А через мгновение в коридор вышел, покачиваясь, герцог Хоуксворт, которому тщетно пытался преградить путь взъерошенный Шедвелл.
— Хватит с меня этого знахарства и шарлатанства! — рассерженно сказал Хоук. — Рана уже затянулась, и все, что мне грозит, — это опасность умереть от скуки! Прочь с дороги, Шедвелл!
Он выглядел куда лучше, чем ожидала Александра. Бледность почти сошла с его лица, глаза утратили лихорадочный блеск. Но все же в его теле ощущалось еще сильное напряжение, к тому же он был чем-то обеспокоен.
— Я вижу, вы уже встали, — вежливо сказала Александра. — Ваш друг Телфорд будет в восторге, узнав об этом.
— К чертям собачьим Телфорда! — прорычал Хоук. — Дай-ка мне руку, помоги сойти вниз.
Александра вздернула брови.
— Ладно, ладно… прошу вас, дайте мне руку, черт побери! Хоук слегка покачнулся, и Александра с неохотой выполнила его просьбу.
— Знаете, вы так же нетерпеливы и непослушны, как избалованный школяр!
— Думаю, я еще хуже. А ты, похоже, удивлена тем, что я вообще поднялся, а? — резко спросил он, впившись взглядом в ее лицо.
Александру на мгновение охватило чувство неловкости.
— Ничего подобного. Я была уверена, что какой-то пули для вас явно недостаточно.
— Что, разочарована?
Но, как ни странно, Александра не чувствовала разочарования, хотя ей и следовало бы. Но, само собой, она не собиралась сообщать об этом Хоуку.
— Это зависит от того, как вы будете себя вести. Спросите еще раз после обеда.
Они медленно спустились по ступеням, и Хоук опирался на руку Александры; наконец они добрались до уютной гостиной в южном крыле.
Не обращая внимания на пристальный взгляд Александры, Хоук налил себе выпить; он предложил и Александре, но она отказалась. Потом он устало опустился на элегантную кушетку красного дерева, обтянутую желтым шелком.
Александра подошла к комоду в китайском стиле, со множеством бронзовых фигурных накладок. На его крышке стояли миниатюры в золоченых рамках. Она взяла одну наугад и поднесла поближе к глазам.
На миниатюре был изображен мальчик со спаниелем у его ног. Нетрудно было узнать глянцевитые темные волосы герцога, его пронзительные глаза, напряженную позу — несмотря на то что на портрете ему было лет восемь или девять. Композиция в целом была прелестной, и все же Александре показалось, что портрет выглядит слишком напряженным и неестественным.
— Мое изображение, как ты уже поняла. Матери невероятно нравился этот портрет. Только не спрашивай меня почему. Я не знаю.
— Портрет хороший, — сказала Александра, но Хоук уловил неуверенность в ее голосе.
— И все же?..
— И все же в нем есть что-то странное. Слишком напряженная поза, мне кажется, она не соответствует пейзажу.
— Мы, Соммертоны, никогда не признавали непринужденности. Мой отец вообще считал непринужденность чем-то постыдным — ну по крайней мере для Соммертонов — и даже, пожалуй, в чем-то родственной ереси либерализма и пустословию революционеров. — Хоук задумчиво оглядел свой пустой стакан. — Нет, непринужденность отсутствовала в моем воспитании.
— Понимаю.
Хоук насмешливо вздернул брови:
— Но какое это может иметь значение, мисс Мэйтланд?
Александра молча поставила миниатюру на место и взяла другую. Бледный мальчик лет четырех-пяти с худеньким умным личиком смотрел ей прямо в глаза. Он стоял, прислонившись к толстому дубовому стволу — к суссекскому дубу в парке Хоука, поняла Александра. Но ее внимание привлекли глаза мальчика — они были дерзкими и внимательными, хотя в них и виделась давняя печаль.
— Это, похоже…
— Мой сын Робби. Бедный малыш… эта дрянь и подумать не захотела, как все отразится на нем, будь она проклята!
— Это недавний портрет?
— Написан в прошлом году, в день его рождения. Лоренс неплохо уловил его характер. — Голос Хоука стал жестче. — И печаль в его глазах.
Лицо мальчика встревожило Александру куда больше, чем она готова была признать, и она постаралась поскорее вспомнить, чьим он был сыном.
— Он кажется очень умным и весьма своенравным. Но, полагаю, от вашего отпрыска другого и ожидать не приходится.
Глаза Хоука полыхнули серебряным огнем.
