Возможно, им двигала не любовь к свободе, а страсть к таким, как это, испытаниям.
Он рывком поднял Морно на ноги и вложил кинжал в ножны. Пират ухмылялся, стоя лицом к нему, и его изуродованный нос, выступающий из тени, казался еще более гротескным, чем обычно.
— Твое благородство когда-нибудь погубит тебя, — сказал Морно.
Дункан подозревал, что его старый враг может оказаться прав, хотя, конечно, он не сказал этого.
— Кто показал тебе дорогу к пушкам? — спросил он.
— Девка, — ответил Морно. Пират был таким же отчаянным, как сам Дункан он смеялся. — Ты же знаешь, дружище, что говорят об отвергнутой женщине. Дай мне нож, и мы сразимся с тобой в смертельном поединке, ты же этого хочешь, верно?
От этого предложения у Дункана закипела кровь и он почувствовал тревогу. Он по-прежнему больше всего на свете хотел выпустить из Морно кишки. Однако он преуспел в скрытности и, ничем не выдав своих чувств, сложил руки на груди и нахмурился.
Морно сказал, что в нападении на Райский остров виновата отвергнутая женщина. Дункан не помнил, чтобы кого-нибудь отвергал, по крайней мере, не в последнее время. В сущности, до того, как в его жизни появилась Фиби, ему постоянно не везло с женщинами и отвергнутым он мог бы назвать самого себя.
Затем в круг света от фонарей, которыми так заботливо запасся Морно, вошла Симона, опустив глаза и понурившись, и в то же мгновение Дункан все понял. Его как будто ударили в солнечное сплетение.
— Ты! — выдохнул он.
Симона подняла лицо к Дункану. Он увидел ее слезы, но они не смягчили его сердца. Фиби могла погибнуть во время дневной атаки вместе с их нерожденным ребенком. Та же опасность угрожала всей его семье, а дом, насколько он понимал, превратился в руины.
— Ты понимаешь, что ты наделала? — спросил он.
Лукас положил ладонь на его руку.
— Дункан…
Дункан стряхнул ладонь брата. Он чувствовал слабость от гнева и потери крови.
— Будь ты проклята! — сказал он девушке, которую охватила дрожь. Он знал, что страха в ней нет, одна лишь злоба, ярость и гордость. Ее глаза, когда-то они казались ему красивыми, сверкали в ночи, как глаза дикого зверя, у которого отняли добычу.
Симона плюнула ему под ноги.
Он отвернулся от нее к Морно, который по-прежнему рвался и бой, хотя уже был связан, как и все его люди.
Пират засмеялся:
— Итак, Рурк, ты все-таки струсил?
Рука Дункана на мгновение легла на рукоять кинжала. Его ужасно подмывало развязать пирата и вцепиться в него голыми руками, но времени для таких забав не было.
— Похоже, — сказал Дункан, игнорируя вызов и холодно оглядывая противника, — что я все-таки нашел себе корабль. Жалко, что все получилось так просто.
Вдали от главного дома размещалось что-то вроде гауптвахты, надежно спрятанной от посторонних глаз. Дункан приказал, чтобы Морно и его людей доставили туда. Затем он повернулся спиной к пленникам и стал спускаться, по темному склону.
— Что ты с ними сделаешь? — спросил Лукас, не отставая от него. Дункан сообразил, что брат интересуется девушкой и пиратами. — После того, что они натворили?
— Еще не решил, — ответил Дункан с тихой яростью, скрежеща зубами, потому, что раненное плечо болело так, будто в него налили расплавленного свинца. — Может быть, сожгу их на костре. Или скормлю акулам одного за другим.
— Черт побери, Дункан! — рявкнул Лукас. — Я серьезно! Ты не можешь передать Морно англичанам, хотя, видит Бог, они хотят поймать его не меньше, чем тебя, ведь он может сказать им, где тебя найти. И отпустить этих ублюдков просто, так ты тоже не можешь, они вернутся на новом корабле, взяв с собой больше пушек. Что касается предложения сжечь их или скормить акулам ну, могу только предположить, что ты шутишь.
— Думай, что хочешь, — ответил Дункан, поддерживая ослабевшую руку здоровой и надеясь, что Лукас не заметит этого и не поднимет суматоху. Про себя же он усмехнулся: он забыл, как забавно дразнить брата. — Как ты думаешь, что Морно и его веселые друзья сделали бы со мной, окажись судьба на их стороне?
Лукас только фыркнул, что означало — он не желает отвечать.
