Стиль.– Никки, давай для начала обсудим, как ты одеваешься.Она улыбнулась, как будто знала наперед.– Я запомнила, что ты сказала, – она указала на себя. – Видишь, банты и жемчуг.Эти слова будут преследовать меня до конца моих дней. Думаю, на моей могиле вместо «Она была великолепна» будут красоваться слова «Она любила банты и жемчуг».– Ты же сама советовала мне так одеться.– Не пойми меня превратно, дорогая, ты потрясающе выглядишь, – вдохновенно врала я. – Быть может, даже слишком потрясающе. Весь этот жемчуг – девушки просто позеленеют от зависти.Никки удивленно моргнула.– Зависть, – настойчиво продолжала я, – когда мы пытаемся заручиться их поддержкой для твоего избрания в Лигу, не самое подходящее чувство.– Что ты имеешь в виду?– Возможно, твой бант слишком экстравагантен для нашей маленькой группы. А жемчуг слишком броский. Ты же хочешь им понравиться – хотя, конечно, важно не это, а то, чтобы они не стали ревновать.– Ревновать? – спросила она, глядя так, будто я только что наградила ее короной Царицы Полей. – Мне никогда это не приходило в голову! Не могу поверить. Ну надо же!– Но помни, ревность – плохое чувство. Что не совсем правда.Конечно, поведение ревнивой женщины абсолютно непредсказуемо. Но покуда у тебя есть власть, чужая ревность может быть тебе очень даже полезной. Тот, кто испытывает зависть или ревность, всегда оказывается в более слабой позиции. И хотя меня в повседневной жизни окружали завистницы, мне было вовсе ни к чему, чтобы они завидовали Слишком Броской Жене Говарда Граута. Мне нужна их помощь, чтобы провести ее в Лигу. Хотя, честно говоря, ни одна из известных мне женщин не позавидовала бы банту или жемчугу Никки.– Пойдем наверх, в гардеробную. Я покажу тебе одежду, которую, на мой взгляд, ты должна носить.– Правда? Ты сделаешь это для меня?– Конечно.По пути наверх Никки останавливалась через каждые два шага, чтобы рассмотреть то одно, то другое. Вазу. Картину. Семейные ценности семьи Хилдебранд.Я привела ее в мою спальню.– Ух ты, здесь все такое...Я ожидала слов «прелестное», «великолепное», «красивое» – они могут верно описать мое жилище.– Такое бежевое, – закончила она. Ну что тут скажешь?Я провела ее в гардеробную, и на этот раз вместо «бежевого» прозвучало:– Тут так скучно.Скучно, просто, неярко. И это она говорила обо мне.Никки подошла к встроенным полкам и шкафам с окошками на дверцах, чтобы можно было заглянуть внутрь. Открыв один, она провела рукой по вешалкам с кашемировыми свитерами (в Центральном Техасе их можно носить лишь несколько месяцев в году, и они уже были убраны до осени).– Они такие мягкие, – промурлыкала Никки, прижавшись к одному джемперу щекой.Потом она засунула его обратно (не сложив) и обернулась ко мне:– Ну, я готова. Я сказала Гови, что буду делать все, что ты скажешь. Итак, расскажи, какую одежду мне следует носить.– Общее правило, которое нужно всегда помнить, таково: внешний вид леди должен быть неброским, скромным и сдержанным. Возьмем, к примеру, украшения.Никки явно начала нервничать.– Ты когда-нибудь слышала выражение «До обеда никаких бриллиантов»?Она скосила глаза, задумавшись, что бы это могло значить.Я не хотела, чтобы она переутомилась в самом начале.– Это значит, что бриллианты – за исключением бриллиантовых обручальных колец – нельзя надевать днем, а точнее, до шести вечера.Она подняла руки и ощупала свои гигантские серьги с бриллиантами.– Я не могу носить свои бриллианты? Можно было подумать, что я не разрешила ей носить никакой одежды, хотя это, возможно, не очень бы ее расстроило.