— Теперь тебе следовало бы признаться, что в тебе есть цыганская кровь, — насмешливо произнес он. — Что ж, когда мне понадобится гадалка или предсказательница, я буду знать, к кому обратиться.
Пальцы Александры, державшие миниатюру, сжались.
— Не делай этого! — предостерег ее Хоук. — Я не настолько слаб, чтобы не заставить тебя пожалеть об этом.
— Вы, как всегда, грубы. Мне надоели ваши бесконечные насмешки и сарказм, слышите? — Нервно вздохнув, она бросила на него яростный взгляд, и между ними словно проскочила молния.
— Тогда оставь в покое моего сына. Он вынес достаточно страданий и боли. И наши с тобой дела его не касаются!
В это время из-за двери донесся шум голосов, потом кто-то настойчиво постучал. Появился Шедвелл, невероятно бледный и в кое-как застегнутой ливрее.
— Ну? — резко произнес Хоук.
— Прибыл посыльный из Лондона, ваша светлость, — запинаясь, ответил Шедвелл. — Новости… плохие новости, кажется… — Дворецкий протянул Хоуку розовый конверт. — Он привез вот это.
Хоук одним движением разорвал конверт и впился глазами в строчки письма. Несколько долгих секунд он не отводил взгляда от листа бумаги, и на его лице все явственнее вырисовывалось недоверие. Наконец он поднял глаза и посмотрел на Шедвелла. Письмо упало на пол.
— Рассказывай остальное.
— Ну, вы знаете, ваша светлость… о том, что случилось вчера. Мальчик после этого был совсем не в себе. Посыльный говорит, что днем он сбежал из дома и несколько часов бродил под дождем, пока его не нашли. Он начал кашлять, его лихорадило, и он все время звал вас. Потом стало еще хуже. Доктор напуган и просит вас приехать как можно скорее.
Длинные пальцы Хоука сжались в кулаки. В его глазах промелькнула боль, и он стал очень похож на портрет своего сына…
После слов дворецкого в комнате повисло тяжелое молчание. Хоук посмотрел на миниатюру, которую Александра все еще держала в руках, и боль исказила его лицо.
«Меня это не касается», — напомнила себе Александра. Она ненавидит этого человека. И всегда будет его ненавидеть.
— Робби… — прошептал герцог. — Что же мы делаем с тобой, малыш…
В следующие несколько часов дом Хоука являл собой ад кромешный. Нервные лакеи метались вверх-вниз по лестницам, между кабинетом и спальней герцога; они укладывали вещи и одновременно выполняли то и дело поступающие приказы. Испуганные горничные таращили глаза, не решаясь задать ни одного из мучивших их вопросов.
Джефферс и Пенни приготовили для поездки в Лондон лучшую карету. Хоук решил было избавить старого кучера от тягот длительного пути и взять с собой кого-нибудь помоложе, но преданный слуга искренне вознегодовал, когда герцог сказал ему об этом.
— Ну да, ваша светлость, вы это можете сделать… только лучше бы уж тогда вам меня просто выгнать. Наплевать, что я вам служил тридцать пять лет и что меня уж никто не возьмет к себе.
На мрачном лице Хоука, в его полных отчаяния глазах на мгновение показалась благодарность.
— Ладно, Джефферс, спасибо, ты едешь со мной, все равно замену тебе нелегко найти.
— Карета будет у дверей через полчаса, — пробурчал Джефферс. — А все остальное уже готово, как вы и приказали.
— Ты отличный человек, — сказал Хоук и вернулся в кабинет, чтобы закончить письмо своему адвокату.
Стук в дверь заставил его нахмуриться и поднять голову.
— А, это ты, — бросил он, увидя Александру, явившуюся по его просьбе. Жестом пригласив ее сесть возле письменного стола, он сообщил: — Ты поедешь со мной в Лондон. Даю тебе час на сборы. — Он говорил холодно и отстраненно.
Александра задохнулась от его надменности.
— Ни через час, ни через день, ни через год я никуда не поеду! — огрызнулась она.
Герцог скривил губы.
— Разве я говорил о том, что ты можешь выбирать, мисс Мэйтланд?
— О, разумеется, нет! Было бы совсем не похоже на вас, если бы вы проявили хоть малейшую вежливость!
— Черт побери, женщина, неужели тебе просто необходимо всегда спорить?
— А вам просто необходимо всегда быть наглецом? — бешено выкрикнула она.
Хоук отложил перо и уставился на нее, но лицо его было совершенно непроницаемым.
