– Я распоряжусь насчет этого.
Уходя, он захлопнул за собой дверь.
– …Горшок сделал большой круг, затем остановился и повис в воздухе, как будто его удерживали чьи-то жуткие нечистые руки, – продолжал Мунро, для большей убедительности сложив ковшиком свои собственные пухлые ладони.
По огромному залу прокатился ропот.
– И что же ты делал? – поинтересовался Реджинальд.
– Ну, я просто стоял и смотрел на него, не в силах сдвинуться с места, потому что мои ноги превратились в камень, а когда я открыл рот, чтобы закричать, то не смог произнести ни звука. Вот тогда я понял, что ведьма заколдовала меня и что мне остается только молить Господа о спасении.
– А что было дальше? – спросил Лахлан.
– Ну, сосуд повисел там секунду, отбрасывая на меня огромную черную тень, – продолжил Мунро, взмахнув руками, чтобы произвести большее впечатление на слушателей. – Я почувствовал, как холод пробирает меня до самых костей. А когда мне стало казаться, что я больше этого не выдержу, горшок внезапно ринулся ко мне, подобно тому как сокол бросается на зайца. Я испустил громкий и протяжный крик ужаса, прежде чем он со всей силой ударил меня по голове, сбив с ног.
Он наклонил голову и показал на шишку размером с яйцо, красовавшуюся у него на макушке.
Женщины клана вскрикнули от ужаса.
– Прошу прощения, Мунро, но как тебе удалось закричать? – полюбопытствовал Оуэн. – Мне послышалось, ты сказал, что не мог издать ни звука.
– Это был беззвучный крик, – поправился Мунро. Прищурившись, он тихо закончил: – Самый ужасный из всех, что могут быть.
– Но почему эта ведьма выбрала именно тебя? – спросил Реджинальд. – Ты же не сделал ей ничего плохого.
– Не стоит даже надеяться, что Мунро будет единственным, кто пострадает от ее чар, – мрачно предупредила Элспет. – Ведьмам не нужна причина, чтобы творить зло. Они приносят несчастья другим людям просто так, ради собственного удовольствия!
– Надо же, – сказал Оуэн, качая головой. – Казалось бы, такая чудесная девушка.
– Я так не думаю, – раздраженно возразил Лахлан. – Чудесная девушка попробовала бы эликсир хотя бы из вежливости.
– Боже милосердный, Лахлан, приготовленное тобой зелье способно растворить сталь! – заметил Реджинальд. – Макдан здорово разозлился бы, если бы ты отравил его гостью, как только она вошла сюда.
– Возможно, напиток получился чересчур сильным, – согласился Лахлан. – Но я приготовил другой, и на этот раз мне кажется, что это как раз то, что нужно.
Он похлопал ладонью по маленькому кувшину, стоящему рядом с его кубком.
– Если она действительно ведьма, ее сила должна быть очень велика, поскольку на нее не подействовали развешанные в зале травы и амулеты, – с тревогой сказала Марджори, ставя на стол блюдо с жареным мясом. – Мне бы хотелось, чтобы Макдан позволил оставить их здесь еще ненадолго.
– А мне нет, – сказал Реджинальд. – У зала жуткий вид, а пахнет здесь еще хуже.
– Ведьма почувствовала их действие, – заверила Элспет Марджори. – Просто она использует свои чары, чтобы скрыть это. В комнате мальчика она выглядела совсем не так хорошо. Я видела, что дым беспокоит ее.
– И что, черт побери, это доказывает? – нетерпеливо спросил Реджинальд. – Этот вонючий дым, который вашими стараниями заполнил все комнаты, раздражает и меня, но я ведь точно не ведьма.
– Это совсем другое дело, – раздраженно ответила Элспет.
– Что же нам теперь делать? – растерянно произнесла Ровена. – Бедный Дэвид ужасно боится ее, но Макдан настаивает, чтобы мы поручили мальчика ее заботам.
– Она точно убьет его, – пророчествовала Элспет. – Если не с помощью колдовства, то из-за своего невежества. Сегодня она порывалась открыть окно в его комнате.
– Разве девушка не понимает, как это может быть опасно? – в ужасе воскликнул Оуэн, брызгая слюной.
– Похоже, что нет. – Тон Элспет стал задумчивым. – В следующий раз она обязательно сделает это.
– Это ужасно, – бросила Марджори. – Кто-то должен поговорить с Макданом.
– Макдан не хочет слушать никаких доводов, – сказал Лахлан. – Особенно когда это касается его сына.