Я продолжила наступление:– И еще, леди никогда не носит часы после шести вечера – люди определенного класса, скажем так, по вечерам не следят за временем.Ее рука потянулась к запястью.– Если нельзя носить бриллианты до шести, а часы после шести, когда мне носить вот это? – И она показала свои часы, инкрустированные бриллиантами.Я постаралась утешить ее и пожала плечами.– Никогда? О Боже! Я не могу носить мои часики! Но я люблю их! Это моя самая любимая вещь.– К сожалению, часы с бриллиантами нельзя надевать вообще.Никки часто заморгала. Я поспешно продолжила:– Браслеты на щиколотку.Она перевела взгляд на свои ноги и наморщила нос. Было понятно, что она догадывается, что что-то не так, просто не знает, что именно.– Ты хочешь, чтобы я надевала его поверх чулок?Я сдержала дрожь.– Нет, не поверх чулок. Единственное подобающее место для браслета – это запястье.Она нахмурилась:– Но ведь это же браслет на щиколотку?!– Никаких щиколоток!Она снова захлопала глазами.Прежде чем она успела ответить, я сказала:– Давай перейдем к одежде.Было не похоже, что ее вдохновило мое предложение, но потом она глубоко вздохнула, собираясь с силами.– Может быть, я примерю что-нибудь из твоей одежды, посмотрю, как она смотрится и все такое?– М-м, ну... хорошо.Я перебрала несколько платьев, ища такое, которое бы наилучшим образом выражало понятие «сдержанность». Я нашла идеальный вариант, бежевое английское платье с плетеным кожаным поясом. Я никогда не носила его, потому что выяснилось, что оно плохо сидит на груди. Хотя у меня и великолепная грудь, она не слишком большая, а фасон платья ничуть не подчеркивает мои формы. Но на Никки оно будет сидеть просто запредельно.– Voila Вот (франц.)
. То, что надо.Лицо Никки вытянулось.– Ты хочешь, чтобы я надела это старье? Глава тринадцатая – Только примерь его, – уговаривала я.– Но оно бежевое.– Что ты имеешь против бежевого?– Того, что он скучный, достаточно?– Сарказм леди не к лицу. – Неужели это произнесла я? Точь-в-точь моя мать. – Бежевый вовсе не скучный, Никки. Он может великолепно смотреться.При хорошем крое и ткани, на определенном типе женщин.Вряд ли мне удалось ее убедить, поэтому я продолжила наступать:– Пойми, женщина носит одежду, а не наоборот. После встречи с Никки Граут люди должны помнить ее, а не ее платье.Невозможно было втолковать ей, что для некоторых женщин одежда становится доспехами, будь то дикие обтягивающие леггинсы или черные строгие костюмы и уродливые очки. Я считаю, что шарм, исходящий от женщины, должен поведать миру о ней, а не о ее одежде. Однако если у женщины нет шарма, сделать что-нибудь очень трудно.– Теперь обувь. Я всегда держу под рукой лишнюю пару лодочек от Феррагамо на всякий экстренный случай. Какой у тебя размер?– Семь с половиной.– Отлично.Я вытащила коробку и вручила ей. Она с подозрением взяла ее и заглянула внутрь. Лицо ее изменилось, как будто ей вонзили в сердце одну из ее шпилек.– Без каблука?Она посмотрела мне на ноги. Мои туфельки казались почему-то скорее безжизненными, чем классическими, рядом с туфлями Никки. Это было просто нелепо.– Они не без каблука. У них миленький каблучок в один дюйм. Ты должна доверять мне в этом, Никки. – Я протянула ей бежевое платье с поясом. – Платье я тоже не носила. Примерь.Казалось, она вот-вот начнет протестовать. Но потом смирилась и очень быстро разделась до трусиков и лифчика. Обычная женщина за эти секунды успела бы лишь снять пальто.