— Конечно, они могут решить, что я не в себе. Ты ведь знаешь, что здесь многие считали Кору сумасшедшей, — произнес Адам, повысив голос, чтобы Муз мог слышать его в другой комнате. Он замолчал, прополоскал рот антисептическим раствором. — А Кора вовсе не была сумасшедшей. Просто она не всегда мыслила разумно.Для Адама Коффина это имело огромное значение.Он ощущал разницу между этими двумя состояниями, потому что сам раз или два чувствовал дыхание тьмы у себя на челе.— «Мы живем и грезим в одиночестве», — процитировал он размышления Джозефа Конрада по этому поводу.Выключив свет в ванной, Адам побрел к кровати, присел на нее и стал снимать тапки. И только тогда он вспомнил, что должен поведать Музу чудесную новость.— Думаю, мы сможем получить маленькое наследство от Коры. А может, даже и не такое уж маленькое. Завтра ровно в четыре часа дня мы встречаемся с мистером Баллинджером здесь, в «Вязах». — Он забрался в постель и подтянул одеяло к подбородку. — Надо решить, как мы распорядимся этой неожиданной удачей, Муз. Признаюсь, я уже все серьезно обдумал и считаю, что для начала мы должны сделать пожертвование в местный приют для животных.Адам щелкнул выключателем. Несколько мгновений он молча лежал в темноте, а затем шепотом произнес:— Да благословит тебя Господь, Кора.
— Будь ты проклята, Кора.Это несправедливо. У нее всегда все было, а ему вечно чего-то недоставало.Слишком часто.Старой перечнице надо было всего лишь внести небольшие изменения в свою последнюю волю. Но она не сочла нужным оставить ему то, что причиталось ему по праву.И как будто этого ей было мало, она своей смертью еще и нарушила его планы. Если бы только у него было больше времени…Он негромко чертыхнулся и сделал еще глоток спиртного из стакана, который держал в руке. Он без устали мерил шагами комнату. Затем замер у окна, проклятого чужого окна — он ведь ютится здесь из милости, — и увидел, как внизу прошли мужчина и женщина.Прошлой ночью он был в саду Грантвуда — он провел там не одну ночь, делая то, что обязан был делать — и видел эту пару в беседке.Минуту-другую, а может, и больше он гадал, не собирается ли Трейс Баллинджер овладеть ею прямо здесь, в саду, где кто угодно мог их увидеть. Его ладони покрылись испариной, и ему пришлось обтереть их о брюки. В предвкушении он облизнул губы, размышляя, стоит ли ему подойти ближе, чтобы лучше видеть происходящее. Но они, видимо, передумали и вернулись обратно в дом.С возвращением Шайлер Грант обстоятельства, в которых ему приходилось действовать, намного усложнились. Но он не дурак; ему не раз удавалось справляться с трудностями и оборачивать их себе во благо. Где хотенье — там и уменье.И вдруг его осенило. Возможно, всего лишь возможно, возвращение Шайлер в Грантвуд — замаскированная удача. Она может отвлечь на себя внимание и стать для него прикрытием.Теперь он знал, что ему делать… если только хватит духу.И он решился. Глава 12 Джонни оторвал взгляд от «Уолл-стрит джорнал», лежавшего у него на коленях — он читал уже минут пятнадцать, — и улыбнулся Шайлер.— А ты, похоже, преуспел, Джонни? — спросила она.— Да, верно.Имя Джонатана Тибериуса Гранта упоминалось в связи с любыми деловыми проектами и слияниями компаний. Видимо, ее кузен добился своего: он стал центральной фигурой на всех финансовых рынках.Шайлер улыбнулась:— Тебе приходится иметь дело не только с волками, но еще и с быками и медведями Игра слов: англ, wolf — жестокий, злой человек, хищник; bull — спекулянт, играющий на повышение, bear — спекулянт, играющий на понижение; неотесанный человек.
