Торопливо задрав пышную юбку женщины, он обнажил стройные, словно выточенные из слоновой кости, ноги и круглые белоснежные ягодицы.
Кэтрин была уже готова – как обычно. Рыцарь чувствовал, как охватывает его грубое первобытное желание, гонящее прочь все посторонние мысли, все тревоги и опасения. Он вошел в нее одним мощным движением, и хриплый стон наслаждения, вырвавшийся из ее уст, стал ему наградой.
Рыцарь лежал недвижно, ожидая, пока сама Кэтрин задвигается под ним, все глубже принимая его в себя. Зарывшись руками в ее золотистые волосы, он повернул ее лицо к себе – и увидел затуманенные страстью глаза и приоткрытые пухлые губы, сквозь которые виднелся розовый язычок.
Медленно, томительно медленно рыцарь подался назад. Затем снова вошел в нее. И снова вышел… и так еще и еще раз, все быстрее и быстрее. Кэтрин стонала все громче, но рыцарь ее уже не слышал. Он не помнил и не замечал ничего, кроме пульсации ритма и нарастания бешеного, ослепляющего наслаждения. Наконец тело его выгнулось в последней чувственной судороге – и он изверг семя в трепещущее лоно красавицы.
Прошло несколько минут, прежде чем рыцарь встал и привел в порядок свою одежду. Кэтрин, перекатившись на спину, положила руку на грудь и чувственным движением ласкала собственные соски. На прекрасном лице ее застыла странная полуулыбка, в которой рыцарю чудилась насмешка. Эту улыбку он видел на лице Кэтрин Говард уже много раз…
За окном послышалось ржание лошадей и людские голоса.
– Король едет, – произнес рыцарь, кивнув в сторону окна. – Вставай и прими приличный вид, сладкая моя распутница.
– Неужели я выгляжу неприлично? – игриво спросила Кэтрин, очерчивая пальцем кружок возбужденного соска.
– Для меня – вполне прилично. Но если хочешь стать королевой, тебе лучше соблюдать осторожность. – С этими словами рыцарь направился к дверям.
– Не беспокойся, я сумею сладить со старым ворчуном. – Кэтрин поднялась и начала застегивать платье. Взявшись за ручку толстой дубовой двери, рыцарь в последний раз оглянулся на любовницу – на лице ее играла все та же загадочная усмешка.
– И вот что, Эдвард: постарайся завтра пораньше вернуться с охоты.
Ты ему неверна и сама знаешь это.
Джейми закатила глаза и беспомощно развела руками:
– Кому неверна, Мэри?
– Джейми Макферсон, перестань притворяться, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Об Эдварде.
Джейми громко и не вполне естественно расхохоталась. Но Мэри не поддержала ее веселья: она молчала, и на лице ее было написано жестокое осуждение. «Похоже, – подумала Джейми, – на этот раз обернуть дело в шутку не удастся».
– Хорошо, не будешь ли ты так добра объяснить, какой мой поступок является, по твоему мнению, проявлением неверности?
– Пожалуйста! Где ты провела последние две ночи? Молчишь? Хорошо, я скажу: ты спала, – это слово Мэри произнесла со священным ужасом в голосе, – в комнате того человека! А в самую первую ночь после отъезда Эдварда чуть не каждый час бегала к нему! Как ты думаешь, что скажет Эдвард – и вся семья, – когда узнают, что эта недотрога Джейми, которая боится на минуточку остаться наедине с женихом, днюет и ночует в комнате у постороннего мужчины? А о чувствах Эдварда ты подумала? Он без ума от тебя, он страдает в разлуке, а ты… ты…
Джейми сжала голову ладонями, глядя на кузину, словно на сумасшедшую. Боже правый, неужели мало всех вытерпленных неудобств, мало три ночи не смыкать глаз! Теперь приходится еще выслушивать эти смехотворные обвинения!
– О господи… – простонала она. – Мэри… ты ведь шутишь, правда?
– Нет, Джейми, я говорю совершенно серьезно, – мрачно, словно на похоронах, ответствовала Мэри. – Ты поступаешь недостойно, не так, как подобает невесте благородного рыцаря. И поскольку я оказалась единственной свидетельницей твоего поведения, мне не остается ничего другого, как…
– Как что, Мэри? – с вызовом в голосе спросила Джейми. – Бежать к Эдварду и жаловаться ему на мое, как ты говоришь, недостойное поведение?
Мэри смущенно опустила глаза.
– Джейми, ты не понимаешь, что такое Говарды. В нашей семье такие проступки…
Джейми сжала кулаки. Ярость охватила ее при этих словах.