Сказать, что я была в шоке, значит ничего не сказать. Я-то думала, что она возьмет платье домой и померит позже, к тому же я не видела раздетую женщину с тех пор, как в средней школе меня заставляли посещать уроки физкультуры. Однако у школьниц не было форм Памелы Андерсон и белья, которое продают в магазинах, куда покупатели до восемнадцати лет не допускаются.Я отвернулась.– Одевайся, – и поспешно вышла.Через пару минут появилась несчастная Никки, одетая в бежевое платье и лодочки – без чулок, с чем я разберусь чуть позже. Странным образом, нейтральная палитра цветов приглушила все в ней – накладные ресницы, яркие пятна румян, даже большой бюст.– Никки, ты выглядишь прелестно. – Я в самом деле так думала.Когда мы спустились вниз, у нее был очень мрачный вид. Свою собственную яркую одежду она положила в ярко-зеленую сумку.– Я бы не хотела, чтобы мне пришлось одеваться, как какая-нибудь старуха.– Как старуха? Ну, знаешь. Я ношу бежевое, и разве я похожа на старуху?– Раз уж ты спросила...Я оборвала ее:– Ленч готов. – Учитывая ее вкус, я сомневалась, что хочу услышать ее мнение.Я провела Никки на веранду – там мы займемся основами этикета. На столе был белый фарфор с тонким цветочным узором, подходящий для неформальной дневной трапезы.– Ух ты! – воскликнула Никки, подняла тарелку и перевернула ее, чтобы посмотреть клеймо. – Должно быть, эта посуда стоит целое состояние!Я взяла тарелку у нее из рук и поставила на место.– Нельзя поднимать и рассматривать посуду, сидя за столом. И никогда не говори о цене, о чем бы речь ни шла.– А если я хочу купить себе такой же?– Всю жизнь подражая кому-нибудь, ты не сможешь стать оригинальной.– Не понимаю. Я думала, весь смысл в том, чтобы сделать меня менее оригинальной.Не хочу признаваться в этом, но мне пришла внезапная (и тревожная) мысль, что она права. Потом я прогнала ее, напомнив себе, что секрет прекрасной внешности – во все тех же бежевых и кремовых тонах, идеально уложенных волосах и известной доле индивидуальности, которая позволяет выделиться. Но эта индивидуальность не должна сиять, как неоновая вывеска. Она должна быть неуловимой, но запоминающейся. Как у меня.– Скоро ты все поймешь. – Я очень на это надеялась.Кика подала уложенный в половинки авокадо салат из цыпленка с миндалем и виноградом, а также фрукты на листьях салата, сбрызнутых салатной заправкой собственного приготовления. И, конечно, холодный чай – без добавления алкоголя.Я молилась о том, чтобы мой ленч, лишь отдаленно напоминающий настоящий званый обед, оказался Никки по силам.Первым сигналом, что это, вероятно, для нее слишком сложно, был восторженный вопль, когда Кика принесла мою фамильную тарелочку для яиц. Уверена, что Никки перевернула бы ее, несмотря на мои наставления, если бы на ней не лежала дюжина яиц.Как только мы закончили есть, я приступила к выполнению плана атаки.– Я понаблюдала за тобой, пока ты ела, и у меня есть пара (я была снисходительна) замечаний.– Слушаю тебя. – Сначала она была полна решимости.– Так как ты правша, твоя левая рука должна оставаться во время еды у тебя на коленях. В правой руке ты держишь ложку или вилку.– А как резать что-нибудь?– Ты поднимаешь левую руку, вот так, – я показала. – Вилка переходит в левую руку, а правой рукой ты режешь – вот почему нож лежит с правой стороны. После того как ты отрезала кусочек, нож бесшумно кладется на край тарелки, а не на скатерть, вилка снова берется в правую руку, левая возвращается на колени, и ты кладешь в рот кусочек.– Матерь Божья!– Кстати, выражения вроде « Матерь Божья» не употребляются в вежливом разговоре, и уж точно не за столом.