То, что случилось три года назад, она не сумела изменить в отличие от нынешней ситуации.«Я жива, — сказала себе Энджел. — Я просто совершила ошибку, ужасную, непоправимую ошибку. Мне не под силу преодолеть жестокость Хока и пробиться к его человеческому нутру, если, конечно, оно существует».— Ты доказал свою правоту, не так ли? — спросила Энджел бесцветным голосом.Перемена в Энджел обеспокоила Хока. Он ждал истерики, проклятий, криков, лжи и мольбы — всех обычных женских трюков, он ожидал чего угодно, кроме этого неестественно хрупкого спокойствия и пустоты в ее глазах.— Что это значит? — осторожно спросил он.— Это значит, что я чувствую себя шлюхой.Хок мгновенно разъярился:— А что ты думала, когда легла в постель? Ожидала, что тебе заплатят?Энджел быстро оделась и повернулась, чтобы выйти из каюты, но Хок схватил ее за руку:— Хватит притворства, детка. Ты хотела получить свою долю от продажи земли и выбрала самый древний способ, чтобы обеспечить свой куш. Если бы ты спросила, я бы сразу сказал, что это бесполезно, — ничто не заставит меня купить Игл-Хед, если оно того не стоит.— Я не хочу продавать Игл-Хед, — с тем же неестественным спокойствием произнесла Энджел. — Это решение Дерри. — Она посмотрела в глаза Хока. — Я обязана Дерри большим, чем может понять человек, подобный тебе. Деньги, вырученные за Игл-Хед должны пойти на оплату образования Дерри. — Энджел опустила глаза на свою руку, которую держал Хок. — Отпусти меня.Хок помедлил, но затем выпустил ее руку. Когда Энджел скрылась за дверью, ему вдруг захотелось побежать за ней, обнять и держать в объятиях, пока пустота не исчезнет из ее глаз.В это мгновение ему хотелось верить ей, хотелось думать, что не было никакой корысти в ее улыбках, в ее стремлении быть с ним и в ее желании любить.Хок грязно выругался.«Я узнал все необходимое о женщинах в день своего восемнадцатилетия. С тех пор этот урок тысячу раз находил свое подтверждение. Неужели я настолько глуп, чтобы в свои тридцать пять снова попасться в ту же ловушку?Тот факт, что Энджел не солгала насчет своей девственности, вовсе не означает, что она и во всем прочем правдива».Хок перекатился на другой бок и потянулся за одеждой. Неожиданно он заметил на своем теле следы крови Энджел и на мгновение возненавидел себя.«Но ведь девственность ничего еще не значит, все женщины рано или поздно расстаются с ней. Просто Энджел потребовалось больше времени, чтобы выбрать подходящую цену.А какая была ее цена? Если не деньги, то что? Что она сказала о Дерри? Что она обязана…»Хок восстановил в памяти слова Энджел:«Я обязана Дерри большим, чем может понять человек, подобный тебе».Чем же она решила ему отплатить? Потерей девственности? Маленькая жертва ради большой земельной сделки?Губы Хока искривились. Энджел недооценивает его, думая, что он ни о чем не догадался. Он прекрасно все понял: она ничем не отличается от других женщин. А если эта мысль почему-то неприятна ему и вызывает раздражение, то это его проблемы. Он достаточно зрелый человек, чтобы не строить иллюзий и не пасть жертвой красивой актрисы с зелеными глазами.Зашатавшиеся было представления Хока о жизни вновь обрели незыблемость. Он немного успокоился.В этот момент раздался рев моторов. Хок быстро закончил одеваться и вышел из каюты.— Немного поздновато для рыбалки? — Хок махнул рукой на звездное небо.— Да.Энджел включила прожектора и повела судно между заполнившими залив лодками. Как только они выйдут из Дипвотер-Бей, она увеличит скорость, хотя придется все же идти не так быстро, как днем.«Убежать. Исчезнуть».Но это были эмоции. В реальности же им предстояло еще добраться до реки Кэмпбелл, а затем вернуться к дому.Энджел молча боролась с подступавшими к глазам слезами.— Ты решила закончить наше путешествие?— Да.— А как же продажа земли?Хок заметил, как на лице Энджел промелькнула тревога, и мысль о том, что он правильно угадал цену за потерю ее девственности, наполнила его яростью.— Как же твой долг перед Дерри?— Ты или купишь Игл-Хед, или нет.— Не будет путешествия, не будет покупки, разве ты забыла о нашем уговоре?— Могут быть другие сопровождающие. — Уголки губ Энджел слегка искривились, как это часто бывало у Хока, — Например, Карлсон, — закончила она.