– Пожалуйста, Макдан… я знаю, что ты сердишься и что ты боишься за сына. С моей стороны было крайне неосторожно выносить его на улицу, и я ужасно сожалею об этом. Накажи меня так, как считаешь нужным, но, умоляю тебя, не позволяй Элспет отворять ему кровь! Это только повредит ему!
– Она лжет! – огрызнулась Элспет. – Она говорит все это, чтобы Дэвид продолжал мучиться.
– Ты не можешь в это верить, Макдан, – взмолилась Гвендолин дрожащим от волнения голосом. – Независимо от того, что ты и твои люди думаете обо мне, ты не можешь верить, что я намеренно причиню вред этому чудесному ребенку.
Алекс колебался. Он опять оказался в ужасном положении, когда нужно было принять решение: что лучше для стремительно ухудшающегося здоровья сына? Такое же решение он вынужден был принимать, когда умирала Флора. И в конечном счете он потерял ее. Изменилось бы что-нибудь, думал Алекс, отдай он предпочтение другим методам лечения? Если бы он остановил тех, кто разбирался в медицине лучше, чем он, и не позволил им непрерывно пускать Флоре кровь и поить самыми отвратительными зельями, которые только можно себе представить, заставлявшими ее тело корчиться от боли и спазмов рвоты и приводившими ее в полубессознательное состояние, когда она не узнавала своего собственного ребенка и человека, который любил ее больше жизни?
Он сглотнул, подавив рвущиеся наружу рыдания.
Гвендолин и Элспет в волнении смотрели на него, ожидая, какое он примет решение. Алекс закрыл глаза, отчаянно желая убежать от этого мгновения, от этой комнаты, от этой жизни, от этой страшной и невыносимой ответственности.
«Я не знаю, что делать. Как бы ты поступила на моем месте, Флора?» – мысленно попросил он совета у матери Дэвида.
На мгновение Алексу показалось, что он может не выдержать груза своей ответственности. Тем не менее, когда он открыл глаза и заговорил, голос его звучал удивительно спокойно.
– Элспет, – медленно начал он. – Я поручаю тебе заботиться о моем сыне…
Гвендолин испуганно вскрикнула и пододвинулась ближе к Дэвиду. Элспет бросила на нее торжествующий взгляд.
– …но ты не будешь пускать ему кровь, пока я не обдумаю ситуацию и не приму окончательного решения.
На лице Элспет появилось выражение недоверия.
– Внутри его скопились яды…
– Ты не будешь пускать ему кровь, – твердо повторил Алекс и протянул руку. – Это приказ.
Элспет колебалась.
– Дай его мне, Элспет.
Она неохотно шагнула вперед и вложила нож в его руку. Металл холодил кожу ладони. Он сомкнул пальцы вокруг покрытого темными пятнами клинка, стараясь не думать, сколько раз им терзали плоть его жены и сына.
– Идем со мной в мою комнату, – приказал он Гвендолин, направляясь к двери. Не оглядываясь на девушку, он исчез в коридоре.
– Не воображай, что ты одержала победу, ведьма, – усмехнулась Элспет с застывшим от ненависти лицом. – Макдан разгадал твой обман и вновь поручил своего сына мне. Теперь ты понесешь наказание за зло, которое причинила. А потом Макдан отдаст то, что останется от тебя, в руки твоего клана, и тогда тебя наконец поглотит адское пламя. А я освобожу невинную душу мальчика от твоих злых чар, чтобы его дух чистым и непорочным попал на небеса.
Когда Гвендолин вышла из комнаты, в коридоре ее ожидали Камерон, Бродик и Нед; лица их были мрачными. Она догадалась, что они должны были участвовать в ее наказании. Гвендолин прекрасно понимала, что их преданность Макдану требует выполнять все его распоряжения. Высоко подняв голову, она последовала за Макданом. Ей не хотелось, чтобы воины видели ее отчаяние.
– На одно слово, Алекс, – заговорил Камерон, шагнув вперед. – Я хотел бы объяснить…
– Позже, – оборвал его Алекс. – После того как я закончу с Гвендолин.
Камерон загородил ему дорогу.
– Но это я отвечаю за то, что Дэвид оказался на улице. Я сам вынес парня. Это меня нужно наказать.
– Без помощи Камерона Гвендолин никогда бы не смогла сдвинуть мальчика с места, – добавил Бродик, становясь рядом с товарищем. – Она не может нести ответственность за то, что случилось.
К Бродику присоединился Нед:
– Вместо нее ты должен наказать Камерона.
