– Да бросьте вы, ребята!
Генри Саффолк – у этого костра только они с Джоном были белыми – вскочил на ноги и подбросил в огонь еще одно полено. Честный, очень земной в своих помыслах и абсолютно лишенный воображения, он больше не мог слушать подобные разговоры.
– Эти чертовы коровы нервничают, потому что знают, что завтра им на рынок, – рассмеялся он. – А еще они знают, что придут туда на своих четверых, а выйдут куском мяса!
Дасти промолчал, прикрыл глаза. Джона слова Генри не убедили.
– Ты думаешь, они знают, что умрут? Как это? Генри пожал плечами. Дасти в своем молчании казался каменным изваянием.
– И все-таки что-то случится, – произнес Фрэнк, обычно самый молчаливый из компании. – Если Дасти видел, Дасти почувствовал, значит, что-то случится.
Еще неделю назад я бы не обратил на его слова ни малейшего внимания, подумал Джон, а сейчас…
– Что-то плохое? – как можно более небрежно спросил он.
Только Слим, похоже, не испытывал тревоги. Серьезные лица вокруг вызвали у него приступ веселья.
– А может быть, что-то хорошее! Женщины приходят сюда, когда хотят иметь детей, чтобы детские духи из воды перешли в них. Босс, может, тебя здесь ждет ребенок!
Мысль о Джине пронзила сердце Джона. «Джина – и дух-ребенок, наш ребенок…» – пронеслось в его голове.
В это мгновение он понял, что безнадежно влюблен в девушку, похожую на грациозного золотисто-коричневого олененка, без предупреждения вошедшую в его дом, в его жизнь.
Влюблен – возможно, поправил он себя, но далеко не безнадежно. Он ей нравился, в этом можно не сомневаться. Осталось всего лишь превратить влечение в любовь.
Он встал и быстро пошел прочь, в темноту. Друзья не обидятся. Светлое будущее раскрывалось перед ним в мечтах. Вот Джина выслушивает его предложение руки и сердца, поднимает к нему свое нежное личико, раскрывается, подобно тянущемуся к солнцу цветку. А вот уже она – его невеста, вся в белом и с белыми цветами в волосах. Господи, о каких глупостях он думает. Она может быть в чем угодно – в белом, желтом, серо-буро-малиновом, хоть в пластиковом мешке – все равно все женщины в мире ей в подметки не годятся!
А потом – а потом…
Может, пора старику потесниться – в последнее время он вел себя так странно… Джон представил себя хозяином Кёнигсхауса, а рядом – Джину, городская компания продана, треволнениям из-за денег пришел конец, и кругом – только его земля, она всегда принадлежала ему, сколько он себя помнит, земля его и его детей, крепких высоких мальчиков, как он сам и его отец, и золотистых застенчивых девочек, нежных, но с твердым характером, как их мать…
В черном небе зажглись бледные звезды. Нагретая земля источала запах ночи. Никогда еще ему не было так покойно, как сейчас. Внезапно он обнаружил, что рядом с ним стоит Генри.
– Знаешь, Генри, я был бы счастлив умереть здесь, – тихо произнес Джон.
Генри ужасно не любил подобные разговоры.
– Ты собираешься отбросить копыта? Джон шутливо ткнул друга в плечо.
– Не бойся, приятель. Знаешь что? Мы с тобой превратим Кёнигсхаус в самую лучшую ферму в мире.
Генри ухмыльнулся.
– Значит, ты решил, что колледж не для тебя? А ведь твоя мама хотела, чтобы ты учился.
– Что ты, какая учеба, если единственное, чего я хочу – с утра до ночи считать скот! Мое место здесь, а среди книг, кирпича и бетона я бы просто не выжил. – Он помолчал. Так что пусть мой дядя Чарльз разберется с городскими делами, а я займусь Кёнигсхаусом.
Ну-ну, вот и подводные течения появились, подумал Генри, стараясь скрыть удивление.
– Дружище, осталась одна маленькая загвоздка. Как быть с твоим отцом?
– Он свое пожил, – беспечно ответил Джон. – Теперь мой черед.
Глухая черная ночь окутала землю, освещенную лишь тусклым светом угасающих звезд. В костре тлели угольки; спящие лежали тихо, как неживые. И лошади, и скот успокоились. Природа замерла, пульс жизни замедлился.