Хок прищурился. Он знал, что если Энджел расскажет о случившемся Карлсону, то рослый индеец постарается стать его личным проводником в ад.На мгновение мысль о драке показалась Хоку даже привлекательной — она дала бы выход его гневу.— Что ты скажешь Дерри?— Что мы не смогли притереться друг к другу.— Мне казалось, тебе понравилось, как я «притирался» к тебе, — грубо заметил Хок.Обида и ярость вынуждали Энджел забыть о наслаждении, какое давали ей объятия Хока. Нет, она не поддастся искушению, потому что не хочет прожить остаток жизни как шлюха и лгунья.— Каждый делает по меньшей мере одну большую ошибку, когда взрослеет, — тихо произнесла Энджел. — Ты был моей ошибкой.Глаза Хока стали почти черными. Он больше ничего не стал спрашивать. Он обнаружил, что правдивые слова Энджел могут ранить так же сильно, как ложь других женщин.Остаток пути до Кэмпбелл-Ривер, а затем до дома Дерри прошел в молчании. Когда они приехали, Дерри спал.Энджел быстро прошла в северное крыло дома, в свою студию, радуясь тому, что ей не придется сейчас встречаться с Дерри. Она больше не говорила с Хоком — он словно перестал для нее существовать. Да и вообще все вокруг перестало существовать, кроме окрашенного в кроваво-красный цвет стекла — этот образ оставался в ее памяти словно запечатленный там навеки.Энджел быстро стянула одежду и направилась в душ. Она стояла под горячими струями воды, намыливаясь до тех пор, пока кожа не покраснела и не заболела.Чувства атрофировались, да она и не позволяла себе чувствовать, хотя догадывалась, что это благословенное состояние временное. Вскоре ей придется разбираться со своими эмоциями, придется отделить надежду от реальности, ошибку от боли.Но это впереди, а сейчас ей надо пережить одну минуту, потом другую, третью…Энджел не выходила из-под душа, пока не истратила весь запас горячей воды, а потом еще немного постояла под прохладными струями. Затем быстро вытерлась и только тогда поняла, что плакала все это время. Она отчаянно потерла глаза руками, но слезы все текли и текли.Энджел решительно отбросила полотенце и переоделась в свою рабочую одежду: джинсы и голубую хлопчатобумажную рубашку, выцветшие настолько, что казались белыми. Она натянула мокасины, завязала еще влажные волосы и прошла в студию.Выходящее на север окно казалось таким же темным, как глаза Хока. На мгновение Энджел замерла, колеблясь, хватит ли ей силы продолжить задуманное.«Нельзя беспокоиться обо всем сразу, — напомнила она себе. — Жить надо настоящим. Помни лишь о ближайшей минуте. Потом о следующей».Привычное заклинание помогло ослабить боль. Энджел медленно подняла руку, щелкнула выключателем, и по комнате разлился яркий свет.Не важно, что произошло, у нее всегда остается цветное стекло — выход тех эмоций, которые, дай она им волю, способны разрушить ее.Энджел глубоко вздохнула и прошла к рабочим столам, стоящим вдоль стены. Два стола казались обычными, только покрыты были толстой тканью, а у третьего столешница была стеклянная, и лампы под ней подсвечивали разложенный на поверхности витраж.Энджел прошла именно к этому столу. Рисунок, над которым она работала, был обманчиво прост — три банки варенья на деревянном подоконнике. Через окно виднелись заросли малины и ежевики, а само окно было сделано из бледно-золотистого стекла.Энджел могла выбрать для этого и обычное оконное стекло, но она никогда не пользовалась неокрашенным материалом: прозрачные осколки, сверкающие под ярким белым светом, воскрешали в памяти слишком болезненные картины боли и смерти.Большая часть деталей была уже огранена, Энджел осталось лишь придать форму ягодам, которые висели на ветках малины. Листьями послужит зеленое бракованное стекло — его естественное несовершенство даст перепады цвета, что так характерно для живой природы.Прожилки на стеклянных листьях Энджел предпочла прорисовать, а затем обжечь в печи. Можно было просто выгравировать желобки, но Энджел любила комбинировать разную технику.Она включила печь для обжига, натянула перчатки и вернулась к столу с подсветкой.