Для лорда Адриана уже выбрана невеста из семьи, чья знатность и богатство равны его собственным.
Вступив на парапет, окружающий башню, Мериэль отбросила мрачные мысли, наслаждаясь каждой минутой, проведенной на свежем воздухе. Ветер поднимал прозрачную вуаль, швыряя в лицо и практически ослепляя. Лорд Адриан пришел на помощь, осторожно свернул тонкую ткань, снял с головы и засунул за вытканный пояс.
Девушка поблагодарила, удивившись, что его рука не лежит на ее талии. Граф, кажется, пришел в хорошее настроение. Мериэль с удовольствием разглядывала окрестности.
Башня была самым высоким местом замка, стоящего на уступе скалы. Крыша или, лучше сказать, обзорная площадка, выходила на деревню и холмы Шропшира. Сколько миль отсюда до Эвонли? Де Вер сказала вслух:
– Какой чудесный вид! Я еще никогда не была так высоко от земли.
– Да, красиво, – согласился рыцарь. – Кроме того, невероятно удобно. Дозорный видит на мили вперед.
Мериэль огляделась и увидела стражника. Тот уважительно поклонился хозяину замка, затем удалился на другой конец площадки.
Молодые люди прошли через площадку и подошли к краю, выходившему на реку. Девушка выглянула в узкое пространство между зубцами и едва не задохнулась от страха – скала была совсем отвесной.
– Если я уроню камень, то он упадет прямо в реку?
Граф кивнул.
– Вполне вероятно. Скала внизу такая же крутая и недоступная для подъема, как и стены замка.
Девушка нахмурилась.
– Мы находимся как раз над вашей комнатой. Почему вы построили башню на самом краю скалы, а не посередине? Наверное, из соображений безопасности?
– Нет, – Уорфилд прислонился к зубцу стены, задумчиво глядя на реку. – Мне просто хотелось иногда приходить сюда и любоваться окружающим видом, а не натыкаться взором на спины вооруженных стражей.
– Думаю, я понимаю вас, – Мериэль посмотрела на реку. Вначале она увидела двух рыбаков, сидящих влодке, но больше не нашла следов человеческого присутствия. Лишь дикая, первозданная красота. Зато в другом направлении жизнь кипела ключом.
Девушка взглянула на точеный профиль спутника. Его лицо напоминало ничего не выражающую маску, белокурые волосы вбирали в себя солнечный свет и сверкали, словно нимб святого. Мужчина олицетворял собой идеал красоты, воспетый норманнами. Единственным недостатком был невысокий рост. Может, у него будут дочери, унаследовавшие от отца прекрасную внешность – огромные чистые серые глаза и золотистые волосы.
Немного помолчав, Мериэль заметила:
– Никто не сможет напасть на Уорфилд с этой стороны.
– Не совсем верно, – Адриан указал в направлении скалы. – Чтобы доказать своим людям, что неприступных замков не бывает, однажды я взобрался по скале со стороны реки. Если смог я, то и другие вполне сумеют сделать это.
Удивленная донельзя, девушка взглянула на реку, затем перевела глаза на собеседника.
– Вы шутите?
– Клянусь Богом, – заверил он. – Я сделал это ночью, и никто не ожидал нападения. Хотя, между прочим, я не поднимался до конца, а выбрал место под стеной, которое довольно легко проломить.
– Святая Дева Мария! – в ужасе воскликнула Мериэль. – Вас могли убить! Зачем вы это сделали?
– Я вполне мог пережить падение в реку. Что касается «зачем», – мужчина улыбнулся, – когда стражник, которому я приставил кинжал к горлу, удивился, что мягко сказано, а его друзья просто потеря ли дар речи, то поняли, что я был прав.
– Вы ведь не убили его?
– Конечно, нет. Иначе, зачем этот урок?
Девушка нерешительно рассматривала графа, раздумывая, являются ли его слова доказательством хладнокровия или черного юмора. Скорее всего, здесь присутствует и то, и другое.
– Все-таки, несмотря на ваши заверения, я очень сомневаюсь, что кто-то мог взобраться по отвесной скале.
Граф пожал плечами.
– Даже в самых отвесных скалах есть трещины и выступы. Если тебе приходилось подниматься за птенцами сокола, то должна знать об этом.
Она покачала головой.
– Я никогда не взбиралась по такой скале. Когда мы с братом брали птенцов, то брат обычно спускал меня вниз на веревке, – думая о расстоянии до реки, девушка вздрогнула. – Так гораздо легче.