– Проступки? Забота об умирающем – это, по-твоему, «проступок»? Помочь ближнему в несчастье – по-твоему, «недостойно»? И невесте благородного рыцаря не подобает иметь сердце и сострадать человеку в беде? Если ты так думаешь, Мэри Говард, то знай: более жестокой и ограниченной женщины я в жизни не встречала!
– Но, Джейми…
– Подумать только: больше года я считала тебя лучшей подругой, почти сестрой! Я доверяла тебе свои тайны! – сетовала Джейми. – Как я могла так ошибиться? Если ты и вправду думаешь то, что говоришь, Мэри Говард, я не хочу больше тебя видеть! Иди, доноси Эдварду! Расскажи ему, как тяжко я согрешила против вашего благородного семейства!
Мэри бросилась к подруге.
– Джейми, Джейми, я совсем не это хотела сказать!
Джейми повернулась к подруге спиной. Голова ее раскалывалась, глаза горели от непролитых слез.
– Довольно, Мэри. Больше нам говорить не о чем.
– Но, Джейми, я вовсе не хотела на тебя доносить. Ты, Джейми, иногда становишься как сумасшедшая, ей-богу! Совсем не думаешь о своем будущем. – Мэри смахнула слезы и положила Джейми руку на плечо, заставляя кузину повернуться к ней лицом. – Хорошо, меня ты не слушаешь; тогда подумай сама, чем может обернуться твоя… твоя холодность к Эдварду.
– Мои отношения с Эдвардом – это мое личное дело, – отрезала Джейми, потирая виски. – И мое будущее – тоже. Я не позволю ни тебе, ни кому-то другому насильно толкать меня в объятия Эдварда. Мне неважно, что думают другие; я знаю, что я – честная женщина и не сделала ничего дурного, и это – главное.
– Я тоже знаю, что ты честная и добрая, – с несчастным видом подтвердила Мэри. – Пожалуйста, прости меня!
Дуться дальше не имело смысла. Джейми не раз видела кузину «в праведном гневе» и знала, что эти вспышки проходят, не оставляя по себе ни малейшего следа. Бояться, что Мэри выполнит свою угрозу, не приходилось; однако ее смехотворные обвинения почему-то больно задели Джейми. Может быть, именно потому, что на самом деле были близки к истине? Нет, не стоит об этом думать.
Джейми повернулась к подруге, и девушки обнялись.
– Мэри, я не хочу больше слышать разговоров об этом. Поняла?
Мэри со вздохом кивнула. Джейми внимательно взглянула ей в глаза.
– Ты рассердилась из-за того, что я ухаживаю за шотландцем, правильно?
Мэри снова кивнула.
– Я знаю, что ты родилась и всю жизнь провела в семье Говард. Но, Мэри, постарайся понять, что в жизни есть вещи поважнее семейных традиций и сословных предрассудков, Я ухаживаю за больным, потому что это – мой долг, и не вижу, какое это имеет отношение к Эдварду. Если бы заболел охотничий пес или сокол…
– Ах, Джейми, я совсем запуталась! – Мэри со вздохом побрела к окну. – Ты знаешь, я полюбила тебя, как сестру. Кэтрин уехала ко двору, и теперь только ты спасаешь меня от одиночества. Но мне становится страшно, когда я вижу, как ты нарушаешь все правила.
– Мэри, какие «правила» ты ставишь выше христианского долга? Разве наш добрый герцог запрещает домашним заботиться о ближних?
– Нет, конечно, нет! Но ты все делаешь не так, как принято. А семья Говард, ты же знаешь, очень привержена старым обычаям.
– И, разумеется, эти обычаи всегда хороши, а герцог всегда прав! – с горечью заметила Джейми.
Мэри кивнула с самым серьезным видом…
– Разумеется. Его светлость хочет нам всем только добра и всегда знает, как лучше. Мы должны быть благодарны за его заботу.
– О, Мэри! – простонала Джейми. При одной мысли о подобной слепой вере она почувствовала приступ дурноты.
– Посмотри, что наша семья сделала для Кэтрин! – порозовев от волнения, продолжала Мэри. – Она не старше нас с тобой – и благодаря герцогу выходит замуж за самого короля!
Джейми промолчала. Не объяснять же в самом деле глупышке Мэри, что участи жены Генриха Восьмого едва ли можно позавидовать!
– А теперь взгляни на меня! – с пафосом продолжала Мэри. – Как меня растили! Как воспитывали! Я получила такое образование, каким могут похвастаться не многие женщины в Англии! Я наслаждаюсь такими благами жизни, какие и не снились другим девушкам! А когда придет время, я выйду замуж за знатного лорда! И все потому, что я из семьи Говард!
