— Строго говоря, жители Сторма всегда держались особняком. Мы не относимся ни к южной равнинной Шотландии, ни к северной горной.
— Как жаль, что нейтралитет и дипломатия не помогли нам оплатить счета иотстроить заново разрушенные стены замка.
— Сейчас наступили трудные времена для жителей западных островов, — услышал он в ответ.
Митчелл осознавал, что теперь ответственность за восстановление родовых владений легла на его плечи. Он должен был обеспечить островитянам если не процветание, то хотя бы нормальное существование.
Но, намереваясь обратиться к Виктории Сторм за помощью, Митчелл мало рассчитывал на ее сочувствие. Он понимал, что она едва ли способна проникнуться бедами жителей маленького острова по другую сторону океана. И не исключал того, что вся затея с американской родственницей окажется напрасной.
— А почему бы нам не подождать и не зайти к твоей кузине завтра? — предложил его друг.
— Утром после бала? — Митчелл покачал головой. — Более неподходящее время трудно представить. И вообще, я не собираюсь просить свою дорогую кузину назначить мне аудиенцию. Я сам выберу время для разговора.
Йен Маккламфа отступил на шаг и задумчиво посмотрел на роскошную четырехэтажную виллу.
— Чертовски большой дом.
— Да.
Йен отступил еще на шаг.
— Полагаю, у них это считается загородной дачей.
— Видимо, так.
— Это какие же деньги надо иметь, чтобы содержать такую громадину.
— Да уж не маленькие. — Митчелл решил поделиться с Йеном полученной информацией. — Наша кузина унаследовала не только этот дом, но еще и роскошные апартаменты в Нью-Йорк-Сити, виллу на Средиземном море и коттедж на лыжном курорте в швейцарских Альпах.
Йен присвистнул:
— Клянусь костями святого Колумба!
Это было для него проявлением высшей степени изумления.
— Да, у Виктории Сторм действительного много денег. Эндрю неплохо позаботился о себе.
— Это уж точно.
Митчелл чувствовал, что Йен потрясен до глубины души.
— А ты знаешь, как называли здесь таких, как Эндрю Сторм, в прошлом веке?
— Н-ну, — Маккламфа скорчил гримасу.
— Бароны-разбойники.
— Что ж, определение верное, — одобрил Йен.
— Да.
Они пошли к дому. Митчелл прошел вслед за приятелем через черный ход на кухню: здесь повсюду блестели начищенная медь и нержавеющая сталь; огромное пространство заполняли мраморные разделочные столы, шкафы, буфеты, огромные плиты и жаровни, морозильные камеры и холодильники. Друзья какое-то время следили за безостановочной работой поваров в высоких белых колпаках, служанок в черных платьях и белоснежных фартуках и официантов в шотландских костюмах.
Почти не разжимая губ, Митчелл отдал приказание:
— Хватай поднос с бутербродами и неси его в зал. Он видел, что Йена страшит вся эта авантюра.
— И что дальше? — угрюмо спросил Йен.
— Держи глаза и уши открытыми.
Йен Маккламфа взял первый попавшийся поднос.
— Что именно я должен искать?
— «Виктории». И учти, что они могут быть любой формы и размера, особенно мраморные. В списке, который у меня есть, ясно указано, что на аукционе 1879 года было выставлено как минимум шесть разных «Викторий».
— И если я найду одну из них?
— Тогда я отправлюсь к своей дорогой кузине и предложу ей сделку, от которой она не сможет отказаться.
— Думаешь, она поедет?
— Я сделаю так, что она будет вынуждена поехать, — убежденно заявил Митчелл, поднимая огромный поднос, уставленный вазочками с черной икрой и тончайшими розовыми ломтиками лососины.
— Надеюсь, ты не прибегнешь к обольщению?
— Ты же сам говорил: каждый делает то, что ему приходится делать.
Воцарилось недолгое молчание.
— Почему бы тебе не начать обход с террасы и садов, а затем переместиться в бильярдную и Большой зал? — предложил Митчелл, давая вспыльчивому шотландцу время, чтобы остыть.
Йен радостно поставил поднос на место.
— А ты куда?
— А я пока понаблюдаю за нашей дорогой кузиной.
— Прошу тебя, будь осторожен, приятель.