— Ты едешь со мной, — с легкой язвительностью в голосе сказал он. — Я не могу рисковать, не могу допустить, чтобы Телфорд наложил на тебя лапу.
— Или что я сбегу от вас, — уточнила Александра, глядя ему прямо в глаза. — Ладно, — добавила она, — все равно вы будете слишком заняты своим сыном. В особенности если у него начнется воспаление легких.
Да, подумала Александра, она порадуется, видя страдания Хоука!
Герцог нахмурился, сжав губы в тонкую линию.
— Ты, похоже, знакома с этой болезнью?
— Жизнь в Индии — это постоянные болезни. Я видела и пневмонию, и многое похуже, — мрачно ответила Александра. — Если у мальчика действительно воспаление легких, самыми тяжелыми будут первые дни. Видите ли, лихорадка усиливается с каждым часом и полностью истощает силы больного. — Она говорила отчетливо, с безжалостным удовольствием описывая течение болезни.
— Боже праведный! — Хоук на мгновение закрыл ладонями покрывшееся испариной лицо. Потом ледяным взглядом посмотрел на Александру. — Что еще? Ты хочешь причинить мне боль, но чем больше я буду знать, тем лучше смогу подготовиться к борьбе за моего ребенка.
— Если это пневмония, мальчик будет очень страдать от боли. Он не сможет ни есть, ни пить, но он должен будет это делать, чтобы выжить. Если лихорадка усилится, он не будет узнавать никого, даже вас.
Каждое слово вонзалось в сердце Хоука, как острый шип.
— Я постараюсь запомнить все это.
Александра резко встала; в это мгновение она нравилась самой себе даже меньше, чем нравился ей сидевший перед ней человек, изучавший ее холодным взглядом.
— Но, разумеется, если мальчик хоть вполовину так же толстокож, как его отец, он непременно выживет. — С этими словами Александра вышла за дверь, оставив за собой легкий аромат ландышей.
Герцог несколько минут неподвижно сидел за столом, глядя на дверь, за которой исчезла Александра. Он был чрезвычайно бледен, его лоб прорезали морщины.
Он внезапно вернулся мыслями в Ла-Корунью, в Испанию… услышал скрип телег, мычание волов, стоны умирающих английских солдат… Его обжигал лютый холод, и надо всем вокруг витал отвратительный запах смерти…
Хоук закрыл глаза и опустил голову на судорожно сжатые кулаки.
Глава 26
Первые часы путешествия были сплошным кошмаром. Двое, сидевшие в карете, молчали, не говоря ни слова. Рана Хоука давала о себе знать при каждом толчке, и он пытался справиться с болью.
Когда они выехали из имения Хоуксворта, солнце уже садилось, и вскоре сумерки укрыли окружающий пейзаж серой пеленой. С приближением темноты ехать становилось все труднее. Джефферс, сидевший на козлах, изо всех сил вглядывался вперед, чтобы рассмотреть дорогу в слабом свете двух фонарей, подвешенных к карете. До Александры время от времени доносилось ворчание старого кучера, рассуждавшего об опасностях ночных поездок, и она вполне соглашалась с ним. Она попыталась заснуть, но безуспешно и с разочарованным вздохом стала смотреть в темное окно.
В какой-то момент дорога стала лучше, но было это через час или через несколько минут после их отъезда из Хоуксвиша, Александра не могла бы сказать. Появилась луна, она поднималась все выше и выше; время от времени ее затягивала дымка облаков. Теперь дорога напоминала серебряную ленту, тянувшуюся на запад. Карета, управляемая опытной рукой Джефферса, покатила быстрее, поднимая столбы пыли над меловым трактом.
Хоук не издавал ни звука. Александра то впадала в дремоту, то снова просыпалась, пока наконец не заснула по-настоящему. Ее разбудили грубые голоса и ржание лошадей. Хоук поднялся, и на его сумрачное лицо упал серебристый лунный луч. Александра испугалась. Глаза герцога были светлыми и бездонными, побелевшее лицо прорезали морщины боли и усталости. Кучер распахнул дверцу кареты.
— Окфилд, ваша светлость.
Александра неуверенно встала на затекшие ноги и с помощью Джефферса вышла наружу. Хоук молча, с каменным выражением лица, последовал за ней. У входа в гостиницу их встретил ее жирный владелец, торопливо вытиравший короткопалые руки о засаленный фартук. Ему хватило одного единственного властного взгляда Хоука, чтобы суетливо броситься к лестнице, ведущей на второй этаж, указывая дорогу герцогу. Наверху, в лучшей гостиной постоялого двора, для них накрыли стол.