Она была сбита с толку. Я продолжала:– Жуй с закрытым ртом. Никогда не говори с полным ртом. И всегда промокай губы салфеткой между порциями еды. Сидящему напротив неприятно видеть крошки у тебя на губах.Она закатила глаза, но, к счастью, ничего не сказала.Дальше по списку шел «Разговор», и я дала ей список запрещенных тем:а) здоровье;б) политика;в) религия;г) вопросы о другом человеке;д) личное мнение.Она хмыкнула:– С ума сойти! Прием, на котором все говорят о погоде и еде.– Вот! Ты уже начинаешь кое-что понимать.– Но...Хоть перебивать и невежливо, я не смогла удержаться.– Следующее: поведение. – Я не собиралась тратить весь день на ее обучение. Мне казалось абсолютно справедливым, что я не считаюсь с тем, что хотят сказать ее ярко накрашенные губы.Поведение – тонкий вопрос. Вот от чего я хотела ее предостеречь, но из вежливости воздержалась:а) нельзя на Рождество украшать дом гирляндами;б) нельзя расставлять во дворе пластиковых гномов или фламинго;в) нельзя употреблять имена вроде Сью и Джо наряду с приличными именами типа Бетти и Карла;г) нельзя оставлять подмышки небритыми на французский манер – пусть так делают француженки. (Если вы используете восковую эпиляцию – пожалуйста, только не упоминайте об этом. Как женщина может считаться леди, если она, подняв руку, выглядит, как мужчина?)Не желая обсуждать с ней эти вещи, я начала с того, что моя мать и очаровательная дама на курсах «Мисс Маленькая Дебютантка» прочно вбили мне в голову, – с так называемых «четырех Никогда»:а) никогда не доминируй в разговоре;б) никогда не говори так, чтобы тебя можно было услышать на расстоянии более трех футов;в) никогда не делай ничего такого, что было бы заметно с расстояния более трех футов;г) никогда не хвастайся своими достижениями.– На самом деле, – продолжила я, – если ты сделаешь что-либо достойное внимания, это будет замечено. Как говорится, не хвали свое болото.– Говард говорит совсем другое.– Правда? – Я изобразила удивление.– Он говорит: если ты хочешь чего-то от жизни, тебе нужно за это драться. Никто для тебя ничего не сделает. И все должны знать, как ты крут. – В глазах Никки светилось искреннее обожание. – Он всегда говорит: хвали себя, и тогда люди предпочтут не связываться с тобой лишний раз и будут уступать.Понятное дело. В его плебейском кругу принято жить по законам джунглей.– Я не сомневаюсь, что Говард знает, что говорит, – солгала я. – Это подходит для его мира. Но если тебе нужны рекомендации для вступления в Лигу, лучше послушай меня.Она была в нерешительности, потом вздохнула:– Ладно, хорошо. Я же говорю, Гови велел исполнять все, что ты скажешь.Я едва удержалась от «Боже праведный, благослови Гови».– Еще один совет на заметку: никогда не показывай свои чувства.– Что ты имеешь в виду?– Например, нельзя плакать в присутствии посторонних.Она фыркнула. Я подумала о том, чтобы составить список Вещей, Подлежащих Исправлению. Вместо этого я вздохнула и хотела сделать ей замечание, но она опередила меня:– Не фыркать. – Я была удивлена. Возможно, даже улыбнулась.– Вот именно.– Ладно, что еще?Постепенно я добралась до «трех Не»:а) не смотрись в зеркало на публике;б) не касайся никаких частей своего тела на людях (и вообще никогда, согласно убеждениям моей матери);в) ничего не ешь, если не сидишь за столом.– А жевательная резинка – это еда?– Неважно. Леди никогда не жует жвачку.– Вообще никогда? – выдохнула она.– Вообще.– О, ма... – Она сконфуженно улыбнулась. – Ладно, давай посмотрим, правильно ли я все поняла. Есть четыре Никогда и три Не. Немного похоже на «Мотаун учит этикет».