— Положись на меня, — успокоил Йена Митчелл Сторм, протискиваясь в вертушку, соединявшую кухню с коридором. Какофония музыки, смеха и голосов слегка оглушила его. — Я не подведу.
Он не мог позволить себе ни единого промаха. Слишком многое было поставлено на карту.
Глава 2
Кто-то следил за ней.
Она чувствовала это всем своим существом. Что за странное ощущение! По рукам ее, несмотря на теплую июльскую ночь, бегали мурашки, а в груди били крылышками сотни крошечных бабочек.
Вряд ли причиной тому были ее расстроенные нервы. У Тори не было абсолютно никаких поводов для беспокойства: находиться в центре внимания множества людей она привыкла с самого детства. И то, что именно от нее зависело, сколько средств будет собрано в этот день на благотворительные цели, тоже не вызывало у нее особой тревоги. Эту почетную обязанность она выполняла вот уже десять лет, с тех пор как умерла ее мать Мэрилин.
Нет, воображение и разыгравшиеся нервы здесь ни при чем.
Кто-то следит за ней.
Дважды она почти перехватывала его взгляд боковым зрением (почему-то она была уверена, что это мужчина), но к тому моменту, когда ей удавалось вежливо закончить беседу с очередным гостем и оглянуться, человек исчезал.
Растворялся в толпе.
Тори взяла бокал шампанского, предложенного ей официантом в национальном шотландском костюме, и стала прогуливаться по залу. Она отпила всего один глоток, ни больше ни меньше. Сегодня бокал искристого вина был для нее лишь предметом бутафории. Ей хотелось сохранить ясную голову.
— Добрый вечер, Виктория. Прекрасный бал, — промурлыкала какая-то блондинка, безвольно повисшая на руке своего кавалера. Некоторым гостям было недостаточно видеть хозяйку, им хотелось, чтобы она их тоже заметила.
Тори кивнула и улыбнулась дежурной улыбкой. Заметив напротив Беатрис Ван Аллен и Лолу Олбрайт, без устали работавших языками и веерами, она распространила свою улыбку и на них.
Миссис Ван Аллен в этот день превзошла самое себя. Густая масса ее серебристых волос была искусно уложена на затылке, а впечатляющую фигуру облегало черное шелковое платье из тех, что носили гранд-дамы викторианской эпохи. В ушах, на груди и на запястьях сверкали знаменитые бриллианты Ван Алленов. На голове красовалась тиара, о которой ходили слухи, что ее выкупили из сокровищницы русских царей.
Лола Олбрайт, значительно ниже своей приятельницы ростом и положением, надела в этот день бледно-желтое атласное платье. Виктория удивилась ее выбору: в желтом она казалась еще невзрачнее, чем обычно. Однако можно было не сомневаться, что Беатрис уже указала подруге на ошибку и прочитала ей длинную лекцию об искусстве одеваться.
Беатрис Ван Аллен и Лола Олбрайт приехали на бал в числе первых гостей. Они появились у парадного входа ровно в девять часов. В Ньюпорте вдовы титулованных особ не признавали современной моды опаздывать и всегда приходили вовремя.
Наблюдая за танцующими, Тори пыталась представить, как выглядела эта зала сто лет назад.
Однажды, разглядывая фотографии Эндрю и Энн Сторм и вспоминая рассказы о великолепных приемах Золотого века, она подумала, что было бы неплохо возобновить традицию ежегодных костюмированных балов.
В Золотом веке на такие балы порой уходили целые состояния, но Энн деньги не волновали. Она скромно называла эти торжества маленькими праздниками, хотя их удостаивали посещением члены всех королевских фамилий Европы. К назначенной дате Энн заказывала необыкновенные костюмы и декорации, выписывала экзотических животных, приглашала лучших специалистов развлекательной индустрии.
Принц Уэльский, в кругу семьи и друзей просто Берти, посетил один из таких приемов в 1871 году. На костюмированном балу он появился в костюме шотландского горца — в килте, с кожаной сумкой на меху и прочей национальной атрибутикой.
Доказательством этого посещения служил хранившийся в доме старый, немного смазанный дагерротип, на котором рядом с ее родителями был запечатлен будущий король Англии Эдуард VII.
