эта печальная обязанность раскрылась вчера под обжигающим вихрем бурной семейной ссоры!
Быстро обменявшись влюбленными, пылкими взглядами, они отвели глаза в стороны.
Все, что с ними произошло, пугало молодых людей не меньше, чем их лица. Кристиан, который пришел на свидание с головой, наполненной игривыми мыслями, что были внушены ему графом д'Артуа, был потрясен до глубины души тем, что видит в этой молодой женщине не только предмет своих мрачных раздумий.
А Инженю, несмотря на ее веселый наряд, вид замужней женщины и дерзость свидания, открыто назначенного ею любовнику, вдруг застыла в нерешительности, трепеща от страха и не зная, с чего начать.
Кристиан взял ее за руку и отвел в тенистую глубь рощицы.
Он счел, что там она будет чувствовать себя более непринужденно, ибо никто не сможет ее видеть.
Они сели на скамью, вернее, Инженю безвольно опустилась на нее, а Кристиан присел рядом.
Как в эпизоде с Франческой да Римини у Данте, в котором рассказывает женщина, а мужчина, слушая ее, плачет, Кристиан, не смея начать разговор, предоставил Инженю возможность заговорить первой.
— Вы пришли, господин Кристиан! — прошептала она самым многозначительным тоном, и в голосе ее одновременно прозвучали и упрек, и приветствие.
— Ах, сударыня, почему вы не позвали меня раньше! — посетовал Кристиан.
— Когда именно?
— Позавчера, например.
— Позавчера? — повторила Инженю. — Потому что вас не было неделю назад, не было месяц назад… Увы, господин Кристиан, вы забыли обо мне, покинули меня!
Молодой человек укоризненно посмотрел на Инженю.
— Помилуйте! — воскликнул он. — И вы поверили в это?
— Но, по-моему, я могла в этом убедиться, — возразила девушка со слезами на глазах.
— Как! — удивился Кристиан. — Вы не знали о том, что отдаляло меня от вас?
— Вероятно, ваше желание или, хуже того, ваш каприз.
— Боже мой! Почему я такой несчастный! — воскликнул паж.
Потом, повернувшись к Инженю, он промолвил:
— Посмотрите, как я бледен! Разве вы не заметили, что я еще хромаю и без этой трости вряд ли мог бы ходить?
— О Боже, что с вами случилось? — испугалась Инженю.
— Случилось то, что я получил пулю в бедро и едва не погиб! Пройди она футом выше, я был бы вполне счастлив, ибо она попала бы в грудь и я был бы мертв.
— Как? — вскричала она. — Значит, тот молодой раненый паж, о ком писали в газетах…
— Был я, мадемуазель.
— Ох! Мой отец скрыл это от меня! Он не только утаил это, но еще уверял меня в обратном!
— Однако он прекрасно знал о моем ранении, ведь он видел, как я упал, — сказал Кристиан. — Мой последний взгляд перед тем, как я потерял сознание, умолял его: ибо я, падая, видел вашего отца и едва не сказал ему: «Заверьте Инженю, что я умираю с любовью к ней!»
— О Боже! — вздохнула Инженю.
— Ведь в тот миг я верил, что ранен очень серьезно и могу умереть, — прибавил Кристиан.
И сказав эти слова, он отвернулся, чтобы скрыть от Инженю слезы, навернувшиеся на глаза.
— Но тогда почему вы, придя в себя, не написали мне? — спросила Инженю. — Почему вы не нашли возможности известить меня о вашем здоровье?
— Прежде всего потому, что я не смел после объяснения между вашим отцом и мною никому доверить нашу тайну, — ответил Кристиан, — но также потому, что целую неделю я не мог говорить, а месяц не мог писать. Но едва у меня появилась возможность писать, я сделал это.
— Я не получила письма, — со вздохом сказала Инженю, с сомнением покачав головой.
— Знаю, — ответил Кристиан, — ведь оба письма, которые я вам написал, у меня.
И он, вытащив письма из кармана шелкового жилета, протянул их девушке.
Инженю вопросительно посмотрела на Кристиана.
— Я не рискнул отправить их по почте, не рискнул послать с рассыльным, не посмел доверить другу. Я боялся, что они попадут в руки вашего отца или скомпрометируют вас в глазах постороннего человека. Вы сами понимаете, что если я виноват, то лишь в благоговейном уважении к вам.
И Кристиан по-прежнему протягивал Инженю письма, которые та не решалась взять.
— Прочтите, — просил Кристиан, — и вы поймете, виноват ли я.
Но Инженю поняла, что, если она станет читать письма, молодой человек непременно увидит на ее лице те различные чувства, которые она будет испытывать, и не ощущала в себе достаточной уверенности, чтобы вынести подобное испытание.