Пока они ели, в Хоуке все нарастало нетерпение, хотя он ничем не показывал этого. Он встал и подошел к окну, выходящему во двор. Александра молча доложила еды на его тарелку. Себя она с трудом заставляла глотать пищу.
— Что, мисс Мэйтланд, неужели ты обойдешься без истерики? — спросил Хоук, снова садясь за стол и с некоторым удивлением поглядывая на девушку. — Неужели не станешь жаловаться на ужасную еду, на отвратительную гостиницу?
— А В этом есть какой-то смысл?
— Разумный вопрос. Но разум не в состоянии удержать женщин от жалоб. — Хоук попытался протолкнуть в горло кусок, но тут же отодвинул тарелку и протянул руку к бутылке отличного бургундского, которое выставил для них хозяин.
— Выпьешь со мной?
— Пожалуй, нет.
— Похоже, ты думаешь, что и мне лучше не пить?
— Вряд ли вино пойдет на пользу вашей ране, — холодно произнесла Александра.
Герцог стукнул стаканом об стол, и вино выплеснулось на обшарпанное дерево.
— А тебе какое дело, черт побери?!
— Абсолютно никакого, — зло бросила она.
Хоук, резко выбросив через стол руку, схватил Александру за пальцы. Она нахмурилась, глядя на их руки, лежащие на залитом вином столе, — большую и маленькую, бронзовую и светлую. Одну твердую, как камень, другую мягкую и нежную.
— Прости меня, — грубовато сказал Хоук.
— За что именно? — с горечью поинтересовалась Александра. — Не слишком ли много поводов?..
— А ты всегда невинна, так? Твое воспевание собственных добродетелей начинает мне надоедать. — Хоук грубо оттолкнул ее руку и встал из-за стола. Он быстро подошел к окну и злобно дернул занавеску в сторону. — Какого черта Джефферс там медлит? Давно уже должен был сменить лошадей. Я сказал ему, чтобы справился за полчаса, и ни минутой больше. — Выразительно выругавшись, он вернул занавеску на прежнее место и обернулся к Александре; на его лице виднелась явная угроза. — Кстати, в Лондоне ты будешь называть себя Мэйфилд.
Александра едва не подавилась крошечным кусочком ростбифа, который как раз пыталась проглотить.
— Вы что, с ума сошли? Я не намерена больше скрывать свое имя.
Хоук сложил руки на груди; на его губах заиграла циничная улыбка.
— Не так давно ты весьма упорно скрывала свою личность — ну по крайней мере от меня. Или это было тебе нужно лишь потому, что ты замышляла убить меня?
— А если и так? Вы ничего лучшего и не заслужили. А мне незачем стыдиться фамилии Мэйтланд!
— Если ты хочешь, чтобы я помог восстановить репутацию твоего отца, делай то, что я говорю, женщина! Мне вообще-то наплевать и на честь твоего отца, и на твое раздутое самомнение, но мы заключили договор, и я намерен выполнить его условия. А если твое настоящее имя станет известно, все мои усилия пойдут прахом.
Глаза цвета морской волны сузились.
— И заодно у Телфорда появится новое оружие против вас, — язвительно предположила Александра.
Хоук отвесил ей насмешливый поклон.
— Да, и это тоже.
Александра швырнула вилку на стол.
— Чертов ублюдок! — прошипела она. — Оба вы ублюдки!
— А разве это для тебя новость? — холодно поинтересовался Хоук, забирая со стула свой плащ. Неловко набросив его на плечи, он, широко шагая, вышел из комнаты.
Когда на востоке небосклон начал светлеть перед восходом солнца, карета подъехала к лондонским окраинам. Александру разбудили хриплые крики точильщиков и трубочистов, предлагавших свои услуги. Несмотря на ранний час, по улицам уже катили экипажи и сновали прохожие. Не обращая внимания на герцога, Александра расчесала спутанные волосы и старательно расправила смявшуюся юбку, понимая, что после ночного путешествия выглядит не лучшим образом.
На Бедфорд-сквер карета остановилась, и девушка с некоторым испугом подумала о том, что ее ждет. Как ни старалась она держаться холодно и отстранение, ее, конечно, интересовал мальчик, ставший невинной жертвой войны между родителями.
Джефферс, бледный от усталости, опустил ступеньки кареты. Хоук, несмотря на ноющую рану, был полон энергии. Он выскочил из кареты, в два шага пересек тротуар и чуть ли не бегом бросился к элегантному особняку.