Девушка тихо вздохнула, с трудом удерживаясь от желания подтянуть вверх слишком откровенный вырез платья. Оказалось, что носить старинную одежду — целое искусство. Когда Тори после долгих мучений научилась наконец управляться с нижними юбками и турнюром, с многочисленными воланами и корсетом, с длинным шлейфом и широкими буфами на рукавах, не говоря уже о декольте, то прониклась невольным уважением к женщинам, которым приходилось носить все это каждый день.
Девушка посмотрела на шелковый шарф, по диагонали пересекавший ее платье и приколотый у плеча серебряной брошью в виде веточки клюквы. Шарф был не просто данью моде, его расцветка повторяла цвета ее клана.
Сегодня, во время последней примерки, портниха жалобно простонала:
— Но это же клетчатый шарф, мисс Сторм.
— Да, клетчатый, ну и что из того?
Портниха скрестила руки на груди в ожидании объяснений.
— Я являюсь представительницей клана Стормов, — сказала Тори.
Портниха никак не откликнулась на эти слова и только слегка выгнула искусно подведенную бровь. Тори попыталась выразиться яснее:
— Сегодняшний бал посвящен викторианской Шотландии.
— Это мне известно, мисс Сторм.
— Мы вместе с мисс Фрэйзер сами выбрали эту тему. Маленький точеный подбородок задрался еще выше.
— Ну конечно.
— Я надену этот шарф в любом случае, — решительно заявила Тори, предупреждая дальнейшие возражения.
Тори гордилась своим шотландским происхождением. Конечно, она не собиралась переселяться на родину — далекий остров в районе западного побережья Шотландии, — но была рада случаю напомнить о ней своим американским друзьям. И благотворительный бал подходил для этой цели как нельзя лучше.
Появление хозяйки поместья в элегантном платье, являвшем собой чудо портновского искусства, стало главным событием вечера. На протяжении всего бала между гостями шел безмолвный торг за это платье, средства от продажи которого должны были пойти в различные благотворительные учреждения. Традиция ежегодных благотворительных балов появилась между первой и второй мировыми войнами и с тех пор передавалась из поколения в поколение. В течение последнего десятилетия обязанности хозяйки поместья Сторм лежали на плечах Виктории.
Она отпила еще один глоток шампанского и, медленно пробираясь через зал, нашла наконец место, где могла побыть немного одна.
Временами ей безумно хотелось забыть обо всех делах, забыть об этом благотворительном бале, о работе в различных филантропических организациях, какими бы значительными и нужными эти организации ни были, а они действительно были очень нужны; забыть о своем положении в обществе и о тысяче других обязанностей, которые достались ей в наследство вместе с фамилией Сторм.
Положение Тори усугублялось тем, что она была последней из рода Стормов. Девушка тяжело вздохнула. Жить с фамилией Сторм всегда было нелегко. В детстве Тори находилась под бдительной опекой отца и матери, позже она носила траур по своим дорогим родителям, а теперь должна вести тот же образ жизни, какой вели в свое время и они.
Значит, таково ее предназначение…
Даже Питер Николсон — славный, милый и такой надежный Питер — тоже был частью наследства, оставленного ей родителями. Он считался ее женихом почти с колыбели. Как и предполагалось, став взрослыми, они составили отличную пару. Это было общее мнение. Они принадлежали к одному кругу, оба владели большим состоянием и получили образование в элитарных учебных заведениях. Они были как две горошины из одного стручка… правда, слишком хорошо знакомые и слишком предсказуемые друг для друга.
За всю историю их знакомства Питер совершил только один неожиданный поступок: в минувший уик-энд он срочно отправился в Даллас по какому-то совершенно неотложному делу. Это был первый и единственный случай, когда он пропустил ежегодный благотворительный бал.
Тори вздохнула еще тяжелее, но внезапно замерла: где-то под правой грудью в тело ей впилась булавка. Должно быть, портниха оставила ее. Девушка незаметно поправила платье, чтобы булавка не кололась, и снова отдалась размышлениям.
Монте-Карло. С каким бы удовольствием она бросила все и сбежала на лето в Монте-Карло!
Нет, лучше в другое место, подальше от ярких огней и чопорного светского общества.
Тогда в провинцию. Или в Портофино. Или на Карибские острова… как ее лучшая подруга Джейн Беннет. Теперь, правда, Джейн Холлистер.
