– Что я угадал.
– Ты говоришь загадками, дорогой?
– Все очень просто. Ты же не станешь спорить, что наша Джейми – первая красавица в Кеннингхолле, разумеется, не считая тебя. А теперь обрати внимание, какими глазами смотрит на нее наш друг Малкольм! Очевидно, превращение гадкого утенка в лебедя стало для него полной неожиданностью.
– Джейми никогда не была гадким утенком, – тихо, но твердо возразил Малкольм.
– Разумеется, дружище! Разве я спорю? Но твоя реакция на ее красоту только подтверждает мои наблюдения.
– Да о чем ты говоришь, какая такая реакция? – все еще не понимала Френсис.
– Малкольм знает, о чем я, – не унимался Серрей. – Верно, Малкольм?
– Верно, Серрей.
– Увы, ты опоздал, – вздохнул граф. – Она уже сговорена, я ведь тебе рассказывал.
– Но помолвки не было! Джейми и Эдвард еще не обменялись обетами!
– Что ж, друг мой – попытай счастья, коль хочешь, но, по-моему, это дело безнадежное. Ты никогда не назовешь ее своей.
«Она уже моя», – мысленно ответил Малкольм. Но эта мысль не доставляла ему радости. Глубокая, непреходящая боль жила в его сердце.
– Мой брат Эдвард, – заговорил Серрей, оглянувшись кругом, – высоко ценит свою невесту.
– А особенно – ее приданое, – презрительно добавил Малкольм.
– Возможно, – согласился Генри. – Однако, Малкольм, до сих пор мой брат добивался всего, чего хотел. Думаю, так будет и с Джейми. И намерения его вполне честны. Он не хочет играть с ней; не собирается переспать и бросить…
– Серрей! – воскликнула шокированная Френсис.
– Он твердо решил жениться, – продолжал, как ни в чем не бывало, Серрей. – Джейми будет принадлежать ему – пока смерть не разлучит их.
Здравый смысл приказывал Малкольму молчать; сердце – обрушить на Эдварда самые страшные из известных ему проклятий. Наконец Малкольм избрал средний путь.
– Я не верю тебе, Серрей, – заговорил он. – Ты говоришь сейчас, как старший брат, но не как светский человек, не как ученик великого гуманиста, не как ученый, привыкший отыскивать истину, и, уж конечно, не как поэт. Это не твои слова, Серрей. Валяй дурака перед посторонними, но ни я, ни твоя жена тебе не поверим.
Граф усмехнулся; его жена отвернулась, стараясь скрыть улыбку.
– Думай что хочешь, Малкольм Маклеод. И можешь катиться к черту со своими догадками. Я говорю правду.
– Ты просто пересказываешь слова брата!
– Ну что ж, значит, мой брат говорит правду. Он высоко ценит Джейми и относится к ней с уважением.
– Ценит? А ты уверен, что он достаточно умен, чтобы оценить ее остроумие? Достаточно учен, чтобы оценить ее образование? Наконец, достаточно терпим, чтобы оценить ее душевную широту? – Малкольм взглянул Серрею в лицо. – Едва ли ты сам веришь, что Эдвард заслуживает такой жены. Вспомни свои собственные стихи:
Ее краса – как первый снег,
Ее душа – белее снега…
Ты сказал это о своей жене, но, думаю, те же слова можно отнести и к Джейми!
– Никому другому я бы в этом не признался, – помолчав, ответил Серрей, – но тебе, старому другу, скажу, что думаю. Ты прав: Эдвард и мизинца ее не стоит.
«Еще бы! – подумал Малкольм. – Ведь даже я не стою ее мизинца – что уж говорить о нем!»
Снова послышались звуки музыки: концерт продолжался. Зал затих: Малкольм вновь устремил восхищенный взгляд на свою возлюбленную.
– Собираешься вызвать его на поединок за руку Джейми? – спросил Серрей, едва окончилась песня. Френсис деликатно притворилась, что не слышит.
– Думаю, это мое личное дело.
Серрей поднял кубок к губам.
– Будь осторожен, Малкольм, – тихо произнес он. – Мой братец не любит играть по правилам. Я не хочу, чтобы твоя голова болталась на шесте в Норвиче только оттого, что ты недооценил Эдварда.
Малкольм, улыбнувшись, кивнул.
– Увы, я слишком хорошо знаком с методами твоего брата. Поэтому могу только согласиться с тобой.
Дети снова запели, и разговор прервался. Малкольм не сводил глаз с Джейми. Он знал, что Эдвард никогда не решится на честный бой. Но трусливый англичанин – это не самое главное препятствие. Бороться с ним будет нетрудно, гораздо труднее убедить Джейми в своей любви.