Дункан споткнулся, но удержался на ногах. Сейчас он хотел только, чтобы Фиби промыла его рану, болтая на своем странном английском, возможно, позволила бы ему выпить глоток-другой виски за те страдания, которым он подвергся, спасая ее от пресловутой участи, которая хуже, чем смерть.
— Ты в порядке? — спросил Лукас. Иногда он бывал очень наблюдательным, и, к несчастью, сейчас наступило одно из таких мгновений.
Дункан ускорил шаг, надеясь добраться до Фиби и того, что осталось от дома, прежде чем потеряет сознание.
— В полном порядке, — ответил он. — Сегодня выдался интересный день, не правда ли? Может быть, нам стоит подержать у себя Морно, пока он не разозлится окончательно, и отправить восвояси с напутственными пожеланиями. А потом как-нибудь пригласим его снова, чтобы он опять расшевелил нас… — Он упал на одно колено, и Лукас поднял его на ноги, У Дункана помутилось в глазах, а его желудок, по счастью, пустой, начал медленно переворачиваться, словно мертвый тюлень, дрейфующий в океане.
— Ты говоришь чушь, — сказал Лукас. Он прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу Дункана, поскольку наряду с другими относительно безвредными недостатками в нем иногда просыпалось желание походить на курицу наседку. — Великие Зевс и Аполлон, да у тебя на лбу можно яичницу жарить!
— Я бы не советовал тебе пробовать, — ответил Дункан и тут же расхохотался от их идиотского разговора.
Перед ними во мраке возник дом, светящийся, как греческий храм. Дункан решил, что разрушения можно починить, но это займет много месяцев, если не лет, а рабочих найти непросто, если вспомнить о его занятиях и о том, что идет война. Он бы заплакал, если бы не знал, что его где-то здесь ждет Фиби.
Лукас покинул его, когда они вошли в дом со стороны сада, приказав ему сесть и подождать, пока он, Лукас, найдет доктора Марса. Дункан не послушался брата и направился в погреб, осторожно спускаясь по ступенькам, заваленным обломками. От усилий, которые он прилагал, чтобы держаться прямо, на его теле выступил холодный пот, промочив разорванную одежду. Ладони его стали скользкими.
— Фиби! — закричал он в темноту и на какое-то действительно невыносимое мгновение подумал, что она не ответит, что Морно все-таки сумел убить ее.
Но она вдруг появилась у подножья лестницы, держа над головой светильник. Увидев Дункана, она отдала кому-то фонарь, поспешила к нему и положила его руку себе на плечо.
— Идиот! — пробормотала она. — О чем ты думаешь, так разгуливая, хотя едва держишься на ногах…
— Ты не ранена? — спросил он, позволяя себе слегка опереться на нее.
Она помогла ему спуститься в погреб, подъем был им обоим не под силу.
— Нет, — ответила она. — Ты не видел Филиппу? Я хотела идти на ее поиски, но Старуха меня не пускала…
— Вероятно, в данный момент Филиппа получает хорошую взбучку от Алекса, — ответил Дункан. — Я думаю, это им обоим пойдет на пользу.
— Только не фантазируйте, мистер Рурк, — поспешно предупредила Фиби, ведя его по коридору, в котором он нашел ее в первую ночь их знакомства. Казалось, что это произошло так недавно и одновременно так давно. — Если вы только попытаетесь сделать что-нибудь подобное, я пристрелю вас!
Дункан снова засмеялся:
— Очередное из твоих поэтических обещаний. Куда ты ведешь меня, черт возьми?
— Туда, где весь день прятались женщины, — ответила Фиби. — На первый этаж попробуем подняться попозже, когда ты наберешься сил.
Дункан пошатнулся. В голове была пустота, как будто он осушил бочонок рома, и в то мгновение, когда он решил, что ноги его больше не держат, мрачный коридор осветился ослепительным сиянием. Ему показалось, что перед ним открылись врата рая.
— О Господи! — прошептала Фиби. — Это же лифт!
— Что? — Пока Дункан пытался найти смысл в представшей его глазам иллюзии очевидно, результат лихорадки и раны, Фиби потащила его дальше, навстречу сиянию. — Куда?.. — Его колени подогнулись, и он упал, ударившись головой о стену, несмотря на то, что маленькие сильные руки пытались осторожно опустить его на пол. — Фиби…
— Я здесь, — сказала она успокаивающе.
Боль была нестерпимой, как прожорливый огонь. Дункан еще раз произнес ее имя, как молитву, и погрузился в непроглядную тьму.