Золотистые брови графа взметнулись вверх:
– Брат позволял тебе рисковать жизнью подобным образом?
– Я находилась в полной безопасности. К тому же, у меня не хватило бы сил удержать его при спуске.
Де Лэнси изумился еще больше.
– Теперь я понимаю, что рассказы о диких, необузданных уэльсцах – чистая правда.
– Да, милорд, это правда, мы дикие и свободные, – Мериэль взглянула на реку, затем посмотрела на едва видневшиеся вдали холмы родины. – Уэльс никогда не кланялся нормандцам.
– Ошибаешься. Несмотря на беззаветную храбрость – надо признать, они сильны и мужественны, – твой народ в конечно итоге проиграет, потому что уэльсцы разобщены и слишком независимы, чтобы выбрать одного суверена, – граф покачал головой. – Бессмысленная и жестокая борьба между братьями за лишний надел уносит много жизней и требует много крови.
– Поэтому было бы справедливо делить наследство отца поровну между сыновьями, – резко ответила де Вер, думая о своих братьях. – Где же справедливость по-нормандски, когда старший наследует абсолютно все, а младшие вынуждены идти в услужение иедва не просить милостыню?
– Разделение наследства на равные части – действительно, справедливо, – согласился Адриан, – но не совсем правильно и мудро. Нормандский обычай делает человека сильнее. Посмотри, как страдает Англия при слабом правителе. А кто мучается больше всех? Конечно, простой народ, не имеющий высоких каменных стен для защиты. И в то же время они составляют основную часть богатства страны. Если некому будет возделывать землю, многие лорды окажутся на положении нищих, – выражение лица Адриана стало серьезным. Возможно, он вспомнил, что ему удалось увидеть за годы гражданской войны. – Когда у Англии вновь будет сильный король, Северный Уэльс подчинится ему, как это сделали южные земли. Только дикие горы помогают северянам сопротивляться, но это временное укрытие. И хотя ты не согласишься со мной, под пятой нормандцев Уэльс будет жить лучше и процветать.
– Никогда, милорд. Свобода – в нашей крови, – Мериэль разозлилась. Ее всегда восхищало свободолюбие и отвага соотечественников матери, и она совсем забыла, что сама является наполовину нормандкой. В данный момент в ее жилах текла чистая кельтская кровь. – Настоящее дитя Уэльса лучше умрет, чем станет жить в цепях.
Уорфилд изучающе смотрел на пленницу.
– У меня такое впечатление, что беседа от политических аспектов перешла на личные.
– Как вы мудры и проницательны! – его вера в то, что соотечественники матери будут жить лучше при нормандцах, попиравших все мыслимые и немыслимые человеческие законы, столь же оскорбительна, как и его убеждение, что она будет чувствовать себя лучше, став его любовницей. Гнев, поселившийся в душе с первых же минут плена, вырвался наружу:
– Как долго вы собираетесь держать меня в заточении, лорд Адриан? Я не совершала никакого преступления, меня не судили. Клянусь, что не изменю своего мнения и не стану вашей любовницей. Точно так же мои уэльские родственники ни за что не согласятся подчиниться нормандцам и будут сопротивляться и сражаться до последней капли крови.
Холодные серые глаза лорда впились в ее лицо.
– Я буду держать тебя в заточении до тех пор, пока в этом будет необходимость – то есть пока ты добровольно не согласишься на мои условия.
– Какая наглость! – воскликнула Мериэль, затем взяла себя в руки, надеясь, что разум подскажет выход. Ярость этого дать не могла. – Вы кажетесь умным и ученым человеком, лорд Адриан. Вы почти стали монахом и, по вашим собственным словам, оставили монашескую рясу только по необходимости, – глаза девушки сузились. – Где ваша нравственность, где христианская мораль? Более того, где ваша гордость? Как вы можете позволить, чтобы вами управляло сладострастие? Конечно, я незначительная простушка, я не красива и не богата. Насилие надо мной не прибавит вам доблести как рыцарю, а у меня нет опыта проститутки в любовных делах, я не умею вызывать страсть.
В воздухе явно ощущалось напряжение.
– Но то, что я чувствую к тебе, нельзя назвать обычной похотью, – мягко проговорил Адриан. – Для меня ты необычна, неповторима и незаменима. Для меня ты единственная женщина в мире, я никем не могу заменить тебя. Ты уже слышала это, но почему-то не веришь мне, – голос графа стал жестче. – Чем скорее ты примешь мое предложение, тем скорее узнаешь свое будущее.