Александра, не торопясь, выбралась из кареты и сразу взяла из рук Джефферса корзинку, которую он снял с козел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Хватит с меня этого знахарства и шарлатанства! — рассерженно сказал Хоук. — Рана уже затянулась, и все, что мне грозит, — это опасность умереть от скуки! Прочь с дороги, Шедвелл!
Он выглядел куда лучше, чем ожидала Александра. Бледность почти сошла с его лица, глаза утратили лихорадочный блеск. Но все же в его теле ощущалось еще сильное напряжение, к тому же он был чем-то обеспокоен.
— Я вижу, вы уже встали, — вежливо сказала Александра. — Ваш друг Телфорд будет в восторге, узнав об этом.
— К чертям собачьим Телфорда! — прорычал Хоук. — Дай-ка мне руку, помоги сойти вниз.
Александра вздернула брови.
— Ладно, ладно… прошу вас, дайте мне руку, черт побери! Хоук слегка покачнулся, и Александра с неохотой выполнила его просьбу.
— Знаете, вы так же нетерпеливы и непослушны, как избалованный школяр!
— Думаю, я еще хуже. А ты, похоже, удивлена тем, что я вообще поднялся, а? — резко спросил он, впившись взглядом в ее лицо.
Александру на мгновение охватило чувство неловкости.
— Ничего подобного. Я была уверена, что какой-то пули для вас явно недостаточно.
— Что, разочарована?
Но, как ни странно, Александра не чувствовала разочарования, хотя ей и следовало бы. Но, само собой, она не собиралась сообщать об этом Хоуку.
— Это зависит от того, как вы будете себя вести. Спросите еще раз после обеда.
Они медленно спустились по ступеням, и Хоук опирался на руку Александры; наконец они добрались до уютной гостиной в южном крыле.
Не обращая внимания на пристальный взгляд Александры, Хоук налил себе выпить; он предложил и Александре, но она отказалась. Потом он устало опустился на элегантную кушетку красного дерева, обтянутую желтым шелком.
Александра подошла к комоду в китайском стиле, со множеством бронзовых фигурных накладок. На его крышке стояли миниатюры в золоченых рамках. Она взяла одну наугад и поднесла поближе к глазам.
На миниатюре был изображен мальчик со спаниелем у его ног. Нетрудно было узнать глянцевитые темные волосы герцога, его пронзительные глаза, напряженную позу — несмотря на то что на портрете ему было лет восемь или девять. Композиция в целом была прелестной, и все же Александре показалось, что портрет выглядит слишком напряженным и неестественным.
— Мое изображение, как ты уже поняла. Матери невероятно нравился этот портрет. Только не спрашивай меня почему. Я не знаю.
— Портрет хороший, — сказала Александра, но Хоук уловил неуверенность в ее голосе.
— И все же?..
— И все же в нем есть что-то странное. Слишком напряженная поза, мне кажется, она не соответствует пейзажу.
— Мы, Соммертоны, никогда не признавали непринужденности. Мой отец вообще считал непринужденность чем-то постыдным — ну по крайней мере для Соммертонов — и даже, пожалуй, в чем-то родственной ереси либерализма и пустословию революционеров. — Хоук задумчиво оглядел свой пустой стакан. — Нет, непринужденность отсутствовала в моем воспитании.
— Понимаю.
Хоук насмешливо вздернул брови:
— Но какое это может иметь значение, мисс Мэйтланд?
Александра молча поставила миниатюру на место и взяла другую. Бледный мальчик лет четырех-пяти с худеньким умным личиком смотрел ей прямо в глаза. Он стоял, прислонившись к толстому дубовому стволу — к суссекскому дубу в парке Хоука, поняла Александра. Но ее внимание привлекли глаза мальчика — они были дерзкими и внимательными, хотя в них и виделась давняя печаль.
— Это, похоже…
— Мой сын Робби. Бедный малыш… эта дрянь и подумать не захотела, как все отразится на нем, будь она проклята!
— Это недавний портрет?
— Написан в прошлом году, в день его рождения. Лоренс неплохо уловил его характер. — Голос Хоука стал жестче. — И печаль в его глазах.
Лицо мальчика встревожило Александру куда больше, чем она готова была признать, и она постаралась поскорее вспомнить, чьим он был сыном.
— Он кажется очень умным и весьма своенравным. Но, полагаю, от вашего отпрыска другого и ожидать не приходится.
Глаза Хоука полыхнули серебряным огнем.
— Теперь тебе следовало бы признаться, что в тебе есть цыганская кровь, — насмешливо произнес он. — Что ж, когда мне понадобится гадалка или предсказательница, я буду знать, к кому обратиться.
