Пока Виллоу присматривала за бандитами, Калеб вынул из багажной сумки отцовский журнал и стал его быстро перелистывать. Он изучил одну страницу, затем другую, снова вернулся к первой, после чего перевел взгляд на вершины, поднимающиеся над валунами.– Есть еще перевал, – негромко сказал Калеб. – Он чертовски трудный, одиннадцать тысяч футов с лишним, но проходимый для лошадей.– А команчи знают о нем?– Сомневаюсь. Отец отмечает, что, когда он проходил по нему, было видно, что им давно никто не пользовался… Когда у индейцев еще не было лошадей, искать другой перевал означало потерю времени.Тишину нарушил одиночный выстрел и свист пули, ударившей о загораживающий их валун. Виллоу невольно вздрогнула и негромко охнула.– Все в порядке, – сказал Калеб, откладывая журнал и устраивая поудобнее ружье. – Они просто хотят знать, не заснули ли мы еще здесь.Ружье дернулось от выстрела, и Виллоу снова вздрогнула. Еще не утихло эхо, как Калеб выстрелил второй раз и третий, целясь в те места, где он заметил бандитов в бинокль. В промежутке между выстрелами он загонял в патронник патрон, мысленно благодаря Винчестера, создавшего оружие, которое можно заряжать почти так же быстро, как и стрелять из него.Несколько сдавленных вскриков сказали, что его пули достигли цели. Он продолжал стрелять до тех пор, пока один из бандитов не выдержал и не бросился искать более надежное укрытие. Тщательно прицелившись, Калеб снова выстрелил. Бежавший сделал шаг и упал лицом вниз. Больше он не шевельнулся. В ответ прозвучали два выстрела. Только два. Остальные команчи не слишком спешили получить награду за скальп Калеба.Грохот расколол тишину. Виллоу не сразу сообразила, что это был не выстрел, а удар грома. Она не успела перевести дыхание, как поток воды обрушился с неба, знаменуя начало послеобеденной грозы. Дождь лил как из ведра, и на расстоянии сотни футов ничего не было видно.– Бери дробовик и беги к лошадям, – сказал Калеб, стреляя в сторону бандитов, чтобы им неповадно было решиться на приступ под прикрытием дождя.– А ты?– Беги! – скомандовал он.Виллоу побежала.Позади нее звучали выстрелы Калеба, однако, когда она увидела перед собой лошадей, Калеб уже догнал ее.– Понаблюдай за бандитами, – бросил он.Сам он в это время снимал с Дьюса седло для верховой езды. В течение некоторого времени он прикидывал, какую из кобыл использовать в качестве вьючной лошади, но, посмотрев на их понурые головы и пену на морде и на боках, которую не смыл даже дождь, понял, что они более измотаны, чем Дьюс. Действуя очень быстро, он переложил часть груза в багажные сумки позади седел для верховой езды. После этого груз у Дьюса составил не более тридцати фунтов, что было ему вполне по силам.Калеб натянул на себя куртку и помог Виллоу сесть на Измаила.– Подъем будет крутой и страшно тяжелый, – сказал он низким голосом. – Не отвлекайся, даже если Дьюс и кобылы не выдержат.Закусив нижнюю губу, Виллоу кивнула.Калеб протянул руку, потрепал ее по щеке, и Виллоу под дождем ощутила тепло его пальцев. Затем он сел на Трея.– Я не собираюсь останавливаться до самого перевала, – сказал он. – Нам нужно добраться до него засветло.Не дожидаясь ответа Виллоу, Калеб пришпорил Трея и исчез за пеленой дождя. Остальные лошади двинулись за ним. Замыкал шествие прихрамывающий Дьюс.Через тридцать минут Виллоу перестала прислушиваться к тому, не гонятся ли за ними команчи, и оглядываться назад. Через час она перестала проверять, следуют ли за ней ее кобылы. Пока что они не отставали, но Виллоу не знала, на сколько их хватит. Несмотря на медленный шаг, они дышали так, словно несколько часов шли рысью. Как и предсказывал Калеб, Дьюс, несмотря на больную ногу, шел неплохо и обошел шедшую последней кобылу.Они все время круто поднимались вверх, настолько круто, что Виллоу не могла вспомнить, когда в последний раз она видела впереди ровную землю. Виллоу испытывала попеременно то головную боль, то головокружение. Ей пришлось бояться уже не за лошадей, а за себя. Все чаще среди сосен и осин появлялись темные силуэты елей. Виллоу вглядывалась сквозь завесу воды, чтобы найти Калеба, который казался сейчас единственной реальностью в мире цвета дождя.