– Да, это правда, – согласился Оуэн. – Бедняга находится в таком же состоянии, как после смерти Флоры.
– Макдану лучше, чем тогда, – заметила Ровена. – Если бы нам удалось убедить его, что ведьма будет использовать свои чары, чтобы сеять боль и страдания…
– Добрый вечер, девушка! – радостно воскликнул Оуэн и помахал рукой. – Мы как раз говорили о тебе.
Все в зале умолкли и со страхом повернулись к Гвендолин, которая стояла на верхних ступеньках лестницы.
«Не следовало мне приходить», – с отчаянием подумала она. Да она и не пошла бы, и только угроза Макдана, что он пошлет кого-нибудь, чтобы стащить ее вниз, заставила ее покинуть свою комнату. А также острый восхитительный аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба. Внезапная и ужасная смерть отца так ошеломила ее, что последнее время Гвендолин и не вспоминала о потребностях собственного тела. Но, сидя в своей комнате и с грустью наблюдая за угасающими пурпурными лучами летнего солнца, проникающими к ней сквозь открытое окно, она вдруг ощутила ужасающую, почти болезненную пустоту в желудке. Дразнящие запахи, поднимавшиеся к ней из кухни и большого зала, еще больше усиливали это чувство, пока желудок ее не стали сжимать спазмы голода. В этот момент в дверях появились двое мужчин с большой ванной для купания. Макдан предположил, что она может захотеть искупаться, объяснили они, торопливо устанавливая ванну. За ними последовала вереница людей с ведрами воды. Они быстро выливали их в ванну и опрометью бросались из комнаты вон.
Когда Гвендолин уже собралась окунуться в воду, в дверь опять постучали. Она открыла и обнаружила на пороге насмерть перепуганную служанку, державшую в руках платье из алой шерсти. «Подарок от Макдана», – запинаясь, пробормотала она, нервно сунула одежду в руки Гвендолин и убежала. Сначала Гвендолин хотела позвать девушку и сказать, что не может принять такой подарок. Но шерстяная ткань, как теплое вино, струилась по обнаженной коже ее рук. Она была очарована ее мягкостью. Это было так непохоже на грубый материал ее собственного платья. Она приложила обновку к своему телу, удивляясь искусной золотой вышивке, украшавшей горловину и рукава. Она всегда шила себе одежду сама, но в отсутствие матери или другой женщины, которая могла бы дать ей совет, изделия получались не очень совершенными. Внезапно ее собственное разорванное платье показалось ей уродливым и грубо скроенным. Возможно, не будет особого вреда, если она примет подарок. В конце концов ей предстоит обедать в большом зале в присутствии всего клана, и она не может появиться в одежде, которая лишь слегка отличается от старой тряпки.
Но теперь, стоя на верхних ступеньках лестницы и глядя вниз на лица Макданов, Гвендолин жалела о том, что пришла. С видом холодного безразличия, который она научилась напускать на себя еще в детстве, Гвендолин выдержала их молчаливые, враждебные взгляды. Напомнив себе, что Макдан приказал ей присоединиться к остальным членам клана за вечерней трапезой, она стала медленно спускаться по лестнице.
По залу опять пробежал глухой ропот. Ступив в зал, Гвендолин сообразила, что понятия не имеет, где ей следует сесть. Оуэн, Лахлан, Реджинальд и Мораг сидели за столом лэрда, который располагался на возвышении в центре зала. Оуэн принялся радостно махать ей рукой, но остановился, получив от Лахлана тычок под ребра. Остальные члены клана сидели на скамьях, расставленных вокруг длинных, покрытых скатертями столов. Увидев свободное место, Гвендолин направилась к нему. Как только Макданы разгадали ее намерения, они тут же сдвинулись, и свободное место исчезло. Гвендолин остановилась, гордо выпрямилась и уверенно двинулась к другому столу. Сидевшие там люди тоже сомкнули ряды, не давая ей сесть. Она замешкалась на секунду, а затем пошла к третьему столу. Когда она приблизилась, Макданы встретили ее ледяными взглядами, давая понять, что считают ее компанию неподходящей.
Потрясенная и обиженная, забыв про голод, Гвендолин торопливо направилась к проходу, ведущему в коридор, и налетела прямо на Макдана, появившегося из-за поворота в сопровождении Бродика и Камерона.
– Куда это ты направляешься? – поинтересовался он.
– Я… я возвращаюсь к себе в комнату, – промямлила Гвендолин.
– В таком случае ты заблудилась, – весело заметил Камерон. – Лестница, ведущая в твою комнату, находится в другом конце зала.