Алекс в изумлении уставился на своих воинов. Неужели они пытаются защитить ее?
– Если ты так хочешь, чтобы тебя наказали, Камерон, то я уверен, что смогу помочь тебе, – сухо ответил он. – Но твои действия не могут служить оправданием Гвендолин, которая подвергла сегодня моего сына такому риску. А теперь отойдите.
Трое воинов с тревогой посмотрели на Гвендолин и нехотя уступили дорогу своему лэрду. Несмотря на охватившее ее волнение, она была тронута их неожиданной поддержкой.
– Все будет в порядке, – прошептала она, стараясь утешить их. – Не стоит беспокоиться.
Но угрюмые лица воинов не помогли рассеять ее страх.
Алекс толчком распахнул дверь своей комнаты и отшвырнул от себя покрытый темными пятнами нож. Он ударился о стену с такой силой, что отколол кусочек камня, а затем со звоном упал на пол.
– Закрой дверь, – напряженным голосом приказал он вошедшей вслед за ним Гвендолин.
Подойдя к столу, он налил себе кубок вина. Залпом осушив сосуд, он наполнил его еще раз, а затем снова быстро выпил вино. С трудом сдерживая бурлящие внутри чувства, он снова налил вино, крепко сжал кубок пальцами и посмотрел на Гвендолин.
– Зачем, Бога ради, ты вывела моего умирающего сына за стены замка? – Его голос был похож на удары хлыста.
– Я… я считала, что это пойдет ему на пользу, – промямлила Гвендолин. – Утром он выглядел совсем неплохо. Я подумала, что немного свежего воздуха и движения могут укрепить его силы.
– Тебе хорошо известно о его чрезвычайной хрупкости… О том, что мальчик может выглядеть почти здоровым, а через минуту у него начинается рвота и приступы удушья. Как ты могла рисковать жизнью моего сына, вынося его наружу?
– Он жаловался, что устал все время лежать в комнате, – пустилась в объяснения Гвендолин; слова вырывались из ее горла хриплым дрожащим шепотом. – Последние несколько дней мне самой пришлось провести внутри этих мрачных стен, и я знаю, как ужасно чувствует себя человек, лишенный прикосновений солнечных лучей к щеке, запаха земли, травы и цветов. Ты ощущаешь все это каждый день и не представляешь, что значит лишиться этого. А Дэвид действительно хорошо себя чувствовал. Ему стало плохо только после еды…
Внезапная догадка заставила ее умолкнуть. Может быть, болезнь Дэвида вызвана отравленной пищей? Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, что положила к себе в корзину. Перебрав все, она поняла, что они с Камероном ели то же самое, что Дэвид, но никто из них не почувствовал недомогания. Тем не менее ее беспокоила мысль о возможной связи между тем, что Дэвид ел, и бурной реакцией его организма.
– Какими бы невинными ни были твои намерения, я не могу игнорировать факт, что сегодня мой сын чуть не умер, – с горечью заключил Алекс. – Мой сын, если выживет, будет следующим лэрдом клана. Я не могу позволить тебе еще раз подвергнуть его жизнь опасности. И поэтому я освобождаю тебя от обязанности лечить Дэвида.
Он откинул голову и осушил кубок с вином.
«Макдан отсылает меня назад», – беспомощно подумала Гвендолин. Ее попытка вылечить Дэвида не удалась, и поэтому он отправляет ее к Максуинам. Она испугалась не только того, что ее тут же сожгут на костре. Она боялась оставить Дэвида на попечение Элспет, которая пообещала: «Я освобожу невинную душу мальчика от твоих злых чар, чтобы его дух чистым и непорочным попал на небеса». Когда Гвендолин не будет, ничто не помешает Элспет отнять жизнь Дэвида в своей бессмысленной попытке очистить душу ребенка от зла. Дэвида опять запрут в темной душной комнате, где ему будут непрерывно давать слабительное, делать кровопускание, где он станет задыхаться от спертого воздуха и невыносимой жары.
И в конце концов он умрет.
– Ты не можешь так поступить, – с храбростью, которую придало ей отчаяние, возразила она. – Ты не имеешь права поручать Дэвида заботам этой ужасной женщины.
Алекс прищурился.
– Как ты смеешь указывать мне, что я должен делать со своим сыном?
В его тихом голосе слышалась угроза.