Пальцы Александры, державшие миниатюру, сжались.
— Не делай этого! — предостерег ее Хоук. — Я не настолько слаб, чтобы не заставить тебя пожалеть об этом.
— Вы, как всегда, грубы. Мне надоели ваши бесконечные насмешки и сарказм, слышите? — Нервно вздохнув, она бросила на него яростный взгляд, и между ними словно проскочила молния.
— Тогда оставь в покое моего сына. Он вынес достаточно страданий и боли. И наши с тобой дела его не касаются!
В это время из-за двери донесся шум голосов, потом кто-то настойчиво постучал. Появился Шедвелл, невероятно бледный и в кое-как застегнутой ливрее.
— Ну? — резко произнес Хоук.
— Прибыл посыльный из Лондона, ваша светлость, — запинаясь, ответил Шедвелл. — Новости… плохие новости, кажется… — Дворецкий протянул Хоуку розовый конверт. — Он привез вот это.
Хоук одним движением разорвал конверт и впился глазами в строчки письма. Несколько долгих секунд он не отводил взгляда от листа бумаги, и на его лице все явственнее вырисовывалось недоверие. Наконец он поднял глаза и посмотрел на Шедвелла. Письмо упало на пол.
— Рассказывай остальное.
— Ну, вы знаете, ваша светлость… о том, что случилось вчера. Мальчик после этого был совсем не в себе. Посыльный говорит, что днем он сбежал из дома и несколько часов бродил под дождем, пока его не нашли. Он начал кашлять, его лихорадило, и он все время звал вас. Потом стало еще хуже. Доктор напуган и просит вас приехать как можно скорее.
Длинные пальцы Хоука сжались в кулаки. В его глазах промелькнула боль, и он стал очень похож на портрет своего сына…
После слов дворецкого в комнате повисло тяжелое молчание. Хоук посмотрел на миниатюру, которую Александра все еще держала в руках, и боль исказила его лицо.
«Меня это не касается», — напомнила себе Александра. Она ненавидит этого человека. И всегда будет его ненавидеть.
— Робби… — прошептал герцог. — Что же мы делаем с тобой, малыш…
В следующие несколько часов дом Хоука являл собой ад кромешный. Нервные лакеи метались вверх-вниз по лестницам, между кабинетом и спальней герцога; они укладывали вещи и одновременно выполняли то и дело поступающие приказы. Испуганные горничные таращили глаза, не решаясь задать ни одного из мучивших их вопросов.
Джефферс и Пенни приготовили для поездки в Лондон лучшую карету. Хоук решил было избавить старого кучера от тягот длительного пути и взять с собой кого-нибудь помоложе, но преданный слуга искренне вознегодовал, когда герцог сказал ему об этом.
— Ну да, ваша светлость, вы это можете сделать… только лучше бы уж тогда вам меня просто выгнать. Наплевать, что я вам служил тридцать пять лет и что меня уж никто не возьмет к себе.
На мрачном лице Хоука, в его полных отчаяния глазах на мгновение показалась благодарность.
— Ладно, Джефферс, спасибо, ты едешь со мной, все равно замену тебе нелегко найти.
— Карета будет у дверей через полчаса, — пробурчал Джефферс. — А все остальное уже готово, как вы и приказали.
— Ты отличный человек, — сказал Хоук и вернулся в кабинет, чтобы закончить письмо своему адвокату.
Стук в дверь заставил его нахмуриться и поднять голову.
— А, это ты, — бросил он, увидя Александру, явившуюся по его просьбе. Жестом пригласив ее сесть возле письменного стола, он сообщил: — Ты поедешь со мной в Лондон. Даю тебе час на сборы. — Он говорил холодно и отстраненно.
Александра задохнулась от его надменности.
— Ни через час, ни через день, ни через год я никуда не поеду! — огрызнулась она.
Герцог скривил губы.
— Разве я говорил о том, что ты можешь выбирать, мисс Мэйтланд?
— О, разумеется, нет! Было бы совсем не похоже на вас, если бы вы проявили хоть малейшую вежливость!
— Черт побери, женщина, неужели тебе просто необходимо всегда спорить?
— А вам просто необходимо всегда быть наглецом? — бешено выкрикнула она.
Хоук отложил перо и уставился на нее, но лицо его было совершенно непроницаемым.
— Ты едешь со мной, — с легкой язвительностью в голосе сказал он. — Я не могу рисковать, не могу допустить, чтобы Телфорд наложил на тебя лапу.