Мериэль отпрянула.
– Если вы действительно собираетесь держать меня под замком всю жизнь, я лучше сброшусь со скалы.
Уорфилд быстро шагнул вперед и схватил ее за руку.
– Хочется верить, что ты не поступишь подобным образом, но я не желаю рисковать. Пора возвращаться в свою комнату.
– В свою темницу, – с горечью уточнила девушка, презрительно усмехаясь, и начала спускаться по крутой каменной лестнице. – Если я уступлю вашим домогательствам из-за угроз, то будет ли это легче, чем покорность под угрозой меча?
Граф промолчал, и в напряженной тишине они подошли к дверям темницы. Войдя внутрь, граф закрыл за собой дверь и отпустил руку Мериэль. Девушка тут же повернулась к нему.
– Даже если я настолько глупа, что соглашусь стать вашей любовницей, какое будущее меня ждет? Неужели ваша жена согласится жить под одной крышей с соперницей? Или вы спрячете меня в каком-нибудь другом месте, чтобы не задеть ее самолюбие? Что вы будете делать с незаконнорожденными детьми? – Мериэль воздела руки к небу. – Граф, вы же умный и практичный человек, есть ли у вас ответы на эти вопросы?
Она видела стыд и вину в его глазах и поняла, что за его дерзостью скрываются остатки благородства. Наконец Уорфилд выдавил из себя:
– Ты всегда будешь уважаема и почитаема, как и твои дети.
– Такова плата шлюхе? – презрительно сказала Мериэль. – Я никогда не уступлю вам по доброй воле, милорд, и чем скорее вы поймете это, тем быстрее подумаете о своем будущем и достойной нормандской наследнице, которая станет вашей женой.
Губы Адриана скривились в восхищенной улыбке.
– У тебя безрассудная смелость сокола. Большинство женщин кудахтали бы и тряслись от страха.
– Какой толк от страха? – горько спросила девушка. – Вы хозяин в своем замке и можете делать все, что угодно, но насилие не изменит мое решение, наоборот, я буду сопротивляться еще больше.
– Я уже говорил и повторяю, что вовсе не собираюсь насиловать тебя, – мужчина напряженно всматривался в лицо Мериэль. Так, наверное, он смотрел на противника в бою. – Ты упряма, но я тоже, и буду ждать, сколько нужно. Со временем ты изменишь свое решение.
Девушка не отрывала от него глаз.
Запомните мои слова, милорд – вы можете насиловать меня, можете убить, сломать кости, но в таком состоянии я не смогу пригодиться вам, – ее голос понизился до драматического шепота. – Клянусь могилой матери, что вы не сломите мою волю.
ГЛАВА 8
С первой минуты знакомства с Мериэль страстное желание поколебало его присутствие духа. Теперь, когда девушка, гордо выпрямившись и став от этого еще желаннее, бросила ему в лицо такие обвинения, последние тонкие нити, державшие Адриана в рамках, порвались, и темные демоны взбунтовались в крови.
– Будь ты проклята! – рявкнул он. – Если ты не уступишь сама, я сломаю тебя!
Мериэль уже была не женщиной, которую он хотел завоевать, а врагом, которого нужно победить. Не думая о последствиях, действуя неосознанно, руководствуясь лишь желанием завоевать, Адриан шагнул вперед, поднял ее на руки, швырнул на пуховую перину и упал на нее, прижав хрупкое тело к постели. Он рывком обнажил грудь девушки, порвав и платье, и рубашку.
Мериэль молча сопротивлялась – кричать и звать на помощь в его собственном замке не имело никакого смысла. Она извивалась и царапалась с удивительной, непонятно откуда взявшейся нечеловеческой силой, и когда мужчина приподнялся, чтобы развязать пояс штанов, Мериэль ударила его в пах.
Однако быстрая реакция, ни разу не подводившая Уорфилда, спасла его и на этот раз. Он успел увернуться. Удар пришелся в бедро. До того, как девушка успела ударить еще раз, Адриан упал на нее, чтобы она не смогла больше даже пошевелиться.
– Будет лучше, если ты перестанешь сопротивляться, – тяжело дыша, предупредил он.
– Никогда! – прошипела девушка, не собираясь сдаваться. Их лица почти соприкасались, и Адриан видел, что в ее огромных голубых глазах горели вызов и отчаяние.