Фиби стояла на коленях рядом с Дунканом на полу лифта, прижимаясь к нему. Он был без сознания, окровавленный и грязный, и она не имела понятия, как объяснит его появление персоналу отеля, полиции и прочим людям из двадцатого века. Ее решение было инстинктивным: ему нужна медицинская помощь.
Лифт остановился, двери отворились, открывая взгляду знакомый холл. На Фиби нахлынуло головокружительное чувство облегчения. Подсознательно она боялась оказаться в каком-нибудь другом историческом периоде, но сейчас услышала знакомые звуки. Где-то звонил телефон, из динамиков невидимого телевизора неслась мелодия популярной передачи.
Фиби вытащила Дункана из лифта и осмотрелась.
Появился портье белокурый Адонис в неизменной футболке и шортах цвета хаки. Он выпустил изо рта пузырь жевательной резинки, подходя к Фиби и ее распростертому мужу.
— Эй, а это кто, и что с ним случилось? Фиби не собиралась ничего объяснять, пока Дункан лежит в лихорадке на полу, теряя кровь.
— Неважно, — сказала она. — На острове есть госпиталь?
— Конечно, — ответил Адонис. Его настоящее имя, судя по пластиковой карточке на футболке, было Родни. — Я вызову «скорую помощь»?
— Спасибо, — ответила Фиби. Появилась одна из горничных с одеялом, и уголком глаза Фиби заметила женщину с варикозными венами и в шляпе, украшенной лампочками, ту самую, с которой они летели чартерным рейсом на Райский остров.
— Теперь ясно, почему вы пропустили маскарад, — сказала женщина. — Что случилось с вашим приятелем? Похоже, он свалился с лестницы.
Фиби нахмурилась, чувствуя смущение и легкое нетерпение.
— Маскарад?
— Ну да, конечно. Он входит в программу — сперва осмотр коттеджей, затем маскарад.
Фиби ощутила потрясение, как будто на нее наехал автобус. Она пробыла в 1780 году достаточно времени, чтобы влюбиться, выйти замуж, забеременеть и попасть в такие приключения, каких не пожелала бы ни одна разумная женщина, но здесь, в 1995 году, часы как будто застыли на месте.
— Который час? — спросила Фиби, не отходя от Дункана, который начал шевелиться.
Он будет потрясен, когда придет в сознание, и она хотела быть рядом с ним, чтобы оказать ему моральную поддержку. Несколько пояснений, облегчающих привыкание к двадцатому веку, вероятно, тоже бы не помешали. Женщина посмотрела на часы.
— Десять минут десятого, — сказала она. Она разглядывала Дункана, оценивающе прищурив глаза, затем подняла взгляд на лицо Фиби. — Грубо играете, милочка. Мне бы никогда в голову не пришло, что вы принадлежите к тому типу женщин, которые доказывают, что жизнь полна сюрпризов.
— Неужели? — спросила Фиби, глядя на Дункана, который все так же лежал у нее на руках. Затем она поцеловала его в лоб и принялась ждать.
ГЛАВА 18
Островной госпиталь оказался маленьким и тихим. Персонал был одет в свободные яркие рубашки, сандалии или шлепанцы и белые слаксы или шорты. Пожилая женщина в приемном отделении осталась невозмутимой, когда Фиби призналась, что у них нет ни страхового полиса, ни в данный момент денег для оплаты счета. (Этот факт породил у нее мысль, что они попали вовсе не в реальный мир, а на другую планету или в другое измерение.) Дункана осмотрели, вымыли и уложили в постель, подсоединив к нему капельницу с глюкозой и разными антибиотиками.
Он ничего не понимал в происходящем, и Фиби подумала, что в данных обстоятельствах это лучше, чем полное сознание. Если бы он имел представление, что с ним делают уколы, анализы крови и антисептики, его, вероятно, пришлось бы связать.
Когда он был устроен со всеми удобствами, Фиби позвонила в справочную и узнала телефон своего банка в Сиэтле. К счастью, платить за междугородный разговор было не нужно и номер работал круглосуточно.
Она объяснила, что потеряла кредитную карточку, умолчав о том, что фактически потеря произошла больше двухсот лет назад, и сообщила необходимые сведения, чтобы удостоверить свою личность. Ее заверили, что новую карточку отправят на Райский остров завтра же экспресс-почтой. Ее личный идентификационный номер оставался тем же самым.
Как раз в тот момент, когда Фиби вешала трубку, в дверях появилась стройная чернокожая женщина, одетая в тропическую униформу госпиталя. Она была поразительно похожа на Симону, но без враждебности и беспокойства последней.
— Миссис Рурк? Может быть, вы вернетесь в отель и отдохнете? Мы позаботимся о вашем муже.