Джейми прикусила язык, чтобы не рассмеяться. Кому, как не ей, знать, что образование Мэри оставляет желать лучшего, и это еще мягко сказано! Девушка не говорила ни на одном языке, кроме родного, не имела понятия о риторике и логике, а ее познания в истории ограничивались семейными преданиями.
– Мэри, твоя верность семейным устоям заслуживает только восхищения.
– А кому, как не тебе, Джейми, – продолжала Мэри, – благодарить герцога! Его светлость пригласил тебя сюда и обходится с тобой, как с родной, – а ведь всем известно, что твоя бабушка была любовницей Томаса Болейна! С законной женой Болейна – сестрой его светлости – ты никак не в родстве; однако мы приняли тебя как родную и называем кузиной, хотя в тебе нет ни капли крови Говардов.
– Мэри, как ты не понимаешь…
– И даже несмотря на то, что в твоих жилах течет французская и шотландская кровь!
Французская и шотландская кровь! Мэри говорила что-то еще, но Джейми ее не слушала. Никто не знал, что Элизабет Болейн и Эмброуз Макферсон – ее приемные родители: настоящей матерью Джейми была Мэри Болейн, сестра Элизабет. После смерти Мэри, чтобы спасти малышку, Элизабет назвала ее своей дочерью, и Эмброуз согласился на это, обещая хранить тайну. Постепенно они полюбили девочку как родную. Но Джейми вовсе не собиралась рассказывать об этом Говардам.
Год, проведенный под крышей герцога, внезапно показался Джейми вечностью. Как легко она забыла все, чему научилась на родине! Как легко примирилась с тем, что шло вразрез с ее заветными убеждениями! Да, она бунтовала в мелочах, но ведь уступала в главном. Она позволила себе сдаться, раствориться в блестящей и шумной жизни дворца Кеннингхолл.
На самом деле – это только маска. Джейми не забыла Шотландию: в душе ее по-прежнему звучала суровая музыка северного ветра. Ее вырастили горы. Ветер научил ее ценить свободу. Она не позволит людям из замка, тусклым и холодным, как здешние туманные равнины, управлять ее жизнью! Она благодарна за приют – это правда. Но какую цену требует герцог Норфолк за свою доброту? Джейми готова поступиться многим; но душу не продаст никому и никогда. Ни из страха, ни из корысти, ни из чувства вины, ни из ложно понятой благодарности.
Мэри, расхаживая по комнате, продолжала свой бесконечный монолог – но Джейми ее уже не слушала. Она подошла к своей кровати и открыла шкатулку, стоящую на столике рядом с кроватью. Затем сняла с шеи цепочку, на которой висело кольцо с крупным изумрудом, и задумчиво взвесила его на ладони.
Если верить Элизабет, это кольцо принадлежало ее настоящему отцу. Для Джейми золотой ободок со сверкающим зеленым глазом символизировал связь с прошлым, с семейной историей, полной подвигов, тайн и трагедий. Когда-нибудь, мечтала Джейми еще девочкой, отец узнает ее по этому кольцу и прижмет к груди.
Но время фантазий прошло: настало время решений. Джейми предстоит самой строить свою жизнь, и делать это надо с открытыми глазами. Ми прошлое, ни будущее не должно повлиять на ее решение. И мечта об отце сейчас казалась ей глупой, детской мечтой.
Джейми положила талисман в шкатулку и решительно захлопнула крышку, щелкнув замком.
Глава 13
Тусклые лучи заката, проникающие в спальню через единственное окно, сменились серым сумеречным светом. Потянуло прохладой, и Малкольм сбросил покрывало.
Сделал он это с единственной целью – позлить горничную. Страдая от вынужденного бездействия, Малкольм с самого утра стремился разговорить ее – но на псе его речи старуха отвечала лишь удивленным взглядом и снова принималась за шитье. Говорить Кадди умела – это точно: Малкольм сам слышал, как утром она разговаривала с Джейми. Сбрасывая одеяло, он надеялся услышать от нее хотя бы ругательство – но Кадди только вздохнула и, отложив шитье, подошла к кровати и поправила покрывало. Малкольму бросились в глаза ее узловатые, натруженные руки, и в сердце всколыхнулись смутные угрызения совести.
Малкольм не признавался даже самому себе, что злит сто не молчание старухи, а отсутствие Джейми. На него ей наплевать – это понятно; но могла бы зайти проведать свою служанку! Неужели не боится, что Малкольм, улучив удобную минуту, вцепится ей в горло? Ему ничего не стоит сломать старухе шею и удрать.