Взяв в правую руку стеклорез, Энджел приложила кусок малинового стекла к сделанному из бумаги чертежу, который она расстелила на столе. Пробивающийся через бумагу свет лампы вырисовывал черные линии, которым она должна следовать. Ролик стеклореза заскрипел, когда Энджел провела им по гладкой поверхности.Сделав первый надрез, Энджел опустила инструмент и осторожно надавила на стекло.Несмотря на свое название, стеклорез на самом деле не разрезал стекло, а образовывал линию измененной молекулярной структуры. С точки зрения физики стекло могло вести себя наподобие жидкости, а не твердого тела, то есть в некотором роде восстанавливаться.Если не разделить кусочки стекла в течение нескольких минут после надреза, молекулы вновь соединятся друг с другом, и линия разлома станет неровной.Узор из ягод был слишком сложным, чтобы его можно было изготовить за один заход. Вырезав требуемые фрагменты, Энджел достала специальные кусачки и принялась обрабатывать края, пока не достигла желаемой формы. Эта операция требовала внимания и сосредоточенности, и то, и другое сейчас было жизненно необходимо Энджел, как лекарство.Тем не менее ум ее исподволь продолжал нащупывать выход из сложившейся ситуации, который позволил бы ей обрести душевное равновесие и жить не только настоящим.Работа со стеклом всегда приносила успокоение Энджел. Вначале она помогала справляться с маленькими разочарованиями детства, а потом помогла примириться и с ужасающей смертью ее родителей, Гранта и его матери в огне аварии. Она поможет ей и с Хоком!Работая в тишине, где слышался лишь скрип разрезаемого стекла, Энджел готовила свой подарок миссис Карей. Когда печь нагрелась, Энджел поместила туда «листья», а пока они обжигались, занялась бледно-золотистым стеклом. Это был большой кусок с неровными краями, но вместе с тем странно привлекательный. Уверенными движениями Энджел обрезала его края, многолетний опыт позволял ей делать это не раздумывая.Затем она поместила на стол кусок дерева и достала специальный подрамник.Энджел проработала всю ночь, отвлекаясь лишь на то, чтобы вытереть слезы, которые непроизвольно наворачивались на глаза.Она замечала их, только когда картина начинала расплываться у нее перед глазами, а старые воспоминания смешивались с новой болью.За окном посветлело, но Энджел не заметила восхода солнца, так же как не чувствовала, что ноют от усталости мышцы ног, и не видела следов слез на обшлагах рукавов, которыми она вытирала глаза. Все ее внимание было приковано к картине.Энджел смешала цемент, готовясь наложить его на витраж, — необходимая завершающая деталь; это не позволит выпасть стеклянным кусочкам.Она наносила цемент на обе стороны законченного витража, заполнив им все зазоры между стеклом и рамой. Затем, прежде чем раствор схватился, она сняла лишний цемент деревянным скребком, следя, чтобы линии рисунка оставались такими же чистыми, как само стекло.Алые краски восхода заменил яркий свет дня, но Энджел все еще не поднимала глаз от работы. Неожиданно за ее спиной раздался скрип деревянного пола, и в комнату вошел заспанный Дерри:— Энджи! Что случилось? Почему ты не на рыбалке? Глава 15 Энджел обернулась и с удивлением обнаружила, что наступило утро.Она крепко зажмурилась, затем медленно открыла глаза и впервые за несколько часов оторвала взгляд от рабочего стола.Дерри подошел ближе, слегка раскачиваясь всем телом на костылях:— Энджи, сколько часов ты работала?— Некоторое время, — уклончиво ответила Энджел и снова перевела взгляд на витраж. — Я почти закончила.На самом деле она закончила еще час назад, а потом просто водила деревянным скребком по давно уложенному стеклу. Ей нравились и цвет, и форма — все в целом, что сотворило ее воображение из простых кусочков стекла.Дерри нахмурился:— Ты, наверное, просидела над этим всю ночь?Она неопределенно хмыкнула.— Энджи!Она со вздохом отложила деревянный скребок, зная, что ей не удастся избежать вопроса, как она оказалась дома и почему не поехала с Хоком.— Да, я работала всю ночь.— С тобой давно такого не было.— Да.— Энджи, — мягко сказал Дерри, — в чем дело? Это из-за того, что в прошлую ночь была годовщина той аварии?