— Я не могу его оставить, — ответила Фиби.
— Он не в критическом состоянии вы это понимаете?
Фиби кивнула антибиотики и несколько дней вынужденного безделья поставят Дункана на ноги. Однако один Бог знал, как поведет себя его разум восемнадцатого века, каким бы проницательным он ни был, когда он обнаружит вокруг себя совершенно невообразимое будущее с трубками, входящими в его тело, и странными машинами, попискивающими и мигающими лампочками.
— Да, — ответила Фиби после паузы. На груди медсестры висела табличка с именем: «Шарон». — Я просто хочу быть рядом, когда он придет в себя, вот и все.
Шарон улыбнулась мягко и успокаивающе.
— Что ж, пожалуйста. Может быть, нам послать кого-нибудь в отель за вашими вещами? Если вы примете душ и поедите, то почувствуете себя намного лучше, вам не кажется?
Фиби была благодарна Шарон за ее доброту. Хотя она не собиралась покидать Дункана, но была грязной, усталой и по-прежнему одетой в то платье, которое позаимствовала сегодня утром, или двести лет назад, трудно сказать у служанки. И хотя аппетита у нее вовсе не было, она не забыла о ребенке. Чтобы позаботиться о своем сыне или дочери, если Старуха ошиблась, она должна поесть и попытаться уснуть.
В палате Дункана поставили раскладушку, и Фиби ненадолго покинула его, чтобы вымыться. Сделанный на скорую руку ужин, состоявший из черствого сандвича, стакана молока и миски томатного супа, ждал ее на подносе. Она поела, переоделась в больничный халат и далеко за полночь легла спать.
Ранним ясным утром ее разбудил голос мужа, и, хотя Дункан говорил спокойным тоном, Фиби подскочила на своей койке, приготовившись к взрыву вопросов.
— Куда мы попали? — спросил он, разумеется, недоверчивым тоном.
Торопясь к мужу, Фиби едва не споткнулась о чемодан, который, очевидно, кто-то ночью принес из отеля. Она взяла Дункана за руку, ту, к которой не была присоединена капельница, и нерешительно улыбнулась.
— Только не волнуйся, — сказала она. — Я тебе все объясню. По крайней мере, приблизительно.
— Я не волнуюсь, — проворчал Дункан. Кроме стиснутых зубов, имелись и другие признаки того, что самообладание покидает его.
— Мы покинули твой век, — сказала Фиби, — и теперь находимся в моем. Сейчас тысяча девятьсот девяносто пятый год, и ты лежишь в госпитале… — Когда его глаза расширились от растущего ужаса, и он хотел, было подняться, Фиби мягко, но решительно заставила его лечь на подушку. — Все в порядке, дорогой. Нынче госпитали совсем не такие, как были в твое время. Тебе дали лекарство, и завтра или послезавтра ты будешь как новенький.
Дункан по-прежнему был возбужден, это было очевидно, но изо всех сил старался сохранять спокойствие. Он огляделся, заметил телевизор на стене, телефон, прозрачную склянку с жидкостью, подвешенную над кроватью, машины, в течение всей ночи показывавшие состояние его организма.
— И весь мир такой же? — прошептал он, с ужасом ожидая ответа.
Фиби улыбнулась, прикоснулась к его груди и поцеловала его.
— Нет, конечно нет. Когда ты сможешь выйти из госпиталя, мы поедем на материк и я покажу тебе кое-что абсолютно и полностью американское.
— Что именно?
— Пусть это будет сюрпризом, — сказала Фиби, когда появилась сестра с завтраком для них обоих.
Дункан изумленно смотрел на мини-юбку и безрукавку медсестры.
— Великие Зевс и Аполлон! — пробормотал он, когда они снова оказались одни. — Ну и разврат!
Фиби зачерпнула ложкой то, что могло быть либо пудингом, либо кашей, и поднесла ложку к его рту.
— Ты еще ничего не видел! — поддразнила она.
После завтрака Фиби включила телевизор, и началось обучение Дункана современной американской жизни с одного из эпизодов «Стиля жизни богатых и знаменитых людей». Дункан был поражен движущимися цветными изображениями и живыми голосами из телевизора, но Фиби едва смотрела на экран. Наблюдать за реакцией Дункана было гораздо интереснее, чем смотреть любую телепрограмму.