На этот раз я моргнула.Она вскочила и громко исполнила припев из «Я слышал это в виноградных лозах», пританцовывая и прищелкивая пальцами. Представив себе ее на следующем благотворительном балу, я готова была признать свое поражение.– Прости, – произнесла Никки сквозь смех. – Я буду хорошо себя вести. Но прежде чем мы вернемся к делам, мне нужно в туалет. Сладкий чай очень, знаешь ли...Я застонала.– Что теперь не так?Вообще говоря, все.– Когда ты выходишь из-за стола, неважно по какой причине, просто скажи «прошу прощения». Не нужно объяснять, куда ты идешь.Она снова рассмеялась:– Да, думаю, окружающим необязательно знать, что я иду пи-пи.Она удалилась, и я вздохнула с облегчением.Мне не хочется в этом признаваться, но как только она вернулась, я галопом пронеслась через все остальное. Я пробубнила то, что касалось манер и осанки, и наконец добралась до «входить в комнату надо с самообладанием и сдержанным достоинством» и «при ходьбе осанка должна быть такой, будто несешь на голове книгу: спина прямая, живот втянут, ягодицы подобраны, плечи назад, голова высоко поднята».Дело в том, что Никки Граут не удавалось ничего делать со сдержанным достоинством, и у нее была ужасная походка. Во всяком случае, для леди. Для девушки по вызову, быть может, и ничего. Но не для члена Лиги избранных Уиллоу-Крика.Мы бегло прошлись по тому, как:а) садиться и выходить из автомобиля (сначала сесть, колени вместе, затем перенести ноги внутрь; сначала высунуть ноги из автомобиля, колени вместе, потом встать);б) жестикулировать (не делать резких движений);в) спускаться по лестнице (рука мягко скользит по перилам, голова высоко поднята).Упражняясь в последнем, Никки чуть не полетела кувырком. К счастью, все обошлось.– Потренируйся дома, – предложила я. – А завтра, я думаю, можно будет сходить в «Сакс» на Пятой авеню в Сан-Антонио и купить тебе кое-какую новую одежду. Мы выберем тебе превосходное платье для предстоящего приема.Она уставилась на меня:– Но у меня уже есть кое-что для этого случая. Это просто сказка, все золотое и сверкающее... – Она осеклась, скривилась, а затем кивнула: – Хорошо, пойдем. Да, у меня же есть сюрприз!Она залезла в свою зеленую сумку и достала книгу. Voila!– Что это?– Наш выпускной альбом! – Она подошла ко мне и раскрыла его. – Смотри! Вот тут ты расписалась!Даже спустя столько лет я узнала свой почерк. Ровные, округлые буквы с завитушками. Моя подпись с тех пор не изменилась, разве что стала немного скромнее.Я промолчала, и Никки начала цитировать надпись наизусть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
. То, что надо.Лицо Никки вытянулось.– Ты хочешь, чтобы я надела это старье? Глава тринадцатая – Только примерь его, – уговаривала я.– Но оно бежевое.– Что ты имеешь против бежевого?– Того, что он скучный, достаточно?– Сарказм леди не к лицу. – Неужели это произнесла я? Точь-в-точь моя мать. – Бежевый вовсе не скучный, Никки. Он может великолепно смотреться.При хорошем крое и ткани, на определенном типе женщин.Вряд ли мне удалось ее убедить, поэтому я продолжила наступать:– Пойми, женщина носит одежду, а не наоборот. После встречи с Никки Граут люди должны помнить ее, а не ее платье.Невозможно было втолковать ей, что для некоторых женщин одежда становится доспехами, будь то дикие обтягивающие леггинсы или черные строгие костюмы и уродливые очки. Я считаю, что шарм, исходящий от женщины, должен поведать миру о ней, а не о ее одежде. Однако если у женщины нет шарма, сделать что-нибудь очень трудно.