Что я отверг ваше любезное предложение?
От него не укрылся смущенный и виноватый взгляд, которым обменялись его друзья, его бывшие друзья.
— Но это же очевидно, старина, что ты отказался, — сказал Шелли с нервным смешком. — Ты провожаешь нас, а не едешь с нами. Разве не ясно? Я хочу сказать, что теперь-то она это поняла.
— Она и понятия не имеет об этом, — заявил Рейли все тем же обманчиво спокойным тоном. — Она понятия не имеет о том, что я сказал…
— Да ее это ничуть не обеспокоило, Рейли, — продолжал настаивать Шелли. — Она даже пошутила на этот счет. Помнишь, Чес? Сказала что-то о виконте, который оттеснил доктора…
Пирсон вмешался и сказал серьезно:
— Ради всего святого, Стэнтон! Ты просил нас держать твой титул в секрете. Мы и молчали. Ты не можешь…
Теперь свист Стабена стал уже хорошо слышен, и Рейли сухо проронил:
— Ну вот он наконец. Если не возражаете, я больше здесь не останусь с вами, ребята. Мне надо кое-что прояснить.
— Да ну же, Рейли, — начал Пирсон.
Но Рейли оборвал его.
— Вы могли бы сделать мне одолжение, если бы остались и помогли нам, — сказал он.
Шелли тотчас же непринужденно возразил:
— Нет, благодарю тебя. Я предпочитаю, чтобы ты злился на меня до конца моих дней, чем сократить мои дни, заразившись холерой.
Рейли холодно взирал на них обоих.
— Возможно, вы оба вспомните кое-что из того, о чем мы говаривали в медицинской школе, — сказал он. — Кажется, это называется клятвой Гиппократа…
— Не заводи разговора об этой дурацкой клятве! — не на шутку рассердился Пирсон. — Оставаться здесь — безумие. Все эти люди так или иначе обречены. И не важно, останешься ли ты здесь или нет. Бери девушку и уезжай.
Рейли положил руку на плечо друга.
— Не могу этого сделать, приятель, — сказал он. — Я нужен здесь. Желаю вам приятного путешествия, и не забудьте о моих поручениях. Нам здесь требуется много всего.
Пирсон рассеянно похлопывал себя по карману жилета. Он вглядывался в туман в надежде увидеть приближающуюся лодку, которая должна была вернуть их с Шелли в обычный мир из этого ада, где они случайно оказались.
— Это несерьезно, — сказал он.
Брови Рейли снова изумленно взметнулись.
— Для нас это была блажь, — пояснил Пирсон. — Твоя медицинская лицензия — другое дело. Для тебя это что-то значит. Ты беспокоишься об этих людях. Думаю, искренне беспокоишься. Верно?
На лице Рейли появилась мрачная усмешка.
— Думаю, ты прав.
— Если вы оба останетесь в живых, пригласите нас на свадьбу, а? Мы придем.
Рейли улыбнулся и оставил их стоять на пирсе в ожидании Стабена, лодка которого уже была видна в тумане. У него было много дел.
Сначала нужно было заглянуть в «Истерзанного зайца» и посмотреть, возможно ли исправить то, что натворили его друзья.
Однако легче было сказать это, чем сделать: Бренна не желала обсуждать ничего, кроме состояния своей пациентки.
— Она пережила ночь, — сообщила ему Бренна, устало выйдя за порог крохотной, размером со стенной шкаф, чисто выбеленной комнатки Флоры. — При ее болезни это кое-что.
Рейли смотрел на лежащую в постели девушку, с осунувшимся после двадцати четырех часов лихорадки лицом.
Это была совсем не та Флора, способная за несколько минут до того, как произвела на свет младенца, листать дамские журналы и болтать о парижских модах. Эта Флора лежала, ко всему безучастная, ее золотые кудри разметались по подушке, лицо было бледным как полотно. В комнате явственно чувствовался специфический запах, и Рейли только сейчас понял, что он означает. Это был запах холеры. Это был запах смерти.
Рядом с постелью Флоры стояла скамья с кувшинами, полными жидкости. Холера вызывает у своих жертв неутолимую жажду. Среди коллег Рейли не существовало единого мнения о том, какую жидкость лучше давать больным холерой. Сам Рейли иногда в шутку говорил, что им лучше всего давать тот напиток, который они предпочитают, потому что скорее всего они будут пить его последний раз в жизни.
Теперь эта шутка не казалась ему такой уж забавной.
Бренна следовала советам отца, который в этих случаях давал пациентам воду с некоторым добавлением опиума, а если опия не хватало, пользовался элем миссис Мерфи. Насколько успел узнать Рейли, пациенты доктора Доннегала выздоравливали примерно в два раза быстрее и в живых их оставалось в два раза больше, чем в соседних деревнях. Поэтому он предположил, что отец Бренны Доннегал набрел на что-то стоящее. Во всяком случае, Бренна вливала в рот Флоры именно воду с опием в течение всей ночи, и девушка пока еще не умерла.