Кого он обманывает? Это даже не смешно. Сегодня Малкольм попытался спустить ноги с кровати. Кадди не мешала ему, сочувственно наблюдая за ним из своего угла. Но шотландец не смог даже сесть: голова у него закружилась, в висках как будто застучал тяжелый молот, и он без сил упал на подушку.
Малкольм чувствовал, что к нему возвращаются силы – но, увы, они возвращались слишком медленно. Удивительно, что тюремщики до сих пор не заковали его в цепи – очевидно, этого недолго ждать. Он должен найти способ выбраться отсюда до того, как это случится.
О господи, еще один день, и он умрет от скуки! Малкольм провел рукой по небритой щеке, затем ощупал повязку на голове. Должно быть, он сейчас страшен как черт. Вот если бы сейчас заснуть и во сне увидеть своих недругов, горящих в адском пламени! Но сейчас Малкольму было недоступно даже это удовольствие.
Скрипнула дверь, и на обросшем лице Малкольма появилась улыбка. Явилась! Что ж, хоть какое-то развлечение.
Джейми надеялась, что Малкольм спит. Увы, ее надеждам не суждено было сбыться: шотландец был бодр, мало того – весел! От его дьявольской улыбки Джейми стало не по себе. Что он замышляет?
– Долгонько же ты не показывалась! Хотя я тебя понимаю…
Не обращая на него внимания, Джейми повернулась к Кадди, немедленно осыпавшей ее жалобами. Однако и Малкольм не собирался молчать: оказывается, у него тоже накопилось немало претензий.
– Он болтает без перерыва! – возмущалась Кадди.
– От нее ни словечка не добьешься! – кипел праведным гневом Малкольм.
– Уж слишком он бойкий для тяжелораненого! – ворчала Кадди.
– Молчала бы лучше, старая карга! – огрызался Малкольм.
Призвав на помощь все свое терпение, Джейми наградила Малкольма убийственным взглядом и попросила Кадди принести ужин, оставленный на кухне. Но Кадди решительно заявила, что ноги ее больше не будет в этой комнате – по крайней мере сегодня. А ужин она оставит у дверей.
Джейми гордилась преданностью служанки. Кадди не забыла Малкольму обиды, год назад нанесенной ее хозяйке. Но не меньше радовалась Джейми и тому, что Малкольму не пришло в голову заговорить о своей свадьбе – ведь тогда Кадди могла бы, не выдержав, нарушить обет молчания и выдать тайну своей госпожи.
Все еще упрямо качая головой и что-то ворча себе под нос, Кадди покинула спальню.
«Вот и отлично», – подумала Джейми. На вид Малкольм уже почти здоров, и этой ночью сиделка ему не понадобится. Джейми перестелит ему постель и отправится к себе. Ее измучили три бессонные ночи и совсем уж доконала ссора с Мэри: сейчас Джейми хотелось только одного – рухнуть в постель и заснуть.
Однако не успела Кадди закрыть за собой дверь, как Малкольм ринулся в атаку.
– Как же наша прекрасная леди провела чудный погожий денек? – язвительно поинтересовался он. – Подсчитывала золото, которое вы с любовником рассчитываете за меня выручить? Или крутила хвостом перед конюхами?
Джейми бросила на него гневный взгляд, но промолчала. Нет, ему не удастся вывести ее из себя.
– Знаешь, оказывается, очень полезно лежать и ничего не делать. Столько узнаешь интересного! Недавно, например, я слышал премилую беседу о том, как твой Эдвард лапал тебя – уж прости за грубое выражение – в саду на глазах у дюжины слуг.
Джейми не собиралась вступать с ним в перебранку. Ему только этого и нужно. Она будет молчать. Укрепившись в таком решении, она подошла к кровати, чтобы сменить повязку. Этого Кадди делать не осмеливалась: она говорила, что боится подходить к Малкольму близко, и, по совести говоря, Джейми не могла ее винить.
– Ты только посмотри на себя! Тебе не стыдно?
Джейми опять промолчала. Решение ее не вступать в перепалку было твердым.
– Что на тебе за платье? Это что, английская мода?
Женщина, где твоя скромность?
Джейми опустила глаза. На ней было летнее платье из желтого льна с квадратным вырезом, обнажающим начало ложбинки между грудями. Другие женщины в замке носили наряды куда более смелых фасонов.
– Платье как платье! – все-таки ответила она, не удержавшись.
– В самый раз для английской шлюхи.
Джейми смерила его презрительным взглядом и отвернулась.