— Или что я сбегу от вас, — уточнила Александра, глядя ему прямо в глаза. — Ладно, — добавила она, — все равно вы будете слишком заняты своим сыном. В особенности если у него начнется воспаление легких.
Да, подумала Александра, она порадуется, видя страдания Хоука!
Герцог нахмурился, сжав губы в тонкую линию.
— Ты, похоже, знакома с этой болезнью?
— Жизнь в Индии — это постоянные болезни. Я видела и пневмонию, и многое похуже, — мрачно ответила Александра. — Если у мальчика действительно воспаление легких, самыми тяжелыми будут первые дни. Видите ли, лихорадка усиливается с каждым часом и полностью истощает силы больного. — Она говорила отчетливо, с безжалостным удовольствием описывая течение болезни.
— Боже праведный! — Хоук на мгновение закрыл ладонями покрывшееся испариной лицо. Потом ледяным взглядом посмотрел на Александру. — Что еще? Ты хочешь причинить мне боль, но чем больше я буду знать, тем лучше смогу подготовиться к борьбе за моего ребенка.
— Если это пневмония, мальчик будет очень страдать от боли. Он не сможет ни есть, ни пить, но он должен будет это делать, чтобы выжить. Если лихорадка усилится, он не будет узнавать никого, даже вас.
Каждое слово вонзалось в сердце Хоука, как острый шип.
— Я постараюсь запомнить все это.
Александра резко встала; в это мгновение она нравилась самой себе даже меньше, чем нравился ей сидевший перед ней человек, изучавший ее холодным взглядом.
— Но, разумеется, если мальчик хоть вполовину так же толстокож, как его отец, он непременно выживет. — С этими словами Александра вышла за дверь, оставив за собой легкий аромат ландышей.
Герцог несколько минут неподвижно сидел за столом, глядя на дверь, за которой исчезла Александра. Он был чрезвычайно бледен, его лоб прорезали морщины.
Он внезапно вернулся мыслями в Ла-Корунью, в Испанию… услышал скрип телег, мычание волов, стоны умирающих английских солдат… Его обжигал лютый холод, и надо всем вокруг витал отвратительный запах смерти…
Хоук закрыл глаза и опустил голову на судорожно сжатые кулаки.
Глава 26
Первые часы путешествия были сплошным кошмаром. Двое, сидевшие в карете, молчали, не говоря ни слова. Рана Хоука давала о себе знать при каждом толчке, и он пытался справиться с болью.
Когда они выехали из имения Хоуксворта, солнце уже садилось, и вскоре сумерки укрыли окружающий пейзаж серой пеленой. С приближением темноты ехать становилось все труднее. Джефферс, сидевший на козлах, изо всех сил вглядывался вперед, чтобы рассмотреть дорогу в слабом свете двух фонарей, подвешенных к карете. До Александры время от времени доносилось ворчание старого кучера, рассуждавшего об опасностях ночных поездок, и она вполне соглашалась с ним. Она попыталась заснуть, но безуспешно и с разочарованным вздохом стала смотреть в темное окно.
В какой-то момент дорога стала лучше, но было это через час или через несколько минут после их отъезда из Хоуксвиша, Александра не могла бы сказать. Появилась луна, она поднималась все выше и выше; время от времени ее затягивала дымка облаков. Теперь дорога напоминала серебряную ленту, тянувшуюся на запад. Карета, управляемая опытной рукой Джефферса, покатила быстрее, поднимая столбы пыли над меловым трактом.
Хоук не издавал ни звука. Александра то впадала в дремоту, то снова просыпалась, пока наконец не заснула по-настоящему. Ее разбудили грубые голоса и ржание лошадей. Хоук поднялся, и на его сумрачное лицо упал серебристый лунный луч. Александра испугалась. Глаза герцога были светлыми и бездонными, побелевшее лицо прорезали морщины боли и усталости. Кучер распахнул дверцу кареты.
— Окфилд, ваша светлость.
Александра неуверенно встала на затекшие ноги и с помощью Джефферса вышла наружу. Хоук молча, с каменным выражением лица, последовал за ней. У входа в гостиницу их встретил ее жирный владелец, торопливо вытиравший короткопалые руки о засаленный фартук. Ему хватило одного единственного властного взгляда Хоука, чтобы суетливо броситься к лестнице, ведущей на второй этаж, указывая дорогу герцогу. Наверху, в лучшей гостиной постоялого двора, для них накрыли стол.