Фиби потратила большую часть дня, чтобы подготовить Дункана к тому, что ждало его впереди, с помощью потрепанных журналов из комнаты ожидания показывая ему, как одеваются мужчины и женщины, как выглядят дома, и какая пища наиболее распространена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Он рывком поднял Морно на ноги и вложил кинжал в ножны. Пират ухмылялся, стоя лицом к нему, и его изуродованный нос, выступающий из тени, казался еще более гротескным, чем обычно.
— Твое благородство когда-нибудь погубит тебя, — сказал Морно.
Дункан подозревал, что его старый враг может оказаться прав, хотя, конечно, он не сказал этого.
— Кто показал тебе дорогу к пушкам? — спросил он.
— Девка, — ответил Морно. Пират был таким же отчаянным, как сам Дункан он смеялся. — Ты же знаешь, дружище, что говорят об отвергнутой женщине. Дай мне нож, и мы сразимся с тобой в смертельном поединке, ты же этого хочешь, верно?
От этого предложения у Дункана закипела кровь и он почувствовал тревогу. Он по-прежнему больше всего на свете хотел выпустить из Морно кишки. Однако он преуспел в скрытности и, ничем не выдав своих чувств, сложил руки на груди и нахмурился.
Морно сказал, что в нападении на Райский остров виновата отвергнутая женщина. Дункан не помнил, чтобы кого-нибудь отвергал, по крайней мере, не в последнее время. В сущности, до того, как в его жизни появилась Фиби, ему постоянно не везло с женщинами и отвергнутым он мог бы назвать самого себя.
Затем в круг света от фонарей, которыми так заботливо запасся Морно, вошла Симона, опустив глаза и понурившись, и в то же мгновение Дункан все понял. Его как будто ударили в солнечное сплетение.
— Ты! — выдохнул он.
Симона подняла лицо к Дункану. Он увидел ее слезы, но они не смягчили его сердца. Фиби могла погибнуть во время дневной атаки вместе с их нерожденным ребенком. Та же опасность угрожала всей его семье, а дом, насколько он понимал, превратился в руины.
— Ты понимаешь, что ты наделала? — спросил он.
Лукас положил ладонь на его руку.
— Дункан…
Дункан стряхнул ладонь брата. Он чувствовал слабость от гнева и потери крови.
— Будь ты проклята! — сказал он девушке, которую охватила дрожь. Он знал, что страха в ней нет, одна лишь злоба, ярость и гордость. Ее глаза, когда-то они казались ему красивыми, сверкали в ночи, как глаза дикого зверя, у которого отняли добычу.
Симона плюнула ему под ноги.
Он отвернулся от нее к Морно, который по-прежнему рвался и бой, хотя уже был связан, как и все его люди.
Пират засмеялся:
— Итак, Рурк, ты все-таки струсил?
Рука Дункана на мгновение легла на рукоять кинжала. Его ужасно подмывало развязать пирата и вцепиться в него голыми руками, но времени для таких забав не было.
— Похоже, — сказал Дункан, игнорируя вызов и холодно оглядывая противника, — что я все-таки нашел себе корабль. Жалко, что все получилось так просто.
Вдали от главного дома размещалось что-то вроде гауптвахты, надежно спрятанной от посторонних глаз. Дункан приказал, чтобы Морно и его людей доставили туда. Затем он повернулся спиной к пленникам и стал спускаться, по темному склону.
— Что ты с ними сделаешь? — спросил Лукас, не отставая от него. Дункан сообразил, что брат интересуется девушкой и пиратами. — После того, что они натворили?
— Еще не решил, — ответил Дункан с тихой яростью, скрежеща зубами, потому, что раненное плечо болело так, будто в него налили расплавленного свинца. — Может быть, сожгу их на костре. Или скормлю акулам одного за другим.
— Черт побери, Дункан! — рявкнул Лукас. — Я серьезно! Ты не можешь передать Морно англичанам, хотя, видит Бог, они хотят поймать его не меньше, чем тебя, ведь он может сказать им, где тебя найти. И отпустить этих ублюдков просто, так ты тоже не можешь, они вернутся на новом корабле, взяв с собой больше пушек. Что касается предложения сжечь их или скормить акулам ну, могу только предположить, что ты шутишь.
— Думай, что хочешь, — ответил Дункан, поддерживая ослабевшую руку здоровой и надеясь, что Лукас не заметит этого и не поднимет суматоху. Про себя же он усмехнулся: он забыл, как забавно дразнить брата. — Как ты думаешь, что Морно и его веселые друзья сделали бы со мной, окажись судьба на их стороне?
Лукас только фыркнул, что означало — он не желает отвечать.