Она нежно отстранила руку Кристиана и сказала:
— Это ни к чему.
— Нет, — возразил Кристиан.; — Вы сомневались во мне, вы еще можете питать сомнения… Если когда-нибудь со мной случится подобное несчастье, вскройте эти письма, прочтите их, и они убедят вас.
Инженю очень хотелось прочесть эти письма; правда, ей был необходим повод, чтобы их взять; поскольку повод этот представился, она им воспользовалась.
Поэтому молодая женщина взяла письма из ладони Кристиана и, вздохнув, спрятала за корсет.
— Ах, я подозревала что-то неладное! — сказала Инженю.
— Почему? — спросил обрадованный Кристиан.
— Я догадывалась, что случилось несчастье, и, услышав, как господин Сантер сказал, что раненого пажа перенесли в конюшни графа д'Артуа, решила сама пойти справиться о его здоровье.
После этого признания молодая женщина по просьбе Кристиана рассказала, как она в четыре часа дня вышла из дома на улице Бернардинцев; как ее стал преследовать мужчина с уродливым лицом; как она, убегая от него, заблудилась и как в то мгновение, когда ее уже хотела схватить рука преследователя, к ней пришла на помощь и защитила отважная девушка по имени Шарлотта де Корде.
— Ах, так предначертано свыше! — со вздохом прошептал Кристиан.
— Но это не дает мне ответа на вопрос, почему я снова увидела вас только в ту страшную ночь? — спросила Инженю.
— Поверьте, объяснить это очень просто, — ответил Кристиан. — Я смог выбраться из дома лишь в день вашей свадьбы, но ничего не знал о тех событиях, что завертелись вокруг вас, поскольку был болен. Я пришел на улицу Бернардинцев, но вас там уже не было. Я навел справки; мне сказали, что вы переехали в предместье Сент-Антуан; разузнав, где находится ваш дом, я встал напротив ворот. Было одиннадцать часов вечера, но в окнах горел свет. Я спросил, по какому поводу там играет музыка и царит веселье, и тогда-то узнал о вашей свадьбе… Ах, Инженю! Я пережил бы меньший ужас, если бы меня поразила молния, если бы под ногами у меня разверзлась пропасть! Я ждал, видел, как из дома вышел Оже и о чем-то беседовал с незнакомцем; как погас свет, как незнакомец вошел в дом, потом снова вышел; я бросился ему навстречу, решив убить, сорвал с него плащ и узнал графа д'Артуа!
— Недостойный принц! — прошептала Инженю.
— О нет, Инженю, нет, не верьте этому: принц, напротив, благороднейший из людей!
— Как? Вы защищаете его?
— Да, Инженю, ибо это он сообщил мне счастливую весть, благодаря которой я еще не умер и не сошел с ума; весть о том, что сегодня вы так же свободны, как вчера, позавчера, месяц назад. О добрый и милый принц, я теперь благословляю его так же, как раньше проклинал! Да, благословляю, так как он сказал мне, что вы по-прежнему моя невеста, а не жена этого негодяя, и вы презираете, ненавидите только одного человека — подлеца Оже!
Инженю покраснела и стала такой очаровательной, что Кристиан чуть было не упал перед нею на колени.
— Ах, Инженю, Инженю! — воскликнул он. — Почему же произошло так, что вы недооценили меня, сочтя способным вас забыть? Ведь в долгие ночи страданий я думал только о вас и ваше имя звучало в каждом стоне, исторгнутом у меня болью… А вы о ком думали в это время? О вашем будущем муже, не правда ли? Но почему я обращаю вам эти упреки? О, я уверен, что вы и сами осуждаете себя за это.
— Но что мне оставалось делать? — вскричала Инженю. — Отец приказал, а гнев подсказал.
— Гнев? Боже, вы сердились на меня?
— Да, на вас, раненого, безжизненного! О, роковая девичья гордыня!.. Сегодня вы воскресли…
— Как видите, Инженю.
— Вижу. Но теперь вы меня любите меньше.
— Как вы можете так говорить, Инженю? Нет, нет, я по-прежнему люблю вас всей душой! Люблю сильнее, чем прежде!
— Вы любите меня, любите, — воскликнула Инженю, — но я теперь не свободна!
Кристиан с нежностью на нее посмотрел, прижав руку девушки к сердцу, и в порыве любви, тронувшем душу Инженю, спросил:
— Значит, вы больше не свободны?
— Да.
— И кто же вас связывает?
— Мой муж.
— То, что вы говорите, абсолютно несерьезно.
— Почему?
— Вы не любите этого человека, не можете его любить: женщина, носящая имя Инженю и обладающая вашим сердцем, никогда не полюбит человека, которого она презирает.
