную. Вместо этого он стал еще более настойчивым и даже наказал ее! Она молилась, чтобы ее план осуществился. В противном случае...
Рейна подумала, что, возможно, ничего не получится. Такая перспектива ее очень пугала. Она решительно отгоняла все мысли о неудаче.
Отец должен понять, должен!
– А что с деньгами? Тебе хватит? – поинтересовалась Мария.
– Да, у меня их много. Кстати, вот...
Рейна покопалась в маленьком ридикюле, привезенном с собой, и вручила Марии значительную сумму.
– Зачем это? Тебе понадобятся деньги.
– Возьми, их хватит на два одеяния, – ответила Рейна, немного виновато улыбаясь. – Не хочу идти по жизни с грехом воровства у монахини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
В голосе Моники сквозила печальная нотка, когда она крикнула ему на прощание:
– Береги себя!..
Но Клэй уже ушел, захлопнув за собой дверь.
Клэй провел несколько долгих часов в седле. Наконец-то он ехал по главной аллее Уиндоуна. Он старался привести свои мысли в порядок, и это было болезненно. Еще несколько дней назад он был наивным юношей. Теперь же, столкнувшись с отвратительной правдой жизни, он знал, как поступит.
Подъезжая к дому, Клэй остановил лошадь под одним из раскидистых дубов. Издали он решил насладиться видом своего жилища. Шесть лет назад ветхое двухэтажное строение разрушилось от старости. Сейчас на его месте сверкал трехэтажный особняк с колоннами. Это был результат их тяжелого труда с отцом. Оба они сражались и боролись за то, чтобы плантация Уиндоун стала процветающей. Но сейчас Клэй с болью в сердце осознал, что все, что он делал, было впустую. Мать не вернется... больше никогда.
Тяжелая душевная усталость охватила Клэя. Он закрыл глаза, защищая свою психику от воспоминаний. Не хотелось думать о том, как еще несколько дней назад он мечтал снова услышать звук шагов матери в коридоре или почувствовать запах ее сладких легких духов, когда она проходит по комнатам. Это прошло. Кончено. Это – часть прошлого.
И все же Клэй знал, что, если он вернется в Уиндоун, эти воспоминания будут преследовать его вечно. Мечта о возвращении матери помогала ему двигаться к своей цели. Все, чего он достиг, Клэй делал ради матери. Теперь же он понял, что мечта его недостижима.
Иллюзия разбита. Клэй должен уехать. Женщина, которую он так нежно любил, которой так старался угодить все эти годы, никогда не существовала. Мать, которую он любил, была просто плодом его наивного детского воображения.
Что ж, он больше не наивен и ничего не жаждет. Он покинет Уиндоун и оставит мысль о триумфе, омраченную воспоминаниями. Клэй снова сел верхом и поскакал к дому, готовый объявить новость отцу.
Филипп и не пытался скрывать слезы, когда смотрел, как Клэй собирает на следующий день дорожные сумки. Он спорил с сыном до поздней ночи, пытаясь убедить его не уезжать, но все усилия были напрасны. Клэй стал таким же упрямцем, как и Филипп. Если уж он решил что-то сделать, его не удержать.
– Мне будет не хватать тебя, сынок, – произнес он, задыхаясь.
– Мне тоже будет не хватать тебя, – ответил Клэй, подняв глаза и встретившись со взглядом отца, полным печали.
– Ты уверен, что поступаешь правильно?
– Это единственное, что я могу сделать в такой ситуации.
Клэй снова убежденно доказывал отцу, что нужно что-то делать.
– Кто знает, что я найду там, на Западе? Может, остановлюсь в Калифорнии и попытаю удачу на золотоносных рудниках. Может, даже разбогатею...
Клэй не стал продолжать. Он понял, что богатство не приносит счастья. Деньги его больше не волновали. Ему хотелось лишь душевного покоя.
– Ты вернешься?
Филипп отчаянно хотел знать, что Клэй однажды вернется. Без надежды на это жизнь представлялась ему бесконечно пустой и бессмысленной.
– Я вернусь, – пообещал Клэй.
– Уиндоун – твой дом. Всегда помни об этом.
– Буду помнить.
Их взгляды встретились. Этот миг был очень мучительным. Филипп знал, что сын теперь стал мужчиной, но не мог удержаться и не заключить его в свои объятия.
Клэй обнял его в ответ без малейшей сдержанности. В этот трогательный момент он понял, как любит его отец и как привязан к нему.
Клэй взял вещи, и они вышли из комнаты, дошли до парадного входа, не проронив больше ни слова.
– Будь осторожен, береги себя, – проговорил Филипп, когда они вышли на широкое крыльцо.