Глава 25
Осматривая своего пациента, мастер Грейвс довольно улыбался и качал головой. Малкольм на редкость быстро поправлялся: трудно было поверить, что каких-нибудь две недели назад этот человек находился на грани смерти. Врач вручил Малкольму бутылочку целебного снадобья – для того чтобы скорее затянулись рубцы на груди; а затем, отослав ученика, поинтересовался, нет ли у пациента каких-нибудь вопросов.
Малкольм молча покачал головой. Он не верил, что даже самый искусный врач может вылечить сердечные раны.
Дружески попрощавшись, собеседники разошлись. Путь Грейвса лежал в Кембридж; Малкольм вернулся в свои покои, отведенные ему в замке графа Серрея.
А через несколько часов кто-то просунул ему под дверь белый, сложенный вчетверо бумажный квадратик. Прочтя записку, Малкольм сжег ее на свече.
– …И фрейлины из самых благородных семейств Англии! А сколько приехало с ней слуг и конюхов! Я думаю, не меньше пятидесяти! Представляешь? И еще – дюжина личных горничных! – Мэри в восторге закружилась по комнате. – Вот бы у меня было столько слуг! Интересно только, чем же они все занимаются?
– Бегают по дворцу и делают вид, что очень заняты, – иронически отозвалась Джейми, глядя в окно, где в свете факелов ярко сверкала алая и золотая роспись на дверцах кареты Кэтрин.
– Ах, если бы она взяла меня к себе в свиту! – мечтала вслух Мэри, не замечая сарказма подруги. – Какое это было бы счастье – путешествовать по стране вместе с королем и его прекрасной и любящей королевой!
Джейми, криво улыбнувшись, покачала головой. Взяв лютню, на которой порвалась струна, она понесла ее в угол музыкальной комнаты, где, аккуратно сложенные, лежали другие испорченные инструменты.
– Я уверена, Кэтрин возьмет меня ко двору, – мечтательно продолжала Мэри. – Я стану фрейлиной – можешь себе представить? И все учтивые придворные и благородные рыцари будут добиваться моей руки!
– Блестящая перспектива! – с усмешкой пробормотала Джейми.
Резкий порыв ветра ворвался в окно, разбросал нотные листы, промчался по струнам арфы, заставив их тонко и жалобно зазвенеть. Темное вечернее небо потемнело еще больше: не прошло и минуты, как первые тяжелые капли упали на подоконник, и за окном послышался шум ливня. «Словно у нас в Шотландии летом», – подумала Джейми. Подойдя к окну, она прикрыла его, но запирать не стала, а оставила узенькую щелочку, чтобы в комнату проникал свежий воздух.
– Как ты думаешь, он будет по мне скучать? – спросила вдруг Мэри, рассеянно перебирая струны арфы. – Расстроится хоть немного, когда я уеду ко двору?
Сердце Джейми болезненно сжалось. Мэри заводила этот разговор уже не первый раз, и Джейми прекрасно знала, кого имеет в виду кузина, и говорить ей на эту тему совсем не хотелось. Но промолчать означало навлечь на себя подозрения.
– Кто будет скучать? – спросила она как можно небрежней и равнодушнее. – О ком ты, Мэри?
Мэри пугливо покосилась на закрытую дверь.
– О Малкольме, глупая! – прошептала она. – Конечно, о моем неукротимом шотландце!
– Да, разумеется, – резко ответила Джейми. – Как же я не сообразила, что ты имеешь в виду своего шотландца!
– Так как ты считаешь, ему будет не хватать меня? – не отставала Мэри.
Джейми почти вырвала у нее из рук арфу и понесла в угол.
– Ну, пожалуйста, Джейми, скажи! Он будет по мне скучать?
– Откуда мне знать, глупышка? Я ведь его совсем не знаю!
– Зато я знаю! – воскликнула Мэри, бросаясь к кузине и порывисто обнимая ее. – Иногда мне кажется, что я знала его всю жизнь! Ни разу еще не встречала такого замечательного, ну просто потрясающего человека!
Джейми молчала и смотрела в сторону. Сейчас ей хотелось обернуться и ударить Мэри, чтобы стереть с ее лица эту идиотскую улыбку!
– Ах, Джейми, – в голосе Мэри послышалось сострадание, – теперь я понимаю, как ты тоскуешь без Эдварда! Тебе, должно быть, так одиноко!
Джейми плотнее сжала губы. В горле у нее стоял тугой ком. «Господи, ну как можно быть такой дурой?» – думала она в бессильной ярости.
– А ты видела его сегодня за ужином? – продолжала Мэри, снова возвращаясь к своему обожаемому шотландцу. – Ах, как он красив! И как идет ему черный бархатный камзол, сшитый по приказу лорда Серрея!