– Что ж ты отворачиваешься? Разве я говорю неправду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Кэтрин была уже готова – как обычно. Рыцарь чувствовал, как охватывает его грубое первобытное желание, гонящее прочь все посторонние мысли, все тревоги и опасения. Он вошел в нее одним мощным движением, и хриплый стон наслаждения, вырвавшийся из ее уст, стал ему наградой.
Рыцарь лежал недвижно, ожидая, пока сама Кэтрин задвигается под ним, все глубже принимая его в себя. Зарывшись руками в ее золотистые волосы, он повернул ее лицо к себе – и увидел затуманенные страстью глаза и приоткрытые пухлые губы, сквозь которые виднелся розовый язычок.
Медленно, томительно медленно рыцарь подался назад. Затем снова вошел в нее. И снова вышел… и так еще и еще раз, все быстрее и быстрее. Кэтрин стонала все громче, но рыцарь ее уже не слышал. Он не помнил и не замечал ничего, кроме пульсации ритма и нарастания бешеного, ослепляющего наслаждения. Наконец тело его выгнулось в последней чувственной судороге – и он изверг семя в трепещущее лоно красавицы.
Прошло несколько минут, прежде чем рыцарь встал и привел в порядок свою одежду. Кэтрин, перекатившись на спину, положила руку на грудь и чувственным движением ласкала собственные соски. На прекрасном лице ее застыла странная полуулыбка, в которой рыцарю чудилась насмешка. Эту улыбку он видел на лице Кэтрин Говард уже много раз…
За окном послышалось ржание лошадей и людские голоса.
– Король едет, – произнес рыцарь, кивнув в сторону окна. – Вставай и прими приличный вид, сладкая моя распутница.
– Неужели я выгляжу неприлично? – игриво спросила Кэтрин, очерчивая пальцем кружок возбужденного соска.
– Для меня – вполне прилично. Но если хочешь стать королевой, тебе лучше соблюдать осторожность. – С этими словами рыцарь направился к дверям.
– Не беспокойся, я сумею сладить со старым ворчуном. – Кэтрин поднялась и начала застегивать платье. Взявшись за ручку толстой дубовой двери, рыцарь в последний раз оглянулся на любовницу – на лице ее играла все та же загадочная усмешка.
– И вот что, Эдвард: постарайся завтра пораньше вернуться с охоты.
Ты ему неверна и сама знаешь это.
Джейми закатила глаза и беспомощно развела руками:
– Кому неверна, Мэри?
– Джейми Макферсон, перестань притворяться, ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Об Эдварде.
Джейми громко и не вполне естественно расхохоталась. Но Мэри не поддержала ее веселья: она молчала, и на лице ее было написано жестокое осуждение. «Похоже, – подумала Джейми, – на этот раз обернуть дело в шутку не удастся».
– Хорошо, не будешь ли ты так добра объяснить, какой мой поступок является, по твоему мнению, проявлением неверности?
– Пожалуйста! Где ты провела последние две ночи? Молчишь? Хорошо, я скажу: ты спала, – это слово Мэри произнесла со священным ужасом в голосе, – в комнате того человека! А в самую первую ночь после отъезда Эдварда чуть не каждый час бегала к нему! Как ты думаешь, что скажет Эдвард – и вся семья, – когда узнают, что эта недотрога Джейми, которая боится на минуточку остаться наедине с женихом, днюет и ночует в комнате у постороннего мужчины? А о чувствах Эдварда ты подумала? Он без ума от тебя, он страдает в разлуке, а ты… ты…
Джейми сжала голову ладонями, глядя на кузину, словно на сумасшедшую. Боже правый, неужели мало всех вытерпленных неудобств, мало три ночи не смыкать глаз! Теперь приходится еще выслушивать эти смехотворные обвинения!
– О господи… – простонала она. – Мэри… ты ведь шутишь, правда?
– Нет, Джейми, я говорю совершенно серьезно, – мрачно, словно на похоронах, ответствовала Мэри. – Ты поступаешь недостойно, не так, как подобает невесте благородного рыцаря. И поскольку я оказалась единственной свидетельницей твоего поведения, мне не остается ничего другого, как…
– Как что, Мэри? – с вызовом в голосе спросила Джейми. – Бежать к Эдварду и жаловаться ему на мое, как ты говоришь, недостойное поведение?
Мэри смущенно опустила глаза.
– Джейми, ты не понимаешь, что такое Говарды. В нашей семье такие проступки…
Джейми сжала кулаки. Ярость охватила ее при этих словах.