Свободной рукой мужчина разорвал платье донизу, и погладил бедро. Его пальцы ощутили шелковистую, нежную кожу. Рука скользнула вниз, и девушка почувствовала, как дрожь побежала по телу, однако не вскрикнула и не заплакала, не стала умолять остановиться. Прерывающимся голосом она пробормотала:
– Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час кончины.
На Адриана слова молитвы подействовали, словно удар кинжала. Он хотел закрыть ей рот поцелуем, чтобы девушка замолчала и не будила спящую совесть, но было поздно. Теперь, глядя на ее лицо, рыцарь видел лишь черты скорбящей Девы Марии, любящей и всепрощающей матери, молящейся за грехи неблагодарных людей, просящей за них перед Богом.
Хотя тело и душу сжигал огонь, который способна погасить лишь Мериэль, Адриан не мог продолжать. Он ясно понял, что насилие – непростительный грех, оно уничтожит ту часть его души, которая отличалась человеколюбием, порядочностью, и отбросит его прямиком в ад, лишив надежды на прощение и любовь.
Дрожа, Адриан отпустил узницу и встал.
– Господи, – задыхаясь, проговорил он. – Господи, помоги мне!
Однако слова не могли успокоить его бешенство. Он резко повернулся, схватил изголовье кровати и с силой ударил его о каменную стену. Мышцы буквально звенели от напряжения, а душа трепетала от возбуждения. Изголовье разлетелось на куски, а железные прутья погнулись. Кровать с треском упала, блестящие шарики рассыпались по полу.
Это несколько облегчило его состояние, но для разрядки явно было недостаточно. Адриан взглянул на Мериэль, смотревшую на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.
– Прости меня, – прошептал он, – прости меня, мой маленький сокол.
С этими словами Уорфилд, шатаясь, вышел, захлопнув за собой дверь. По плану, составленному на день, он намеревался поупражняться во внутреннем дворе, проверяя искусство владения мечом своих рыцарей, но сейчас не мог заниматься этим. В теперешнем состоянии он мог кого-нибудь убить.
Молиться за успокоение души бесполезно. Только действие могло смягчить его муки, поэтому, почти ничего не видя, Уорфилд направился к конюшням. Слуги, бросив один единственный взгляд на лицо хозяина, искаженное яростью, спешили убраться с дороги.
Оседлав Гедеона, Адриан выехал из конюшни, едва сдерживаясь, чтобы с ходу не пустить коня галопом – во внутреннем дворе находилось слишком много людей. Выехав за пределы замка и миновав деревню, он отпустил поводья и направил коня на север. Скакун как будто вторил хозяину, заразившись его сумасшествием.
Адриан потерял счет времени, доверившись инстинкту жеребца, который не позволит им обоим свернуть себе шеи, но когда наконец пришел в себя, то обнаружил, что конь весь в мыле от бешеной скачки. Да и сам всадник был не в лучшем виде. Его трясло при мысли о содеянном, он содрогался от отвращения к самому себе. Но, несмотря на это, по-прежнему чувствовал желание. Уорфилд все еще хотел Мериэль, и страсть перешла в боль. Но его поведение еще дальше отодвигало девушку, и та вряд ли когда-нибудь сможет доверять ему. Бог свидетель, де Лэнси уже не в состоянии доверять самому себе.
Когда ярость улеглась, уступив место отвращению, Адриан натянул поводья и огляделся, стараясь определить, как далеко умчал его вороной. Спустя мгновение рыцарь понял, что находится совсем близко от дома Олвин, своей бывшей любовницы. Она всегда могла успокоить вспышки его бешенства.
Иногда, находясь неподалеку, Уорфилд заезжал к ней. Их отношения закончились, когда женщина вышла замуж за Бруно, мельника, но они по-прежнему оставались друзьями. Олвин обладала даром успокаивать хозяина. В супружестве она обрела счастье, и ее всегда было приятно видеть. Адриан доверял Олвин и, как женщине, мог рассказать то, чем не сумел бы поделиться с мужчиной. Теперь он нуждался в ее участии и доброте.