Но Рейли подумал, что этого не стоило говорить человеку, развалившемуся на стуле в нескольких футах от постели.
Лорд Гленденинг терпеливо дожидался выздоровления или смерти Флоры и намерен был оставаться у ее постели и дальше. Это было трогательной, хоть и несколько запоздалой данью уважения к матери его четырех дочерей.
Рейли пожалел о том, что Флора без сознания и не может оценить этого жеста.
Бренна, проследив за его взглядом, устало улыбнулась.
— Да, — сказала она, — он спит, и слава Богу. Я думала, что сойду с ума, слушая его клятвы и заверения в вечной любви к Флоре.
Брови Рейли удивленно приподнялись:
— Неужели? Теперь ему можно об этом говорить, когда ясно, что ты не будешь ему принадлежать.
Услышав его слова, она не улыбнулась вопреки его ожиданиям.
Вместо этого она спросила:
— Твои друзья успели на паром?
— Успеют. Послушай, Бренна. Я хочу кое-что сказать о своих друзьях. Я понимаю, что они…
— Ты осмотрел Шеймаса Макгрегора? — перебила его Бренна.
Он кивнул:
— О да. Нет, ты была права. Это все-таки была не голубика. У него то же самое.
— О Господи! — Бренна приложила руку ко лбу. — Мне следовало это предвидеть. Но ведь лето только началось. Слишком рано для этой болезни. Я никак не ожидала…
— Жена Макадамса тоже заболела. И одна из девочек Аберкромби. Мне пришлось забрать ее в амбулаторию. Ей совсем худо.
Рейли заметил, как бледнела Бренна, слушая его. Он уже жалел, что сказал ей.
— Почему бы тебе не вернуться в коттедж и не поспать? — мягко спросил он. С объяснениями и оправданиями можно подождать. Теперь следовало побеспокоиться о более важных и серьезных вещах. — Я разбужу Гленденинга. Он может не хуже тебя вливать опиум в рот Флоры. Потом я совершу обход и посмотрю мальчика Макгрегоров и миссис Макадамс…
— Нет, — Бренна энергично покачала головой, — нет, сейчас нельзя спать.
Она устала, но не могла остановиться. Какое-то внутреннее побуждение заставляло ее двигаться и делать все то, что она делала. Она не могла не откликнуться на брошенный ей судьбой вызов. Она могла бы не спать вовсе, если бы потребовалось. Ее желание побороть болезнь сжигало ее, и отблеск этого внутреннего огня он видел в ее сапфировых глазах.
— Ты сказал, Макадамсы?
Она взяла что-то в руки. Это оказался бывший дневник Рейли, который она использовала с другой целью, заполняя своими нечитаемыми пометками. Это был вариант картотеки, хранившейся в кабинете ее коттеджа.
Она что-то яростно писала в нем.
— Макгрегоры. — выдохнула она. — Макадамсы. Флора. Амберкромби. Да, точно так же, как раньше. Только… только я все еще не могу сказать, где источник инфекции.
Рейли подал голос:
— Да, конечно, если это касается мальчика Макгрегоров.
— Да, но где он подцепил заразу? И почему заболел первым?
Бренна уставилась на свои каракули. Рейли разглядел, что это было нечто вроде грубо начерченной карты округи. Пометив все места, где жили семьи жертв этой болезни, она начертила фигуру, похожую на звезду.
— Макгрегоры живут довольно далеко от деревни, почти так же далеко, как Макафи. Аберкромби живут в пределах деревни. И Макадамсы и Флора живут в самом Лайминге. Но, как и прежде, не заболел никто из замка. Не заболел ни один из Маршаллов, не заболели ни я, ни ты.
Рейли кивнул. Он увидел, что к ним приближается миссис Мерфи, и лицо ее показалось ему озабоченным.
— Доктор Стэнтон, — сказала хозяйка таверны, — мисс Бренна, там у дверей малышка. Она говорит, что вы оба нужны ей.
Бренна со стуком захлопнула дневник.
— Миссис Мерфи, — сказала она, — будьте так любезны посидеть с Флорой. Попробуйте разбудить ее и заставить выпить чего-нибудь. Столько, сколько она в силах проглотить.
И Бренна, взяв Рейли за руку, потащила его вниз по лестнице.
— Похоже, что больше всего заболевших в городе, — говорила она, пока они шли мимо бара к парадной двери таверны, — а это соответствует тому, что нам известно о болезни. Смертность от холеры гораздо выше в Лондоне и других многолюдных городах, особенно в портовых…
Бренна распахнула дверь и остановилась, глядя на крошечное создание, сидящее на ступеньке крыльца.