– Элспет исполнена такой решимости очистить его душу, что не станет волноваться, если при этом убьет его! – резко ответила Гвендолин. – Я не позволю тебе так жестоко обращаться с ним. Мне все равно, что ты сделаешь со мной, Макдан. Можешь наказать меня за то, что случилось сегодня. Но если ты попытаешься отослать меня назад к моему клану, я убегу и вернусь сюда. Я нужна Дэвиду.
Алекс молчал, ошеломленно разглядывая ее. У него не было намерения возвращать ее Максуинам. Он просто отстранял ее от обязанностей по уходу за сыном, вот и все. Он не думал о том, что будет дальше, но ему и в голову не приходило, что девушка может уехать. Как только она покинет его земли, то сразу же попадет в руки Роберта и его воинов; ее привезут домой и сожгут. Алекс был разочарован, что она оказалась неспособной вылечить его сына, но он не собирался обрекать ее на смерть.
Удивительная сила исходила от стоящей перед ним девушки с бледным, но решительным лицом и упертыми в бока крепко сжатыми кулаками. Эта сила ошеломила его. Гвендолин была гораздо более хрупкой и нежной, чем Флора, по крайней мере до ее ужасной болезни. Бледность кожи Гвендолин явно указывала на малокровие и слабый организм. Кроме того, она перенесла заточение в темнице, ее чуть было не сожгли на костре. Три дня она выдерживала бешеную скачку на пути в замок и ни разу не пожаловалась и не попросила об отдыхе. Она разбила голову о злополучные ступеньки и потеряла много крови, а потом еще и весело рассказывала об этом случае его сыну, не желая его расстраивать.
Откуда у этой хрупкой девушки такая невероятная способность восстанавливать физические и душевные силы?
Она угрюмо и с вызовом смотрела на него, ожидая ответа. Иссиня-черные волосы выбились из-под стягивавшей их ленты и волнами спадали на ее плечи. Рукава ее изумрудного платья были небрежно подвернуты до локтей, а само платье испачкано и помято. Странно, но в таком растрепанном виде она показалась Алексу необыкновенно милой. Он не сомневался, что Гвендолин совсем не думает о себе, а заботится только о его сыне – в отличие от Ровены, которая всегда выходила из комнаты Дэвида такой же безукоризненно аккуратной, как и входила. Легкая шерстяная ткань платья Гвендолин мягкими волнами струилась по телу, волнующе обтягивая выпуклости ее груди. Алекс вспомнил ощущение необыкновенной нежности, когда он обхватывал ее грудь ладонью, вспомнил сладковато-соленый вкус ее кожи на языке.
Желание пронзило его.
Испуганный, он попытался подавить его. Он не может позволить, чтобы им руководили плотские желания. Он привел ведьму к себе в комнату, чтобы наказать ее, сурово напомнил он себе. Но вместо того чтобы, как он предполагал, плакать и молить о прощении, Гвендолин бросила ему вызов, холодно заявив, что не собирается подчиняться, и предоставив ему поступать с ней так, как он посчитает нужным. Ее очевидное бесстрашие было непостижимо. Женщины всегда испытывали страх от одного его присутствия. Помимо того, что он обладал грозной внешностью, Алекс Макдан был лэрдом могущественного клана, что делало его непохожим на других мужчин и женщин. Любая разумная женщина затрепетала бы, столкнувшись с его гневом. Тем не менее эта ведьма казалась совершенно невозмутимой. Она с вызовом смотрела на него, дерзко отказываясь подчиниться его приказу. Неужели припадки безумия настолько разрушили его облик, что даже хрупкие девушки перестали бояться его? От этой мысли он пришел в ярость.
В этот момент его переполняло желание заставить девушку испугаться. Хотя бы немного…
Когда Макдан двинулся к ней, Гвендолин приказала себе оставаться на месте. В его глазах застыло странное выражение. Какая-то часть ее существа стремилась обратиться в бегство, но твердая решимость не покидать Дэвида не позволила ей проявить трусость. Всю жизнь ей угрожали и пытались запугать, твердо напомнила она себе. Ее осыпали самыми грубыми оскорблениями и обвиняли во всех смертных грехах. Над ней издевались, ее толкали, а камни в нее бросали так часто, что она научилась улавливать, как они свистят в воздухе, прежде чем они успевали ударить ее. В довершение всего ее отца убили, а она сама была брошена в ужаснейшую из тюрем, избита толпой, привязана к столбу и чуть было не сожжена на костре. Макдан не может сделать с ней ничего такого, что бы ей уже не пришлось вынести, решила Гвендолин, когда руки Алекса крепко сжали ее плечи. Ничего. Она смотрела на него с уверенным спокойствием, стремясь показать Макдану, что нисколько не боится его.