Алекс несколько секунд пристально рассматривал ее. Платье, которое он прислал ей, пурпурно-золотым потоком струилось вдоль стройного тела, и его яркий цвет выгодно оттенял светлую кожу и иссиня-черную копну волос девушки. Вот только ткань слишком свободно спадала на ее узкую талию и бедра, подчеркивая ее хрупкость. Он обнаружил, что размышляет, всегда ли она была такой худой, или смерть отца и суровые дни пребывания в сырой темнице истощили ее плоть.
– Ты что-нибудь ела? – спросил он.
– Я поняла, что не голодна.
– Ты больна? – не унимался он, обеспокоенный отсутствием у нее аппетита.
Опустив глаза, Гвендолин покачала головой.
– Тогда ты останешься и съешь что-нибудь, – приказал он. – Я не позволю тебе уморить себя голодом.
– Пожалуйста, Макдан, – еле слышно взмолилась Гвендолин. – Я хочу вернуться к себе в комнату.
Ее прерывающийся голос звучал тихо и напряженно. Алекс нахмурился. И хотя он поклялся, что больше никогда не прикоснется к ней, его пальцы непроизвольно сжали ее подбородок и осторожно приподняли голову девушки. В ее огромных серых глазах читалась боль, выражение лица было умоляющим. Она явно страдала. Изумленный, он вопросительно взглянул на остальных членов клана. По их виноватым лицам он тут же понял, что это они довели Гвендолин до такого состояния. Внутри него все кипело от гнева. Одновременно он испытывал странное чувство – потребность защитить ее. Ему хотелось обнять девушку и ласковыми словами успокоить ее расстроенные чувства. Вместо этого он отвесил ей легкий поклон и предложил руку.
– Прошу меня извинить, миледи, за опоздание, – произнес он намеренно виноватым тоном, как будто у нее действительно была причина сердиться на него. – Но теперь, когда я здесь, надеюсь, вы измените свое решение и согласитесь присоединиться ко мне за столом.
Гвендолин растерянно смотрела на него. В его тоне не слышалось и намека на насмешку. Наоборот, он выглядел по-настоящему раскаивающимся, как будто ее внезапное бегство из зала было вызвано его непростительным невниманием к ней. Она поняла, что он пытается спасти ее оскорбленное достоинство, извинившись перед ней в присутствии всего клана и предоставляя ей право принять или отвергнуть его извинения.
Тронутая вниманием, она подошла к нему и положила ладонь на его мускулистую руку.
Алекс провел Гвендолин по застывшему в молчании залу к столу лэрда, отодвинул стул и посадил ее. Затем он занял место рядом с ней и строго обратился к членам клана.
– Гвендолин Максуин – наша гостья, – заявил он. – И пока она будет здесь, я хочу, чтобы вы обращались с ней с уважением, с которым мы всегда относимся к гостям, а также оказывали ей всяческую помощь в лечении моего сына.
Клан по-прежнему хранил молчание. Довольный тем, что прояснил свою позицию, Алекс повернулся и стал накладывать еду на поднос Гвендолин.
Гвендолин, хотя и приободрилась от поддержки Макдана, не питала никаких иллюзий относительно витавшего в помещении духа враждебности. Краем глаза она заметила, что Элспет и Ровена наблюдают за ней. И они были не одиноки. Макданы боялись ее и были оскорблены ее присутствием. Приказ их лэрда никак не мог изменить их отношение к ней.
– Ну вот, девушка, – нарушил трусливое молчание Оуэн. – Интересно, ты знала ведьму по имени Фенелла?
Гвендолин отрицательно покачала головой.
– Но ты по крайней мере должна была слышать о ней, – настаивал он. – Это была уродливая старуха с необыкновенно скверным характером, что было очень неприятно, потому что она была могущественной волшебницей.
Он захихикал:
– Когда я был ребенком, один мой друг исподтишка насмехался над ней. Глупый мальчишка не хотел ей вреда, но Фенелла наказала его, сделав огромными его уши и нос, чтобы он на себе почувствовал, что значит быть жертвой насмешек. Неужели ты не знакома с ней?
– Откуда она может ее знать? – раздраженно спросил Лахлан. – Во времена нашего детства Фенелла уже была стара, как эти горы. Она умерла задолго до появления на свет этой девушки.
– Мы не можем судить, сколько лет этой ведьме, – заметил Оуэн. – Возможно, она использует свои чары, чтобы сохранять юность. Посмотрите, к примеру, на Мораг. Ей скоро стукнет восемьдесят, а на вид не дашь и шестидесяти девяти.