.Джонни отложил газету в сторону, оперся спиной о перила беседки, вытянул ноги, сплел пальцы за головой и удовлетворенно вздохнул:— Может, я и работаю с волками, однако считаю, что в такой погожий денек, как сегодня, не сыскать места лучше Грантвуда.Шайлер нечего было ему возразить. Стоял один из тех долгих томных дней, что бывают между весной и ранним летом. Воздух был приятно-теплым. Птицы щебетали на деревьях над их головами. В саду витал стойкий аромат цветов.То был чудесный день, замечательный день, и все же Шайлер ощущала какое-то беспокойство.Скрестив ноги и разгладив складки на подоле шелкового платья, она окинула взглядом свое родовое гнездо.— А помню, раньше ты любил Грантвуд.Джонни достал дорогие солнечные очки из кармана спортивного пиджака.— Да, было дело, — согласился он, нацепив темные очки на нос и вновь приняв расслабленную позу. — Я до сих пор его люблю. Хотя за последние несколько лет я не часто сюда наведывался.— Ты занятой человек.— Очень занятой. Кроме того, было не так уж весело приезжать в старый дом, когда в нем не было тебя, — заявил он, подставляя свое загорелое лицо лучам полуденного солнца.— Ты преувеличиваешь.— Это правда, — произнес Джонни, подняв правую руку, будто давая торжественную клятву.Шайлер все еще была настроена скептически.— Ты просто жалеешь меня — ведь ты отлично знаешь, что я была по уши влюблена в тебя, когда мне было тринадцать, а тебе двадцать два.Джонни улыбнулся — его зубы на фоне загорелого лица казались ослепительно белыми — и стал еще более привлекательным, если это только было возможно.— Ты была очень славной малышкой, Шайлер, но я думаю, что семья не одобрила бы меня, если бы я занялся растлением малолетних. Меня просто выставили бы за порог.Она улыбнулась. А затем призналась:— Когда я была маленькой, я побаивалась этого дома.Он пристально посмотрел на нее поверх очков:— Правда?— Правда.— Почему?— Порой он наводил на меня безотчетный ужас. — Это было все, что она смогла сказать.Джонни несколько изменил направление разговора:— Поэтому ты решила жить в Париже?— Это одна из причин.— Собираешься продавать дом?Шайлер нахмурилась:— Продавать?Джонни выпрямил спину и стряхнул с рукава пиджака упавший листик. За несколько дней общения с ним Шайлер заметила, что на его одежде обычно не бывает ни морщинки. Его ботинки никогда не были грязными — они всегда были начищены до зеркального блеска. Ни одна прядь волос не покидала места, отведенного ей в его прическе. Короче говоря, его внешний вид был безупречен.— Продать Грантвуд, — наконец уточнил он.— Я еще не знаю, что я буду делать с Грантвудом. Сначала мне надо заняться другими делами.Джонни махнул рукой в направлении дома.— Твой юрист, кажется, слоняется где-то поблизости. Похоже, загородная жизнь кажется Баллинджеру слишком тихой и скучной. Он чувствует себя не в своей тарелке.У Шайлер были свои соображения на этот счет, но она не собиралась обсуждать Трейса Баллинджера с кем бы то ни было, включая своего кузена.— Трейсу тоже есть чем заняться.Красавец мужчина, сидевший рядом с ней, нахмурился:— А за этим ничего не стоит?— А что за этим может стоять?— Ты.— Я?Хмурый взгляд несколько искажал совершенные черты Джонатана Гранта.— И с личной, и с профессиональной точки зрения ты представляешь большой денежный интерес для Трейса Баллинджера.— Не думаю, что его интересуют деньги. По крайней мере не в том плане, на который та намекаешь.— Не обманывай себя. Каждый имеет свою цену.— Разве?Джонни пояснил:— Конечно, не всегда дело ограничивается деньгами. Для одних важен успех, для других — положение на социальной лестнице, для третьих — чувство собственного достоинства.— В этом смысле действительно каждый имеет свою цену, как ты и утверждаешь, — допустила Шайлер.Когда Джонни пускался в рассуждения, его слова казались вполне обоснованными.— Интересно, какая цена у тебя, моя дорогая кузина? Может, чувство причастности?— Причастности?— Тебе нужно место, которое ты могла бы называть своим домом, — тихо произнес Джонни, подняв глаза на величественное сооружение.Возможно, ее кузен глубже, чем это кажется. Возможно, он обладает чем-то большим, чем привлекательная внешность, которую Шайлер в задумчивости изучала.А если так, то вполне можно предположить, что Трейса Баллинджера здесь держит не только завещание Коры, как она вначале думала.