– Ты тоже.
Они пожали друг другу руки. Взглянув последний раз на дом, Клэй сел на Ворона и направился по аллее, чувствуя себя ужасно одиноким.
Филипп смотрел, как уезжает сын, а его сердце раздирали горечь и злость к женщине, виновной во всех их бедах.
– Эвелина...
Имя прозвучало как проклятие. Филипп тихонько обругал ее. Он презирал ее с момента тех роковых событий, произошедших шесть лет назад. Эвелина – мерзавка, эгоистичная, порочная и пагубная. Она и понятия не имела о том, что разбила сыну сердце. Эта женщина абсолютно лишена совести.
За последние шесть лет Филипп очень хотел рассказать сыну правду о матери, но почему-то удерживался. Клэй любил ее с детской преданностью. Не хотелось забирать у него остатки чистоты. Наблюдая за тем, как сын исчезает из виду, Филипп раздумывал, что был не прав, стараясь так защитить его. Он чувствовал вину за свое молчание, но всякий раз отгонял от себя эти мысли. Клэй должен был сам узнать об Эвелине. А теперь, когда и сын знал правду, она не сможет причинить боль ни одному из них.
Скопившаяся годами горечь пробудила праведный гнев. Поворачиваясь лицом к дому, Филипп знал, что пора действовать. Он больше не хотел, чтобы Эвелина и дальше пятнала фамилию Корделл. Филипп решил написать адвокату в Новом Орлеане и начать бракоразводный процесс немедленно.
Клэй знает правду. Больше ждать не имеет смысла. Нет необходимости продолжать притворяться, что надежда существует. Он хотел, чтобы связь между ним и Эвелиной была разорвана как можно скорее. Филипп присел к письменному столу и принялся за письмо к адвокату. Он почувствовал такую радость, какой не ощущал вот уже несколько лет. Он инстинктивно знал, что поступает правильно.
Глава 2
Монтерей, Калифорния, 1858 год
Рейна Изабелла Альварес трясущимися руками расправляла юбки белого платья с высоким воротником и длинными рукавами, в которое только что переоделась.
– Так, теперь надень вот это, – серьезно распорядилась ее подруга Мария, темноволосая девушка небольшого роста, протягивая длинное покрывало.
Его следовало надеть спереди так, чтобы сзади оно ниспадало на свободно сидевшее платье.
Рейна сделала, как ей сказали. Она покрыла голову необычным одеянием и тут же почувствовала себя так, словно ее завернули в шатер.
– Вот, Рейна. Это самое важное...
Рейна потянулась за туго накрахмаленным черным покрывалом, которое ей протянула Мария. Рейна уже собиралась в него облачиться, как вдруг ее взгляд упал на стопу собственной одежды, снятой в спешке и брошенной на кровать. Она замешкалась. Смотря на модную изумрудно-зеленую амазонку и необыкновенные нижние юбки, Рейна чувствовала сожаление. Она любила красивую одежду, и было больно думать, что от нее теперь придется отказаться. Но она вспомнила, ради чего все это делает, и ее темные глаза вспыхнули решимостью. Рейна надела покрывало, убрав под него длинные пряди черных волос, и повернулась к подруге.
– Ну, Мария, что скажешь? – беспокойно спросила Рейна, стараясь, чтобы голос звучал мягко и низко.
Только Мария знала, что она находится в монастыре и насколько важно, чтобы ее не нашли.
Мария, с которой Рейна дружила с детства, смотрела на нее с благоговейным удивлением.
– Взгляни на себя, – прошептала она, указывая на зеркало, висевшее над умывальником в углу крошечной комнаты, меблированной по-спартански.
Повернувшись к зеркалу, Рейна тяжело сглотнула. Это должно сработать! Просто обязательно! Она подняла глаза, заглянула в зеркало и была поражена образом женщины, смотревшей на нее. Это была она и одновременно не она!
Рейна с недоверием вглядывалась в собственное отражение. Да, глаза ее, темно-карие и выразительные. В них отражалась неуверенность, которую она сейчас ощущала. Да, губы тоже ее. Они были полные и подвижные, чтобы можно было надувать их и еще шире улыбаться, когда ей уступали. Ее подбородок с решительным наклоном весомо свидетельствовал о пылкой упрямой натуре. И все же, несмотря на знакомую внешность, спрятав волосы под покрывалом, она выглядела совершенно по-другому, как монахиня.
– Не верю... – выдохнула Рейна, вглядываясь в себя.