Щеки Мораг слегка раскраснелись.
– Спасибо, Оуэн, – сказала она. – Но мою молодость сохраняет не волшебство, а особый крем, который я сама придумала.
Реджинальд вопросительно взглянул на Гвендолин:
– Ты используешь магию, чтобы сохранить молодость?
Гвендолин покачала головой.
Оуэн выглядел разочарованным.
– Тогда, я думаю, ты слишком молода, чтобы знать Фенеллу. Впрочем, это не имеет особого значения.
– Вот, возьми, девушка, – предложил Лахлан, протягивая ей стоящий рядом с его кубком кувшин. – Ты должна попробовать это чудесное вино.
Алекс, вскинув бровь, сурово посмотрел на него.
Лахлан разочарованно фыркнул и опустил кувшин.
– Макдан упоминал, что тебя приговорили к сожжению на костре, – добродушно начал Реджинальд.
Гвендолин кивнула.
– Жуткое дело, – заметил Реджинальд. – Как воин, я предпочел бы, чтобы меня проткнули мечом. Чисто и просто, – добавил он, накалывая кусок мяса на вилку.
– Не вижу, что здесь чистого, когда из тебя вываливаются внутренности, – возразил Лахлан, скривив от отвращения свои тонкие губы. – На мой взгляд, это просто омерзительно.
– Прошу прощения, Лахлан, но мне кажется, что это все-таки лучше, чем стоять привязанным к столбу и ждать, пока тебя сожгут, – ответил Оуэн, протягивая руку за куском рыбы. Его локоть случайно задел кувшин Лахлана и опрокинул его. Из кувшина вылилась густая коричневая жидкость. Все, сидящие за столом, с напряжением смотрели, как жидкость начала дымиться, а затем быстро прожгла огромную дыру в скатерти, которой был накрыт стол.
– Откровенно говоря, Лахлан, ты сам не знаешь, что творишь, когда дело касается волшебных напитков, – нахмурилась Мораг. – Ты должен перестать заниматься их изготовлением.
– Я всего лишь хотел попробовать. – Он бросил робкий взгляд на Алекса. – Я был уверен, что на этот раз сделал все правильно.
– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Алекс, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Но я бы предпочел, Лахлан, чтобы ты прекратил варить свои зелья для Гвендолин.
Лахлан опустил глаза. Он выглядел таким смущенным и потерянным, что Гвендолин даже почувствовала, как в ее душе шевельнулась жалость к старику.
Трапеза продолжалась в неловком молчании. Гвендолин попыталась немного уменьшить ту гору еды, которую Макдан положил ей на поднос, но кусок не лез ей в горло. Наконец, не в силах больше выносить напряженную атмосферу в зале, она встала из-за стола.
– Я устала, – пробормотала она. – Пожалуйста, извините меня.
Не дожидаясь разрешения Макдана, она повернулась и с видом холодной уверенности, за которой скрывалось переполнившее ее душу страдание, медленно пошла к лестнице.
Она должна убежать, пока мальчик еще жив.
Не было никаких сомнений, что он приговорен к смерти, размышляла Гвендолин, глядя из окна на черное ночное небо. Похоже, никто не знал причину его болезни, а поскольку Гвендолин не была ни врачевателем, ни ведьмой, она не видела способа помочь ему. Кроме того, она боялась, что ее собственная неопытность только ускорит его смерть. Макдан предупредил, что сурово накажет ее, если мальчику станет хуже или если он умрет. И хотя он не уточнил, какого рода наказание ее ждет, у нее не было никакого желания выяснять это. Учитывая враждебность, с которой встретили ее в большом зале Макданы, они вполне могут принять решение сжечь ее.
Она вздрогнула от ужаса, вспомнив, как пламя костра лизало подол ее платья.
Следующей ночью, когда все заснут, она выскользнет из замка и убежит в окружавший крепость лес. Затем она вернется во владения Максуинов и заберет камень. А потом она разыщет Роберта и убьет его. Эта мысль несколько приободрила ее, и она принялась обдумывать способы уничтожения врага. Неплохим вариантом был яд, но тогда нужно найти очень сильное зелье, которое причинило бы ему невыносимую боль, сжигая изнутри его тело. Возможно, ей удастся выведать у Лахлана некоторые из его рецептов. Заколоть кинжалом негодяя тоже неплохо. Гвендолин представила себе изумленное лицо Роберта, когда она по самую рукоятку вонзит клинок ему в грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39