— Ах! — прошептала она.
— Хорошо, если вы не любите его, если вы любите меня…
— Господин Кристиан, когда в тот вечер я увидела вас в моей спальне, я рассердилась на вас, пришла в ярость.
— Но почему, о Боже?
— И вы еще спрашиваете? Разве вы не понимаете? Я думала: «Вот человек, который пришел сюда из прихоти, как он из прихоти покинул меня; в нем — несчастье моей жизни!»
— Во мне?
— Да, в вас несчастье моей жизни; ведь не будь обиды, которую нанесло мне ваше отсутствие, я не попала бы во власть…
— … вашего мужа, — закончил Кристиан, сделав ударение на втором слове.
Инженю покраснела.
— Хорошо, будем говорить серьезно, — продолжал Кристиан. — Скажите, неужели вы можете считать себя связанной с человеком, к которому вы испытываете отвращение, и это не позволяет вам даже произнести его имя?
— Я связана не с человеком, — возразила Инженю, — а с Богом, который слышал мою клятву.
— Бог разрывает на Небе все узы, непрочно связанные на земле, — возразил Кристиан.
— О нет, вы ошибаетесь, сударь, — ответила Инженю.
— Инженю, вы не можете быть женой этого мошенника, это невозможно!
— Но чьей же женой я могу быть?
— Того, кто вас любит.
— Оставим все эти премудрости! Зло совершено, и я буду мужественно его терпеть.
— Я не могу слышать, когда вы так говорите, Инженю! Вы не сумеете убедить меня в том, что вы жена человека, который продал вас в день свадьбы; человека, которого я убил бы, если бы случай не расстроил его подлый расчет; наконец, человека, с которым вас разведет любой суд, если боязнь скандала не помешала бы вам обо всем рассказать! В таком случае, Инженю, вы не замужем, или же тогда можно считать, что и я тоже женат, а на земле больше не осталось ни честности, ни правосудия, ни упований на Бога!
Кристиан говорил с такой страстью, что Инженю, чтобы его успокоить, не сдержалась и протянула ему руку.
— Сударыня, если бы я знал, что вы будете вынуждены считать себя замужней женщиной, я взял бы с собой шпагу, которой разрубил бы связывающие вас узы; но вам стоит только захотеть, чтобы стать свободной… ведь перед вами открыто множество возможностей…
— Вы сказали «множество», Кристиан? Назовите хотя бы одну, что позволит мне отречься от мужа, не ставя об этом в известность отца, расстаться с мужем, не вызывая пересудов людей, стереть из памяти преступление этого человека, не уничтожая его самого, и тогда я буду просить, молить, заклинать вас дать мне эту возможность и осуществить ее, если у меня не хватит на это сил.
Инженю рассуждала точно так же, как граф д'Артуа, хотя и принадлежала к другому полюсу общества.
Кристиану нечего было возразить.
Инженю ненадолго замолчала, ожидая ответа Кристиана, но, увидев, что он молчит, спросила:
— Требовать развода означает требовать скандала; вы по-прежнему требуете этого развода?
— Нет, я прошу у вас только любви, — ответил Кристиан.
— Любви? Но вся моя любовь принадлежит вам, Кристиан! — воскликнула она с той ошеломляющей наивностью, что озадачивает самых дерзких и самых изощренных мужчин.
— Ах, я верю в это, — вскричал Кристиан, — по крайней мере, надеюсь на это! Но что за любовь вы мне предлагаете? Любовь идеальную!
— Что вы называете идеальной любовью? — спросила Инженю.
Кристиан опустил голову и тихо спросил:
— Вы согласитесь принять меня у себя?
— Это невозможно!
— Почему?
— Потому что вас увидит мой отец.
— Нет, вы боитесь мужа, Инженю!
— Боюсь? Нисколько.
— Вы не хотите, чтобы он узнал, что я люблю вас!
— Он это знает.
— От кого?
— От меня.
— Не понимаю!
— Я призналась ему в этом.
— О Боже!
— Если он в этом сомневается, могу повторить.
— Тогда я понимаю, почему вы не разрешаете мне прийти к вам.
— Я уже объяснила вам.
— Нет, вы боитесь, что ваш муж будет прятаться за дверью, поджидая меня в коридоре, чтобы убить.
— Вы ошибаетесь, этого я не боюсь.
— Не боитесь?
— Да, насчет мужа я приняла свои предосторожности.
— Каким образом?
— Рассказав ему мой план.
— У вас есть план, Инженю? — удивился Кристиан.
— Да, на случай, если он попытается прибегнуть к насилию в отношении вас…
— И что вы сделаете?