Тори была вынуждена признать, что завидовала своей бывшей соседке по комнате, и не только потому, что та вышла за красавца Джейка Холлистера, но и потому, что новобрачные купили себе остров в Карибском море, где могли в любой момент спрятаться ото всех.
Ей тоже хотелось иметь место, куда можно было бы убежать, и возлюбленного, с которым хотелось бы убежать.
Странно, но она никогда не представляла в этой роли Питера Николсона.
Тори очнулась от своих мыслей и распрямила плечи. Молодая женщина, получившая хорошее воспитание, должна тщательно следить за своей осанкой — это было первое правило, которое Тори усвоила в школе юных леди мисс Портер, где проучилась с девяти до четырнадцати лет.
Отчего-то ей вдруг стало холодно.
Опять это ощущение, что за ней наблюдают.
Виктория подняла глаза и увидела свое отражение в огромном зеркале на противоположной стене. И одновременно с этим — отражение мужчины, расположившегося в дверях между бальным залом и комнатой для гостей. Вот он! Интуиция подсказала ей, что именно этот человек был источником ее тревоги.
Заметив движение ее головы, он быстро отвел глаза и притворился, будто рассматривает картину — признанный шедевр начала века кисти Джона Сарджента. На портрете были изображены ее родная и двоюродная прапрародительницы в девичестве — две рыжеволосые красавицы в пору расцветающей женственности. Художник запечатлел их в белых муслиновых платьях, с голубыми атласными лентами в волосах. Из всего собрания картин, находившихся в доме, эту Тори любила больше всего.
Итак, пока незнакомец делал вид, что разглядывает картину, Тори разглядывала его.
На нем была традиционная шотландская юбка, расцветка которой показалась ей знакомой. Но она тут же забыла об этом, ибо ее внимание привлекла благородная внешность незнакомца, выдававшая его высокое происхождение.
Откуда-то из глубин ее сознания в памяти всплыла старинная народная шотландская песня:
Быстрый красивый корабль летит как птица.
«Вперед!» — кричат матросы,
И он несет того, кто родился, чтобы стать королем,
По волнам к острову Скай.
Тори не удивилась бы, узнав, что в жилах этого человека течет королевская кровь. И несмотря на угрозу, исходившую от него, Виктория невольно подумала, что более красивого мужчины еще не встречала.
На вид ему было где-то между тридцатью и сорока, скорее, ближе к сорока. Широкие плечи, мускулистые руки и грудь. Узкая талия, длинные ноги. Очень длинные ноги. Густые темные волосы. Высокий лоб, длинные изогнутые брови. Умные пронзительные глаза. Издалека не было видно, какого они цвета, но ей показалось, что темные.
Очевидно, когда-то у него был сломан нос, и если бы не этот маленький недостаток, совершенно не портивший его, у него был бы классический профиль.
Девушка продолжала разглядывать незнакомца. Выразительный рот, нижняя губа немного полнее верхней, правильный овал лица, решительный подбородок. Небольшие, плотно прижатые уши. Узкие аристократические ладони с длинными пальцами.
Тори встречала в своей жизни много интересных мужчин: среди них были и промышленные магнаты, и лидеры политических партий, и представители различных королевских фамилий. О принадлежности этого человека к небожителям говорили и его уверенная поза, в которой, однако, не было ничего вызывающего, и некий оттенок превосходства, и спокойная внутренняя сила, исходившая от него даже на расстоянии. Немногие соединяли в себе все эти качества, и этот незнакомец был одним из них.
Она подумала, что он из тех, кто всегда оказывается в нужном месте в нужное время и всегда точно знает, что следует говорить и делать.
Тори привыкла доверять своей интуиции, а сейчас она подсказывала ей, что это не обычный человек. Его появление привнесет в ее жизнь опасность и тайну.
— Извини, Виктория.
Тори обернулась. За спиной у нее стояла Элис Фрэйзер, ее личный секретарь.
— Да, Элис.
Женщина понизила голос и коротко проинформировала Тори:
— Диккенс отдал распоряжение открыть еще один ящик шампанского, а я проверила, все ли женщины выполнили вашу просьбу приколоть к корсажу букетики цветов.
— Спасибо, Элис. Не знаю, что бы я делала без тебя.