Но не все земные создания спали. Тех, кто бодрствовал, кто готовился учинить зло, гнали голод и жажда. Чуть приметно шевельнулись толстые стебли диких лилий – то водяная змея скользнула в прудик, всколыхнула серо-стальную поверхность воды и исчезла. А в буше, окружавшем маленький мирный оазис у источника, тихо сновали ночные хищники, с каждым шагом все ближе подбираясь к своей беззащитной жертве. И среди них двигалось что-то темное, тяжелое, извивающееся, зловещее само по себе, несущее с собой свернутую в кольца, готовую к нападению смерть.
Не больше минуты ушло на то, чтобы отыскать в долине небольшой лагерь, а в лагере – кострище и спящих вокруг него людей. Любой хищник выбрал бы одинокую жертву, большую, крупную, внушительную даже во сне, лежащую в своем толстом спальном мешке вдали от остальных, забывшуюся мертвым сном.
Тихо, как призрак, приближался посланник смерти к намеченной жертве. Еще секунда – и длинные блестящие змеи напали на одинокого спящего.
Филипп видел сны, свои обычные сны о победах, торжестве и господстве. А проснувшись, окунулся в самый страшный кошмар, какой только можно себе представить: его тело не повиновалось ему. Потом пришло ощущение бесконечного беззвучного крика: что-то невидимое закрывало ему нос и рот, он стал задыхаться. Но вот ужасные сновидения кончились, и он ощутил настоящую, невыдуманную адскую боль – острые зубы снова и снова впивались в его беззащитное лицо и шею.
Неужели это сон? Может ли нормальному человеку присниться такое? Он не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой, неимоверная тяжесть пригвоздила их к земле. А отчаянное подергивание мышц лишь разъярило нападавших, змеи набросились с новой силой. Яд уже проник в кровь, он почувствовал, что сдается, погружается в небытие.
Последним усилием он попытался освободить руки и ноги, стряхнуть с лица удушающий покров. Его тело изогнулось дугой, и на миг ему показалось, что он видит до боли знакомое лицо и глаза – они являлись ему только во сне. Ты. Филипп знал: то пришла его смерть, и он встретил ее безо всякого удивления.
Подчиняясь страшной силе, он снова откинулся на землю, туманная пелена заволокла его взор, и он погрузился в тот вечный сои, из которого нет возврата.
8
Что делать, если не спится, когда Филипп рядом, и не спится, когда его нет? Элен всю ночь ворочалась в постели, то ей было слишком жарко, то слишком холодно, ее изводил воспаленный взгляд луны, одолевали странные мысли. Стоило ей произнести про себя: «Филипп, Филипп, Филипп», – и тревога набрасывалась на нее с новой силой. А стоило ей произнести: «Чарльз…»
«Я тебе позвоню», – сказал он, собираясь сесть в вертолет, но так рассеянно, как будто уже простился с ней. Но почему он именно сейчас так сказал, ведь раньше они общались только через Филиппа, как и положено невестке и деверю. «Я тебе позвоню». Так мог бы сказать любовник. Чарльз.
«Элен, ты не того выбрала!» – воскликнул он в машине.
Ох Чарльз… Мы ведь оба знаем, что не я выбирала, меня выбрали!
Конечно, она не произнесла этого вслух, как и многого другого, что скопилось в ее душе больше чем за двадцать лет молчания. Да, ты увидел меня первым, раньше, чем он, еще тогда, когда я в поисках работы пришла со своим рюкзаком на соседнюю ферму. Да, я осталась там из-за тебя, из-за того чувства, которое зародилось между нами.
А потом…
А потом появился он… Хватит!
Незачем еще раз повторять то, что они и так не забудут до гробовой доски. Когда он появился…
Стоило Филиппу приехать в тот день на соседнюю ферму, и их с Чарльзом юношеская любовь оказалась растоптанной, как будто по ней прошлось стадо коров. Уже через неделю она поселилась в его доме, в его постели, а через месяц он сделал ее своей женой. Потрясенный Чарльз напился с горя и еле выдержал церемонию до конца: он был шафером на свадьбе. А на следующий день уехал из Кёнигсхауса, чтобы начать новую жизнь, открыть собственное дело.
Дело…
Элен откинула скомканную простыню, встала, натянула на себя самую легкую рубашку и джинсы. Чарльз с Беном утверждали, что, если Филипп не примет наконец меры, компанию ждет крах. Пожалуй, ей пора самой разобраться, что происходит.
Еще не рассвело, поместье окутывала предутренняя мгла. Элен с опаской прошла по обсаженной розами дороге, пересекла овальную лужайку в центре усадьбы. Она шла к конторе, низкому бунгало с красной крышей, точной копии домика для гостей на другой стороне лужайки. Здесь хранились все документы Филиппа, все его старые записи, но был здесь и новейший компьютер, и средства телекоммуникации, без которых невозможно управлять международной компанией.