– Теперь обувь. Я всегда держу под рукой лишнюю пару лодочек от Феррагамо на всякий экстренный случай. Какой у тебя размер?– Семь с половиной.– Отлично.Я вытащила коробку и вручила ей. Она с подозрением взяла ее и заглянула внутрь. Лицо ее изменилось, как будто ей вонзили в сердце одну из ее шпилек.– Без каблука?Она посмотрела мне на ноги. Мои туфельки казались почему-то скорее безжизненными, чем классическими, рядом с туфлями Никки. Это было просто нелепо.– Они не без каблука. У них миленький каблучок в один дюйм. Ты должна доверять мне в этом, Никки. – Я протянула ей бежевое платье с поясом. – Платье я тоже не носила. Примерь.Казалось, она вот-вот начнет протестовать. Но потом смирилась и очень быстро разделась до трусиков и лифчика. Обычная женщина за эти секунды успела бы лишь снять пальто.Сказать, что я была в шоке, значит ничего не сказать. Я-то думала, что она возьмет платье домой и померит позже, к тому же я не видела раздетую женщину с тех пор, как в средней школе меня заставляли посещать уроки физкультуры. Однако у школьниц не было форм Памелы Андерсон и белья, которое продают в магазинах, куда покупатели до восемнадцати лет не допускаются.Я отвернулась.– Одевайся, – и поспешно вышла.Через пару минут появилась несчастная Никки, одетая в бежевое платье и лодочки – без чулок, с чем я разберусь чуть позже. Странным образом, нейтральная палитра цветов приглушила все в ней – накладные ресницы, яркие пятна румян, даже большой бюст.– Никки, ты выглядишь прелестно. – Я в самом деле так думала.Когда мы спустились вниз, у нее был очень мрачный вид. Свою собственную яркую одежду она положила в ярко-зеленую сумку.– Я бы не хотела, чтобы мне пришлось одеваться, как какая-нибудь старуха.– Как старуха? Ну, знаешь. Я ношу бежевое, и разве я похожа на старуху?– Раз уж ты спросила...Я оборвала ее:– Ленч готов. – Учитывая ее вкус, я сомневалась, что хочу услышать ее мнение.Я провела Никки на веранду – там мы займемся основами этикета. На столе был белый фарфор с тонким цветочным узором, подходящий для неформальной дневной трапезы.– Ух ты! – воскликнула Никки, подняла тарелку и перевернула ее, чтобы посмотреть клеймо. – Должно быть, эта посуда стоит целое состояние!Я взяла тарелку у нее из рук и поставила на место.– Нельзя поднимать и рассматривать посуду, сидя за столом. И никогда не говори о цене, о чем бы речь ни шла.– А если я хочу купить себе такой же?– Всю жизнь подражая кому-нибудь, ты не сможешь стать оригинальной.– Не понимаю. Я думала, весь смысл в том, чтобы сделать меня менее оригинальной.Не хочу признаваться в этом, но мне пришла внезапная (и тревожная) мысль, что она права. Потом я прогнала ее, напомнив себе, что секрет прекрасной внешности – во все тех же бежевых и кремовых тонах, идеально уложенных волосах и известной доле индивидуальности, которая позволяет выделиться. Но эта индивидуальность не должна сиять, как неоновая вывеска. Она должна быть неуловимой, но запоминающейся. Как у меня.– Скоро ты все поймешь. – Я очень на это надеялась.Кика подала уложенный в половинки авокадо салат из цыпленка с миндалем и виноградом, а также фрукты на листьях салата, сбрызнутых салатной заправкой собственного приготовления. И, конечно, холодный чай – без добавления алкоголя.Я молилась о том, чтобы мой ленч, лишь отдаленно напоминающий настоящий званый обед, оказался Никки по силам.Первым сигналом, что это, вероятно, для нее слишком сложно, был восторженный вопль, когда Кика принесла мою фамильную тарелочку для яиц. Уверена, что Никки перевернула бы ее, несмотря на мои наставления, если бы на ней не лежала дюжина яиц.