Периодически грохотал гром, но теперь он уже не пугал Виллоу. Постепенно крутизна несколько уменьшилась, и они вступили в поросшую густой травой долину. Посреди поляны несся бурный ручей, окаймленный кустарниками. Калеб пересек его и поехал вдоль ручья вверх по течению. Снова начался крутой подъем, замедливший и без того небыстрое продвижение.На одном из самых крутых участков Калеб спешился. Виллоу последовала его примеру, желая дать Измаилу передышку Однако, пройдя тридцать футов, она почувствовала сильное головокружение и опустилась на колени.Из стены дождя появился Калеб, поднял и обнял ее.– Тебе нужно ехать, голубушка. Ты не привычна к такой высоте.– Мне не было плохо… до такой степени… в Денвере, – хватая воздух ртом, проговорила Виллоу.– Денвер на четыре тысячи футов ниже. Здесь высота почти две мили.Виллоу ошеломленно посмотрела на Калеба.– Тогда неудивительно, что мои лошади…– Да, – сказал Калеб. – И тем не менее они продолжают идти… Как и ты.Виллоу вдруг обнаружила ссадину у него на лбу.– Ты ушибся!– Ничего страшного. Ты чувствуешь себя гораздо хуже, хотя у тебя нет никаких ссадин.Обеспокоенность, отразившаяся в карих глазах Виллоу, сменилась столь же явным облегчением. Тронутый этим, Калеб еще крепче прижал ее к себе. Давно, очень давно о нем никто не беспокоился.– Спасибо, – сказал он наконец.– За что?– За то, что вернулась ко мне, когда вокруг свистели пули и многие мужчины спасовали бы… За то, что хватило ума захватить багажные сумки с патронами и мужества принести их мне… За то, что смеешься, когда другие женщины плакали или рычали бы на меня… За то, что ты хороший дорожный компаньон.На мгновение глаза Виллоу широко раскрылись; в следующее мгновение она вновь почувствовала головокружение и отвела взгляд от глаз Калеба. Пламя, трепетавшее в светло-карих глазах, способно было разогреть ее почище любого костра.– Ты так добр ко мне, – сказала она хрипло.– Не могу сказать, что я добрый человек.– Нет, ты добрый. Я знаю, что причинила тебе много хлопот… Из-за моего упрямства и моих арабских лошадей ты вынужден все время рисковать жизнью. – Виллоу устало улыбнулась и взглянула на него из-под ресниц. – Поэтому, когда мне хочется хныкать, я думаю, что было бы со мной без тебя, и держу свой рот на замке.Калеб засмеялся и снова крепко прижал ее к себе. Он слышал ее прерывистое дыхание, ощущал прильнувшее к нему девичье тело и старался не думать о человеке по имени Рено.«Эта женщина слишком хороша для такого проходимца, как Метью Моран».Едва придя в голову, мысль эта тут же выкристаллизовалась и обрела форму принятого решения. Обладая такими качествами, как мужество, верность, страсть, Виллоу заслуживала лучшей судьбы, чем принадлежать человеку, который соблазнял и бросал молоденьких девушек. При ее чувственности ей нужен был не такой мужчина, который оставил ее одну так надолго, что она разучилась целоваться.Но не отвечать на ласки. Это она не забыла. Воспоминания о ее безудержной страсти и податливом, знойном теле пробуждали томление и неукротимое желание в Калебе."Ни одна женщина, любившая другого мужчину, не способна так отвечать на ласки – быстро, безоглядно. Она станет моей, прежде чем снова увидит своего возлюбленного Я соблазню и настолько увлеку Виллоу, что когда Рено умрет она обратит свои чувства ко мне и не будет оплакивать человека, который не стоит и одной ее слезинкиОна не сможет любить его. Просто не сможет"Калеб нагнулся и ртом поймал рот Виллоу, скрепляя таким образом немую клятву поцелуем. Этот поцелуй не был похож на дружеский, он был нежный и в то же время страстный. У Калеба возникло ощущение, что он погрузился в Виллоу, что он пьет глотками ее душу Когда он наконец оторвал голову, дрожь колотила Виллоу Калеб подвел ее к Измаилу и посадил в седло. Взгляд, который он бросил на нее, был столь же пронзительным, как и поцелуй– Держись поближе ко мне, – грубовато сказал онНе дожидаясь ответа, Калеб отвернулся. Он взобрался на Трея и направил лошадь к верховьям ручья, прокладывая путь к далекому проходу через бастионы гор, которому его отец дал название Черный ПеревалС невидимых вершин со стоном и свистом екал ветер вздымая длинные гривы лошадей. Калеб знал, что их ожидало за перевалом, ибо его отец был влюблен в высокогорные долины, которые вели вниз, образовывая лестницу Этот путьБыл известен белым, через него было легче преодолеть горы, чем через Черный Перевал. О боковых долинах, ведущих к Черному Перевалу, белые не знали. Даже индейцы избегали их, потому что дичь можно было найти и в более доступных местах. Древние племена, однако, использовали перевал в силу каких-то своих причин. Никто не знал, что это были за причины, но так или иначе этот путь сохранился, словно напоминая о людях, которые умерли в незапамятные времена.