– Проступки? Забота об умирающем – это, по-твоему, «проступок»? Помочь ближнему в несчастье – по-твоему, «недостойно»? И невесте благородного рыцаря не подобает иметь сердце и сострадать человеку в беде? Если ты так думаешь, Мэри Говард, то знай: более жестокой и ограниченной женщины я в жизни не встречала!
– Но, Джейми…
– Подумать только: больше года я считала тебя лучшей подругой, почти сестрой! Я доверяла тебе свои тайны! – сетовала Джейми. – Как я могла так ошибиться? Если ты и вправду думаешь то, что говоришь, Мэри Говард, я не хочу больше тебя видеть! Иди, доноси Эдварду! Расскажи ему, как тяжко я согрешила против вашего благородного семейства!
Мэри бросилась к подруге.
– Джейми, Джейми, я совсем не это хотела сказать!
Джейми повернулась к подруге спиной. Голова ее раскалывалась, глаза горели от непролитых слез.
– Довольно, Мэри. Больше нам говорить не о чем.
– Но, Джейми, я вовсе не хотела на тебя доносить. Ты, Джейми, иногда становишься как сумасшедшая, ей-богу! Совсем не думаешь о своем будущем. – Мэри смахнула слезы и положила Джейми руку на плечо, заставляя кузину повернуться к ней лицом. – Хорошо, меня ты не слушаешь; тогда подумай сама, чем может обернуться твоя… твоя холодность к Эдварду.
– Мои отношения с Эдвардом – это мое личное дело, – отрезала Джейми, потирая виски. – И мое будущее – тоже. Я не позволю ни тебе, ни кому-то другому насильно толкать меня в объятия Эдварда. Мне неважно, что думают другие; я знаю, что я – честная женщина и не сделала ничего дурного, и это – главное.
– Я тоже знаю, что ты честная и добрая, – с несчастным видом подтвердила Мэри. – Пожалуйста, прости меня!
Дуться дальше не имело смысла. Джейми не раз видела кузину «в праведном гневе» и знала, что эти вспышки проходят, не оставляя по себе ни малейшего следа. Бояться, что Мэри выполнит свою угрозу, не приходилось; однако ее смехотворные обвинения почему-то больно задели Джейми. Может быть, именно потому, что на самом деле были близки к истине? Нет, не стоит об этом думать.
Джейми повернулась к подруге, и девушки обнялись.
– Мэри, я не хочу больше слышать разговоров об этом. Поняла?
Мэри со вздохом кивнула. Джейми внимательно взглянула ей в глаза.
– Ты рассердилась из-за того, что я ухаживаю за шотландцем, правильно?
Мэри снова кивнула.
– Я знаю, что ты родилась и всю жизнь провела в семье Говард. Но, Мэри, постарайся понять, что в жизни есть вещи поважнее семейных традиций и сословных предрассудков, Я ухаживаю за больным, потому что это – мой долг, и не вижу, какое это имеет отношение к Эдварду. Если бы заболел охотничий пес или сокол…
– Ах, Джейми, я совсем запуталась! – Мэри со вздохом побрела к окну. – Ты знаешь, я полюбила тебя, как сестру. Кэтрин уехала ко двору, и теперь только ты спасаешь меня от одиночества. Но мне становится страшно, когда я вижу, как ты нарушаешь все правила.
– Мэри, какие «правила» ты ставишь выше христианского долга? Разве наш добрый герцог запрещает домашним заботиться о ближних?
– Нет, конечно, нет! Но ты все делаешь не так, как принято. А семья Говард, ты же знаешь, очень привержена старым обычаям.
– И, разумеется, эти обычаи всегда хороши, а герцог всегда прав! – с горечью заметила Джейми.
Мэри кивнула с самым серьезным видом…
– Разумеется. Его светлость хочет нам всем только добра и всегда знает, как лучше. Мы должны быть благодарны за его заботу.
– О, Мэри! – простонала Джейми. При одной мысли о подобной слепой вере она почувствовала приступ дурноты.
– Посмотри, что наша семья сделала для Кэтрин! – порозовев от волнения, продолжала Мэри. – Она не старше нас с тобой – и благодаря герцогу выходит замуж за самого короля!
Джейми промолчала. Не объяснять же в самом деле глупышке Мэри, что участи жены Генриха Восьмого едва ли можно позавидовать!
– А теперь взгляни на меня! – с пафосом продолжала Мэри. – Как меня растили! Как воспитывали! Я получила такое образование, каким могут похвастаться не многие женщины в Англии! Я наслаждаюсь такими благами жизни, какие и не снились другим девушкам! А когда придет время, я выйду замуж за знатного лорда! И все потому, что я из семьи Говард!