— Что? Я убью его!
— О храбрая моя Юдифь!
— Он знает, что я говорю правду, и боится.
— Но если нам больше нечего опасаться, примите меня у себя.
— Зачем? — спросила Инженю звонким, трогательным голоском.
— Чтобы…
— Говорите.
— Чтобы с вами… беседовать, — пролепетал Кристиан.
— Беседовать о чем? Разве мы не все друг другу сказали?
— Инженю, разве мы редко встречались до вашего замужества?
— Нет, часто.
— Значит, мы сказали друг другу не все, если я получил ваше письмо, в котором вы пишете, что очень хотели бы встретиться со мной.
— Ну вот мы и встретились.
— Мы встретились, верно, но этого мало… Разве мы все сказали друг другу? Ах, наверное, вы и сказали мне все, однако мне еще необходимо сказать вам очень многое.
— Говорите.
— Но мне не надо говорить вам это: вы сами прекрасно обо всем догадываетесь.
— Нет, клянусь вам.
— Разве вы не понимаете, что от вас я хочу только вас?
— Я не могу быть вашей, ведь я больше себе не принадлежу.
— Хорошо, Инженю, не будем мудрствовать, как вы только что сказали. Вы не можете не знать, что женщина предназначена для счастья мужчины…
— Так говорят.
— Мужчины, которого она, разумеется, любит.
— Но я люблю вас, — промолвила Инженю.
— Тогда…
Кристиан на миг запнулся, но, глядя на необыкновенно простодушное выражение лица Инженю, воскликнул:
— Тогда составьте мое счастье!
— Как я могу это сделать? Кристиан не сводил с Инженю глаз.
Ее личико, обрамленное длинными, ниспадающими на плечи локонами, было прелестно.
— Уехав вместе со мной в чужую страну, где вы станете моей женой, а я вашим мужем, — объяснил молодой человек.
— А как же мой отец?
— Мы сообщим ему обо всем, когда окажемся в безопасности.
— Вы сошли с ума!
— Значит, вы непреклонны?
— Нет, я люблю вас, и сердце даже подсказывает мне, что буду любить всю жизнь.
— Тогда подарите мне эту жизнь!
— Я уже сказала вам, что она больше мне не принадлежит.
— Тогда зачем вам меня любить? И зачем мне, несчастному, любить и быть любимым?
— Затем, чтобы ждать.
— Ждать чего? — с нетерпением спросил Кристиан.
— Ждать, когда я стану вдовой, — невозмутимо ответило невинное дитя.
— Инженю, вы меня пугаете! — воскликнул молодой человек. — Нельзя понять, шутите вы или говорите о таких страшных вещах искренне.
— Ничего страшного в том, что я говорю, нет, — возразила Инженю, кротко покачав головой. — Разве Бог, который не совершает ничего дурного и неспособен поступать неразумно, разве Бог заставил бы меня выйти замуж за преступника для того, чтобы союз этот был нерасторжим?
— Но чем объясняется ваша уверенность? Почему вы так верите в это?
— Потому что этот союз был бы несчастьем, которого я не заслужила. Бог заставил меня пережить это время испытаний по двум причинам: во-первых, чтобы показать мне самой, как глубоко я вас люблю; во-вторых, чтобы благодаря сравнению сделать меня более свободной и счастливой.
— Счастливой?! И когда это будет?
— Когда я стану вашей женой, — невозмутимо ответила Инженю.
— Ах, клянусь честью, этот человек доведет меня до сумасшествия! — вскричал Кристиан.
— Будем ждать, друг мой! — сказала она. — Прежде я весь день пела, как те птички, что слетались на мой подоконник клевать хлебные крошки, и мои песни никогда не оскорбляли Бога; почему Бог должен желать, чтобы я больше никогда не пела? Бог любит меня, я заслуживаю его любви, и он чем-нибудь поможет мне.
— Но я предлагаю вам все это уже сейчас! — воскликнул Кристиан.
— Нет, вы предлагаете мне нарушить клятву, от которой меня может освободить только смерть.
— Я убью вашего мужа!
— Берегитесь, Кристиан, если вы его убьете, то уже не сможете на мне жениться.
— Ах, да! Вы вечно говорите о женитьбе!.. Гордячка!
— Но вы, утверждая, будто любите меня сильнее господина Оже, должны сделать для меня не меньше, чем сделал он.
— О Боже! Разве я в чем-либо спорю с вами? — воскликнул Кристиан. — Разве, наоборот, я не умоляю вас отдать мне все в обмен на мою жизнь? Послушайте, Инженю, вы слишком холодны и слишком расчетливы во всем, чтобы любить: вы не любите меня, Инженю!