Как только мы закончили есть, я приступила к выполнению плана атаки.– Я понаблюдала за тобой, пока ты ела, и у меня есть пара (я была снисходительна) замечаний.– Слушаю тебя. – Сначала она была полна решимости.– Так как ты правша, твоя левая рука должна оставаться во время еды у тебя на коленях. В правой руке ты держишь ложку или вилку.– А как резать что-нибудь?– Ты поднимаешь левую руку, вот так, – я показала. – Вилка переходит в левую руку, а правой рукой ты режешь – вот почему нож лежит с правой стороны. После того как ты отрезала кусочек, нож бесшумно кладется на край тарелки, а не на скатерть, вилка снова берется в правую руку, левая возвращается на колени, и ты кладешь в рот кусочек.– Матерь Божья!– Кстати, выражения вроде « Матерь Божья» не употребляются в вежливом разговоре, и уж точно не за столом.Она была сбита с толку. Я продолжала:– Жуй с закрытым ртом. Никогда не говори с полным ртом. И всегда промокай губы салфеткой между порциями еды. Сидящему напротив неприятно видеть крошки у тебя на губах.Она закатила глаза, но, к счастью, ничего не сказала.Дальше по списку шел «Разговор», и я дала ей список запрещенных тем:а) здоровье;б) политика;в) религия;г) вопросы о другом человеке;д) личное мнение.Она хмыкнула:– С ума сойти! Прием, на котором все говорят о погоде и еде.– Вот! Ты уже начинаешь кое-что понимать.– Но...Хоть перебивать и невежливо, я не смогла удержаться.– Следующее: поведение. – Я не собиралась тратить весь день на ее обучение. Мне казалось абсолютно справедливым, что я не считаюсь с тем, что хотят сказать ее ярко накрашенные губы.Поведение – тонкий вопрос. Вот от чего я хотела ее предостеречь, но из вежливости воздержалась:а) нельзя на Рождество украшать дом гирляндами;б) нельзя расставлять во дворе пластиковых гномов или фламинго;в) нельзя употреблять имена вроде Сью и Джо наряду с приличными именами типа Бетти и Карла;г) нельзя оставлять подмышки небритыми на французский манер – пусть так делают француженки. (Если вы используете восковую эпиляцию – пожалуйста, только не упоминайте об этом. Как женщина может считаться леди, если она, подняв руку, выглядит, как мужчина?)Не желая обсуждать с ней эти вещи, я начала с того, что моя мать и очаровательная дама на курсах «Мисс Маленькая Дебютантка» прочно вбили мне в голову, – с так называемых «четырех Никогда»:а) никогда не доминируй в разговоре;б) никогда не говори так, чтобы тебя можно было услышать на расстоянии более трех футов;в) никогда не делай ничего такого, что было бы заметно с расстояния более трех футов;г) никогда не хвастайся своими достижениями.– На самом деле, – продолжила я, – если ты сделаешь что-либо достойное внимания, это будет замечено. Как говорится, не хвали свое болото.– Говард говорит совсем другое.– Правда? – Я изобразила удивление.– Он говорит: если ты хочешь чего-то от жизни, тебе нужно за это драться. Никто для тебя ничего не сделает. И все должны знать, как ты крут. – В глазах Никки светилось искреннее обожание. – Он всегда говорит: хвали себя, и тогда люди предпочтут не связываться с тобой лишний раз и будут уступать.Понятное дело. В его плебейском кругу принято жить по законам джунглей.– Я не сомневаюсь, что Говард знает, что говорит, – солгала я. – Это подходит для его мира. Но если тебе нужны рекомендации для вступления в Лигу, лучше послушай меня.Она была в нерешительности, потом вздохнула:– Ладно, хорошо. Я же говорю, Гови велел исполнять все, что ты скажешь.