Мужчина упал рядом с ней, но одним быстрым и ловким движением прижал беглянку к земле, накрыв своим телом и плотно прижимаясь вздымающейся грудью к груди девушки. Мериэль едва могла дышать, но не только из-за веса мужчины. До этого Мериэль уже при­ходилось видеть опасное напряжение графа, но сейчас бешеная ярость, бушующая в нем, испугала. Их лица почти соприкасались, она четко видела темный ободок вокруг его зрачков и жесткие складки возле рта.
В воздухе чувствовалось напряжение. Рубашка и лиф Мериэль были разорваны почти до пояса, обна­жив правую грудь. Граф, приподнявшись, пожирал глазами обнаженное тело.
– Ты зря пыталась бежать.
Девушка прекрасно понимала, что Адриан близок к тому, чтобы овладеть ею. Собрав все свое мужест­во, она прошептала:
– Вы правы, я поступила глупо. Честно говоря, не думала, что вы так быстро двигаетесь.
Мужчина немного расслабился, все еще горя яростью, но уже начиная остывать.
– Рыцарь долго не протянет, если медленно сооб­ражает и медленно двигается.
– Мне не хватает опыта в организации побегов, – спокойно сказала Мериэль, словно тело мужчины не прижималось так тесно к ее телу.
Глаза Адриана заискрились смехом.
– Это не совсем так. Сказать точнее, у тебя его вообще нет.
Мужчина опустил голову, и пленница напряглась, опасаясь поцелуя. Ощутив ее напряжение, граф за­стыл в нерешительности, затем коснулся ее уха язы­ком и губами, повергнув Мериэль в бездну наслажде­ния. Она всхлипнула, растерявшись от неожиданных ощущений, их остроты и истомы, от реакции собствен­ного тела.
Граф провел губами по нежной шее с бьющейся голубоватой жилкой, а рукой ласкал обнаженную грудь, согревая ее. Девушка ощутила жар в теле. Сначала мужчина провел ладонью по груди, словно определяя ее размеры и очертания, затем нашел сосок и боль­шим и указательным пальцами осторожно дотронулся до него. Теплая волна наслаждения нахлынула на де­вушку, и она вскрикнула, смущенная и испуганная.
– Пожалуйста… пожалуйста, остановитесь, – дро­жащим, прерывающимся голосом умоляла Мериэль, боясь, что ее тело уступит вопреки сопротивляюще­муся разуму. Эта мысль пугала ее еще больше, чем мысль о насилии: изнасилование – это физическое насилие, а реакция собственного тела – это насилие над духом. – Не наказывайте меня подобным обра­зом! Лучше побейте.
К ее удивлению граф остановился.
– Я, вообще-то, не считал это наказанием, – на­конец выдавил он, и по его голосу девушка поняла, что опасность миновала.
Граф откатился в сторону и сел. Мериэль напряглась, когда он протянул руку, но Адриан прикрыл обнаженную грудь, не касаясь ее. Когда мужчина поднялся, его движения были медленны и осторож­ны, словно он представлял собой сосуд, до краев на­полненный водой, которая могла расплескаться при быстром или резком движении. Рыцарь протянул руку, чтобы помочь ей встать. Рукав его рубашки задрался, и Мериэль увидела, что правая рука перевязана, и через повязку сочится кровь. Девушка задохнулась от жалости, прикрыв рот рукой.
– Кровь потекла, когда я ударила вас ногой?
Уорфилд взглянул на свою кисть.
– На прошлой неделе я повредил руку в бою. Тебе удалось задеть самое больное место, и рана вновь открылась.
Мериэль закусила губу.
– Прошу прощения, я просто хотела убежать и вовсе не желала причинить вам боль.
– Нет? – золотистые брови графа скептически поднялись, когда он делал повязку туже, стараясь ос­тановить кровь.
– Нет, – твердо проговорила девушка. – Я никогда не смогла бы намеренно попасть в рану, – граф смотрел на нее, иронически улыбаясь, а Мериэль тем временем развязала повязку и осмотрела рану. Та была глубокой, от нее останется большой шрам, однако загрязнения не наблюдалось. Запястье должно адски болеть, причем постоянно, так что ее удар не особен­но ухудшил его ощущения.
Поскольку платье уже было безнадежно испорче­но, еще одна оторванная полоса не играла никакой роли. Де Вер аккуратно сложила повязку, сжала края раны и, положив на нее сложенную ткань, забинто­вала руку.
– Это должно остановить кровотечение, а в Уорфилде мы сменим повязку.
– Ты закончила? – мягко спросил Адриан.