Контора никогда не запиралась, как, впрочем, и все остальные постройки Кёнигсхауса. Когда же она была здесь в последний раз? Элен так и не смогла вспомнить, ей просто незачем было сюда приходить. Низкая квадратная комната служила и конторой, и кабинетом одновременно, старина соседствовала здесь с современностью, впрочем, как и во всей усадьбе. Элен остановилась на пороге, зажмурилась от яркого света, обвела взглядом комнату: старинный железный сейф, тяжелый дубовый письменный стол, старомодные деревянные шкафы, а рядом – компьютер новейшего образца, терминалы, телекс, тихо жужжащий факс.
Коллекция старинных хлыстов, две армейские сабли и старые фотографии служили украшением стен. Особенно выделялись снимки, сделанные в престижно мужском колледже, учебой в котором Филипп так гордился и в который наотрез отказался послать собственного сына. Элен рассматривала фотографии, и старая обида за Джона снова всколыхнулась в ее душе. Филипп играет в крикет, Филипп на выпускном вечере. На самом видном месте, напротив стола, висела почетная грамота: ФИЛИПП ИОГАНН КЁНИГ, СТАРШИЙ УЧЕНИК. РОКХАМПТОН-КОЛЛЕДЖ, 1948-49.
В углу находился еще один стол, на нем стоял терминал, а рядом лежало несколько папок – здесь вчера работал Бен. Стол Филиппа был абсолютно чист. Отправляясь в буш, он отрешился от всех забот. Каждая вещь в конторе – от охотничьего ружья и хлыста в углу до ее с Джоном фотографии на столе, рядом с коробкой сигар – напоминала о нем. Элен глубоко вздохнула. Господи, здесь даже пахнет им – как будто он только что вышел и может в любую минуту вернуться.
Но даже мысли о Филиппе не отвлекут ее от дела. Конечно, все данные хранятся в компьютере, но должны же остаться хоть какие-то свидетельства того, насколько хорошо или плохо идут дела. Элен подошла к столу Бена, открыла верхнюю папку. Перед глазами заплясали черные буквы и выделенные красным суммы.
На сегодняшний день эта сумма превышает…
Если не будет произведена немедленная уплата…
Сообщаем вам, что наши юристы передают дело…
Таких писем оказалось сорок, если не все пятьдесят. Элен в ужасе открыла следующую папку. Ей хватило одного взгляда на перечень содержимого, выведенный аккуратным почерком Бена. Судебные решения, вынесенные в пользу истца ввиду неявки ответчика, «Кёниг Холдингз», январь – март, апрель – июнь. Ниже лежали ДЕЛА, ПЕРЕДАННЫЕ В СУД. Господи Боже мой, похоже, они задолжали всей Австралии!
«Что он затеял? В какие игры играет?» – гневно подумала Элен.
Подойдя к столу Филиппа, она уселась в его огромное, резное кожаное кресло и стала яростно выдвигать ящики, один за другим.
В верхнем правом лежал большой конверт, она сразу его узнала – много лет назад Филипп показал его ей и объяснил, где искать. «Вскрыть после моей смерти», – было написано на нем. Элен отложила конверт в сторону. Под ним оказались ручки, карандаши, обычные канцелярские принадлежности. Однако были здесь и вещи, какие не часто встретишь в письменном столе: внушительных размеров армейский нож и не менее внушительный пистолет. Она продолжала поиски. Долго искать не пришлось.
Накладные, еще накладные – и счета, счета, счета. Чарльз был прав. Филипп прекрасно знал, как обстоят дела, но делал вид, что ничего не происходит. Больше того, ответственность за случившееся целиком и полностью лежала на нем – судя по датам, счета попадали к Чарльзу и Бену только тогда, когда было уже поздно.
О Господи, Филипп, что ты делал, о чем думал эти последние два года? С левой стороны оставался один ящик. В отличие от остальных он не хотел открываться. Ей пришлось дернуть изо всех сил – сколько же лет его не трогали? В ящике оказались подлетевшие газетные вырезки. Элен сразу поняла, что это такое.
Заголовок статьи подействовал на нее так же, как двадцать пять лет назад, когда она увидела его в первый раз.
ТРАГЕДИЯ В БУШЕ. ЖЕНА КЁНИГА ПОГИБЛА, УПАВ С ЛОШАДИ.
Она неловко достала из ящика вырезки, разложила на столе, руки у нее были холодны как лед, пальцы совсем онемели.
Она могла и не читать статью, потому что и без того помнила в ней каждое слово.