Джейми прикусила язык, чтобы не рассмеяться. Кому, как не ей, знать, что образование Мэри оставляет желать лучшего, и это еще мягко сказано! Девушка не говорила ни на одном языке, кроме родного, не имела понятия о риторике и логике, а ее познания в истории ограничивались семейными преданиями.
– Мэри, твоя верность семейным устоям заслуживает только восхищения.
– А кому, как не тебе, Джейми, – продолжала Мэри, – благодарить герцога! Его светлость пригласил тебя сюда и обходится с тобой, как с родной, – а ведь всем известно, что твоя бабушка была любовницей Томаса Болейна! С законной женой Болейна – сестрой его светлости – ты никак не в родстве; однако мы приняли тебя как родную и называем кузиной, хотя в тебе нет ни капли крови Говардов.
– Мэри, как ты не понимаешь…
– И даже несмотря на то, что в твоих жилах течет французская и шотландская кровь!
Французская и шотландская кровь! Мэри говорила что-то еще, но Джейми ее не слушала. Никто не знал, что Элизабет Болейн и Эмброуз Макферсон – ее приемные родители: настоящей матерью Джейми была Мэри Болейн, сестра Элизабет. После смерти Мэри, чтобы спасти малышку, Элизабет назвала ее своей дочерью, и Эмброуз согласился на это, обещая хранить тайну. Постепенно они полюбили девочку как родную. Но Джейми вовсе не собиралась рассказывать об этом Говардам.
Год, проведенный под крышей герцога, внезапно показался Джейми вечностью. Как легко она забыла все, чему научилась на родине! Как легко примирилась с тем, что шло вразрез с ее заветными убеждениями! Да, она бунтовала в мелочах, но ведь уступала в главном. Она позволила себе сдаться, раствориться в блестящей и шумной жизни дворца Кеннингхолл.
На самом деле – это только маска. Джейми не забыла Шотландию: в душе ее по-прежнему звучала суровая музыка северного ветра. Ее вырастили горы. Ветер научил ее ценить свободу. Она не позволит людям из замка, тусклым и холодным, как здешние туманные равнины, управлять ее жизнью! Она благодарна за приют – это правда. Но какую цену требует герцог Норфолк за свою доброту? Джейми готова поступиться многим; но душу не продаст никому и никогда. Ни из страха, ни из корысти, ни из чувства вины, ни из ложно понятой благодарности.
Мэри, расхаживая по комнате, продолжала свой бесконечный монолог – но Джейми ее уже не слушала. Она подошла к своей кровати и открыла шкатулку, стоящую на столике рядом с кроватью. Затем сняла с шеи цепочку, на которой висело кольцо с крупным изумрудом, и задумчиво взвесила его на ладони.
Если верить Элизабет, это кольцо принадлежало ее настоящему отцу. Для Джейми золотой ободок со сверкающим зеленым глазом символизировал связь с прошлым, с семейной историей, полной подвигов, тайн и трагедий. Когда-нибудь, мечтала Джейми еще девочкой, отец узнает ее по этому кольцу и прижмет к груди.
Но время фантазий прошло: настало время решений. Джейми предстоит самой строить свою жизнь, и делать это надо с открытыми глазами. Ми прошлое, ни будущее не должно повлиять на ее решение. И мечта об отце сейчас казалась ей глупой, детской мечтой.
Джейми положила талисман в шкатулку и решительно захлопнула крышку, щелкнув замком.
Глава 13
Тусклые лучи заката, проникающие в спальню через единственное окно, сменились серым сумеречным светом. Потянуло прохладой, и Малкольм сбросил покрывало.
Сделал он это с единственной целью – позлить горничную. Страдая от вынужденного бездействия, Малкольм с самого утра стремился разговорить ее – но на псе его речи старуха отвечала лишь удивленным взглядом и снова принималась за шитье. Говорить Кадди умела – это точно: Малкольм сам слышал, как утром она разговаривала с Джейми. Сбрасывая одеяло, он надеялся услышать от нее хотя бы ругательство – но Кадди только вздохнула и, отложив шитье, подошла к кровати и поправила покрывало. Малкольму бросились в глаза ее узловатые, натруженные руки, и в сердце всколыхнулись смутные угрызения совести.
Малкольм не признавался даже самому себе, что злит сто не молчание старухи, а отсутствие Джейми. На него ей наплевать – это понятно; но могла бы зайти проведать свою служанку! Неужели не боится, что Малкольм, улучив удобную минуту, вцепится ей в горло? Ему ничего не стоит сломать старухе шею и удрать.