Знаешь, я смотрела на него и воображала, как он, в пледе и в килте, с развевающимися волосами, стоит где-нибудь на утесе, а глаза его черны как ночь.
Джейми с тяжелым вздохом отвернулась. За ужином она не смотрела на Малкольма, но память услужливо рисовала перед ней его мужественную красоту.
– А видела ты, что сделала Кэтрин? – снова спросила Мэри, надув губки, словно обиженный ребенок.
Джейми молча покачала головой.
– Я хотела сесть рядом с Малкольмом, а она меня оттолкнула и заняла это место сама! Так неучтиво! Вот скажи, Джейми, разве так должна себя вести будущая королева? В конце концов, я с ним уже давно знакома, а она только сегодня приехала.
– Извини, Мэри, мне еще много нужно сделать, – оборвала ее Джейми и, подхватив две оставшиеся лютни, потащила их к остальным.
– Давай я возьму одну? – предложила Мэри.
– Да нет, это последние. Лучше собери и сложи в стопку ноты.
– А что ты собираешься делать с этим старьем? – спросила Мэри, подходя к куче негодных инструментов и беря в руки старую, треснувшую арфу. – По-моему, оно годится только на дрова.
– Ошибаешься! – повернулась к ней Джейми. – У некоторых инструментов всего лишь лопнули струны, другие нужно просто подклеить.
– Но кто будет этим заниматься?
– Через несколько дней сюда приедет музыкальный мастер из Норвича, – ответила Джейми, снова забирая у Мэри арфу. – Он все починит.
– Но зачем? У нас полно новых инструментов! Предыдущий учитель музыки, который с Кэтрин… ну, которому пришлось уйти. Так вот он не использовал и половины всего, что хранится в этой комнате!
– Я раздам их детям, живущим поблизости от замка, – прервала кузину Джейми, не расположенная к бесконечной болтовне. – Пусть у них будут свои инструменты.
– Детям слуг? – удивленно спросила Мэри. – А ты уверена, что они их вернут?
– Зачем? Я отдам им инструменты навсегда.
– Джейми! Как ты можешь! Они же стоят денег.
Джейми резко повернулась к подруге, почти радуясь тому, что может наконец излить накопившийся гнев.
– Мэри, ты бы подумала немного, прежде чем говорить. Ты только что утверждала, что это старье годится только на дрова. Но стоило тебе услышать, что старые инструменты могут еще пригодиться, что они принесут радость детям бедняков – и ты сразу вспоминаешь, что они стоят денег! Великолепно, дорогая кузина! Что ты предлагаешь? Сжечь их в печи? Или пусть гниют где-нибудь на чердаке? По-твоему, это лучше?
– Джейми, ты иногда бываешь просто несносной, – пробормотала Мэри, покраснев до корней волос. – Да делай с ними что хочешь! Мне-то что! Я только хотела сказать, что ты и так много возишься с этими неблагодарными маленькими…
– Достаточно, кузина. Можешь думать что хочешь, только, пожалуйста, не лезь в мои дела!
– Я лезу в твои дела? И не думала! – И Мэри оскорбленно зашагала к двери.
«Наконец-то!» – сказала себе Джейми, вздохнув с облегчением. Однако Мэри так и не покинула музыкальную комнату. Примерно на середине пути шаг ее замедлился, затем она остановилась, как бы в задумчивости, – и вдруг, пораженная какой-то новой мыслью, бросилась обратно.
– Знаешь что! – воскликнула она, мгновенно забыв о только что произошедшей размолвке. – Я сделаю первый шаг! Сама скажу ему, что уезжаю! Нехорошо будет, если он узнает об этом от посторонних!
Взглядом, полным отчаяния, Джейми обвела комнату. Бежать было некуда.
– Он, конечно, никогда не решится открыто дать мне знать о своих чувствах – ведь он пленник, да к тому же шотландец.
Джейми ударила ладонью по столу, прервав Мэри на полуслове.
– Да, Малкольм шотландец! И что из этого? Разве шотландцы – не такие же люди, как англичане? Оставь этот идиотский снобизм для Кэтрин и ее фрейлин!
– Да что с тобой сегодня, Джейми? Почему ты так расстроилась?
– А ты как думаешь? – дрогнувшим голосом ответила Джейми. – Да, Малкольму Маклеоду не повезло – он попал в плен к Эдварду. Но от этого он не перестал быть благородным дворянином, вождем своего клана. Граф Серрей и Френсис относятся к нему как к дорогому гостю. Они почему-то не видят в нем варвара; и ты, хотя бы из уважения к ним, должна смотреть на него как на равного себе.