Мельник – важный человек, поэтому его дом был больше остальных и стоял в некотором отдалении от деревни. Подъехав ближе, Адриан искренне обрадовался Олвин, работающей во дворе. Женщина что-то варила, ее темные волосы упали ей на лоб, когда она склонилась над небольшим чаном, но, услышав стук копыт, подняла голову, и широкая улыбка озарила лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Вступив на парапет, окружающий башню, Мериэль отбросила мрачные мысли, наслаждаясь каждой минутой, проведенной на свежем воздухе. Ветер поднимал прозрачную вуаль, швыряя в лицо и практически ослепляя. Лорд Адриан пришел на помощь, осторожно свернул тонкую ткань, снял с головы и засунул за вытканный пояс.
Девушка поблагодарила, удивившись, что его рука не лежит на ее талии. Граф, кажется, пришел в хорошее настроение. Мериэль с удовольствием разглядывала окрестности.
Башня была самым высоким местом замка, стоящего на уступе скалы. Крыша или, лучше сказать, обзорная площадка, выходила на деревню и холмы Шропшира. Сколько миль отсюда до Эвонли? Де Вер сказала вслух:
– Какой чудесный вид! Я еще никогда не была так высоко от земли.
– Да, красиво, – согласился рыцарь. – Кроме того, невероятно удобно. Дозорный видит на мили вперед.
Мериэль огляделась и увидела стражника. Тот уважительно поклонился хозяину замка, затем удалился на другой конец площадки.
Молодые люди прошли через площадку и подошли к краю, выходившему на реку. Девушка выглянула в узкое пространство между зубцами и едва не задохнулась от страха – скала была совсем отвесной.
– Если я уроню камень, то он упадет прямо в реку?
Граф кивнул.
– Вполне вероятно. Скала внизу такая же крутая и недоступная для подъема, как и стены замка.
Девушка нахмурилась.
– Мы находимся как раз над вашей комнатой. Почему вы построили башню на самом краю скалы, а не посередине? Наверное, из соображений безопасности?
– Нет, – Уорфилд прислонился к зубцу стены, задумчиво глядя на реку. – Мне просто хотелось иногда приходить сюда и любоваться окружающим видом, а не натыкаться взором на спины вооруженных стражей.
– Думаю, я понимаю вас, – Мериэль посмотрела на реку. Вначале она увидела двух рыбаков, сидящих влодке, но больше не нашла следов человеческого присутствия. Лишь дикая, первозданная красота. Зато в другом направлении жизнь кипела ключом.
Девушка взглянула на точеный профиль спутника. Его лицо напоминало ничего не выражающую маску, белокурые волосы вбирали в себя солнечный свет и сверкали, словно нимб святого. Мужчина олицетворял собой идеал красоты, воспетый норманнами. Единственным недостатком был невысокий рост. Может, у него будут дочери, унаследовавшие от отца прекрасную внешность – огромные чистые серые глаза и золотистые волосы.
Немного помолчав, Мериэль заметила:
– Никто не сможет напасть на Уорфилд с этой стороны.
– Не совсем верно, – Адриан указал в направлении скалы. – Чтобы доказать своим людям, что неприступных замков не бывает, однажды я взобрался по скале со стороны реки. Если смог я, то и другие вполне сумеют сделать это.
Удивленная донельзя, девушка взглянула на реку, затем перевела глаза на собеседника.
– Вы шутите?
– Клянусь Богом, – заверил он. – Я сделал это ночью, и никто не ожидал нападения. Хотя, между прочим, я не поднимался до конца, а выбрал место под стеной, которое довольно легко проломить.
– Святая Дева Мария! – в ужасе воскликнула Мериэль. – Вас могли убить! Зачем вы это сделали?
– Я вполне мог пережить падение в реку. Что касается «зачем», – мужчина улыбнулся, – когда стражник, которому я приставил кинжал к горлу, удивился, что мягко сказано, а его друзья просто потеря ли дар речи, то поняли, что я был прав.
– Вы ведь не убили его?
– Конечно, нет. Иначе, зачем этот урок?
Девушка нерешительно рассматривала графа, раздумывая, являются ли его слова доказательством хладнокровия или черного юмора. Скорее всего, здесь присутствует и то, и другое.
– Все-таки, несмотря на ваши заверения, я очень сомневаюсь, что кто-то мог взобраться по отвесной скале.
Граф пожал плечами.
– Даже в самых отвесных скалах есть трещины и выступы. Если тебе приходилось подниматься за птенцами сокола, то должна знать об этом.
Она покачала головой.
– Я никогда не взбиралась по такой скале. Когда мы с братом брали птенцов, то брат обычно спускал меня вниз на веревке, – думая о расстоянии до реки, девушка вздрогнула. – Так гораздо легче.