Это было правдой. Элис отлично справлялась со своими обязанностями. Несмотря на то что ей уже исполнилось сорок пять, она не была связана ни замужеством, ни какими-либо другими обязательствами и потому могла полностью посвятить себя работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Как жаль, что нейтралитет и дипломатия не помогли нам оплатить счета иотстроить заново разрушенные стены замка.
— Сейчас наступили трудные времена для жителей западных островов, — услышал он в ответ.
Митчелл осознавал, что теперь ответственность за восстановление родовых владений легла на его плечи. Он должен был обеспечить островитянам если не процветание, то хотя бы нормальное существование.
Но, намереваясь обратиться к Виктории Сторм за помощью, Митчелл мало рассчитывал на ее сочувствие. Он понимал, что она едва ли способна проникнуться бедами жителей маленького острова по другую сторону океана. И не исключал того, что вся затея с американской родственницей окажется напрасной.
— А почему бы нам не подождать и не зайти к твоей кузине завтра? — предложил его друг.
— Утром после бала? — Митчелл покачал головой. — Более неподходящее время трудно представить. И вообще, я не собираюсь просить свою дорогую кузину назначить мне аудиенцию. Я сам выберу время для разговора.
Йен Маккламфа отступил на шаг и задумчиво посмотрел на роскошную четырехэтажную виллу.
— Чертовски большой дом.
— Да.
Йен отступил еще на шаг.
— Полагаю, у них это считается загородной дачей.
— Видимо, так.
— Это какие же деньги надо иметь, чтобы содержать такую громадину.
— Да уж не маленькие. — Митчелл решил поделиться с Йеном полученной информацией. — Наша кузина унаследовала не только этот дом, но еще и роскошные апартаменты в Нью-Йорк-Сити, виллу на Средиземном море и коттедж на лыжном курорте в швейцарских Альпах.
Йен присвистнул:
— Клянусь костями святого Колумба!
Это было для него проявлением высшей степени изумления.
— Да, у Виктории Сторм действительного много денег. Эндрю неплохо позаботился о себе.
— Это уж точно.
Митчелл чувствовал, что Йен потрясен до глубины души.
— А ты знаешь, как называли здесь таких, как Эндрю Сторм, в прошлом веке?
— Н-ну, — Маккламфа скорчил гримасу.
— Бароны-разбойники.
— Что ж, определение верное, — одобрил Йен.
— Да.
Они пошли к дому. Митчелл прошел вслед за приятелем через черный ход на кухню: здесь повсюду блестели начищенная медь и нержавеющая сталь; огромное пространство заполняли мраморные разделочные столы, шкафы, буфеты, огромные плиты и жаровни, морозильные камеры и холодильники. Друзья какое-то время следили за безостановочной работой поваров в высоких белых колпаках, служанок в черных платьях и белоснежных фартуках и официантов в шотландских костюмах.
Почти не разжимая губ, Митчелл отдал приказание:
— Хватай поднос с бутербродами и неси его в зал. Он видел, что Йена страшит вся эта авантюра.
— И что дальше? — угрюмо спросил Йен.
— Держи глаза и уши открытыми.
Йен Маккламфа взял первый попавшийся поднос.
— Что именно я должен искать?
— «Виктории». И учти, что они могут быть любой формы и размера, особенно мраморные. В списке, который у меня есть, ясно указано, что на аукционе 1879 года было выставлено как минимум шесть разных «Викторий».
— И если я найду одну из них?
— Тогда я отправлюсь к своей дорогой кузине и предложу ей сделку, от которой она не сможет отказаться.
— Думаешь, она поедет?
— Я сделаю так, что она будет вынуждена поехать, — убежденно заявил Митчелл, поднимая огромный поднос, уставленный вазочками с черной икрой и тончайшими розовыми ломтиками лососины.
— Надеюсь, ты не прибегнешь к обольщению?
— Ты же сам говорил: каждый делает то, что ему приходится делать.
Воцарилось недолгое молчание.
— Почему бы тебе не начать обход с террасы и садов, а затем переместиться в бильярдную и Большой зал? — предложил Митчелл, давая вспыльчивому шотландцу время, чтобы остыть.
Йен радостно поставил поднос на место.
— А ты куда?
— А я пока понаблюдаю за нашей дорогой кузиной.
— Прошу тебя, будь осторожен, приятель.
— Положись на меня, — успокоил Йена Митчелл Сторм, протискиваясь в вертушку, соединявшую кухню с коридором. Какофония музыки, смеха и голосов слегка оглушила его. — Я не подведу.