Кого он обманывает? Это даже не смешно. Сегодня Малкольм попытался спустить ноги с кровати. Кадди не мешала ему, сочувственно наблюдая за ним из своего угла. Но шотландец не смог даже сесть: голова у него закружилась, в висках как будто застучал тяжелый молот, и он без сил упал на подушку.
Малкольм чувствовал, что к нему возвращаются силы – но, увы, они возвращались слишком медленно. Удивительно, что тюремщики до сих пор не заковали его в цепи – очевидно, этого недолго ждать. Он должен найти способ выбраться отсюда до того, как это случится.
О господи, еще один день, и он умрет от скуки! Малкольм провел рукой по небритой щеке, затем ощупал повязку на голове. Должно быть, он сейчас страшен как черт. Вот если бы сейчас заснуть и во сне увидеть своих недругов, горящих в адском пламени! Но сейчас Малкольму было недоступно даже это удовольствие.
Скрипнула дверь, и на обросшем лице Малкольма появилась улыбка. Явилась! Что ж, хоть какое-то развлечение.
Джейми надеялась, что Малкольм спит. Увы, ее надеждам не суждено было сбыться: шотландец был бодр, мало того – весел! От его дьявольской улыбки Джейми стало не по себе. Что он замышляет?
– Долгонько же ты не показывалась! Хотя я тебя понимаю…
Не обращая на него внимания, Джейми повернулась к Кадди, немедленно осыпавшей ее жалобами. Однако и Малкольм не собирался молчать: оказывается, у него тоже накопилось немало претензий.
– Он болтает без перерыва! – возмущалась Кадди.
– От нее ни словечка не добьешься! – кипел праведным гневом Малкольм.
– Уж слишком он бойкий для тяжелораненого! – ворчала Кадди.
– Молчала бы лучше, старая карга! – огрызался Малкольм.
Призвав на помощь все свое терпение, Джейми наградила Малкольма убийственным взглядом и попросила Кадди принести ужин, оставленный на кухне. Но Кадди решительно заявила, что ноги ее больше не будет в этой комнате – по крайней мере сегодня. А ужин она оставит у дверей.
Джейми гордилась преданностью служанки. Кадди не забыла Малкольму обиды, год назад нанесенной ее хозяйке. Но не меньше радовалась Джейми и тому, что Малкольму не пришло в голову заговорить о своей свадьбе – ведь тогда Кадди могла бы, не выдержав, нарушить обет молчания и выдать тайну своей госпожи.
Все еще упрямо качая головой и что-то ворча себе под нос, Кадди покинула спальню.
«Вот и отлично», – подумала Джейми. На вид Малкольм уже почти здоров, и этой ночью сиделка ему не понадобится. Джейми перестелит ему постель и отправится к себе. Ее измучили три бессонные ночи и совсем уж доконала ссора с Мэри: сейчас Джейми хотелось только одного – рухнуть в постель и заснуть.
Однако не успела Кадди закрыть за собой дверь, как Малкольм ринулся в атаку.
– Как же наша прекрасная леди провела чудный погожий денек? – язвительно поинтересовался он. – Подсчитывала золото, которое вы с любовником рассчитываете за меня выручить? Или крутила хвостом перед конюхами?
Джейми бросила на него гневный взгляд, но промолчала. Нет, ему не удастся вывести ее из себя.
– Знаешь, оказывается, очень полезно лежать и ничего не делать. Столько узнаешь интересного! Недавно, например, я слышал премилую беседу о том, как твой Эдвард лапал тебя – уж прости за грубое выражение – в саду на глазах у дюжины слуг.
Джейми не собиралась вступать с ним в перебранку. Ему только этого и нужно. Она будет молчать. Укрепившись в таком решении, она подошла к кровати, чтобы сменить повязку. Этого Кадди делать не осмеливалась: она говорила, что боится подходить к Малкольму близко, и, по совести говоря, Джейми не могла ее винить.
– Ты только посмотри на себя! Тебе не стыдно?
Джейми опять промолчала. Решение ее не вступать в перепалку было твердым.
– Что на тебе за платье? Это что, английская мода?
Женщина, где твоя скромность?
Джейми опустила глаза. На ней было летнее платье из желтого льна с квадратным вырезом, обнажающим начало ложбинки между грудями. Другие женщины в замке носили наряды куда более смелых фасонов.
– Платье как платье! – все-таки ответила она, не удержавшись.
– В самый раз для английской шлюхи.
Джейми смерила его презрительным взглядом и отвернулась.
– Что ж ты отворачиваешься? Разве я говорю неправду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32