Алекс, застыв, долго не отрывал от нее взгляда. Его руки с такой силой стискивали плечи девушки, что хрупкие кости, казалось, могут сломаться под его пальцами. Ему хотелось потрясти ее, испугать, чтобы, заглянув в эти ясные серые глаза, увидеть в них страх, а не это ледяное, насмешливое спокойствие. Ярость, бушевавшая внутри него, была опасна, потому что гнев всегда разрушал его и без того непрочную власть над своим разумом. Но Флора была мертва, его сын умирал, а эта ведьма, которая была его единственной надеждой, обманула последние ожидания. Его ребенок скоро умрет, оборвав последнюю нить, связывавшую его с Флорой. Перенести это иссушающее душу горе было выше его сил. Оно лишало способности мыслить, ввергало в пучину страданий. Ему хотелось обрушиться на весь мир, разрушить все, что только попадется ему под руку… или лечь, закрыть глаза и разразиться безутешными рыданиями. Он не сделал ни того, ни другого. Он просто стоял, стискивая плечи Гвендолин, ощущая себя разгневанным, потерянным и беспомощным, как будто больше ни секунды не мог вынести груза этой жизни.
Внезапно он наклонил голову и грубо прижал свои губы к ее губам.
Вскрикнув, Гвендолин попыталась отстраниться, но руки Макдана плотно сомкнулись вокруг нее, лишив возможности двигаться. Она ударила кулаками ему в грудь, но лишь для того, чтобы обнаружить, что его тело защищено мощной броней мускулов и что от ее атаки она сама пострадала больше, чем он. Взбешенная, она ногой изо всех сил ударила его по голени. Макдан поморщился и ослабил хватку, совсем немного, но достаточно, чтобы она сумела оттолкнуть его. Это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Отказавшись от такой тактики, она приготовилась атаковать его вторую голень.
А затем она почувствовала, как ее ноги отрываются от пола – Макдан легко, как ребенка, подхватил ее на руки.
Гвендолин вырывалась и пыталась протестовать, но звуки приглушались безжалостной печатью его губ. Крепко прижимая ее к себе и проникнув языком в ее рот, Макдан пересек комнату. Гвендолин была твердо уверена, что хочет, чтобы он остановился, но когда она погрузилась в мягкие объятия перины и почувствовала, как Макдан распростерся над ней, опираясь на мускулистые руки и держа ее в плену под собой, ее охватила непонятная покорность. Как будто какая-то часть ее всегда знала, что такой момент в их отношениях должен наступить, и теперь у нее больше не было сил сопротивляться. Макдан оторвался от ее рта, поцеловал щеку, жадно провел губами по ее подбородку, белой шелковистой шее. Легкие прикосновения его горячего языка становились все более настойчивыми; голова его склонилась ниже, а руки принялись раздвигать измятую ткань ее платья. Она почувствовала прикосновение прохладного воздуха к своей коже, а затем Макдан жадно приник ртом к ее соску.
Волна наслаждения прокатилась по телу Гвендолин, будоража кровь и лишая ее руки и ноги способности двигаться. Она запустила пальцы в светлое золото его волос и прижала голову Алекса к себе, с незнакомым и запретным волнением наблюдая, как его губы ласкают розовый бутон ее груди, и чувствуя, что ее тело застывает от прикосновений его влажного горячего языка. Он провел своей щетинистой щекой по нежной выпуклости, затем по неглубокой ложбинке между грудями и принялся за вторую грудь, лаская, целуя и посасывая ее, пока сосок не стал твердым. Где-то глубоко внутри нее возникло незнакомое ощущение пустоты, странное и настойчивое, и она почувствовала влажное тепло между ног. Ладонь Макдана скользила вверх по ее ноге, приподняла платье и сорочку и принялась ласкать нежную кожу внутренней поверхности бедра. Прежде чем она успела запротестовать, его палец погрузился в ее горячее влажное лоно. С губ Гвендолин сорвался хриплый стон, затем его губы приникли к ее губам, язык проник глубоко в ее рот, а палец продолжал легко скользить по гладким шелковистым изгибам ее лона.
Гвендолин обняла его за плечи и с жаром ответила на поцелуй; ей хотелось, чтобы он еще и еще ласкал и целовал ее, хотелось ощущать прикосновения его мускулистой груди, его рук и ног, прижимавшихся к ней, в то время как его пальцы продолжали ласкать ее, то быстрее, то медленнее, то усиливая, то ослабляя движение и с каждым из них все сильнее связывая ее с Макданом, пока ее наконец не поглотил безумный вихрь наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Она лжет! – огрызнулась Элспет. – Она говорит все это, чтобы Дэвид продолжал мучиться.