Пока Шайлер сидела, греясь в лучах полуденного солнца и наслаждаясь ароматом цветов, разлитым в воздухе, ей пришла в голову мысль, что вообще-то ничто не является тем, чем кажется, и никто не соответствует нашему представлению о нем до конца.Хотя, возможно, у нее опять разыгралось воображение, и она видит тайны и интриги там, где их нет.И все же она поинтересовалась:— Почему ты спрашиваешь меня о Трейсе Баллинджере?— Я бы хотел больше знать о человеке, который так явно тебя занимает. — Его ухоженные брови сошлись у переносицы. — Которого ты, кажется, находишь весьма обаятельным.Кровь прилила к лицу Шайлер.— Между мистером Баллинджером и мной нет ничего, кроме чисто деловых отношений.— Приятно слышать. — Мужчина, сидящий рядом с Шайлер на скамейке, снял солнечные очки и посмотрел ей прямо в глаза. — В конце лета тебе исполняется тридцать, да?— Да.— А мне скоро сорок. Пора бы определиться. Обзавестись семьей. Родить детей. — Джонни взял ее руку в свою и нежно провел по ней. — Теперь-то я соблазняю уже не маленькую девочку, верно?Шайлер затаила дыхание.— Верно.Джонни расправил плечи и вдохнул воздуха. В следующий момент Шайлер уже почувствовала его руки вокруг своей талии — он прижал ее к себе.А затем он поцеловал ее.Она мечтала об этом, когда еще была девчонкой, пылко влюбленной в более взрослого и недосягаемого для нее мужчину. Она-то считала, что этой мечте, как и всем остальным, не суждено было сбыться.Поцелуй Джонни был очень приятен, такой спокойный, почти невинный. Но она не почувствовала никакого волнения. Сердце не выпрыгивало из груди. Не потели ладони. Никакого ощущения опасности и — никакой страсти.Переведя дух, ее кузен прошептал:— Обещай, что ты об этом подумаешь, Шайлер. Подумаешь о нас. Это может дать нам обоим то, чего нам не хватает, то, что нам действительно нужно.— Обещаю, — сказала она.
— Похоже, у вас появился соперник, мистер Баллинджер, — заметил Адам Коффин, отрывая взгляд от шахматной доски.Трейс стиснул зубы и сделал вид, будто не понимает, о чем идет речь.— Соперник?Его противник мотнул головой в сторону окна, через которое была видна парочка, находящаяся в саду.— Претендент на внимание мисс Грант.Усилием воли Трейс заставил себя сохранять спокойствие.— Не понимаю, о чем вы.Однако ему не удалось ввести в заблуждение своего собеседника.— Я говорю о вашем отношении к юной леди. Жалко, что нельзя промолчать.— Моем отношении?Пожилой мужчина, сидящий напротив, откинулся на спинку удобного, обитого кожей стула.— Ну, интересе.— Моем интересе?Адам Коффин откашлялся.— Возможно, я ошибся. Я думал… в общем, не важно, что я думал. — Он вздохнул. — Признаться, я очень плохо разбираюсь в женщинах.Рука Трейса зависла над шахматной фигурой.— Не расстраивайтесь, мистер Коффин. В мире нет ни одного мужчины, который бы до конца понимал женщин.Почти застенчиво старик попросил его:— Почему бы вам не называть меня просто Адам?Трейс кивнул.— Тогда и вы называйте меня Трейс.— Ладно, Трейс. Между нами говоря, Джонатан Грант способен очаровать даже птичку на дереве.— Шайлер не птичка.— Верно.— Черт возьми! — Трейс с чувством выругался, осознав, что сделал тактическую ошибку, передвинув своего слона.— Вы сегодня витаете в облаках, — заметил Адам Коффин. — Уже в третий раз за последний час вы допускаете ошибку.Трейс знал, что последует за этим. Адам немного поколебался и произнес:— Шах и мат.Трейс признал свое поражение:— Ваша взяла.Адам Коффин был скромен:— Да, как будто.Трейс не стал искать себе оправданий.— Вы играете лучше меня.— Не думаю, что это так, — робко возразил старик. — Но, как бы то ни было, я получил истинное удовольствие от нашей игры.Они совершенно случайно обнаружили, что оба любят шахматы. Произошло это в тот самый день, когда Трейс заглянул в «Вязы», чтобы обсудить вопрос о доле Адама Коффина в наследстве.В течение нескольких минут мужчины наслаждались молчанием: один — со своим верным другом, сидящим в кармане, другой — со своим, растянувшимся у его ног.Наконец Адам нарушил молчание:— Мисс Грант — интересная молодая женщина. Трейс не стал заглатывать наживку.