Золотистые брови графа взметнулись вверх:
– Брат позволял тебе рисковать жизнью подобным образом?
– Я находилась в полной безопасности. К тому же, у меня не хватило бы сил удержать его при спуске.
Де Лэнси изумился еще больше.
– Теперь я понимаю, что рассказы о диких, необузданных уэльсцах – чистая правда.
– Да, милорд, это правда, мы дикие и свободные, – Мериэль взглянула на реку, затем посмотрела на едва видневшиеся вдали холмы родины. – Уэльс никогда не кланялся нормандцам.
– Ошибаешься. Несмотря на беззаветную храбрость – надо признать, они сильны и мужественны, – твой народ в конечно итоге проиграет, потому что уэльсцы разобщены и слишком независимы, чтобы выбрать одного суверена, – граф покачал головой. – Бессмысленная и жестокая борьба между братьями за лишний надел уносит много жизней и требует много крови.
– Поэтому было бы справедливо делить наследство отца поровну между сыновьями, – резко ответила де Вер, думая о своих братьях. – Где же справедливость по-нормандски, когда старший наследует абсолютно все, а младшие вынуждены идти в услужение иедва не просить милостыню?
– Разделение наследства на равные части – действительно, справедливо, – согласился Адриан, – но не совсем правильно и мудро. Нормандский обычай делает человека сильнее. Посмотри, как страдает Англия при слабом правителе. А кто мучается больше всех? Конечно, простой народ, не имеющий высоких каменных стен для защиты. И в то же время они составляют основную часть богатства страны. Если некому будет возделывать землю, многие лорды окажутся на положении нищих, – выражение лица Адриана стало серьезным. Возможно, он вспомнил, что ему удалось увидеть за годы гражданской войны. – Когда у Англии вновь будет сильный король, Северный Уэльс подчинится ему, как это сделали южные земли. Только дикие горы помогают северянам сопротивляться, но это временное укрытие. И хотя ты не согласишься со мной, под пятой нормандцев Уэльс будет жить лучше и процветать.
– Никогда, милорд. Свобода – в нашей крови, – Мериэль разозлилась. Ее всегда восхищало свободолюбие и отвага соотечественников матери, и она совсем забыла, что сама является наполовину нормандкой. В данный момент в ее жилах текла чистая кельтская кровь. – Настоящее дитя Уэльса лучше умрет, чем станет жить в цепях.
Уорфилд изучающе смотрел на пленницу.
– У меня такое впечатление, что беседа от политических аспектов перешла на личные.
– Как вы мудры и проницательны! – его вера в то, что соотечественники матери будут жить лучше при нормандцах, попиравших все мыслимые и немыслимые человеческие законы, столь же оскорбительна, как и его убеждение, что она будет чувствовать себя лучше, став его любовницей. Гнев, поселившийся в душе с первых же минут плена, вырвался наружу:
– Как долго вы собираетесь держать меня в заточении, лорд Адриан? Я не совершала никакого преступления, меня не судили. Клянусь, что не изменю своего мнения и не стану вашей любовницей. Точно так же мои уэльские родственники ни за что не согласятся подчиниться нормандцам и будут сопротивляться и сражаться до последней капли крови.
Холодные серые глаза лорда впились в ее лицо.
– Я буду держать тебя в заточении до тех пор, пока в этом будет необходимость – то есть пока ты добровольно не согласишься на мои условия.
– Какая наглость! – воскликнула Мериэль, затем взяла себя в руки, надеясь, что разум подскажет выход. Ярость этого дать не могла. – Вы кажетесь умным и ученым человеком, лорд Адриан. Вы почти стали монахом и, по вашим собственным словам, оставили монашескую рясу только по необходимости, – глаза девушки сузились. – Где ваша нравственность, где христианская мораль? Более того, где ваша гордость? Как вы можете позволить, чтобы вами управляло сладострастие? Конечно, я незначительная простушка, я не красива и не богата. Насилие надо мной не прибавит вам доблести как рыцарю, а у меня нет опыта проститутки в любовных делах, я не умею вызывать страсть.
В воздухе явно ощущалось напряжение.
– Но то, что я чувствую к тебе, нельзя назвать обычной похотью, – мягко проговорил Адриан. – Для меня ты необычна, неповторима и незаменима. Для меня ты единственная женщина в мире, я никем не могу заменить тебя. Ты уже слышала это, но почему-то не веришь мне, – голос графа стал жестче. – Чем скорее ты примешь мое предложение, тем скорее узнаешь свое будущее.