На этой неделе в Кёнигсхаусе произошла трагедия. Как нам сообщили, жена мистера Филиппа Кёнига, владельца фермы, упала с лошади и разбилась.
Смерть тридцатитрехлетней миссис Кёниг наступила мгновенно: ее лошадь понесла, испугавшись королевской коричневой змеи. Дело происходило далеко в буше, мистер Кёниг находился рядом, но не смог предотвратить несчастье.
Миссис Кёниг, больше известная своим многочисленным друзьям как Труди, вышла замуж пятнадцать лет назад и с первых же дней стала играть заметную роль в жизни Северной Территории. Миссис Кёниг, уроженка американского Юга, происходила из старинной знатной семьи. Истинная красавица-южанка, душа любой компании, она была достойной спутницей жизни Филиппа Кёнига. Если бы он избрал карьеру политика, Труди Кёниг, без сомнения, оставила бы яркий след не только в жизни Северной Территории, но и всей Австралии в целом.
Под вырезками лежала тонированная черно-белая фотография. И хотя ее края потемнели и пообтрепались от времени, краски не потускнели. В дверях Кёнигсхауса, вполоборота к камере, стояла спокойная, уверенная в себе женщина. Она улыбалась, подставив лицо солнечным лучам.
Несмотря на палящий зной, ее кожа светилась молочной белизной, а тонкие длинные пальцы указывали на аристократическое происхождение. В полумраке веранды мягко мерцали ее огромные глаза, блестящие волосы и полные алые губы. Рядом с ней стоял мальчик, он обнимал ее за талию, с обожанием всматривался в ее лицо.
Элен снова вернулась к газетной статье, прочла последнюю фразу.
У Труди Кёниг остался тринадцатилетний сын Александр…
Не из-за этого ли ребенка, в одночасье оставшегося сиротой, она полюбила в свое время Филиппа?
Нет, не из-за него. С первых же дней мальчик яростно отвергал ее любовь, мучительно пытался разом стать мужчиной. Иногда на это уходит вся жизнь, а он хотел пройти тяжкий путь за месяц, меньше, чем за месяц. Немудрено, что у него ничего из этого не вышло.
Вторая вырезка тоже должна быть здесь. Да, вот и она.
СЕМЬЮ КЁНИГОВ ПОСТИГ НОВЫЙ УДАР. ЗА СМЕРТЬЮ МАТЕРИ ПОСЛЕДОВАЛО ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СЫНА.
С каждым днем слабеет надежда на то, что сын Филиппа Кёнига, пропавший пять дней назад, все еще жив. Как нам сообщили, последние три месяца – со дня трагической гибели своей матери – тринадцатилетний Александр Кёниг вел себя весьма странно. В прошлую среду он попрощался с домоправительницей, аборигенкой Розой, оседлал коня и поскакал в буш. С тех пор его никто не видел. Массированные поиски не дали никаких результатов.
Как нам стало известно, полиция намеревается прекратить поиски, хотя сам Филипп Кёниг, конечно же, не оставит попыток отыскать своего единственного сына. Внезапное исчезновение Александра лишает семью Кёнигов надежды обрести новое счастье. В прошлый вторник тридцатипятилетний мистер Кёниг объявил о своей помолвке с восемнадцатилетней мисс Элен Джексон – последние несколько месяцев она работала на соседней ферме. Свадьба должна была состояться в ближайшее время. Вчера мистер Кёниг обошел молчанием данный вопрос.
* * *
Алекс.
Эта рана все еще кровоточила.
Откуда взялась ее уверенность в том, что стоит ей выйти замуж, и она сможет завоевать любовь мальчика, его доверие? Как она могла поддаться безумной настойчивости Филиппа и не заметить боли, страха и упрека в горящих детских глазах?
Это из-за нее ребенок пропал в буше. Безумная любовь Филиппа сменилась безумным горем, и лишь она могла его исцелить. Вот чем обернулся для нее брак – не любовь выпала на ее долю, а бесконечное утешение сильного, измученного мужчины, врачевание его ран, его ярости и боли, утоление его желаний.
Филипп.
Казалось, он находился здесь, рядом…
Сердце Элен разрывалось от жалости и боли.
Филипп, почему так получилось? Я знаю, ты много натерпелся из-за Труди. Но я-то за что страдала? Извини, Филипп, но теперь все кончено.
Открылась дверь, в контору тихо вошла Роза. Вместе с ней ворвался сильный запах перегара. Видно, у нее опять была плохая ночь.
– Горит свет, – произнесла она. – Два, три раза поздно ночью здесь горит свет – и никого нет.
Наверно, она грезит, устало подумала Элен, вытирая платком глаза, или просто пьяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33