– Поверь. Ты выглядишь так, будто рождена для этого, – тихонько проговорила Мария, удивляясь, каким образом надменная яркая Рейна Альварес, единственная дочь самого богатого ранчеро долины, смогла совершенно изменить свой облик, лишь облачившись в одеяние монахини.
Рейна выглядела совершенно правдоподобно. Если ей чего и не хватало, так это только набожности. Не то чтобы она была далека от веры, просто все то время, какое ее знала Мария, Рейна была слишком занята собой, слишком любила радости жизни, чтобы надолго задумываться о чем-либо другом, кроме собственного удовольствия.
– Может, стоит подумать о том, чтобы присоединиться к вам? – Она взглянула на подругу через плечо.
– Не шути о таких святых вещах, – мягко пожурила Мария.
Она прекрасно знала, какого мнения была Рейна о религиозной жизни. Подруга несколько раз пыталась отговорить ее от принятия духовного сана, но Мария ее не послушала и была только что принята в орден после завершения обязательного года послушничества.
– Кто шутит? – раздражительно спросила Рейна. – Даже жизнь здесь была бы куда предпочтительнее, чем вынужденный брак с этим отвратительным американцем!
Она практически выплюнула слово «американец», так глубоко было ее отвращение к этому человеку. Слишком неожиданно отец выбрал его ей в мужья.
Рейна ощутила дрожь в позвоночнике, когда вспомнила, что только три вечера назад отец объявил о своем намерении выдать ее замуж за американца, этого Натана Марлоу, уже через полгода. Она испытала шок от того, что отец отказался выслушать ее возражения, пренебрегая ее чувствами. Это так оскорбило ее! И все же Рейна была еще уверена, что сможет переубедить отца, потому что он никогда и ни в чем ей раньше не отказывал. Но отец опередил ее, сделав объявление на вечере, который они устраивали на ранчо Альваресов, ставшее для нее сюрпризом. Она оказалась в ловушке.
Она была в ярости оттого, что отец так ее обманул. Рейна была вынуждена разыгрывать счастливицу перед гостями, стоя рядом с улыбающимся и тайно злорадствующим Натаном. Когда толпа поздравителей, собравшихся вокруг счастливой пары, рассеялась, она была не в силах возражать светловолосому американцу-бизнесмену. Он вывел ее на несколько минут во внутренний дворик, чтобы побыть наедине. Рейна пыталась сохранять спокойствие, но когда Натан нагло поцеловал ее, а потом попытался приласкать, она сопротивлялась изо всех сил. Бывало, Рейна целовалась с поклонниками, но в прикосновении Натана было для нее нечто отталкивающее. Она не была уверена, в чем тут было дело.
Сейчас Рейна невольно поморщилась при воспоминании о его ироническом смехе и язвительных словах: «Не волнуйся, Рейна, я могу подождать до нашей брачной ночи. Ты будешь моей совсем скоро!» В его словах она почувствовала угрозу. Рейна снова вздрогнула, осознав, что Мария говорит с ней, и отогнала прочь мысли об унижении того вечера.
– Не могу понять, почему ты называешь Натана Марлоу отвратительным. Я видела его, он не урод, – сказала Мария.
– Если ты считаешь его привлекательным, выйди за него! – раздраженно проговорила Рейна, зная, что никогда больше не сможет вынести его прикосновений.
– Рейна, ты же знаешь, что я никогда не выйду замуж! Я просто отметила, что Натан не лишен привлекательности. И вдобавок богат, не так ли?
– Мне не нужны деньги и, уж конечно, не нужен муж!
Рейна повернулась лицом к подруге. Ее глаза светились негодованием.
– Просто не понимаю, как отец мог так поступить со мной! Как он мог обручить меня, не поинтересовавшись сначала моими чувствами?
– Это верно, совсем не похоже на твоего отца, – озадаченно согласилась Мария. – Ты пыталась поговорить с ним об этом?
– Пыталась, но он и слушать не захотел!
– Он объяснил, почему решил выдать тебя замуж так внезапно?
– В том-то и странность. Нет! Просто сказал, что мне пора выходить замуж, что Натан для меня великолепная партия. Мне всего девятнадцать, Мария. Едва ли меня можно считать старой девой! – Рейна негодовала. – Я всегда мечтала выйти замуж по любви, но сейчас...
– Ты можешь договориться с ним как-нибудь по-другому? – с надеждой предположила Мария, пытаясь отговорить ее от небывалого плана.
Мария хотела образумить подругу, но знала, что упрямую Рейну не удержать.
– Нет, я уже испробовала все. Когда отец запер меня в комнате и...
– Не верю! Он запер тебя?
Мария была ошеломлена. Она знала Луиса Альвареса всю жизнь. То, как грубо он повел себя с дочерью, на него было совершенно не похоже.