Мериэль отпрянула.
– Если вы действительно собираетесь держать меня под замком всю жизнь, я лучше сброшусь со скалы.
Уорфилд быстро шагнул вперед и схватил ее за руку.
– Хочется верить, что ты не поступишь подобным образом, но я не желаю рисковать. Пора возвращаться в свою комнату.
– В свою темницу, – с горечью уточнила девушка, презрительно усмехаясь, и начала спускаться по крутой каменной лестнице. – Если я уступлю вашим домогательствам из-за угроз, то будет ли это легче, чем покорность под угрозой меча?
Граф промолчал, и в напряженной тишине они подошли к дверям темницы. Войдя внутрь, граф закрыл за собой дверь и отпустил руку Мериэль. Девушка тут же повернулась к нему.
– Даже если я настолько глупа, что соглашусь стать вашей любовницей, какое будущее меня ждет? Неужели ваша жена согласится жить под одной крышей с соперницей? Или вы спрячете меня в каком-нибудь другом месте, чтобы не задеть ее самолюбие? Что вы будете делать с незаконнорожденными детьми? – Мериэль воздела руки к небу. – Граф, вы же умный и практичный человек, есть ли у вас ответы на эти вопросы?
Она видела стыд и вину в его глазах и поняла, что за его дерзостью скрываются остатки благородства. Наконец Уорфилд выдавил из себя:
– Ты всегда будешь уважаема и почитаема, как и твои дети.
– Такова плата шлюхе? – презрительно сказала Мериэль. – Я никогда не уступлю вам по доброй воле, милорд, и чем скорее вы поймете это, тем быстрее подумаете о своем будущем и достойной нормандской наследнице, которая станет вашей женой.
Губы Адриана скривились в восхищенной улыбке.
– У тебя безрассудная смелость сокола. Большинство женщин кудахтали бы и тряслись от страха.
– Какой толк от страха? – горько спросила девушка. – Вы хозяин в своем замке и можете делать все, что угодно, но насилие не изменит мое решение, наоборот, я буду сопротивляться еще больше.
– Я уже говорил и повторяю, что вовсе не собираюсь насиловать тебя, – мужчина напряженно всматривался в лицо Мериэль. Так, наверное, он смотрел на противника в бою. – Ты упряма, но я тоже, и буду ждать, сколько нужно. Со временем ты изменишь свое решение.
Девушка не отрывала от него глаз.
Запомните мои слова, милорд – вы можете насиловать меня, можете убить, сломать кости, но в таком состоянии я не смогу пригодиться вам, – ее голос понизился до драматического шепота. – Клянусь могилой матери, что вы не сломите мою волю.
ГЛАВА 8
С первой минуты знакомства с Мериэль страстное желание поколебало его присутствие духа. Теперь, когда девушка, гордо выпрямившись и став от этого еще желаннее, бросила ему в лицо такие обвинения, последние тонкие нити, державшие Адриана в рамках, порвались, и темные демоны взбунтовались в крови.
– Будь ты проклята! – рявкнул он. – Если ты не уступишь сама, я сломаю тебя!
Мериэль уже была не женщиной, которую он хотел завоевать, а врагом, которого нужно победить. Не думая о последствиях, действуя неосознанно, руководствуясь лишь желанием завоевать, Адриан шагнул вперед, поднял ее на руки, швырнул на пуховую перину и упал на нее, прижав хрупкое тело к постели. Он рывком обнажил грудь девушки, порвав и платье, и рубашку.
Мериэль молча сопротивлялась – кричать и звать на помощь в его собственном замке не имело никакого смысла. Она извивалась и царапалась с удивительной, непонятно откуда взявшейся нечеловеческой силой, и когда мужчина приподнялся, чтобы развязать пояс штанов, Мериэль ударила его в пах.
Однако быстрая реакция, ни разу не подводившая Уорфилда, спасла его и на этот раз. Он успел увернуться. Удар пришелся в бедро. До того, как девушка успела ударить еще раз, Адриан упал на нее, чтобы она не смогла больше даже пошевелиться.
– Будет лучше, если ты перестанешь сопротивляться, – тяжело дыша, предупредил он.
– Никогда! – прошипела девушка, не собираясь сдаваться. Их лица почти соприкасались, и Адриан видел, что в ее огромных голубых глазах горели вызов и отчаяние.