Энджел замерла в нерешительности. Будет проще, если Дерри решит, что она не поехала с Хоком, чтобы не осквернять память о той трагедии веселой прогулкой.Проще, но это не вся правда.— Отчасти да, — сказала Энджел и посмотрела наконец Дерри в глаза. — Но главная причина в том, что мы с мистером Хокинсом не в состоянии прожить рядом ни минуты.Его голубые глаза округлились от удивления.— Что случилось? — Голос Дерри вдруг зазвучал неожиданно твердо. — Он приставал к тебе, да?Уголки рта Энджел презрительно опустились. Так же, как бывало у Хока.— Приставал? — повторила она. — Нет, так можно сказать, только если человек хоть что-то чувствует к тебе. А Хок ничего не чувствовал.Энджел произнесла это спокойно и уверенно, потому что не сомневалась, что говорит правду. К тому же приставание подразумевает, что тебе это не нравится. А прикосновения Хока были очень желанны. Во всяком случае сначала. Только Хок не испытывал ничего, что принято вкладывать в слово «чувства».Они слишком мало знали друг друга, чтобы действительно что-то чувствовать. Потому так ошиблись друг в друге.Дерри перевел дух:— Тогда что же случилось?— Мы говорим на разных языках, — коротко ответила Энджел.Дерри был озадачен, но Энджел, похоже, не собиралась продолжать разговор.— Что ты имеешь в виду? — упорствовал Дерри.— Тебе что-нибудь говорит слово «женоненавистник?» — спросила Энджел, машинально теребя в руках деревянный скребок.— Я еще не достаточно проснулся, чтобы играть в слова, — ответил Дерри.— Мистер Майлз Хокинс — женоненавистник. Он ненавидит женщин и не доверяет им. А я женщина, поэтому он ненавидит меня и не доверяет мне. — Все это Энджел сказала без всякого выражения, спокойно глядя на Дерри своими темно-зелеными глазами. — Поэтому мне неприятно находиться рядом с ним, ему также невыносима моя компания.Наступило молчание. Дерри пытался представить себе человека, который может ненавидеть или не доверять этой бледной, усталой женщине, что стоит перед ним и в чьих глазах таится так много горьких воспоминаний.— Я не могу в это поверить, — сказал Дерри.— А я могу.Энджел усталым жестом отложила скребок.— Позвони по радиотелефону Карлсону, — сказала она. — Когда мы наткнулись на него в бухте Браун-Бей, он приглашал Хока поехать с ним на рыбалку.— Да? Должно быть, они неплохо проводят время.— А почему бы и нет? Карлсон, кажется, мужчина.Энджел услышала, как горько прозвучали ее слова, и изо всех сил постаралась взять себя в руки, но ничего не получилось. Глаза ее наполнились слезами, и к горлу подступил комок.— А если не Карлсон, то любой другой мужчина, — с трудом произнесла она и резко отвернулась.Отвернулась и внезапно застыла, так, что взметнувшиеся волосы легкой вуалью легли ей на лицо. В дверях из студии в спальню стоял Хок. Она не слышала, как он вошел. Он сделал это так тихо, что не скрипнула ни одна половица.Его густые черные брови были сведены к переносице, и мрачное лицо не оживлял даже утренний свет. Он выглядел злым и усталым.Выражение его лица не изменилось даже тогда, когда Дерри выругался, сообразив, что Хок подслушивал их разговор с Энджел.— Твоя компания мне вовсе не ненавистна, Ангел. — Голос Хока звучал глухо и равнодушно.— Значит, ты получаешь от ненависти больше удовольствия, чем я.Дерри шумно вздохнул.— Извини, — пробормотала Энджел и, глядя перед собой, прошла мимо Хока в спальню. — Мне нужно немного отдохнуть.Она спокойно закрыла дверь, вынуждая Хока пройти в студию, но дверь хлопнула неестественно громко. Содрогаясь от судорожных рыданий, Энджел прислонилась к стене. Из глаз ее непрерывным потоком текли слезы, но ей было все равно. У нее больше не было сил скрывать свои чувства. Она сбросила с ног ботинки, уткнулась лицом в подушку и провалилась в сон.Когда Энджел проснулась, наступил уже день. Чистый желтый свет наполнил комнату, превращая случайные пылинки в искорки золота. Она потянулась и вздрогнула, потревожив порез на спине — маленькую ранку, оставшуюся от крючка.Боль напомнила Энджел обо всем, что случилось. Воспоминания резанули, как осколок стекла, и она с силой сжала губы. Какое-то мгновение она лежала, не шевелясь и не пытаясь отогнать эти мысли, позволяя им мучить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21