Калеб свернул в сторону от ручья; бобры устроили ряд запруд, погубили сосны и изгрызли осины на тысячу футов вокруг, превратив луг в мелкое озеро. Сюда впадали несколько ручьев. Через несколько миль начиналась другая долина.Наконец запруды бобров остались позади. Луг сузился до пятидесяти ярдов в ширину, затем до сорока, до десяти. Тропа карабкалась вверх, а ручей прокладывал себе путь внизу через скалы. Лес поредел, уступил кустарникам, но затем вновь появился, когда они дошли до новой долины, где снова могли двигаться рядом с ручьем.Затем опять начался подъем. Горы все теснее обступали Калеба и Виллоу с обеих сторон. Земля летела из-под копыт лошадей. Лес здесь был густой, но Калеб как-то умудрялся находить проходы в завалах деревьев и в осинниках, где трудно было пройти даже человеку, не говоря уж о лошадях. Ручей журчал все более шумно, дорога поднималась все круче.Калеб всякий раз сверялся с компасом, встретив впадающий сбоку ручей, лента которого может вывести к другой долине, лежащей выше, а затем – к долине, лежащей еще выше, пока не будет достигнут водораздел.Больше не было видно сосен, росли лишь пихты, ели, осины, а в низинах и образованных движением лавин оврагах – еще и низкорослые ивы. Калеб ощущал все большую открытость пространства. Расступались и незаметно исчезали небольшие вершины, по мере того как лошади все выше взбирались по хребту. Его отец говорил, что вид с вершины поражает, как и сама высота. У Калеба не было возможности проверить отцовское наблюдение. Дождь не прекращался ни на минуту, ограничивая обзор несколькими сотнями футов.На отдаленных невидимых вершинах плясали молнии, и удары грома низвергались оттуда вниз. Оглушительная канонада напоминала мощные взрывы, перемежаемые ружейной пальбой. Опустив головы, прижав уши, лошади тяжело продвигались в этом грохоте, лапы елок хлестали их по мокрым бокам. Лес защищал их от резкого ветра, но не от всепроникающего колючего дождя, временами переходящего в мокрый снег.Вакханалия дождя, грохота и молний не утихала ни на минуту; Виллоу вдруг сделалось страшно, и она вскрикнула, но ее голос потонул в шуме грозы. Воздух был настолько разрежен, что ей было трудно дышать, даже неподвижно сидя на Измаиле. Руки немели от влаги и холода.А тропа поднималась все выше. Мокрый снег постепенно превращался в пушистые белые хлопья, которые кружились и плясали на ветру. Удары грома звучали все реже и тише, пока не перешли в негромкое рокотание. Снег продолжал падать, и слой его на земле достигал щиколоток. Ручей приобрел темный, маслянистый оттенок.Калеб сверился с компасом, повернул Трея влево и начал затяжной подъем по диагонали склона. Казалось, заброшенная древняя тропа, укрытая свежим снегом, поблескивает по-иному, чем обычная заснеженная дорога. Калеб посмотрел на едва различимую тропу, уходящую к низким облакам, и подумал, хватит ли у лошадей сил добраться туда.Первыми исчезли осины, затем ели и пихты, и с достигнутой высоты лес стал казаться черно-белым окаймлением низин и оврагов, находящихся на тысячу футов ниже Калеб и Виллоу оказались подвешенными между свинцовым небом и белоснежной землей. Завеса из снега струилась, то скрывая, то вновь открывая ландшафт. Далеко внизу ручей вился черной лентой по узкому отвесному, запорошенному снегом оврагуПорывы ветра относили в сторону падающие хлопья, разгоняли облака, скрывающие вершину перевала. Калеб впервые различил цель их восхождения. Однако нужно было пройти по крайней мере еще не меньше мили, еще около тысячи футов карабкаться по крутой скале, чтобы достигнуть наконец места, где растаявший снег побежит на запад, а не на восток.