– Да, милорд, – в голосе пленницы слышалось разочарование. – Если возникнет подобная ситуация, постараюсь больше не бить по уязвимым местам.
– Я тоже надеюсь на это. Кстати, есть вещи, бо­лее чувствительные, чем раненая рука, – мужчина пронзительно свистнул. Жеребец, топтавшийся непо­далеку, нерешительно поднял голову. Граф издал не­сколько звуков, и вороной подошел к кобыле, стояв­шей у дальнего края поляны, и положил голову на ее круп.
Мериэль восхищенно смотрела на скакуна.
– Замечательно! Вы часто выезжаете на нем в доспехах?
– Дар Гедеона заключается в удивительной быс­троте. Он недостаточно силен, чтобы выдержать ры­царя в доспехах. Но вороной способен на многое, даже знает несколько уловок. Сама видишь, обычная про­гулка может перерасти в настоящее сражение.
Отказавшись от словесной перепалки, девушка по­дошла к Розе и погладила изящную шею, бормоча нежные слова на уэльском. Лорд Адриан снял с себя плащ и бросил его спутнице:
– Накинь это на себя, иначе я не могу поручиться за свое поведение.
Бросив взгляд на разорванное платье, де Вер пок­раснела и надела плащ, закутавшись в плотную ткань, полностью скрывавшую ее фигуру. Поставив ногу в стремя, она собиралась сесть в седло, но граф оста­новил ее.
– Ты поедешь со мной на вороном.
Девушка повернулась к нему.
– Неужели это обязательно?
– Мне почему-то кажется, что урок не пошел тебе впрок, – с этими словами мужчина легко вскочил в седло.
– Разве вы не позволите несчастной заключенной испытать свои силы еще раз?
– Конечно, – простодушно согласился граф. – И именно поэтому я не верю тебе ни на грош.
В раздумье узница закусила губу, раздражаясь при мысли, что ее повезут переброшенной через седло, как мешок или малолетнего ребенка.
– А если я пообещаю не пытаться убежать, вы позволите мне сесть на Розу?
– Обещаешь вообще никогда не убегать?
– Обещаю не делать этого по дороге отсюда до Уорфилда, – честно призналась Мериэль, не желая лишать себя последнего шанса.
Адриан молчал, обдумывая ее слова, взвешивая, можно ли доверять такой отчаянной лгунье. Нако­нец, к ее неимоверному облегчению, он произнес:
– Хорошо, – и едва заметно улыбнулся. – Сегод­ня я не собираюсь предоставлять тебе еще одну воз­можность.
Между ними возникла какая-то непонятная дру­жественная связь, и всю дорогу до замка они мирно беседовали. Подъехав к Уорфилду, Мериэль обнару­жила, что не в состоянии въехать в ворота. Стены угрожающе нависли над ней, и она ощутила паничес­кий, животный страх. Разум подсказывал повернуть лошадь и скакать от этого страшного места во весь опор. Интересно, будет ли у нее возможность вновь покинуть замок? После сегодняшней неудачной по­пытки граф вряд ли возьмет ее на прогулку.
Ей следовало бы приготовиться для следующей попытки, но Мериэль не успела. Вернувшись в ком­нату, граф взял веретено и прялку, приговаривая:
– Что это за хозяин, заставляющий гостей рабо­тать? Отдыхай, мой маленький уэльский сокол, – по­добрав плащ, он вышел.
Девушка плотно сжала губы – Адриан знал, что делать, ведь прядение помогало скрасить тоску и ску­ку. Если просить оставить работу, граф удивится и посочувствует, но своего решения не изменит.
Он вышел, заперев за собой дверь, и узница поня­ла, что ей объявили войну. Началось сражение силы воли и ума, как при игре в шахматы. Его последнее решение явилось очередным ходом в игре, где пере­вес был на его стороне, однако девушка не могла поз­волить себе проиграть.

ГЛАВА 7

Вернувшись в свою комнату, Адриан положил пряжу и, подойдя к окну, смотрел на раскинувшийся внизу пейзаж, размышляя, как великолепно выглядела Мериэль на породистой лошади. Боже, какая все-таки она необычная женщина. Удивительно сильная воля, независимый и свободолюбивый, как у сокола, харак­тер. Ее невозможно держать взаперти, как нельзя удержать солнечный луч. Улыбка исчезла с лица муж­чины. Дикую птицу можно приручить, но удастся ли это в отношении Мериэль? Девушку нельзя отнести к диким созданиям, она все-таки цивилизованна, но воспитать в ней послушание, скорее всего, невозмож­но. Она останется такой, как сейчас, сопротивляясь мягко, но настойчиво.