Казалось, Инженю ничуть не волнует отчаяние Кристиана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Быстро обменявшись влюбленными, пылкими взглядами, они отвели глаза в стороны.
Все, что с ними произошло, пугало молодых людей не меньше, чем их лица. Кристиан, который пришел на свидание с головой, наполненной игривыми мыслями, что были внушены ему графом д'Артуа, был потрясен до глубины души тем, что видит в этой молодой женщине не только предмет своих мрачных раздумий.
А Инженю, несмотря на ее веселый наряд, вид замужней женщины и дерзость свидания, открыто назначенного ею любовнику, вдруг застыла в нерешительности, трепеща от страха и не зная, с чего начать.
Кристиан взял ее за руку и отвел в тенистую глубь рощицы.
Он счел, что там она будет чувствовать себя более непринужденно, ибо никто не сможет ее видеть.
Они сели на скамью, вернее, Инженю безвольно опустилась на нее, а Кристиан присел рядом.
Как в эпизоде с Франческой да Римини у Данте, в котором рассказывает женщина, а мужчина, слушая ее, плачет, Кристиан, не смея начать разговор, предоставил Инженю возможность заговорить первой.
— Вы пришли, господин Кристиан! — прошептала она самым многозначительным тоном, и в голосе ее одновременно прозвучали и упрек, и приветствие.
— Ах, сударыня, почему вы не позвали меня раньше! — посетовал Кристиан.
— Когда именно?
— Позавчера, например.
— Позавчера? — повторила Инженю. — Потому что вас не было неделю назад, не было месяц назад… Увы, господин Кристиан, вы забыли обо мне, покинули меня!
Молодой человек укоризненно посмотрел на Инженю.
— Помилуйте! — воскликнул он. — И вы поверили в это?
— Но, по-моему, я могла в этом убедиться, — возразила девушка со слезами на глазах.
— Как! — удивился Кристиан. — Вы не знали о том, что отдаляло меня от вас?
— Вероятно, ваше желание или, хуже того, ваш каприз.
— Боже мой! Почему я такой несчастный! — воскликнул паж.
Потом, повернувшись к Инженю, он промолвил:
— Посмотрите, как я бледен! Разве вы не заметили, что я еще хромаю и без этой трости вряд ли мог бы ходить?
— О Боже, что с вами случилось? — испугалась Инженю.
— Случилось то, что я получил пулю в бедро и едва не погиб! Пройди она футом выше, я был бы вполне счастлив, ибо она попала бы в грудь и я был бы мертв.
— Как? — вскричала она. — Значит, тот молодой раненый паж, о ком писали в газетах…
— Был я, мадемуазель.
— Ох! Мой отец скрыл это от меня! Он не только утаил это, но еще уверял меня в обратном!
— Однако он прекрасно знал о моем ранении, ведь он видел, как я упал, — сказал Кристиан. — Мой последний взгляд перед тем, как я потерял сознание, умолял его: ибо я, падая, видел вашего отца и едва не сказал ему: «Заверьте Инженю, что я умираю с любовью к ней!»
— О Боже! — вздохнула Инженю.
— Ведь в тот миг я верил, что ранен очень серьезно и могу умереть, — прибавил Кристиан.
И сказав эти слова, он отвернулся, чтобы скрыть от Инженю слезы, навернувшиеся на глаза.
— Но тогда почему вы, придя в себя, не написали мне? — спросила Инженю. — Почему вы не нашли возможности известить меня о вашем здоровье?
— Прежде всего потому, что я не смел после объяснения между вашим отцом и мною никому доверить нашу тайну, — ответил Кристиан, — но также потому, что целую неделю я не мог говорить, а месяц не мог писать. Но едва у меня появилась возможность писать, я сделал это.
— Я не получила письма, — со вздохом сказала Инженю, с сомнением покачав головой.
— Знаю, — ответил Кристиан, — ведь оба письма, которые я вам написал, у меня.
И он, вытащив письма из кармана шелкового жилета, протянул их девушке.
Инженю вопросительно посмотрела на Кристиана.
— Я не рискнул отправить их по почте, не рискнул послать с рассыльным, не посмел доверить другу. Я боялся, что они попадут в руки вашего отца или скомпрометируют вас в глазах постороннего человека. Вы сами понимаете, что если я виноват, то лишь в благоговейном уважении к вам.
И Кристиан по-прежнему протягивал Инженю письма, которые та не решалась взять.
— Прочтите, — просил Кристиан, — и вы поймете, виноват ли я.
Но Инженю поняла, что, если она станет читать письма, молодой человек непременно увидит на ее лице те различные чувства, которые она будет испытывать, и не ощущала в себе достаточной уверенности, чтобы вынести подобное испытание.