Я едва удержалась от «Боже праведный, благослови Гови».– Еще один совет на заметку: никогда не показывай свои чувства.– Что ты имеешь в виду?– Например, нельзя плакать в присутствии посторонних.Она фыркнула. Я подумала о том, чтобы составить список Вещей, Подлежащих Исправлению. Вместо этого я вздохнула и хотела сделать ей замечание, но она опередила меня:– Не фыркать. – Я была удивлена. Возможно, даже улыбнулась.– Вот именно.– Ладно, что еще?Постепенно я добралась до «трех Не»:а) не смотрись в зеркало на публике;б) не касайся никаких частей своего тела на людях (и вообще никогда, согласно убеждениям моей матери);в) ничего не ешь, если не сидишь за столом.– А жевательная резинка – это еда?– Неважно. Леди никогда не жует жвачку.– Вообще никогда? – выдохнула она.– Вообще.– О, ма... – Она сконфуженно улыбнулась. – Ладно, давай посмотрим, правильно ли я все поняла. Есть четыре Никогда и три Не. Немного похоже на «Мотаун учит этикет».На этот раз я моргнула.Она вскочила и громко исполнила припев из «Я слышал это в виноградных лозах», пританцовывая и прищелкивая пальцами. Представив себе ее на следующем благотворительном балу, я готова была признать свое поражение.– Прости, – произнесла Никки сквозь смех. – Я буду хорошо себя вести. Но прежде чем мы вернемся к делам, мне нужно в туалет. Сладкий чай очень, знаешь ли...Я застонала.– Что теперь не так?Вообще говоря, все.– Когда ты выходишь из-за стола, неважно по какой причине, просто скажи «прошу прощения». Не нужно объяснять, куда ты идешь.Она снова рассмеялась:– Да, думаю, окружающим необязательно знать, что я иду пи-пи.Она удалилась, и я вздохнула с облегчением.Мне не хочется в этом признаваться, но как только она вернулась, я галопом пронеслась через все остальное. Я пробубнила то, что касалось манер и осанки, и наконец добралась до «входить в комнату надо с самообладанием и сдержанным достоинством» и «при ходьбе осанка должна быть такой, будто несешь на голове книгу: спина прямая, живот втянут, ягодицы подобраны, плечи назад, голова высоко поднята».Дело в том, что Никки Граут не удавалось ничего делать со сдержанным достоинством, и у нее была ужасная походка. Во всяком случае, для леди. Для девушки по вызову, быть может, и ничего. Но не для члена Лиги избранных Уиллоу-Крика.Мы бегло прошлись по тому, как:а) садиться и выходить из автомобиля (сначала сесть, колени вместе, затем перенести ноги внутрь; сначала высунуть ноги из автомобиля, колени вместе, потом встать);б) жестикулировать (не делать резких движений);в) спускаться по лестнице (рука мягко скользит по перилам, голова высоко поднята).Упражняясь в последнем, Никки чуть не полетела кувырком. К счастью, все обошлось.– Потренируйся дома, – предложила я. – А завтра, я думаю, можно будет сходить в «Сакс» на Пятой авеню в Сан-Антонио и купить тебе кое-какую новую одежду. Мы выберем тебе превосходное платье для предстоящего приема.Она уставилась на меня:– Но у меня уже есть кое-что для этого случая. Это просто сказка, все золотое и сверкающее... – Она осеклась, скривилась, а затем кивнула: – Хорошо, пойдем. Да, у меня же есть сюрприз!Она залезла в свою зеленую сумку и достала книгу. Voila!– Что это?– Наш выпускной альбом! – Она подошла ко мне и раскрыла его. – Смотри! Вот тут ты расписалась!Даже спустя столько лет я узнала свой почерк. Ровные, округлые буквы с завитушками. Моя подпись с тех пор не изменилась, разве что стала немного скромнее.Я промолчала, и Никки начала цитировать надпись наизусть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35