Пока они ели, в Хоуке все нарастало нетерпение, хотя он ничем не показывал этого. Он встал и подошел к окну, выходящему во двор. Александра молча доложила еды на его тарелку. Себя она с трудом заставляла глотать пищу.
— Что, мисс Мэйтланд, неужели ты обойдешься без истерики? — спросил Хоук, снова садясь за стол и с некоторым удивлением поглядывая на девушку. — Неужели не станешь жаловаться на ужасную еду, на отвратительную гостиницу?
— А В этом есть какой-то смысл?
— Разумный вопрос. Но разум не в состоянии удержать женщин от жалоб. — Хоук попытался протолкнуть в горло кусок, но тут же отодвинул тарелку и протянул руку к бутылке отличного бургундского, которое выставил для них хозяин.
— Выпьешь со мной?
— Пожалуй, нет.
— Похоже, ты думаешь, что и мне лучше не пить?
— Вряд ли вино пойдет на пользу вашей ране, — холодно произнесла Александра.
Герцог стукнул стаканом об стол, и вино выплеснулось на обшарпанное дерево.
— А тебе какое дело, черт побери?!
— Абсолютно никакого, — зло бросила она.
Хоук, резко выбросив через стол руку, схватил Александру за пальцы. Она нахмурилась, глядя на их руки, лежащие на залитом вином столе, — большую и маленькую, бронзовую и светлую. Одну твердую, как камень, другую мягкую и нежную.
— Прости меня, — грубовато сказал Хоук.
— За что именно? — с горечью поинтересовалась Александра. — Не слишком ли много поводов?..
— А ты всегда невинна, так? Твое воспевание собственных добродетелей начинает мне надоедать. — Хоук грубо оттолкнул ее руку и встал из-за стола. Он быстро подошел к окну и злобно дернул занавеску в сторону. — Какого черта Джефферс там медлит? Давно уже должен был сменить лошадей. Я сказал ему, чтобы справился за полчаса, и ни минутой больше. — Выразительно выругавшись, он вернул занавеску на прежнее место и обернулся к Александре; на его лице виднелась явная угроза. — Кстати, в Лондоне ты будешь называть себя Мэйфилд.
Александра едва не подавилась крошечным кусочком ростбифа, который как раз пыталась проглотить.
— Вы что, с ума сошли? Я не намерена больше скрывать свое имя.
Хоук сложил руки на груди; на его губах заиграла циничная улыбка.
— Не так давно ты весьма упорно скрывала свою личность — ну по крайней мере от меня. Или это было тебе нужно лишь потому, что ты замышляла убить меня?
— А если и так? Вы ничего лучшего и не заслужили. А мне незачем стыдиться фамилии Мэйтланд!
— Если ты хочешь, чтобы я помог восстановить репутацию твоего отца, делай то, что я говорю, женщина! Мне вообще-то наплевать и на честь твоего отца, и на твое раздутое самомнение, но мы заключили договор, и я намерен выполнить его условия. А если твое настоящее имя станет известно, все мои усилия пойдут прахом.
Глаза цвета морской волны сузились.
— И заодно у Телфорда появится новое оружие против вас, — язвительно предположила Александра.
Хоук отвесил ей насмешливый поклон.
— Да, и это тоже.
Александра швырнула вилку на стол.
— Чертов ублюдок! — прошипела она. — Оба вы ублюдки!
— А разве это для тебя новость? — холодно поинтересовался Хоук, забирая со стула свой плащ. Неловко набросив его на плечи, он, широко шагая, вышел из комнаты.
Когда на востоке небосклон начал светлеть перед восходом солнца, карета подъехала к лондонским окраинам. Александру разбудили хриплые крики точильщиков и трубочистов, предлагавших свои услуги. Несмотря на ранний час, по улицам уже катили экипажи и сновали прохожие. Не обращая внимания на герцога, Александра расчесала спутанные волосы и старательно расправила смявшуюся юбку, понимая, что после ночного путешествия выглядит не лучшим образом.
На Бедфорд-сквер карета остановилась, и девушка с некоторым испугом подумала о том, что ее ждет. Как ни старалась она держаться холодно и отстранение, ее, конечно, интересовал мальчик, ставший невинной жертвой войны между родителями.
Джефферс, бледный от усталости, опустил ступеньки кареты. Хоук, несмотря на ноющую рану, был полон энергии. Он выскочил из кареты, в два шага пересек тротуар и чуть ли не бегом бросился к элегантному особняку.
Александра, не торопясь, выбралась из кареты и сразу взяла из рук Джефферса корзинку, которую он снял с козел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45