Она нежно отстранила руку Кристиана и сказала:
— Это ни к чему.
— Нет, — возразил Кристиан.; — Вы сомневались во мне, вы еще можете питать сомнения… Если когда-нибудь со мной случится подобное несчастье, вскройте эти письма, прочтите их, и они убедят вас.
Инженю очень хотелось прочесть эти письма; правда, ей был необходим повод, чтобы их взять; поскольку повод этот представился, она им воспользовалась.
Поэтому молодая женщина взяла письма из ладони Кристиана и, вздохнув, спрятала за корсет.
— Ах, я подозревала что-то неладное! — сказала Инженю.
— Почему? — спросил обрадованный Кристиан.
— Я догадывалась, что случилось несчастье, и, услышав, как господин Сантер сказал, что раненого пажа перенесли в конюшни графа д'Артуа, решила сама пойти справиться о его здоровье.
После этого признания молодая женщина по просьбе Кристиана рассказала, как она в четыре часа дня вышла из дома на улице Бернардинцев; как ее стал преследовать мужчина с уродливым лицом; как она, убегая от него, заблудилась и как в то мгновение, когда ее уже хотела схватить рука преследователя, к ней пришла на помощь и защитила отважная девушка по имени Шарлотта де Корде.
— Ах, так предначертано свыше! — со вздохом прошептал Кристиан.
— Но это не дает мне ответа на вопрос, почему я снова увидела вас только в ту страшную ночь? — спросила Инженю.
— Поверьте, объяснить это очень просто, — ответил Кристиан. — Я смог выбраться из дома лишь в день вашей свадьбы, но ничего не знал о тех событиях, что завертелись вокруг вас, поскольку был болен. Я пришел на улицу Бернардинцев, но вас там уже не было. Я навел справки; мне сказали, что вы переехали в предместье Сент-Антуан; разузнав, где находится ваш дом, я встал напротив ворот. Было одиннадцать часов вечера, но в окнах горел свет. Я спросил, по какому поводу там играет музыка и царит веселье, и тогда-то узнал о вашей свадьбе… Ах, Инженю! Я пережил бы меньший ужас, если бы меня поразила молния, если бы под ногами у меня разверзлась пропасть! Я ждал, видел, как из дома вышел Оже и о чем-то беседовал с незнакомцем; как погас свет, как незнакомец вошел в дом, потом снова вышел; я бросился ему навстречу, решив убить, сорвал с него плащ и узнал графа д'Артуа!
— Недостойный принц! — прошептала Инженю.
— О нет, Инженю, нет, не верьте этому: принц, напротив, благороднейший из людей!
— Как? Вы защищаете его?
— Да, Инженю, ибо это он сообщил мне счастливую весть, благодаря которой я еще не умер и не сошел с ума; весть о том, что сегодня вы так же свободны, как вчера, позавчера, месяц назад. О добрый и милый принц, я теперь благословляю его так же, как раньше проклинал! Да, благословляю, так как он сказал мне, что вы по-прежнему моя невеста, а не жена этого негодяя, и вы презираете, ненавидите только одного человека — подлеца Оже!
Инженю покраснела и стала такой очаровательной, что Кристиан чуть было не упал перед нею на колени.
— Ах, Инженю, Инженю! — воскликнул он. — Почему же произошло так, что вы недооценили меня, сочтя способным вас забыть? Ведь в долгие ночи страданий я думал только о вас и ваше имя звучало в каждом стоне, исторгнутом у меня болью… А вы о ком думали в это время? О вашем будущем муже, не правда ли? Но почему я обращаю вам эти упреки? О, я уверен, что вы и сами осуждаете себя за это.
— Но что мне оставалось делать? — вскричала Инженю. — Отец приказал, а гнев подсказал.
— Гнев? Боже, вы сердились на меня?
— Да, на вас, раненого, безжизненного! О, роковая девичья гордыня!.. Сегодня вы воскресли…
— Как видите, Инженю.
— Вижу. Но теперь вы меня любите меньше.
— Как вы можете так говорить, Инженю? Нет, нет, я по-прежнему люблю вас всей душой! Люблю сильнее, чем прежде!
— Вы любите меня, любите, — воскликнула Инженю, — но я теперь не свободна!
Кристиан с нежностью на нее посмотрел, прижав руку девушки к сердцу, и в порыве любви, тронувшем душу Инженю, спросил:
— Значит, вы больше не свободны?
— Да.
— И кто же вас связывает?
— Мой муж.
— То, что вы говорите, абсолютно несерьезно.
— Почему?
— Вы не любите этого человека, не можете его любить: женщина, носящая имя Инженю и обладающая вашим сердцем, никогда не полюбит человека, которого она презирает.