Дункан споткнулся, но удержался на ногах. Сейчас он хотел только, чтобы Фиби промыла его рану, болтая на своем странном английском, возможно, позволила бы ему выпить глоток-другой виски за те страдания, которым он подвергся, спасая ее от пресловутой участи, которая хуже, чем смерть.
— Ты в порядке? — спросил Лукас. Иногда он бывал очень наблюдательным, и, к несчастью, сейчас наступило одно из таких мгновений.
Дункан ускорил шаг, надеясь добраться до Фиби и того, что осталось от дома, прежде чем потеряет сознание.
— В полном порядке, — ответил он. — Сегодня выдался интересный день, не правда ли? Может быть, нам стоит подержать у себя Морно, пока он не разозлится окончательно, и отправить восвояси с напутственными пожеланиями. А потом как-нибудь пригласим его снова, чтобы он опять расшевелил нас… — Он упал на одно колено, и Лукас поднял его на ноги, У Дункана помутилось в глазах, а его желудок, по счастью, пустой, начал медленно переворачиваться, словно мертвый тюлень, дрейфующий в океане.
— Ты говоришь чушь, — сказал Лукас. Он прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу Дункана, поскольку наряду с другими относительно безвредными недостатками в нем иногда просыпалось желание походить на курицу наседку. — Великие Зевс и Аполлон, да у тебя на лбу можно яичницу жарить!
— Я бы не советовал тебе пробовать, — ответил Дункан и тут же расхохотался от их идиотского разговора.
Перед ними во мраке возник дом, светящийся, как греческий храм. Дункан решил, что разрушения можно починить, но это займет много месяцев, если не лет, а рабочих найти непросто, если вспомнить о его занятиях и о том, что идет война. Он бы заплакал, если бы не знал, что его где-то здесь ждет Фиби.
Лукас покинул его, когда они вошли в дом со стороны сада, приказав ему сесть и подождать, пока он, Лукас, найдет доктора Марса. Дункан не послушался брата и направился в погреб, осторожно спускаясь по ступенькам, заваленным обломками. От усилий, которые он прилагал, чтобы держаться прямо, на его теле выступил холодный пот, промочив разорванную одежду. Ладони его стали скользкими.
— Фиби! — закричал он в темноту и на какое-то действительно невыносимое мгновение подумал, что она не ответит, что Морно все-таки сумел убить ее.
Но она вдруг появилась у подножья лестницы, держа над головой светильник. Увидев Дункана, она отдала кому-то фонарь, поспешила к нему и положила его руку себе на плечо.
— Идиот! — пробормотала она. — О чем ты думаешь, так разгуливая, хотя едва держишься на ногах…
— Ты не ранена? — спросил он, позволяя себе слегка опереться на нее.
Она помогла ему спуститься в погреб, подъем был им обоим не под силу.
— Нет, — ответила она. — Ты не видел Филиппу? Я хотела идти на ее поиски, но Старуха меня не пускала…
— Вероятно, в данный момент Филиппа получает хорошую взбучку от Алекса, — ответил Дункан. — Я думаю, это им обоим пойдет на пользу.
— Только не фантазируйте, мистер Рурк, — поспешно предупредила Фиби, ведя его по коридору, в котором он нашел ее в первую ночь их знакомства. Казалось, что это произошло так недавно и одновременно так давно. — Если вы только попытаетесь сделать что-нибудь подобное, я пристрелю вас!
Дункан снова засмеялся:
— Очередное из твоих поэтических обещаний. Куда ты ведешь меня, черт возьми?
— Туда, где весь день прятались женщины, — ответила Фиби. — На первый этаж попробуем подняться попозже, когда ты наберешься сил.
Дункан пошатнулся. В голове была пустота, как будто он осушил бочонок рома, и в то мгновение, когда он решил, что ноги его больше не держат, мрачный коридор осветился ослепительным сиянием. Ему показалось, что перед ним открылись врата рая.
— О Господи! — прошептала Фиби. — Это же лифт!
— Что? — Пока Дункан пытался найти смысл в представшей его глазам иллюзии очевидно, результат лихорадки и раны, Фиби потащила его дальше, навстречу сиянию. — Куда?.. — Его колени подогнулись, и он упал, ударившись головой о стену, несмотря на то, что маленькие сильные руки пытались осторожно опустить его на пол. — Фиби…
— Я здесь, — сказала она успокаивающе.
Боль была нестерпимой, как прожорливый огонь. Дункан еще раз произнес ее имя, как молитву, и погрузился в непроглядную тьму.
Фиби стояла на коленях рядом с Дунканом на полу лифта, прижимаясь к нему. Он был без сознания, окровавленный и грязный, и она не имела понятия, как объяснит его появление персоналу отеля, полиции и прочим людям из двадцатого века. Ее решение было инстинктивным: ему нужна медицинская помощь.