– Ты не можешь в это верить, Макдан, – взмолилась Гвендолин дрожащим от волнения голосом. – Независимо от того, что ты и твои люди думаете обо мне, ты не можешь верить, что я намеренно причиню вред этому чудесному ребенку.
Алекс колебался. Он опять оказался в ужасном положении, когда нужно было принять решение: что лучше для стремительно ухудшающегося здоровья сына? Такое же решение он вынужден был принимать, когда умирала Флора. И в конечном счете он потерял ее. Изменилось бы что-нибудь, думал Алекс, отдай он предпочтение другим методам лечения? Если бы он остановил тех, кто разбирался в медицине лучше, чем он, и не позволил им непрерывно пускать Флоре кровь и поить самыми отвратительными зельями, которые только можно себе представить, заставлявшими ее тело корчиться от боли и спазмов рвоты и приводившими ее в полубессознательное состояние, когда она не узнавала своего собственного ребенка и человека, который любил ее больше жизни?
Он сглотнул, подавив рвущиеся наружу рыдания.
Гвендолин и Элспет в волнении смотрели на него, ожидая, какое он примет решение. Алекс закрыл глаза, отчаянно желая убежать от этого мгновения, от этой комнаты, от этой жизни, от этой страшной и невыносимой ответственности.
«Я не знаю, что делать. Как бы ты поступила на моем месте, Флора?» – мысленно попросил он совета у матери Дэвида.
На мгновение Алексу показалось, что он может не выдержать груза своей ответственности. Тем не менее, когда он открыл глаза и заговорил, голос его звучал удивительно спокойно.
– Элспет, – медленно начал он. – Я поручаю тебе заботиться о моем сыне…
Гвендолин испуганно вскрикнула и пододвинулась ближе к Дэвиду. Элспет бросила на нее торжествующий взгляд.
– …но ты не будешь пускать ему кровь, пока я не обдумаю ситуацию и не приму окончательного решения.
На лице Элспет появилось выражение недоверия.
– Внутри его скопились яды…
– Ты не будешь пускать ему кровь, – твердо повторил Алекс и протянул руку. – Это приказ.
Элспет колебалась.
– Дай его мне, Элспет.
Она неохотно шагнула вперед и вложила нож в его руку. Металл холодил кожу ладони. Он сомкнул пальцы вокруг покрытого темными пятнами клинка, стараясь не думать, сколько раз им терзали плоть его жены и сына.
– Идем со мной в мою комнату, – приказал он Гвендолин, направляясь к двери. Не оглядываясь на девушку, он исчез в коридоре.
– Не воображай, что ты одержала победу, ведьма, – усмехнулась Элспет с застывшим от ненависти лицом. – Макдан разгадал твой обман и вновь поручил своего сына мне. Теперь ты понесешь наказание за зло, которое причинила. А потом Макдан отдаст то, что останется от тебя, в руки твоего клана, и тогда тебя наконец поглотит адское пламя. А я освобожу невинную душу мальчика от твоих злых чар, чтобы его дух чистым и непорочным попал на небеса.
Когда Гвендолин вышла из комнаты, в коридоре ее ожидали Камерон, Бродик и Нед; лица их были мрачными. Она догадалась, что они должны были участвовать в ее наказании. Гвендолин прекрасно понимала, что их преданность Макдану требует выполнять все его распоряжения. Высоко подняв голову, она последовала за Макданом. Ей не хотелось, чтобы воины видели ее отчаяние.
– На одно слово, Алекс, – заговорил Камерон, шагнув вперед. – Я хотел бы объяснить…
– Позже, – оборвал его Алекс. – После того как я закончу с Гвендолин.
Камерон загородил ему дорогу.
– Но это я отвечаю за то, что Дэвид оказался на улице. Я сам вынес парня. Это меня нужно наказать.
– Без помощи Камерона Гвендолин никогда бы не смогла сдвинуть мальчика с места, – добавил Бродик, становясь рядом с товарищем. – Она не может нести ответственность за то, что случилось.
К Бродику присоединился Нед:
– Вместо нее ты должен наказать Камерона.
Алекс в изумлении уставился на своих воинов. Неужели они пытаются защитить ее?