— Ах! — прошептала она.
— Хорошо, если вы не любите его, если вы любите меня…
— Господин Кристиан, когда в тот вечер я увидела вас в моей спальне, я рассердилась на вас, пришла в ярость.
— Но почему, о Боже?
— И вы еще спрашиваете? Разве вы не понимаете? Я думала: «Вот человек, который пришел сюда из прихоти, как он из прихоти покинул меня; в нем — несчастье моей жизни!»
— Во мне?
— Да, в вас несчастье моей жизни; ведь не будь обиды, которую нанесло мне ваше отсутствие, я не попала бы во власть…
— … вашего мужа, — закончил Кристиан, сделав ударение на втором слове.
Инженю покраснела.
— Хорошо, будем говорить серьезно, — продолжал Кристиан. — Скажите, неужели вы можете считать себя связанной с человеком, к которому вы испытываете отвращение, и это не позволяет вам даже произнести его имя?
— Я связана не с человеком, — возразила Инженю, — а с Богом, который слышал мою клятву.
— Бог разрывает на Небе все узы, непрочно связанные на земле, — возразил Кристиан.
— О нет, вы ошибаетесь, сударь, — ответила Инженю.
— Инженю, вы не можете быть женой этого мошенника, это невозможно!
— Но чьей же женой я могу быть?
— Того, кто вас любит.
— Оставим все эти премудрости! Зло совершено, и я буду мужественно его терпеть.
— Я не могу слышать, когда вы так говорите, Инженю! Вы не сумеете убедить меня в том, что вы жена человека, который продал вас в день свадьбы; человека, которого я убил бы, если бы случай не расстроил его подлый расчет; наконец, человека, с которым вас разведет любой суд, если боязнь скандала не помешала бы вам обо всем рассказать! В таком случае, Инженю, вы не замужем, или же тогда можно считать, что и я тоже женат, а на земле больше не осталось ни честности, ни правосудия, ни упований на Бога!
Кристиан говорил с такой страстью, что Инженю, чтобы его успокоить, не сдержалась и протянула ему руку.
— Сударыня, если бы я знал, что вы будете вынуждены считать себя замужней женщиной, я взял бы с собой шпагу, которой разрубил бы связывающие вас узы; но вам стоит только захотеть, чтобы стать свободной… ведь перед вами открыто множество возможностей…
— Вы сказали «множество», Кристиан? Назовите хотя бы одну, что позволит мне отречься от мужа, не ставя об этом в известность отца, расстаться с мужем, не вызывая пересудов людей, стереть из памяти преступление этого человека, не уничтожая его самого, и тогда я буду просить, молить, заклинать вас дать мне эту возможность и осуществить ее, если у меня не хватит на это сил.
Инженю рассуждала точно так же, как граф д'Артуа, хотя и принадлежала к другому полюсу общества.
Кристиану нечего было возразить.
Инженю ненадолго замолчала, ожидая ответа Кристиана, но, увидев, что он молчит, спросила:
— Требовать развода означает требовать скандала; вы по-прежнему требуете этого развода?
— Нет, я прошу у вас только любви, — ответил Кристиан.
— Любви? Но вся моя любовь принадлежит вам, Кристиан! — воскликнула она с той ошеломляющей наивностью, что озадачивает самых дерзких и самых изощренных мужчин.
— Ах, я верю в это, — вскричал Кристиан, — по крайней мере, надеюсь на это! Но что за любовь вы мне предлагаете? Любовь идеальную!
— Что вы называете идеальной любовью? — спросила Инженю.
Кристиан опустил голову и тихо спросил:
— Вы согласитесь принять меня у себя?
— Это невозможно!
— Почему?
— Потому что вас увидит мой отец.
— Нет, вы боитесь мужа, Инженю!
— Боюсь? Нисколько.
— Вы не хотите, чтобы он узнал, что я люблю вас!
— Он это знает.
— От кого?
— От меня.
— Не понимаю!
— Я призналась ему в этом.
— О Боже!
— Если он в этом сомневается, могу повторить.
— Тогда я понимаю, почему вы не разрешаете мне прийти к вам.
— Я уже объяснила вам.
— Нет, вы боитесь, что ваш муж будет прятаться за дверью, поджидая меня в коридоре, чтобы убить.
— Вы ошибаетесь, этого я не боюсь.
— Не боитесь?
— Да, насчет мужа я приняла свои предосторожности.
— Каким образом?
— Рассказав ему мой план.
— У вас есть план, Инженю? — удивился Кристиан.
— Да, на случай, если он попытается прибегнуть к насилию в отношении вас…
— И что вы сделаете?
— Что? Я убью его!
— О храбрая моя Юдифь!