— Хмм, — уклончиво пробормотал он. Его собеседник, похоже, еще не закончил.— При этом она весьма привлекательна.Трейс снова ответил неразборчивым бормотанием. Победителя это не остановило.— Кажется, она обладает недюжинным умом и сообразительностью. — Он пожал плечами. — Она не похожа на других. И неудивительно. Кора тоже была необычной.— Это точно, — согласился Трейс.Спустя минуту-другую Адам Коффин высказал еще одну мысль:— Джонни может составить отличную партию мисс Грант.Трейс сердито посмотрел на него и заявил:— Джонни Грант не подходит Шайлер.— Почему вы так думаете?— Это подсказывает мне моя интуиция, — пояснил Трейс. — Он богатый. Красивый. Бесцеремонный. Слишком бесцеремонный. Он ей надоест до зевоты в первый же год, максимум — два.— Возможно. — Казалось, Адам обдумывает его слова. — Однако, насколько я знаю, женщины не всегда видят мужчин такими, какими их видят другие мужчины.Трейс считал так же.— Даже умнейшие из женщин порой бывают слепы. Адам многозначительно приподнял седые брови.— Да, бывают.Они оба видели, как мужчина, о котором они говорили, заключил Шайлер в объятия и страстно поцеловал в губы.Трейс вскочил со своего места.Адам Коффин откашлялся.— Думаю, вы не хотите выставить себя дураком.Старик был прав.Чтобы успокоиться, Трейс сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько мгновений и затем резко выдохнул, освобождаясь от внезапного приступа злости и расцветшей буйным цветом ревности.Он сел на место, повернулся к своему собеседнику и произнес с кривой усмешкой:— А дуракам закон не писан. Глава 13 — Интересно, как же справлялись с этой работой, когда не было газонокосилок? — проговорил Трейс, подходя к Шайлер и окидывая взглядом огромный ковер зеленой травы.В это утро в поместье работала бригада из «Садоводства с нуля». Полдюжины мужчин подстригали лужайку — звук работающих моторов и запах бензина заполнили пространство. Другие шестеро рабочих подравнивали кусты и собирали граблями мусор.Все проходило спокойно и неспешно.Шайлер ощущала, насколько близко к ней находится Трейс.Сердце забилось чаще. Она облизнула губы и произнесла:— До появления газонокосилок? Могу ответить одним словом.Трейса позабавило ее заявление.— Одним словом?Она кивнула:— Овцы.— Это как «Бе-бе, черная овечка, есть ли у тебя шерсть»? — засмеялся он, цитируя известный детский стишок.Шайлер снова кивнула:— В большинстве старых поместий вдоль Гудзона раньше всегда разводили овец. Некоему Джону Армстронгу император Наполеон I даже прислал стадо мериносов в качестве свадебного подарка.Трейс приподнял брови, искусно изобразив удивление:— Сам Наполеон Бонапарт? У меня просто нет слов.Шайлер не могла понять, шутит он или серьезен. Она тряхнула пышными волосами. Для первого мая было не по сезону душно. Как было бы здорово собрать волосы в «конский хвост», как в детстве!— Ты знаешь, что некоторые из самых старых построек племени майя находятся на острове посреди Гудзона?Трейс ничего об этом не слышал.— Один богатый землевладелец из здешних мест раскопал на Юкатане целую древнюю деревню, разобрал ее по частям и перевез по воде на принадлежащий ему остров. Там ее собрали заново. Эти древние руины находятся там до сих пор, — сказала она, разглаживая пояс своих сшитых на заказ слаксов. — Естественно, подобное пренебрежение к изначальному местонахождению деревни сейчас сочли бы святотатством, но полтора столетия назад в этом не было ничего предосудительного.Трейс провел рукой по волосам.— Они грабили. Они мародерствовали. Потом делили награбленное.Шайлер повернула голову и посмотрела ему в лицо:— Кто «они»?— Промышленные магнаты, которые наживались на строительстве железных дорог, сколачивали целые состояния на Уолл-стрит с помощью других темных делишек, а потом на эти грязные деньги строили роскошные поместья на берегах Гудзона.— Они были такими же людьми, как и все остальные, — напомнила ему Шайлер, поднеся руку к горлу.