Лифт остановился, двери отворились, открывая взгляду знакомый холл. На Фиби нахлынуло головокружительное чувство облегчения. Подсознательно она боялась оказаться в каком-нибудь другом историческом периоде, но сейчас услышала знакомые звуки. Где-то звонил телефон, из динамиков невидимого телевизора неслась мелодия популярной передачи.
Фиби вытащила Дункана из лифта и осмотрелась.
Появился портье белокурый Адонис в неизменной футболке и шортах цвета хаки. Он выпустил изо рта пузырь жевательной резинки, подходя к Фиби и ее распростертому мужу.
— Эй, а это кто, и что с ним случилось? Фиби не собиралась ничего объяснять, пока Дункан лежит в лихорадке на полу, теряя кровь.
— Неважно, — сказала она. — На острове есть госпиталь?
— Конечно, — ответил Адонис. Его настоящее имя, судя по пластиковой карточке на футболке, было Родни. — Я вызову «скорую помощь»?
— Спасибо, — ответила Фиби. Появилась одна из горничных с одеялом, и уголком глаза Фиби заметила женщину с варикозными венами и в шляпе, украшенной лампочками, ту самую, с которой они летели чартерным рейсом на Райский остров.
— Теперь ясно, почему вы пропустили маскарад, — сказала женщина. — Что случилось с вашим приятелем? Похоже, он свалился с лестницы.
Фиби нахмурилась, чувствуя смущение и легкое нетерпение.
— Маскарад?
— Ну да, конечно. Он входит в программу — сперва осмотр коттеджей, затем маскарад.
Фиби ощутила потрясение, как будто на нее наехал автобус. Она пробыла в 1780 году достаточно времени, чтобы влюбиться, выйти замуж, забеременеть и попасть в такие приключения, каких не пожелала бы ни одна разумная женщина, но здесь, в 1995 году, часы как будто застыли на месте.
— Который час? — спросила Фиби, не отходя от Дункана, который начал шевелиться.
Он будет потрясен, когда придет в сознание, и она хотела быть рядом с ним, чтобы оказать ему моральную поддержку. Несколько пояснений, облегчающих привыкание к двадцатому веку, вероятно, тоже бы не помешали. Женщина посмотрела на часы.
— Десять минут десятого, — сказала она. Она разглядывала Дункана, оценивающе прищурив глаза, затем подняла взгляд на лицо Фиби. — Грубо играете, милочка. Мне бы никогда в голову не пришло, что вы принадлежите к тому типу женщин, которые доказывают, что жизнь полна сюрпризов.
— Неужели? — спросила Фиби, глядя на Дункана, который все так же лежал у нее на руках. Затем она поцеловала его в лоб и принялась ждать.
ГЛАВА 18
Островной госпиталь оказался маленьким и тихим. Персонал был одет в свободные яркие рубашки, сандалии или шлепанцы и белые слаксы или шорты. Пожилая женщина в приемном отделении осталась невозмутимой, когда Фиби призналась, что у них нет ни страхового полиса, ни в данный момент денег для оплаты счета. (Этот факт породил у нее мысль, что они попали вовсе не в реальный мир, а на другую планету или в другое измерение.) Дункана осмотрели, вымыли и уложили в постель, подсоединив к нему капельницу с глюкозой и разными антибиотиками.
Он ничего не понимал в происходящем, и Фиби подумала, что в данных обстоятельствах это лучше, чем полное сознание. Если бы он имел представление, что с ним делают уколы, анализы крови и антисептики, его, вероятно, пришлось бы связать.
Когда он был устроен со всеми удобствами, Фиби позвонила в справочную и узнала телефон своего банка в Сиэтле. К счастью, платить за междугородный разговор было не нужно и номер работал круглосуточно.
Она объяснила, что потеряла кредитную карточку, умолчав о том, что фактически потеря произошла больше двухсот лет назад, и сообщила необходимые сведения, чтобы удостоверить свою личность. Ее заверили, что новую карточку отправят на Райский остров завтра же экспресс-почтой. Ее личный идентификационный номер оставался тем же самым.
Как раз в тот момент, когда Фиби вешала трубку, в дверях появилась стройная чернокожая женщина, одетая в тропическую униформу госпиталя. Она была поразительно похожа на Симону, но без враждебности и беспокойства последней.
— Миссис Рурк? Может быть, вы вернетесь в отель и отдохнете? Мы позаботимся о вашем муже.