– Если ты так хочешь, чтобы тебя наказали, Камерон, то я уверен, что смогу помочь тебе, – сухо ответил он. – Но твои действия не могут служить оправданием Гвендолин, которая подвергла сегодня моего сына такому риску. А теперь отойдите.
Трое воинов с тревогой посмотрели на Гвендолин и нехотя уступили дорогу своему лэрду. Несмотря на охватившее ее волнение, она была тронута их неожиданной поддержкой.
– Все будет в порядке, – прошептала она, стараясь утешить их. – Не стоит беспокоиться.
Но угрюмые лица воинов не помогли рассеять ее страх.
Алекс толчком распахнул дверь своей комнаты и отшвырнул от себя покрытый темными пятнами нож. Он ударился о стену с такой силой, что отколол кусочек камня, а затем со звоном упал на пол.
– Закрой дверь, – напряженным голосом приказал он вошедшей вслед за ним Гвендолин.
Подойдя к столу, он налил себе кубок вина. Залпом осушив сосуд, он наполнил его еще раз, а затем снова быстро выпил вино. С трудом сдерживая бурлящие внутри чувства, он снова налил вино, крепко сжал кубок пальцами и посмотрел на Гвендолин.
– Зачем, Бога ради, ты вывела моего умирающего сына за стены замка? – Его голос был похож на удары хлыста.
– Я… я считала, что это пойдет ему на пользу, – промямлила Гвендолин. – Утром он выглядел совсем неплохо. Я подумала, что немного свежего воздуха и движения могут укрепить его силы.
– Тебе хорошо известно о его чрезвычайной хрупкости… О том, что мальчик может выглядеть почти здоровым, а через минуту у него начинается рвота и приступы удушья. Как ты могла рисковать жизнью моего сына, вынося его наружу?
– Он жаловался, что устал все время лежать в комнате, – пустилась в объяснения Гвендолин; слова вырывались из ее горла хриплым дрожащим шепотом. – Последние несколько дней мне самой пришлось провести внутри этих мрачных стен, и я знаю, как ужасно чувствует себя человек, лишенный прикосновений солнечных лучей к щеке, запаха земли, травы и цветов. Ты ощущаешь все это каждый день и не представляешь, что значит лишиться этого. А Дэвид действительно хорошо себя чувствовал. Ему стало плохо только после еды…
Внезапная догадка заставила ее умолкнуть. Может быть, болезнь Дэвида вызвана отравленной пищей? Она нахмурилась, пытаясь вспомнить, что положила к себе в корзину. Перебрав все, она поняла, что они с Камероном ели то же самое, что Дэвид, но никто из них не почувствовал недомогания. Тем не менее ее беспокоила мысль о возможной связи между тем, что Дэвид ел, и бурной реакцией его организма.
– Какими бы невинными ни были твои намерения, я не могу игнорировать факт, что сегодня мой сын чуть не умер, – с горечью заключил Алекс. – Мой сын, если выживет, будет следующим лэрдом клана. Я не могу позволить тебе еще раз подвергнуть его жизнь опасности. И поэтому я освобождаю тебя от обязанности лечить Дэвида.
Он откинул голову и осушил кубок с вином.
«Макдан отсылает меня назад», – беспомощно подумала Гвендолин. Ее попытка вылечить Дэвида не удалась, и поэтому он отправляет ее к Максуинам. Она испугалась не только того, что ее тут же сожгут на костре. Она боялась оставить Дэвида на попечение Элспет, которая пообещала: «Я освобожу невинную душу мальчика от твоих злых чар, чтобы его дух чистым и непорочным попал на небеса». Когда Гвендолин не будет, ничто не помешает Элспет отнять жизнь Дэвида в своей бессмысленной попытке очистить душу ребенка от зла. Дэвида опять запрут в темной душной комнате, где ему будут непрерывно давать слабительное, делать кровопускание, где он станет задыхаться от спертого воздуха и невыносимой жары.
И в конце концов он умрет.
– Ты не можешь так поступить, – с храбростью, которую придало ей отчаяние, возразила она. – Ты не имеешь права поручать Дэвида заботам этой ужасной женщины.
Алекс прищурился.
– Как ты смеешь указывать мне, что я должен делать со своим сыном?
В его тихом голосе слышалась угроза.
– Элспет исполнена такой решимости очистить его душу, что не станет волноваться, если при этом убьет его! – резко ответила Гвендолин. – Я не позволю тебе так жестоко обращаться с ним. Мне все равно, что ты сделаешь со мной, Макдан. Можешь наказать меня за то, что случилось сегодня. Но если ты попытаешься отослать меня назад к моему клану, я убегу и вернусь сюда. Я нужна Дэвиду.