– Я и…
' – Разберись в себе, Мэри! – продолжала Джейми. – Только что ты восхищалась его красотой, мечтала завоевать его сердце – и тут же отзываешься о нем как о каком-то преступнике лишь из-за того, что он родился в иной стране и попал в плен. Ты уж определись как-нибудь! Кто он для тебя – грязный пес или герой твоего романа? Что ты чувствуешь к нему – любишь или ненавидишь?
Голубые глаза Мэри наполнились слезами.
– Конечно, я люблю его, – прошептала она и бросилась прочь из комнаты.
Джейми бессильно опустилась на колени и закрыла лицо руками. Она догадывалась, что Мэри сейчас рыдает в спальне; но чего стоили ее детские слезы по сравнению с беззвучными рыданиями, разрывающими грудь самой Джейми!
Безжалостный ливень стучал в стекло, и сердце Джейми изнемогало от неведомого прежде страдания.
Глава 26
Малкольм отворил окно и, перекинув ногу через подоконник, вошел в комнату.
Джейми не оглянулась при его появлении: она стояла спиной к нему на коленях у стола, и по судорожному вздрагиванию плеч шотландец догадался, что она плачет.
Малкольм захлопнул окно; при этом звуке Джейми вскочила, и на лице ее отразились и изумление, и облегчение, и – хотелось бы Малкольму верить, что глаза его не обманывают! – радость. Глаза ее припухли от слез, сейчас она была похожа на несправедливо обиженного ребенка. Сердце шотландца сжалось от жалости и чувства вины.
Он сделал шаг к ней, и Джейми испуганно попятилась. «Неудивительно, что она боится меня!» – подумал Малкольм. Но неужели он полчаса висел на карнизе под проливным дождем лишь для того, чтобы, увидев его, Джейми скрылась, словно пугливая серна?
Девушка бросилась к двери. Малкольм собрался окликнуть ее, успокоить, но слова застряли у него в горле. Он не знал, что сказать, как убедить ее, что он не желает ей зла, как уговорить ее остаться. Но Джейми и не собиралась убегать, она всего лишь заперла дверь на задвижку. Она не боится оставаться с ним наедине – уже одно это было для Малкольма счастьем.
– Джейми, – начал он наконец, – я хотел поговорить с тобой.
– Ты сумел влезть в окно по стене, – хрипло произнесла Джейми, смахивая слезы со щек. – Почему же ты до сих пор не убежал?
«Я уйду отсюда только вместе с тобой!» – хотелось ответить Малкольму. Но он понимал, что в его устах – устах соблазнителя, почти насильника – такой ответ прозвучит невыносимо фальшиво.
– В такой ливень?
– Верно, – прошептала Джейми. – К тому же тебе нужны помощники: один ты не найдешь дорогу на север.
Вспомнив о записке, Малкольм подумал, что у него в этом замке есть по крайней мере один друг. Но говорить об этом с Джейми он не собирался. Прежде чем строить планы на будущее, он должен добиться ее прощения – Без этого сама мысль о будущем бессмысленна.
– Ты не больна? – спросил он, заметив темные круги у нее под глазами.
Джейми вяло покачала головой, очевидно, не желая говорить о себе.
– А ты весь промок, – прошептала она.
Малкольм опустил глаза и увидел, что с сапог его уже натекла целая лужа.
– Да, на улице немного сыровато, – усмехнувшись, ответил он. – Не так-то просто висеть на подоконнике, цепляясь за мокрый и скользкий карниз!
– Ты долго пробыл здесь? – спросила Джейми. Малкольм подумал, что она сейчас гадает, много ли он слышал из ее разговора с Мэри.
– Конечно, по сравнению с нашими шотландскими бурями эта гроза – сущий пустяк, – небрежно ответил он. – Однако, не скрою, я был счастлив, когда твоя глупышка-кузина наконец убралась восвояси!
Он подошел к камину и протянул руки к огню, не сводя настойчивого, пытливого взгляда с Джейми. Поколебавшись, она подошла к нему ближе.
– Прошу прощения, – нерешительно заговорила она, – у меня здесь нет вина, и совсем нечем тебя угостить.
Она разговаривала с ним как с посторонним, и это разрывало Малкольму сердце. Уж лучше бы злилась!
– Нет, милая, мне не нужно ничего, кроме того, что здесь уже есть. Я забрался сюда по стене, чтобы увидеть тебя.
Молча, не глядя на него, Джейми села у камина. Языки пламени освещали ее бледное, осунувшееся лицо. Сейчас она казалась Малкольму невероятно красивой – и такой далекой, словно явилась из другого мира. Как хотел он сжать ее в объятиях, поцелуями прогнать тоску из глаз! Но об этом нечего было и думать – пока она не простит его и не поверит в его любовь.
– Не знаю, чего ты хочешь, – вежливо и холодно начала она, тоже протягивая руки к огню, – но я закончила работу и уже ухожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32