— Так ли? — Он пожал своими широкими плечами. — В свое время Джей Гулд подавил вспыхнувшее на железной дороге восстание — рабочие требовали паршивые девять долларов страховки в неделю. И это тогда, когда он сам зарабатывал по сто тысяч долларов за тот же срок.В голосе Трейса было что-то такое, чему Шайлер никак не могла подобрать названия. Она облизнула губы и стала слушать дальше.Трейс продолжал:— Другой магнат-грабитель не долго думая потратил полмиллиона долларов на конюшню и застекленный внутренний двор, чтобы его лошади могли тренироваться в комфортных условиях, тогда как его рабочие жили в полной нищете. — Обращаясь больше к себе самому, чем к Шайлер, Трейс после паузы добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Будь ты проклята, Кора.Это несправедливо. У нее всегда все было, а ему вечно чего-то недоставало.Слишком часто.Старой перечнице надо было всего лишь внести небольшие изменения в свою последнюю волю. Но она не сочла нужным оставить ему то, что причиталось ему по праву.И как будто этого ей было мало, она своей смертью еще и нарушила его планы. Если бы только у него было больше времени…Он негромко чертыхнулся и сделал еще глоток спиртного из стакана, который держал в руке. Он без устали мерил шагами комнату. Затем замер у окна, проклятого чужого окна — он ведь ютится здесь из милости, — и увидел, как внизу прошли мужчина и женщина.Прошлой ночью он был в саду Грантвуда — он провел там не одну ночь, делая то, что обязан был делать — и видел эту пару в беседке.Минуту-другую, а может, и больше он гадал, не собирается ли Трейс Баллинджер овладеть ею прямо здесь, в саду, где кто угодно мог их увидеть. Его ладони покрылись испариной, и ему пришлось обтереть их о брюки. В предвкушении он облизнул губы, размышляя, стоит ли ему подойти ближе, чтобы лучше видеть происходящее. Но они, видимо, передумали и вернулись обратно в дом.С возвращением Шайлер Грант обстоятельства, в которых ему приходилось действовать, намного усложнились. Но он не дурак; ему не раз удавалось справляться с трудностями и оборачивать их себе во благо. Где хотенье — там и уменье.И вдруг его осенило. Возможно, всего лишь возможно, возвращение Шайлер в Грантвуд — замаскированная удача. Она может отвлечь на себя внимание и стать для него прикрытием.Теперь он знал, что ему делать… если только хватит духу.И он решился. Глава 12 Джонни оторвал взгляд от «Уолл-стрит джорнал», лежавшего у него на коленях — он читал уже минут пятнадцать, — и улыбнулся Шайлер.— А ты, похоже, преуспел, Джонни? — спросила она.— Да, верно.Имя Джонатана Тибериуса Гранта упоминалось в связи с любыми деловыми проектами и слияниями компаний. Видимо, ее кузен добился своего: он стал центральной фигурой на всех финансовых рынках.Шайлер улыбнулась:— Тебе приходится иметь дело не только с волками, но еще и с быками и медведями Игра слов: англ, wolf — жестокий, злой человек, хищник; bull — спекулянт, играющий на повышение, bear — спекулянт, играющий на понижение; неотесанный человек.
.Джонни отложил газету в сторону, оперся спиной о перила беседки, вытянул ноги, сплел пальцы за головой и удовлетворенно вздохнул:— Может, я и работаю с волками, однако считаю, что в такой погожий денек, как сегодня, не сыскать места лучше Грантвуда.Шайлер нечего было ему возразить. Стоял один из тех долгих томных дней, что бывают между весной и ранним летом. Воздух был приятно-теплым. Птицы щебетали на деревьях над их головами. В саду витал стойкий аромат цветов.То был чудесный день, замечательный день, и все же Шайлер ощущала какое-то беспокойство.Скрестив ноги и разгладив складки на подоле шелкового платья, она окинула взглядом свое родовое гнездо.— А помню, раньше ты любил Грантвуд.Джонни достал дорогие солнечные очки из кармана спортивного пиджака.— Да, было дело, — согласился он, нацепив темные очки на нос и вновь приняв расслабленную позу. — Я до сих пор его люблю. Хотя за последние несколько лет я не часто сюда наведывался.— Ты занятой человек.— Очень занятой. Кроме того, было не так уж весело приезжать в старый дом, когда в нем не было тебя, — заявил он, подставляя свое загорелое лицо лучам полуденного солнца.