– Да, и угрожал держать меня там до тех пор, пока я не соглашусь подчиниться его приказу.
Рейна почувствовала внезапную усталость и присела на небольшую кровать.
– Я просидела там целый день, но это никак не повлияло на его решение. Когда я снова попыталась с ним заговорить, он просто отказался выслушать. Вот тут я поняла, что должна действовать решительно, чтобы дать ему понять, насколько серьезны мои намерения.
– Поэтому ты здесь...
– Пришлось провести в седле почти весь день, но это того стоило. Отец никогда не будет искать меня здесь. В этом одеянии я смогу безопасно добраться до Нового Орлеана. Там у меня есть друзья, которые мне помогут.
– Ты собираешься ехать в Новый Орлеан одна?
– Да.
Рейна ощетинилась, почувствовав молчаливый упрек подруги. Ничто больше не остановит ее. Она избежит той участи, что уготовил ей отец!
– Но ты не можешь так поступить! – настаивала Мария, подойдя и присев рядом. – Для тебя небезопасно ехать без сопровождения.
– Бог будет моим сопровождающим, – ответила подруга, взмахнув рукой. – Я ведь теперь монахиня помнишь? Никто меня не побеспокоит.
– Хотелось бы мне иметь такую же уверенность, как у тебя.
– Можешь быть уверена, Мария. Со мной ничего не случится.
Губы Рейны сложились в печальную улыбку, когда она оглядела свою почти бесформенную одежду. У нее всегда был огромный гардероб, с учетом того, чтобы можно было великолепно одеться в любой ситуации, но Рейна решила, что этот наряд идеально подходит для нынешних обстоятельств. Монашеское одеяние создавало образ чистоты, целомудрия и набожности, и Рейна была уверена, что ни один мужчина даже не взглянет на нее, не говоря уже о задних мыслях. Эти размышления совершенно противоречили ее натуре, и все же она была чрезвычайно ими довольна. Чтобы ускользнуть, надо путешествовать незаметной.
– Надеюсь, что нет!
– Все будет хорошо, когда отец поймет, что я не собираюсь выходить замуж за Натана, – объявила Рейна, веря в глубине сердца, что отец все-таки согласится с ее мнением.
В коридоре за закрытой дверью раздался какой-то звук. Глаза юной монахини расширились от внезапной паники, когда она вдруг поняла всю опасность своего положения. Подруга привела Рейну в монастырь, когда та обратилась к ней за помощью. Мария не могла допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что Рейна находится здесь, особенно в одеянии, взятом у одной из сестер.
– Тсс... – Она сжала руку Рейны, нервно смотря на дверь. – Если нас сейчас поймают...
При мысли об этом у нее заболел живот. Игуменья не одобрит того, чем она занимается с Рейной.
Предостережение Марии напомнило Рейне о том, что победа над непреклонной властью отца еще не обеспечена, и она немного побледнела.
– Нам надо быть особенно осторожными, – предупредила Мария.
– Как скоро я смогу уйти, чтобы меня никто не заметил?
– Может быть, через час... обычно к полуночи все спят, тогда мы и сможем выскользнуть.
– Хорошо, тогда все, что от меня потребуется, – это добраться до дилижанса так, чтобы меня не поймали. После этого все будет просто.
– Надеюсь, ты права, Рейна.
– Разумеется, я права. К тому времени как отец обнаружит, что меня нет, ему придется понять, какой глупой ошибкой было пытаться выдать меня замуж насильно. Он будет счастлив, что я вернусь, и согласится на все, – просто объяснила Рейна.
И все же, пытаясь убедить себя, что все будет так, как она задумала, Рейна не могла не удивляться необычному поведению отца в связи с помолвкой. Принуждать ее к чему-то было совершенно не в его характере. Однако, несмотря на ее решительный отказ, он не пошел на попятную. Вместо этого он стал еще более настойчивым и даже наказал ее! Она молилась, чтобы ее план осуществился. В противном случае...
Рейна подумала, что, возможно, ничего не получится. Такая перспектива ее очень пугала. Она решительно отгоняла все мысли о неудаче.
Отец должен понять, должен!
– А что с деньгами? Тебе хватит? – поинтересовалась Мария.
– Да, у меня их много. Кстати, вот...
Рейна покопалась в маленьком ридикюле, привезенном с собой, и вручила Марии значительную сумму.
– Зачем это? Тебе понадобятся деньги.
– Возьми, их хватит на два одеяния, – ответила Рейна, немного виновато улыбаясь. – Не хочу идти по жизни с грехом воровства у монахини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42