Он не мог позволить себе ни единого промаха. Слишком многое было поставлено на карту.
Глава 2
Кто-то следил за ней.
Она чувствовала это всем своим существом. Что за странное ощущение! По рукам ее, несмотря на теплую июльскую ночь, бегали мурашки, а в груди били крылышками сотни крошечных бабочек.
Вряд ли причиной тому были ее расстроенные нервы. У Тори не было абсолютно никаких поводов для беспокойства: находиться в центре внимания множества людей она привыкла с самого детства. И то, что именно от нее зависело, сколько средств будет собрано в этот день на благотворительные цели, тоже не вызывало у нее особой тревоги. Эту почетную обязанность она выполняла вот уже десять лет, с тех пор как умерла ее мать Мэрилин.
Нет, воображение и разыгравшиеся нервы здесь ни при чем.
Кто-то следит за ней.
Дважды она почти перехватывала его взгляд боковым зрением (почему-то она была уверена, что это мужчина), но к тому моменту, когда ей удавалось вежливо закончить беседу с очередным гостем и оглянуться, человек исчезал.
Растворялся в толпе.
Тори взяла бокал шампанского, предложенного ей официантом в национальном шотландском костюме, и стала прогуливаться по залу. Она отпила всего один глоток, ни больше ни меньше. Сегодня бокал искристого вина был для нее лишь предметом бутафории. Ей хотелось сохранить ясную голову.
— Добрый вечер, Виктория. Прекрасный бал, — промурлыкала какая-то блондинка, безвольно повисшая на руке своего кавалера. Некоторым гостям было недостаточно видеть хозяйку, им хотелось, чтобы она их тоже заметила.
Тори кивнула и улыбнулась дежурной улыбкой. Заметив напротив Беатрис Ван Аллен и Лолу Олбрайт, без устали работавших языками и веерами, она распространила свою улыбку и на них.
Миссис Ван Аллен в этот день превзошла самое себя. Густая масса ее серебристых волос была искусно уложена на затылке, а впечатляющую фигуру облегало черное шелковое платье из тех, что носили гранд-дамы викторианской эпохи. В ушах, на груди и на запястьях сверкали знаменитые бриллианты Ван Алленов. На голове красовалась тиара, о которой ходили слухи, что ее выкупили из сокровищницы русских царей.
Лола Олбрайт, значительно ниже своей приятельницы ростом и положением, надела в этот день бледно-желтое атласное платье. Виктория удивилась ее выбору: в желтом она казалась еще невзрачнее, чем обычно. Однако можно было не сомневаться, что Беатрис уже указала подруге на ошибку и прочитала ей длинную лекцию об искусстве одеваться.
Беатрис Ван Аллен и Лола Олбрайт приехали на бал в числе первых гостей. Они появились у парадного входа ровно в девять часов. В Ньюпорте вдовы титулованных особ не признавали современной моды опаздывать и всегда приходили вовремя.
Наблюдая за танцующими, Тори пыталась представить, как выглядела эта зала сто лет назад.
Однажды, разглядывая фотографии Эндрю и Энн Сторм и вспоминая рассказы о великолепных приемах Золотого века, она подумала, что было бы неплохо возобновить традицию ежегодных костюмированных балов.
В Золотом веке на такие балы порой уходили целые состояния, но Энн деньги не волновали. Она скромно называла эти торжества маленькими праздниками, хотя их удостаивали посещением члены всех королевских фамилий Европы. К назначенной дате Энн заказывала необыкновенные костюмы и декорации, выписывала экзотических животных, приглашала лучших специалистов развлекательной индустрии.
Принц Уэльский, в кругу семьи и друзей просто Берти, посетил один из таких приемов в 1871 году. На костюмированном балу он появился в костюме шотландского горца — в килте, с кожаной сумкой на меху и прочей национальной атрибутикой.
Доказательством этого посещения служил хранившийся в доме старый, немного смазанный дагерротип, на котором рядом с ее родителями был запечатлен будущий король Англии Эдуард VII.