— Ты преувеличиваешь.— Это правда, — произнес Джонни, подняв правую руку, будто давая торжественную клятву.Шайлер все еще была настроена скептически.— Ты просто жалеешь меня — ведь ты отлично знаешь, что я была по уши влюблена в тебя, когда мне было тринадцать, а тебе двадцать два.Джонни улыбнулся — его зубы на фоне загорелого лица казались ослепительно белыми — и стал еще более привлекательным, если это только было возможно.— Ты была очень славной малышкой, Шайлер, но я думаю, что семья не одобрила бы меня, если бы я занялся растлением малолетних. Меня просто выставили бы за порог.Она улыбнулась. А затем призналась:— Когда я была маленькой, я побаивалась этого дома.Он пристально посмотрел на нее поверх очков:— Правда?— Правда.— Почему?— Порой он наводил на меня безотчетный ужас. — Это было все, что она смогла сказать.Джонни несколько изменил направление разговора:— Поэтому ты решила жить в Париже?— Это одна из причин.— Собираешься продавать дом?Шайлер нахмурилась:— Продавать?Джонни выпрямил спину и стряхнул с рукава пиджака упавший листик. За несколько дней общения с ним Шайлер заметила, что на его одежде обычно не бывает ни морщинки. Его ботинки никогда не были грязными — они всегда были начищены до зеркального блеска. Ни одна прядь волос не покидала места, отведенного ей в его прическе. Короче говоря, его внешний вид был безупречен.— Продать Грантвуд, — наконец уточнил он.— Я еще не знаю, что я буду делать с Грантвудом. Сначала мне надо заняться другими делами.Джонни махнул рукой в направлении дома.— Твой юрист, кажется, слоняется где-то поблизости. Похоже, загородная жизнь кажется Баллинджеру слишком тихой и скучной. Он чувствует себя не в своей тарелке.У Шайлер были свои соображения на этот счет, но она не собиралась обсуждать Трейса Баллинджера с кем бы то ни было, включая своего кузена.— Трейсу тоже есть чем заняться.Красавец мужчина, сидевший рядом с ней, нахмурился:— А за этим ничего не стоит?— А что за этим может стоять?— Ты.— Я?Хмурый взгляд несколько искажал совершенные черты Джонатана Гранта.— И с личной, и с профессиональной точки зрения ты представляешь большой денежный интерес для Трейса Баллинджера.— Не думаю, что его интересуют деньги. По крайней мере не в том плане, на который та намекаешь.— Не обманывай себя. Каждый имеет свою цену.— Разве?Джонни пояснил:— Конечно, не всегда дело ограничивается деньгами. Для одних важен успех, для других — положение на социальной лестнице, для третьих — чувство собственного достоинства.— В этом смысле действительно каждый имеет свою цену, как ты и утверждаешь, — допустила Шайлер.Когда Джонни пускался в рассуждения, его слова казались вполне обоснованными.— Интересно, какая цена у тебя, моя дорогая кузина? Может, чувство причастности?— Причастности?— Тебе нужно место, которое ты могла бы называть своим домом, — тихо произнес Джонни, подняв глаза на величественное сооружение.Возможно, ее кузен глубже, чем это кажется. Возможно, он обладает чем-то большим, чем привлекательная внешность, которую Шайлер в задумчивости изучала.А если так, то вполне можно предположить, что Трейса Баллинджера здесь держит не только завещание Коры, как она вначале думала.Пока Шайлер сидела, греясь в лучах полуденного солнца и наслаждаясь ароматом цветов, разлитым в воздухе, ей пришла в голову мысль, что вообще-то ничто не является тем, чем кажется, и никто не соответствует нашему представлению о нем до конца.Хотя, возможно, у нее опять разыгралось воображение, и она видит тайны и интриги там, где их нет.И все же она поинтересовалась:— Почему ты спрашиваешь меня о Трейсе Баллинджере?— Я бы хотел больше знать о человеке, который так явно тебя занимает. — Его ухоженные брови сошлись у переносицы. — Которого ты, кажется, находишь весьма обаятельным.Кровь прилила к лицу Шайлер.— Между мистером Баллинджером и мной нет ничего, кроме чисто деловых отношений.