Калеб остановился и спешился. Измаил и Дьюс находились в двухстах футах от него. Кобылы значительно отстали. Двух последних не было видно за завесой снега. Когда порывы ветра разогнали снежную мглу, внизу, на расстоянии мили, стало видно, как они, выбиваясь из последних сил, медленно карабкались вверх.Измаил, преодолев последние ярды, приблизился к Трею и остановился, опустив голову, натужно дыша, жадно хватая разреженный воздух. Калеб помог Виллоу слезть, поддерживая ее одной рукой и в то же время ослабляя подпругу седла. Когда ветер затихал, от лошадей валил пар и слышалось их хриплое, тяжелое дыхание.– Я пойду пешком, – сказала Виллоу.– Нет.Калеб посадил Виллоу на Трея и привязал длинной веревкой Измаила к седлу Трея. Он пошел впереди, ведя за повод своего жеребца. Оглянувшись назад, Виллоу увидела следующего за ней Измаила, прихрамывающего за ним Дьюса и вознесла молитву, чтобы отставшие кобылы смогли дойти.Подъем был все круче, снег все глубже, и Калеб нередко проваливался в него по колено. Не легче было идти и лошадям. Через каждые сто футов Калеб останавливался и давал им отдохнуть. Даже Трей был основательно измотан. Он дышал словно после быстрой и продолжительной гонки. У Виллоу надрывалось сердце, когда она слышала его надсадное дыхание. И, несмотря на головную боль и тошноту, она решила спешиться.– Оставайся в седле, – кратко сказал Калеб. – Трей гораздо крепче тебя.Слова Калеба разделяли паузы, во время которых он жадно вдыхал воздух. Он был привычен к высоте, но здесь было свыше одиннадцати тысяч футов. Разреженный воздух и многодневная езда вымотали его так же, как и лошадей.К тому времени, когда они достигли последней крутой скалы, Калеб останавливался каждые тридцать футов, чтобы немного успокоить дыхание, а лошади растянулись по трассе на несколько миль. В облаках появились просветы. Вдали блеснули золотые лучи, и предвечернее солнце осветило долины между окутанными облаками вершинами.Трей остановился с опущенной головой. Воздух со свистом вырывался из его легких, бока раздувались словно меха; если он и мог пойти дальше, то лишь без Виллоу, каким бы незначительным ни был ее вес. Калеб отпустил подпругу и снял Виллоу с седла. Он повесил себе на левое плечо тяжелые багажные сумки, подхватил Виллоу правой рукой, и они двинулись вверх. Через несколько шагов Калеб остановился и издал пронзительный свист. Трей поднял голову и, с трудом отрывая ноги от земли, двинулся за ним. Ветром сдуло снег, и обнажились голые скалы. Они были темные, почти черные, разрушенные временем и льдом. Еле заметная тропа исчезла, но и без нее было ясно, куда идти. Калеб устремил взгляд на пустынный кряж впереди, закрывающий полнеба. Он едва обратил внимание на редеющие облака и пробивающиеся золотые лучи солнца.Виллоу попробовала идти самостоятельно. Она сделала двадцать вдохов, шестьдесят, сто… Виллоу думала, что продолжает идти, когда почувствовала, как рука Калеба обняла ее за талию и поддержала. Она поняла, что без его помощи упала бы, и попыталась извиниться.– Не разговаривай, – хватая ртом воздух, прервал ее Калеб. – Иди.После трех глубоких вдохов Виллоу сделала еще несколько шагов. Калеб все время находился рядом с ней. Вместе они одолевали вершину, не слыша ничего, кроме собственного громоподобного сердцебиения. Каждые две-три минуты Калеб останавливался и свистом подавал сигнал Трею и Дью-су, которые оторвались от остальных лошадей.Калеб переложил сумки на другое плечо, снова подхватил Виллоу и возобновил подъем. Он останавливался, чтобы дать обоим передышку, сначала через тридцать шагов, затем через двадцать, но это было недостаточно для Виллоу. Изматывающая езда, неопределенность, бой с команчами и эта умопомрачительная высота истощили ее силы.Из последних сил Виллоу продолжала идти вперед, стараясь не опираться на Калеба. Но это было невозможно. Без его поддержки она не могла бы даже стоять.– Почти пришли, – выдохнул Калеб.Виллоу не ответила. Она была не в состоянии. Каждый шаг передвигал ее лишь на несколько дюймов, она не шла, а спотыкалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34