Девушка тихо вздохнула, с трудом удерживаясь от желания подтянуть вверх слишком откровенный вырез платья. Оказалось, что носить старинную одежду — целое искусство. Когда Тори после долгих мучений научилась наконец управляться с нижними юбками и турнюром, с многочисленными воланами и корсетом, с длинным шлейфом и широкими буфами на рукавах, не говоря уже о декольте, то прониклась невольным уважением к женщинам, которым приходилось носить все это каждый день.
Девушка посмотрела на шелковый шарф, по диагонали пересекавший ее платье и приколотый у плеча серебряной брошью в виде веточки клюквы. Шарф был не просто данью моде, его расцветка повторяла цвета ее клана.
Сегодня, во время последней примерки, портниха жалобно простонала:
— Но это же клетчатый шарф, мисс Сторм.
— Да, клетчатый, ну и что из того?
Портниха скрестила руки на груди в ожидании объяснений.
— Я являюсь представительницей клана Стормов, — сказала Тори.
Портниха никак не откликнулась на эти слова и только слегка выгнула искусно подведенную бровь. Тори попыталась выразиться яснее:
— Сегодняшний бал посвящен викторианской Шотландии.
— Это мне известно, мисс Сторм.
— Мы вместе с мисс Фрэйзер сами выбрали эту тему. Маленький точеный подбородок задрался еще выше.
— Ну конечно.
— Я надену этот шарф в любом случае, — решительно заявила Тори, предупреждая дальнейшие возражения.
Тори гордилась своим шотландским происхождением. Конечно, она не собиралась переселяться на родину — далекий остров в районе западного побережья Шотландии, — но была рада случаю напомнить о ней своим американским друзьям. И благотворительный бал подходил для этой цели как нельзя лучше.
Появление хозяйки поместья в элегантном платье, являвшем собой чудо портновского искусства, стало главным событием вечера. На протяжении всего бала между гостями шел безмолвный торг за это платье, средства от продажи которого должны были пойти в различные благотворительные учреждения. Традиция ежегодных благотворительных балов появилась между первой и второй мировыми войнами и с тех пор передавалась из поколения в поколение. В течение последнего десятилетия обязанности хозяйки поместья Сторм лежали на плечах Виктории.
Она отпила еще один глоток шампанского и, медленно пробираясь через зал, нашла наконец место, где могла побыть немного одна.
Временами ей безумно хотелось забыть обо всех делах, забыть об этом благотворительном бале, о работе в различных филантропических организациях, какими бы значительными и нужными эти организации ни были, а они действительно были очень нужны; забыть о своем положении в обществе и о тысяче других обязанностей, которые достались ей в наследство вместе с фамилией Сторм.
Положение Тори усугублялось тем, что она была последней из рода Стормов. Девушка тяжело вздохнула. Жить с фамилией Сторм всегда было нелегко. В детстве Тори находилась под бдительной опекой отца и матери, позже она носила траур по своим дорогим родителям, а теперь должна вести тот же образ жизни, какой вели в свое время и они.
Значит, таково ее предназначение…
Даже Питер Николсон — славный, милый и такой надежный Питер — тоже был частью наследства, оставленного ей родителями. Он считался ее женихом почти с колыбели. Как и предполагалось, став взрослыми, они составили отличную пару. Это было общее мнение. Они принадлежали к одному кругу, оба владели большим состоянием и получили образование в элитарных учебных заведениях. Они были как две горошины из одного стручка… правда, слишком хорошо знакомые и слишком предсказуемые друг для друга.
За всю историю их знакомства Питер совершил только один неожиданный поступок: в минувший уик-энд он срочно отправился в Даллас по какому-то совершенно неотложному делу. Это был первый и единственный случай, когда он пропустил ежегодный благотворительный бал.
Тори вздохнула еще тяжелее, но внезапно замерла: где-то под правой грудью в тело ей впилась булавка. Должно быть, портниха оставила ее. Девушка незаметно поправила платье, чтобы булавка не кололась, и снова отдалась размышлениям.
Монте-Карло. С каким бы удовольствием она бросила все и сбежала на лето в Монте-Карло!
Нет, лучше в другое место, подальше от ярких огней и чопорного светского общества.
Тогда в провинцию. Или в Портофино. Или на Карибские острова… как ее лучшая подруга Джейн Беннет. Теперь, правда, Джейн Холлистер.
Тори была вынуждена признать, что завидовала своей бывшей соседке по комнате, и не только потому, что та вышла за красавца Джейка Холлистера, но и потому, что новобрачные купили себе остров в Карибском море, где могли в любой момент спрятаться ото всех.