— Приятно слышать. — Мужчина, сидящий рядом с Шайлер на скамейке, снял солнечные очки и посмотрел ей прямо в глаза. — В конце лета тебе исполняется тридцать, да?— Да.— А мне скоро сорок. Пора бы определиться. Обзавестись семьей. Родить детей. — Джонни взял ее руку в свою и нежно провел по ней. — Теперь-то я соблазняю уже не маленькую девочку, верно?Шайлер затаила дыхание.— Верно.Джонни расправил плечи и вдохнул воздуха. В следующий момент Шайлер уже почувствовала его руки вокруг своей талии — он прижал ее к себе.А затем он поцеловал ее.Она мечтала об этом, когда еще была девчонкой, пылко влюбленной в более взрослого и недосягаемого для нее мужчину. Она-то считала, что этой мечте, как и всем остальным, не суждено было сбыться.Поцелуй Джонни был очень приятен, такой спокойный, почти невинный. Но она не почувствовала никакого волнения. Сердце не выпрыгивало из груди. Не потели ладони. Никакого ощущения опасности и — никакой страсти.Переведя дух, ее кузен прошептал:— Обещай, что ты об этом подумаешь, Шайлер. Подумаешь о нас. Это может дать нам обоим то, чего нам не хватает, то, что нам действительно нужно.— Обещаю, — сказала она.
— Похоже, у вас появился соперник, мистер Баллинджер, — заметил Адам Коффин, отрывая взгляд от шахматной доски.Трейс стиснул зубы и сделал вид, будто не понимает, о чем идет речь.— Соперник?Его противник мотнул головой в сторону окна, через которое была видна парочка, находящаяся в саду.— Претендент на внимание мисс Грант.Усилием воли Трейс заставил себя сохранять спокойствие.— Не понимаю, о чем вы.Однако ему не удалось ввести в заблуждение своего собеседника.— Я говорю о вашем отношении к юной леди. Жалко, что нельзя промолчать.— Моем отношении?Пожилой мужчина, сидящий напротив, откинулся на спинку удобного, обитого кожей стула.— Ну, интересе.— Моем интересе?Адам Коффин откашлялся.— Возможно, я ошибся. Я думал… в общем, не важно, что я думал. — Он вздохнул. — Признаться, я очень плохо разбираюсь в женщинах.Рука Трейса зависла над шахматной фигурой.— Не расстраивайтесь, мистер Коффин. В мире нет ни одного мужчины, который бы до конца понимал женщин.Почти застенчиво старик попросил его:— Почему бы вам не называть меня просто Адам?Трейс кивнул.— Тогда и вы называйте меня Трейс.— Ладно, Трейс. Между нами говоря, Джонатан Грант способен очаровать даже птичку на дереве.— Шайлер не птичка.— Верно.— Черт возьми! — Трейс с чувством выругался, осознав, что сделал тактическую ошибку, передвинув своего слона.— Вы сегодня витаете в облаках, — заметил Адам Коффин. — Уже в третий раз за последний час вы допускаете ошибку.Трейс знал, что последует за этим. Адам немного поколебался и произнес:— Шах и мат.Трейс признал свое поражение:— Ваша взяла.Адам Коффин был скромен:— Да, как будто.Трейс не стал искать себе оправданий.— Вы играете лучше меня.— Не думаю, что это так, — робко возразил старик. — Но, как бы то ни было, я получил истинное удовольствие от нашей игры.Они совершенно случайно обнаружили, что оба любят шахматы. Произошло это в тот самый день, когда Трейс заглянул в «Вязы», чтобы обсудить вопрос о доле Адама Коффина в наследстве.В течение нескольких минут мужчины наслаждались молчанием: один — со своим верным другом, сидящим в кармане, другой — со своим, растянувшимся у его ног.Наконец Адам нарушил молчание:— Мисс Грант — интересная молодая женщина. Трейс не стал заглатывать наживку.— Хмм, — уклончиво пробормотал он. Его собеседник, похоже, еще не закончил.— При этом она весьма привлекательна.Трейс снова ответил неразборчивым бормотанием. Победителя это не остановило.— Кажется, она обладает недюжинным умом и сообразительностью. — Он пожал плечами. — Она не похожа на других. И неудивительно. Кора тоже была необычной.— Это точно, — согласился Трейс.Спустя минуту-другую Адам Коффин высказал еще одну мысль:— Джонни может составить отличную партию мисс Грант.Трейс сердито посмотрел на него и заявил:— Джонни Грант не подходит Шайлер.— Почему вы так думаете?