Алекс молчал, ошеломленно разглядывая ее. У него не было намерения возвращать ее Максуинам. Он просто отстранял ее от обязанностей по уходу за сыном, вот и все. Он не думал о том, что будет дальше, но ему и в голову не приходило, что девушка может уехать. Как только она покинет его земли, то сразу же попадет в руки Роберта и его воинов; ее привезут домой и сожгут. Алекс был разочарован, что она оказалась неспособной вылечить его сына, но он не собирался обрекать ее на смерть.
Удивительная сила исходила от стоящей перед ним девушки с бледным, но решительным лицом и упертыми в бока крепко сжатыми кулаками. Эта сила ошеломила его. Гвендолин была гораздо более хрупкой и нежной, чем Флора, по крайней мере до ее ужасной болезни. Бледность кожи Гвендолин явно указывала на малокровие и слабый организм. Кроме того, она перенесла заточение в темнице, ее чуть было не сожгли на костре. Три дня она выдерживала бешеную скачку на пути в замок и ни разу не пожаловалась и не попросила об отдыхе. Она разбила голову о злополучные ступеньки и потеряла много крови, а потом еще и весело рассказывала об этом случае его сыну, не желая его расстраивать.
Откуда у этой хрупкой девушки такая невероятная способность восстанавливать физические и душевные силы?
Она угрюмо и с вызовом смотрела на него, ожидая ответа. Иссиня-черные волосы выбились из-под стягивавшей их ленты и волнами спадали на ее плечи. Рукава ее изумрудного платья были небрежно подвернуты до локтей, а само платье испачкано и помято. Странно, но в таком растрепанном виде она показалась Алексу необыкновенно милой. Он не сомневался, что Гвендолин совсем не думает о себе, а заботится только о его сыне – в отличие от Ровены, которая всегда выходила из комнаты Дэвида такой же безукоризненно аккуратной, как и входила. Легкая шерстяная ткань платья Гвендолин мягкими волнами струилась по телу, волнующе обтягивая выпуклости ее груди. Алекс вспомнил ощущение необыкновенной нежности, когда он обхватывал ее грудь ладонью, вспомнил сладковато-соленый вкус ее кожи на языке.
Желание пронзило его.
Испуганный, он попытался подавить его. Он не может позволить, чтобы им руководили плотские желания. Он привел ведьму к себе в комнату, чтобы наказать ее, сурово напомнил он себе. Но вместо того чтобы, как он предполагал, плакать и молить о прощении, Гвендолин бросила ему вызов, холодно заявив, что не собирается подчиняться, и предоставив ему поступать с ней так, как он посчитает нужным. Ее очевидное бесстрашие было непостижимо. Женщины всегда испытывали страх от одного его присутствия. Помимо того, что он обладал грозной внешностью, Алекс Макдан был лэрдом могущественного клана, что делало его непохожим на других мужчин и женщин. Любая разумная женщина затрепетала бы, столкнувшись с его гневом. Тем не менее эта ведьма казалась совершенно невозмутимой. Она с вызовом смотрела на него, дерзко отказываясь подчиниться его приказу. Неужели припадки безумия настолько разрушили его облик, что даже хрупкие девушки перестали бояться его? От этой мысли он пришел в ярость.
В этот момент его переполняло желание заставить девушку испугаться. Хотя бы немного…
Когда Макдан двинулся к ней, Гвендолин приказала себе оставаться на месте. В его глазах застыло странное выражение. Какая-то часть ее существа стремилась обратиться в бегство, но твердая решимость не покидать Дэвида не позволила ей проявить трусость. Всю жизнь ей угрожали и пытались запугать, твердо напомнила она себе. Ее осыпали самыми грубыми оскорблениями и обвиняли во всех смертных грехах. Над ней издевались, ее толкали, а камни в нее бросали так часто, что она научилась улавливать, как они свистят в воздухе, прежде чем они успевали ударить ее. В довершение всего ее отца убили, а она сама была брошена в ужаснейшую из тюрем, избита толпой, привязана к столбу и чуть было не сожжена на костре. Макдан не может сделать с ней ничего такого, что бы ей уже не пришлось вынести, решила Гвендолин, когда руки Алекса крепко сжали ее плечи. Ничего. Она смотрела на него с уверенным спокойствием, стремясь показать Макдану, что нисколько не боится его.