Свободной рукой мужчина разорвал платье донизу, и погладил бедро. Его пальцы ощутили шелковистую, нежную кожу. Рука скользнула вниз, и девушка почувствовала, как дрожь побежала по телу, однако не вскрикнула и не заплакала, не стала умолять остановиться. Прерывающимся голосом она пробормотала:
– Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час кончины.
На Адриана слова молитвы подействовали, словно удар кинжала. Он хотел закрыть ей рот поцелуем, чтобы девушка замолчала и не будила спящую совесть, но было поздно. Теперь, глядя на ее лицо, рыцарь видел лишь черты скорбящей Девы Марии, любящей и всепрощающей матери, молящейся за грехи неблагодарных людей, просящей за них перед Богом.
Хотя тело и душу сжигал огонь, который способна погасить лишь Мериэль, Адриан не мог продолжать. Он ясно понял, что насилие – непростительный грех, оно уничтожит ту часть его души, которая отличалась человеколюбием, порядочностью, и отбросит его прямиком в ад, лишив надежды на прощение и любовь.
Дрожа, Адриан отпустил узницу и встал.
– Господи, – задыхаясь, проговорил он. – Господи, помоги мне!
Однако слова не могли успокоить его бешенство. Он резко повернулся, схватил изголовье кровати и с силой ударил его о каменную стену. Мышцы буквально звенели от напряжения, а душа трепетала от возбуждения. Изголовье разлетелось на куски, а железные прутья погнулись. Кровать с треском упала, блестящие шарики рассыпались по полу.
Это несколько облегчило его состояние, но для разрядки явно было недостаточно. Адриан взглянул на Мериэль, смотревшую на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.
– Прости меня, – прошептал он, – прости меня, мой маленький сокол.
С этими словами Уорфилд, шатаясь, вышел, захлопнув за собой дверь. По плану, составленному на день, он намеревался поупражняться во внутреннем дворе, проверяя искусство владения мечом своих рыцарей, но сейчас не мог заниматься этим. В теперешнем состоянии он мог кого-нибудь убить.
Молиться за успокоение души бесполезно. Только действие могло смягчить его муки, поэтому, почти ничего не видя, Уорфилд направился к конюшням. Слуги, бросив один единственный взгляд на лицо хозяина, искаженное яростью, спешили убраться с дороги.
Оседлав Гедеона, Адриан выехал из конюшни, едва сдерживаясь, чтобы с ходу не пустить коня галопом – во внутреннем дворе находилось слишком много людей. Выехав за пределы замка и миновав деревню, он отпустил поводья и направил коня на север. Скакун как будто вторил хозяину, заразившись его сумасшествием.
Адриан потерял счет времени, доверившись инстинкту жеребца, который не позволит им обоим свернуть себе шеи, но когда наконец пришел в себя, то обнаружил, что конь весь в мыле от бешеной скачки. Да и сам всадник был не в лучшем виде. Его трясло при мысли о содеянном, он содрогался от отвращения к самому себе. Но, несмотря на это, по-прежнему чувствовал желание. Уорфилд все еще хотел Мериэль, и страсть перешла в боль. Но его поведение еще дальше отодвигало девушку, и та вряд ли когда-нибудь сможет доверять ему. Бог свидетель, де Лэнси уже не в состоянии доверять самому себе.
Когда ярость улеглась, уступив место отвращению, Адриан натянул поводья и огляделся, стараясь определить, как далеко умчал его вороной. Спустя мгновение рыцарь понял, что находится совсем близко от дома Олвин, своей бывшей любовницы. Она всегда могла успокоить вспышки его бешенства.
Иногда, находясь неподалеку, Уорфилд заезжал к ней. Их отношения закончились, когда женщина вышла замуж за Бруно, мельника, но они по-прежнему оставались друзьями. Олвин обладала даром успокаивать хозяина. В супружестве она обрела счастье, и ее всегда было приятно видеть. Адриан доверял Олвин и, как женщине, мог рассказать то, чем не сумел бы поделиться с мужчиной. Теперь он нуждался в ее участии и доброте.
Мельник – важный человек, поэтому его дом был больше остальных и стоял в некотором отдалении от деревни. Подъехав ближе, Адриан искренне обрадовался Олвин, работающей во дворе. Женщина что-то варила, ее темные волосы упали ей на лоб, когда она склонилась над небольшим чаном, но, услышав стук копыт, подняла голову, и широкая улыбка озарила лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40