— Это подсказывает мне моя интуиция, — пояснил Трейс. — Он богатый. Красивый. Бесцеремонный. Слишком бесцеремонный. Он ей надоест до зевоты в первый же год, максимум — два.— Возможно. — Казалось, Адам обдумывает его слова. — Однако, насколько я знаю, женщины не всегда видят мужчин такими, какими их видят другие мужчины.Трейс считал так же.— Даже умнейшие из женщин порой бывают слепы. Адам многозначительно приподнял седые брови.— Да, бывают.Они оба видели, как мужчина, о котором они говорили, заключил Шайлер в объятия и страстно поцеловал в губы.Трейс вскочил со своего места.Адам Коффин откашлялся.— Думаю, вы не хотите выставить себя дураком.Старик был прав.Чтобы успокоиться, Трейс сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько мгновений и затем резко выдохнул, освобождаясь от внезапного приступа злости и расцветшей буйным цветом ревности.Он сел на место, повернулся к своему собеседнику и произнес с кривой усмешкой:— А дуракам закон не писан. Глава 13 — Интересно, как же справлялись с этой работой, когда не было газонокосилок? — проговорил Трейс, подходя к Шайлер и окидывая взглядом огромный ковер зеленой травы.В это утро в поместье работала бригада из «Садоводства с нуля». Полдюжины мужчин подстригали лужайку — звук работающих моторов и запах бензина заполнили пространство. Другие шестеро рабочих подравнивали кусты и собирали граблями мусор.Все проходило спокойно и неспешно.Шайлер ощущала, насколько близко к ней находится Трейс.Сердце забилось чаще. Она облизнула губы и произнесла:— До появления газонокосилок? Могу ответить одним словом.Трейса позабавило ее заявление.— Одним словом?Она кивнула:— Овцы.— Это как «Бе-бе, черная овечка, есть ли у тебя шерсть»? — засмеялся он, цитируя известный детский стишок.Шайлер снова кивнула:— В большинстве старых поместий вдоль Гудзона раньше всегда разводили овец. Некоему Джону Армстронгу император Наполеон I даже прислал стадо мериносов в качестве свадебного подарка.Трейс приподнял брови, искусно изобразив удивление:— Сам Наполеон Бонапарт? У меня просто нет слов.Шайлер не могла понять, шутит он или серьезен. Она тряхнула пышными волосами. Для первого мая было не по сезону душно. Как было бы здорово собрать волосы в «конский хвост», как в детстве!— Ты знаешь, что некоторые из самых старых построек племени майя находятся на острове посреди Гудзона?Трейс ничего об этом не слышал.— Один богатый землевладелец из здешних мест раскопал на Юкатане целую древнюю деревню, разобрал ее по частям и перевез по воде на принадлежащий ему остров. Там ее собрали заново. Эти древние руины находятся там до сих пор, — сказала она, разглаживая пояс своих сшитых на заказ слаксов. — Естественно, подобное пренебрежение к изначальному местонахождению деревни сейчас сочли бы святотатством, но полтора столетия назад в этом не было ничего предосудительного.Трейс провел рукой по волосам.— Они грабили. Они мародерствовали. Потом делили награбленное.Шайлер повернула голову и посмотрела ему в лицо:— Кто «они»?— Промышленные магнаты, которые наживались на строительстве железных дорог, сколачивали целые состояния на Уолл-стрит с помощью других темных делишек, а потом на эти грязные деньги строили роскошные поместья на берегах Гудзона.— Они были такими же людьми, как и все остальные, — напомнила ему Шайлер, поднеся руку к горлу.— Так ли? — Он пожал своими широкими плечами. — В свое время Джей Гулд подавил вспыхнувшее на железной дороге восстание — рабочие требовали паршивые девять долларов страховки в неделю. И это тогда, когда он сам зарабатывал по сто тысяч долларов за тот же срок.В голосе Трейса было что-то такое, чему Шайлер никак не могла подобрать названия. Она облизнула губы и стала слушать дальше.Трейс продолжал:— Другой магнат-грабитель не долго думая потратил полмиллиона долларов на конюшню и застекленный внутренний двор, чтобы его лошади могли тренироваться в комфортных условиях, тогда как его рабочие жили в полной нищете. — Обращаясь больше к себе самому, чем к Шайлер, Трейс после паузы добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23