— Он знает, что я говорю правду, и боится.
— Но если нам больше нечего опасаться, примите меня у себя.
— Зачем? — спросила Инженю звонким, трогательным голоском.
— Чтобы…
— Говорите.
— Чтобы с вами… беседовать, — пролепетал Кристиан.
— Беседовать о чем? Разве мы не все друг другу сказали?
— Инженю, разве мы редко встречались до вашего замужества?
— Нет, часто.
— Значит, мы сказали друг другу не все, если я получил ваше письмо, в котором вы пишете, что очень хотели бы встретиться со мной.
— Ну вот мы и встретились.
— Мы встретились, верно, но этого мало… Разве мы все сказали друг другу? Ах, наверное, вы и сказали мне все, однако мне еще необходимо сказать вам очень многое.
— Говорите.
— Но мне не надо говорить вам это: вы сами прекрасно обо всем догадываетесь.
— Нет, клянусь вам.
— Разве вы не понимаете, что от вас я хочу только вас?
— Я не могу быть вашей, ведь я больше себе не принадлежу.
— Хорошо, Инженю, не будем мудрствовать, как вы только что сказали. Вы не можете не знать, что женщина предназначена для счастья мужчины…
— Так говорят.
— Мужчины, которого она, разумеется, любит.
— Но я люблю вас, — промолвила Инженю.
— Тогда…
Кристиан на миг запнулся, но, глядя на необыкновенно простодушное выражение лица Инженю, воскликнул:
— Тогда составьте мое счастье!
— Как я могу это сделать? Кристиан не сводил с Инженю глаз.
Ее личико, обрамленное длинными, ниспадающими на плечи локонами, было прелестно.
— Уехав вместе со мной в чужую страну, где вы станете моей женой, а я вашим мужем, — объяснил молодой человек.
— А как же мой отец?
— Мы сообщим ему обо всем, когда окажемся в безопасности.
— Вы сошли с ума!
— Значит, вы непреклонны?
— Нет, я люблю вас, и сердце даже подсказывает мне, что буду любить всю жизнь.
— Тогда подарите мне эту жизнь!
— Я уже сказала вам, что она больше мне не принадлежит.
— Тогда зачем вам меня любить? И зачем мне, несчастному, любить и быть любимым?
— Затем, чтобы ждать.
— Ждать чего? — с нетерпением спросил Кристиан.
— Ждать, когда я стану вдовой, — невозмутимо ответило невинное дитя.
— Инженю, вы меня пугаете! — воскликнул молодой человек. — Нельзя понять, шутите вы или говорите о таких страшных вещах искренне.
— Ничего страшного в том, что я говорю, нет, — возразила Инженю, кротко покачав головой. — Разве Бог, который не совершает ничего дурного и неспособен поступать неразумно, разве Бог заставил бы меня выйти замуж за преступника для того, чтобы союз этот был нерасторжим?
— Но чем объясняется ваша уверенность? Почему вы так верите в это?
— Потому что этот союз был бы несчастьем, которого я не заслужила. Бог заставил меня пережить это время испытаний по двум причинам: во-первых, чтобы показать мне самой, как глубоко я вас люблю; во-вторых, чтобы благодаря сравнению сделать меня более свободной и счастливой.
— Счастливой?! И когда это будет?
— Когда я стану вашей женой, — невозмутимо ответила Инженю.
— Ах, клянусь честью, этот человек доведет меня до сумасшествия! — вскричал Кристиан.
— Будем ждать, друг мой! — сказала она. — Прежде я весь день пела, как те птички, что слетались на мой подоконник клевать хлебные крошки, и мои песни никогда не оскорбляли Бога; почему Бог должен желать, чтобы я больше никогда не пела? Бог любит меня, я заслуживаю его любви, и он чем-нибудь поможет мне.
— Но я предлагаю вам все это уже сейчас! — воскликнул Кристиан.
— Нет, вы предлагаете мне нарушить клятву, от которой меня может освободить только смерть.
— Я убью вашего мужа!
— Берегитесь, Кристиан, если вы его убьете, то уже не сможете на мне жениться.
— Ах, да! Вы вечно говорите о женитьбе!.. Гордячка!
— Но вы, утверждая, будто любите меня сильнее господина Оже, должны сделать для меня не меньше, чем сделал он.
— О Боже! Разве я в чем-либо спорю с вами? — воскликнул Кристиан. — Разве, наоборот, я не умоляю вас отдать мне все в обмен на мою жизнь? Послушайте, Инженю, вы слишком холодны и слишком расчетливы во всем, чтобы любить: вы не любите меня, Инженю!
Казалось, Инженю ничуть не волнует отчаяние Кристиана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84