Вздрогнув, мужчина оборвал свои мысли. Очевидно, вначале он обошелся с девушкой слишком круто и откровенно. Сокольничий приручает птицу, обра­щаясь с ней мягко и осторожно, первым делом при­учая ее к своему присутствию. В отношении с плен­ницей необходима такая же тактика. Прогулка верхом прошла более-менее успешно, если, конечно, не счи­тать попытки сбежать. Девушка расслабилась, смея­лась, живо реагируя на его реплики. Уорфилд с радостью отметил в ней такие черты, как быстрота ре­акции, жизнерадостность и упорство. Если вести себя согласно намеченному плану, приучая к себе посте­пенно, то скоро она уступит сама.
Адриан рассеянно потер раненую руку и попытал­ся выбросить из головы образ ее чудесного тела, ощу­щение тонкой фигурки под собой и красоту обнажен­ной груди. Несомненно, Мериэль заслуживала роскошных нарядов, и он решил подарить ей несколько платьев.
Находясь полностью в его власти, она не выказа­ла страха, сумела развеять его ярость, когда он нахо­дился на грани совершения насилия. Воспоминание об этом было пыткой и желанием, и Уорфилд заста­вил себя трезво взглянуть на происшедшее. В реак­ции девушки на ласку было удовольствие – он давал голову на отсечение, однако отчаяние там тоже при­сутствовало.
Это наводило на мысль о девственности, хотя по возрасту Мериэль уже давно должна иметь мужа и детей. Поэтому в обращении с ней приходится быть вдвойне осторожным. Господи, как же трудно кон­тролировать себя, держа в объятиях чудесное, трепе­щущее тело. Сейчас это казалось гораздо проще, но только потому, что ее не было рядом.
Во внешнем дворе замка находилась большая цер­ковь, в деревне имелась своя, но, за исключением мессы, Адриан предпочитал уединение в собственной молельне. Надеясь успокоить дух и тело, он последо­вал в дальний угол комнаты, где узкая дверь вела в небольшое святилище. Часовня выходила на юго-за­пад, и дневное солнце проникало в помещение через маленькое оконце, бросая цветные блики на пол и алтарь.
После постройки нового Уорфилда его владелец никогда не отступал ни от христианской веры, ни от традиций христианства. Он следовал законам церк­ви, давая деньги аббатству Фонтевиль и другим мо­настырям. Один-два раза в году Адриан на несколько дней уезжал в Фонтевиль, чтобы напомнить себе, ЧТО действительно имеет большую ценность.
Но, тем не менее, он понимал, что все больше отдаляется от Бога. Несмотря на постоянные молит­вы, Адриан чувствовал, что в душе нет больше мира и покоя, составляющие основу его существования. И очень сожалел об этом.
Еще в детстве он представлял свою душу в виде серебряного кубка. В те дни, когда душа была напол­нена святым духом, кубок блистал, как отполирован­ное и начищенное серебро, лишь кое-где на сверкаю­щей поверхности виднелись темные пятна. Но с годами серебро потускнело. Неужели душа почернела от того, что жить приходилось в миру, а не в монастыре, и эта жизнь полна коварства, лжи и насилия? Или же его дух столь несовершенен, что с годами это стано­вится все более очевидным?
Адриан стал на колени и попытался прочесть мо­литву, прося у Бога силы и мудрости, терпения и доброты для завоевания Мериэль, однако никак не мог успокоиться. Через некоторое время, открыв гла­за, он взглянул на маленькую статуэтку Божьей Ма­тери. Она всегда успокаивала его.
Адриан начал молиться, но сегодня слова не име­ли никакого значения. Чем усерднее он старался со­средоточиться, тем больше нервничал, перед ним вста­вало лицо Мериэль – сначала доброе и честное, потом несчастное и печальное.
Глаза девушки, полные упрека, все еще смотрели на него, заглядывая прямо в душу, когда мужчина вновь закрыл глаза Тяжело дыша, он старался вы­бросить этот образ из памяти, но не мог. Адриан знал упрямых, черствых монахов-аскетов, утверждающих, что все женщины – исчадия ада, и именно они сказа­ли бы, что Мериэль послана Сатаной, чтобы украсть его душу. Однако Уорфилд понимал, что проблема не в ней, а в нем самом.
С годами молитвы потеряли святость, но в этот раз граф вообще не мог молиться. В отчаянии мужчи­на открыл глаза. Его взгляд скользнул мимо статуи Богоматери, мимо золотого распятия, висевшего на стене. Выше находилось небольшое оконце с разноц­ветными стеклами, выполненное в форме голубя, оли­цетворявшего Святой Дух.