Ей тоже хотелось иметь место, куда можно было бы убежать, и возлюбленного, с которым хотелось бы убежать.
Странно, но она никогда не представляла в этой роли Питера Николсона.
Тори очнулась от своих мыслей и распрямила плечи. Молодая женщина, получившая хорошее воспитание, должна тщательно следить за своей осанкой — это было первое правило, которое Тори усвоила в школе юных леди мисс Портер, где проучилась с девяти до четырнадцати лет.
Отчего-то ей вдруг стало холодно.
Опять это ощущение, что за ней наблюдают.
Виктория подняла глаза и увидела свое отражение в огромном зеркале на противоположной стене. И одновременно с этим — отражение мужчины, расположившегося в дверях между бальным залом и комнатой для гостей. Вот он! Интуиция подсказала ей, что именно этот человек был источником ее тревоги.
Заметив движение ее головы, он быстро отвел глаза и притворился, будто рассматривает картину — признанный шедевр начала века кисти Джона Сарджента. На портрете были изображены ее родная и двоюродная прапрародительницы в девичестве — две рыжеволосые красавицы в пору расцветающей женственности. Художник запечатлел их в белых муслиновых платьях, с голубыми атласными лентами в волосах. Из всего собрания картин, находившихся в доме, эту Тори любила больше всего.
Итак, пока незнакомец делал вид, что разглядывает картину, Тори разглядывала его.
На нем была традиционная шотландская юбка, расцветка которой показалась ей знакомой. Но она тут же забыла об этом, ибо ее внимание привлекла благородная внешность незнакомца, выдававшая его высокое происхождение.
Откуда-то из глубин ее сознания в памяти всплыла старинная народная шотландская песня:
Быстрый красивый корабль летит как птица.
«Вперед!» — кричат матросы,
И он несет того, кто родился, чтобы стать королем,
По волнам к острову Скай.
Тори не удивилась бы, узнав, что в жилах этого человека течет королевская кровь. И несмотря на угрозу, исходившую от него, Виктория невольно подумала, что более красивого мужчины еще не встречала.
На вид ему было где-то между тридцатью и сорока, скорее, ближе к сорока. Широкие плечи, мускулистые руки и грудь. Узкая талия, длинные ноги. Очень длинные ноги. Густые темные волосы. Высокий лоб, длинные изогнутые брови. Умные пронзительные глаза. Издалека не было видно, какого они цвета, но ей показалось, что темные.
Очевидно, когда-то у него был сломан нос, и если бы не этот маленький недостаток, совершенно не портивший его, у него был бы классический профиль.
Девушка продолжала разглядывать незнакомца. Выразительный рот, нижняя губа немного полнее верхней, правильный овал лица, решительный подбородок. Небольшие, плотно прижатые уши. Узкие аристократические ладони с длинными пальцами.
Тори встречала в своей жизни много интересных мужчин: среди них были и промышленные магнаты, и лидеры политических партий, и представители различных королевских фамилий. О принадлежности этого человека к небожителям говорили и его уверенная поза, в которой, однако, не было ничего вызывающего, и некий оттенок превосходства, и спокойная внутренняя сила, исходившая от него даже на расстоянии. Немногие соединяли в себе все эти качества, и этот незнакомец был одним из них.
Она подумала, что он из тех, кто всегда оказывается в нужном месте в нужное время и всегда точно знает, что следует говорить и делать.
Тори привыкла доверять своей интуиции, а сейчас она подсказывала ей, что это не обычный человек. Его появление привнесет в ее жизнь опасность и тайну.
— Извини, Виктория.
Тори обернулась. За спиной у нее стояла Элис Фрэйзер, ее личный секретарь.
— Да, Элис.
Женщина понизила голос и коротко проинформировала Тори:
— Диккенс отдал распоряжение открыть еще один ящик шампанского, а я проверила, все ли женщины выполнили вашу просьбу приколоть к корсажу букетики цветов.
— Спасибо, Элис. Не знаю, что бы я делала без тебя.
Это было правдой. Элис отлично справлялась со своими обязанностями. Несмотря на то что ей уже исполнилось сорок пять, она не была связана ни замужеством, ни какими-либо другими обязательствами и потому могла полностью посвятить себя работе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22