— Я не могу его оставить, — ответила Фиби.
— Он не в критическом состоянии вы это понимаете?
Фиби кивнула антибиотики и несколько дней вынужденного безделья поставят Дункана на ноги. Однако один Бог знал, как поведет себя его разум восемнадцатого века, каким бы проницательным он ни был, когда он обнаружит вокруг себя совершенно невообразимое будущее с трубками, входящими в его тело, и странными машинами, попискивающими и мигающими лампочками.
— Да, — ответила Фиби после паузы. На груди медсестры висела табличка с именем: «Шарон». — Я просто хочу быть рядом, когда он придет в себя, вот и все.
Шарон улыбнулась мягко и успокаивающе.
— Что ж, пожалуйста. Может быть, нам послать кого-нибудь в отель за вашими вещами? Если вы примете душ и поедите, то почувствуете себя намного лучше, вам не кажется?
Фиби была благодарна Шарон за ее доброту. Хотя она не собиралась покидать Дункана, но была грязной, усталой и по-прежнему одетой в то платье, которое позаимствовала сегодня утром, или двести лет назад, трудно сказать у служанки. И хотя аппетита у нее вовсе не было, она не забыла о ребенке. Чтобы позаботиться о своем сыне или дочери, если Старуха ошиблась, она должна поесть и попытаться уснуть.
В палате Дункана поставили раскладушку, и Фиби ненадолго покинула его, чтобы вымыться. Сделанный на скорую руку ужин, состоявший из черствого сандвича, стакана молока и миски томатного супа, ждал ее на подносе. Она поела, переоделась в больничный халат и далеко за полночь легла спать.
Ранним ясным утром ее разбудил голос мужа, и, хотя Дункан говорил спокойным тоном, Фиби подскочила на своей койке, приготовившись к взрыву вопросов.
— Куда мы попали? — спросил он, разумеется, недоверчивым тоном.
Торопясь к мужу, Фиби едва не споткнулась о чемодан, который, очевидно, кто-то ночью принес из отеля. Она взяла Дункана за руку, ту, к которой не была присоединена капельница, и нерешительно улыбнулась.
— Только не волнуйся, — сказала она. — Я тебе все объясню. По крайней мере, приблизительно.
— Я не волнуюсь, — проворчал Дункан. Кроме стиснутых зубов, имелись и другие признаки того, что самообладание покидает его.
— Мы покинули твой век, — сказала Фиби, — и теперь находимся в моем. Сейчас тысяча девятьсот девяносто пятый год, и ты лежишь в госпитале… — Когда его глаза расширились от растущего ужаса, и он хотел, было подняться, Фиби мягко, но решительно заставила его лечь на подушку. — Все в порядке, дорогой. Нынче госпитали совсем не такие, как были в твое время. Тебе дали лекарство, и завтра или послезавтра ты будешь как новенький.
Дункан по-прежнему был возбужден, это было очевидно, но изо всех сил старался сохранять спокойствие. Он огляделся, заметил телевизор на стене, телефон, прозрачную склянку с жидкостью, подвешенную над кроватью, машины, в течение всей ночи показывавшие состояние его организма.
— И весь мир такой же? — прошептал он, с ужасом ожидая ответа.
Фиби улыбнулась, прикоснулась к его груди и поцеловала его.
— Нет, конечно нет. Когда ты сможешь выйти из госпиталя, мы поедем на материк и я покажу тебе кое-что абсолютно и полностью американское.
— Что именно?
— Пусть это будет сюрпризом, — сказала Фиби, когда появилась сестра с завтраком для них обоих.
Дункан изумленно смотрел на мини-юбку и безрукавку медсестры.
— Великие Зевс и Аполлон! — пробормотал он, когда они снова оказались одни. — Ну и разврат!
Фиби зачерпнула ложкой то, что могло быть либо пудингом, либо кашей, и поднесла ложку к его рту.
— Ты еще ничего не видел! — поддразнила она.
После завтрака Фиби включила телевизор, и началось обучение Дункана современной американской жизни с одного из эпизодов «Стиля жизни богатых и знаменитых людей». Дункан был поражен движущимися цветными изображениями и живыми голосами из телевизора, но Фиби едва смотрела на экран. Наблюдать за реакцией Дункана было гораздо интереснее, чем смотреть любую телепрограмму.
Фиби потратила большую часть дня, чтобы подготовить Дункана к тому, что ждало его впереди, с помощью потрепанных журналов из комнаты ожидания показывая ему, как одеваются мужчины и женщины, как выглядят дома, и какая пища наиболее распространена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34