Уставившись в стену немигающими, ничего не ви­дящими глазами, лорд услышал жесткий властный внутренний голос: «Освободи ее».
Дрожь пробежала по телу и устремилась, как ему казалось, прямо в душу. Сердце словно сжали ледя­ные пальцы, когда Уорфилд встал перед фактом, ко­торый пытался скрыть от самого себя: независимо от своего высокого положения, дающего много прав и свобод, независимо от тех чувств, которые испыты­вал к Мериэль, невзирая на заточение девушки яко­бы ради ее собственной безопасности, то, что он де­лал, изначально было неправильным. Это грех самонадеянности, совершенный против невинности из-за дьявольского искушения.
Неудивительно, что в последнее время граф не находил времени для исповеди – как он мог признаться в таком черном поступке, если даже не испытывал настоящих угрызений совести. Боже, помоги заблуд­шему грешнику!
Адриан знал, что, отпустив Мериэль, вновь смо­жет молиться. Освобождение девушки не очистит душу от греховных помыслов, но, по крайней мере, Уорфилд сумеет без смущения смотреть на статую Божьей Матери. Тогда он будет прощен и вновь получит Божье благословение.
Дыхание молящегося участилось. Адриан так стиснул пальцы, что из-под ногтей показалась кровь. «Ос­вободи ее», – господи, так просто, но он не в силах это сделать, и Господь Бог покарает его, потому что даже ради спасения своей души он не позволит де­вушке уйти.
Сэру Венсану де Лаону еще не приходилось бы­вать в доме еврея, и он неохотно ехал туда, не зная, чего ожидать. Прибыв по адресу, рыцарь увидел, что дом Бенжамина Левески ничем не отличается от жи­лища любого другого богатого купца, за исключени­ем того, что построен из камня, а не из дерева. На­верное, для прочности и защиты.
Бенжамин Левески оказался человеком преклон­ного возраста с огромным хищным носом и темной бородой, в которой мелькали серебряные пряди. Вре­мя от времени он ссужал деньги, занимаясь ростов­щичеством, но основным его занятием являлась тор­говля. Самым примечательным в лице были глаза – проницательные, живые угольки, выдающие челове­ка, умеющего распознать выгоду в любом деле.
Даже желая воспользоваться кошельком и жизнью еврея, сэр Венсан не мог заставить себя поклонить­ся. Черт побери, он все-таки рыцарь и христианин. В дальнейшем, конечно, он постарается пустить в ход все свое красноречие, чтобы убедить собеседника. Это поможет Ги Бургоню приобрести богатство и власть, да и самому удастся погреть руки.
После ритуала знакомства и угощения вином Бенжамин сказал:
– Я слышал, вы наводили обо мне справки в ев­рейской общине.
Собеседник кивнул.
– Да, до меня дошли слухи, что вы хотите пере­браться в провинцию и развернуть там торговлю. Именно поэтому я старался разузнать о вас как мож­но больше.
Лицо еврея осталось непроницаемым.
– Я думал о переезде, – признался он, – но даль­ше мыслей дело не дошло.
– Мой лорд Адриан, граф Шропширский, хочет облагодетельствовать свой город Шрусбери, – тор­жественно проговорил сэр Венсан. – Поэтому люди вроде вас, удачливые купцы и банкиры, будут там почетными горожанами.
– Какие привилегии я буду иметь, если решу пе­ребраться в Шрусбери, а не поселюсь где-нибудь в Линкольне или Йорке?
– Шрусбери – развивающийся и растущий город. В его процветание большой вклад внесла торговля уэльской шерстью, – француз на секунду замолчал, отпив глоток вина и восхищаясь его великолепным букетом. – Там еще нет еврейской общины, поэтому вам открыты все дороги. К тому же, ваша семья бу­дет находиться под личным покровительством графа. Лорд Адриан даже выделит вам охрану от Линкольна до Шрусбери, если вы надумаете приехать.
Черные глаза-угольки насмешливо блеснули.
– Сейчас мои домочадцы находятся под покрови­тельством короля. Неужели граф могущественнее?
Сэр Венсан пожал плечами.
– Лондон – рассадник всех пороков, общеанглийская помойка. Все отбросы – пьяницы, оборванцы и грабители нашли себе здесь приют, и даже бравые ко­ролевские солдаты не всегда могут с ними справиться. У короля много других дел, кроме защиты евреев.
Выражение глаз Бенжамина не изменилось, но сэр Венсан понял, что сумел заинтересовать собеседни­ка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40