Алекс, застыв, долго не отрывал от нее взгляда. Его руки с такой силой стискивали плечи девушки, что хрупкие кости, казалось, могут сломаться под его пальцами. Ему хотелось потрясти ее, испугать, чтобы, заглянув в эти ясные серые глаза, увидеть в них страх, а не это ледяное, насмешливое спокойствие. Ярость, бушевавшая внутри него, была опасна, потому что гнев всегда разрушал его и без того непрочную власть над своим разумом. Но Флора была мертва, его сын умирал, а эта ведьма, которая была его единственной надеждой, обманула последние ожидания. Его ребенок скоро умрет, оборвав последнюю нить, связывавшую его с Флорой. Перенести это иссушающее душу горе было выше его сил. Оно лишало способности мыслить, ввергало в пучину страданий. Ему хотелось обрушиться на весь мир, разрушить все, что только попадется ему под руку… или лечь, закрыть глаза и разразиться безутешными рыданиями. Он не сделал ни того, ни другого. Он просто стоял, стискивая плечи Гвендолин, ощущая себя разгневанным, потерянным и беспомощным, как будто больше ни секунды не мог вынести груза этой жизни.
Внезапно он наклонил голову и грубо прижал свои губы к ее губам.
Вскрикнув, Гвендолин попыталась отстраниться, но руки Макдана плотно сомкнулись вокруг нее, лишив возможности двигаться. Она ударила кулаками ему в грудь, но лишь для того, чтобы обнаружить, что его тело защищено мощной броней мускулов и что от ее атаки она сама пострадала больше, чем он. Взбешенная, она ногой изо всех сил ударила его по голени. Макдан поморщился и ослабил хватку, совсем немного, но достаточно, чтобы она сумела оттолкнуть его. Это было все равно что пытаться сдвинуть гору. Отказавшись от такой тактики, она приготовилась атаковать его вторую голень.
А затем она почувствовала, как ее ноги отрываются от пола – Макдан легко, как ребенка, подхватил ее на руки.
Гвендолин вырывалась и пыталась протестовать, но звуки приглушались безжалостной печатью его губ. Крепко прижимая ее к себе и проникнув языком в ее рот, Макдан пересек комнату. Гвендолин была твердо уверена, что хочет, чтобы он остановился, но когда она погрузилась в мягкие объятия перины и почувствовала, как Макдан распростерся над ней, опираясь на мускулистые руки и держа ее в плену под собой, ее охватила непонятная покорность. Как будто какая-то часть ее всегда знала, что такой момент в их отношениях должен наступить, и теперь у нее больше не было сил сопротивляться. Макдан оторвался от ее рта, поцеловал щеку, жадно провел губами по ее подбородку, белой шелковистой шее. Легкие прикосновения его горячего языка становились все более настойчивыми; голова его склонилась ниже, а руки принялись раздвигать измятую ткань ее платья. Она почувствовала прикосновение прохладного воздуха к своей коже, а затем Макдан жадно приник ртом к ее соску.
Волна наслаждения прокатилась по телу Гвендолин, будоража кровь и лишая ее руки и ноги способности двигаться. Она запустила пальцы в светлое золото его волос и прижала голову Алекса к себе, с незнакомым и запретным волнением наблюдая, как его губы ласкают розовый бутон ее груди, и чувствуя, что ее тело застывает от прикосновений его влажного горячего языка. Он провел своей щетинистой щекой по нежной выпуклости, затем по неглубокой ложбинке между грудями и принялся за вторую грудь, лаская, целуя и посасывая ее, пока сосок не стал твердым. Где-то глубоко внутри нее возникло незнакомое ощущение пустоты, странное и настойчивое, и она почувствовала влажное тепло между ног. Ладонь Макдана скользила вверх по ее ноге, приподняла платье и сорочку и принялась ласкать нежную кожу внутренней поверхности бедра. Прежде чем она успела запротестовать, его палец погрузился в ее горячее влажное лоно. С губ Гвендолин сорвался хриплый стон, затем его губы приникли к ее губам, язык проник глубоко в ее рот, а палец продолжал легко скользить по гладким шелковистым изгибам ее лона.
Гвендолин обняла его за плечи и с жаром ответила на поцелуй; ей хотелось, чтобы он еще и еще ласкал и целовал ее, хотелось ощущать прикосновения его мускулистой груди, его рук и ног, прижимавшихся к ней, в то время как его пальцы продолжали ласкать ее, то быстрее, то медленнее, то усиливая, то ослабляя движение и с каждым из них все сильнее связывая ее с Макданом, пока ее наконец не поглотил безумный вихрь наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39