Несмотря на несусветную грязь, многими слоями покрывавшую лицо девочки, это, несомненно, была Шеннон Макафи. Глаза ее были испуганными и покрасневшими.
— Шеннон, — спросила Бренна, опускаясь на колени, — с тобой все в порядке?
Малютка кивнула. Казалось, она на какое-то время потеряла способность говорить.
— Заболела твоя мама, Шеннон?
Бренна отвела от личика девочки спутанные и грязные волосы. Девчурка покачала головой.
— А твои сестры или братья? С ними все в порядке?
Девочка вновь кивнула. Потом, бросив нервный пугливый взгляд на Рейли, она прошептала:
— Это мой папа.
— Твой отец?
Брови девочки сошлись над переносицей. Говорить ей стоило большого напряжения.
— Что с ним?
— Ему стало совсем худо несколько дней назад, — пояснила Шеннон, показывая пальцем на свой живот. — А теперь он все время хочет пить, и мама говорит, что болезнь просто сжигает его изнутри. Она просила привести вас и доктора прямо сейчас…
По лицу Рейли медленно расплылась улыбка. Он не мог с ней справиться, как не смог бы заставить солнце перестать светить.
— Это верно? — спросил он таким тоном, что Бренна удивленно посмотрела на него…
Но увидела только мужчину, задумчиво вглядывающегося в туман…
Глава 28
Лачуга, где обитало семейство Макафи, показалась Рейли даже хуже, чем ему помнилось. Возможно, еще и потому, что теперь в ней стояло тяжелое зловоние, запах холеры.
Дожди, начавшиеся здесь в день, когда он впервые посетил это место, теперь смешались с тающими снегами, сползавшими с горных вершин. Дождевая и талая вода переполняла узкий ручеек, едва сочившийся прежде посередине участка Макафи. Теперь этот мелкий ручей добрался уже до дверей хижины. Рейли, как истый джентльмен, протянул Бренне руку, чтобы помочь ей перебраться через лужу, но она отвергла эту любезность и затопала в своих тяжелых сапогах прямо по воде.
Однако она утратила значительную часть своей отваги и боевого задора перед лицом несчастья и запустения, представших их глазам, когда они преодолели это водное пространство.
— Пожалуйста, мистер Макафи, — взывала она к своему новому пациенту, лежавшему в кровати среди лохмотьев в одном из углов этой грязной и зловонной развалюхи, которую дети называли домом. — Виски только усилит вашу жажду. Попробуйте лучше этого.
Она протягивала ему бутылку, наполненную смесью воды с опиумом, приготовленной ею прежде, чем они покинули таверну.
Макафи, теперь казавшийся постаревшим и осунувшимся, только качал головой, открывая беззубый рот.
— Виски, — прохрипел он.
Бренна, примостившаяся на краешке постели, потому что в комнате был всего один стул и на нем сидела сама миссис Макафи, откупорила бутылку с лекарством.
— Право же, мистер Макафи, — сказала Бренна, — вы только попробуйте. Думаю, вы почувствуете себя лучше.
Но Макафи с силой, неожиданной в столь тяжело больном человеке, отбросил бутылку так, что она пролетела через всю комнату, а большая часть ее содержимого вылилась на Бренну.
— Я не хочу этого, — закричал он пронзительно, — слышишь меня, бабенка? Я не хочу ни этого, ни твоего докторишки. Убирайтесь! Уходите немедленно!
— Почему ты не хочешь, — спросил Рейли, — осмотреть детей? А я займусь мистером Макафи.
— Да, — согласилась смущенная и сбитая с толку Бренна, — может быть, это самое лучшее.
Как только она оказалась достаточно далеко, чтобы усслышать его, Рейли занял ее место на краю грязной постели Макафи.
— Привет, — сказал он больному дружеским тоном, — помните меня?
Воспаленные глаза Макафи широко раскрылись.
— Вы, — выдохнул он, с трудом разжимая запекшиеся и потрескавшиеся губы.
— Верно, — бодро согласился Рейли, — я. Сюрприз для вас! Думали, что убили меня? Увы, должен вас разочаровать. Знаете ли, нас, Стэнтонов, не так легко убить.
Макафи заерзал головой по плоской подушке.
— Это был не я, — закричал Макафи, потом жалобно заскулил: — Я не знаю, что вы…
— О, это были вы, я это точно знаю. Вы обещали, что я пожалею о том, что сделал с вами, и при первой же возможности попытались осуществить свою угрозу. — Улыбка Рейли стала еще более широкой и приветливой. — Но, видите ли, вы совершили серьезную ошибку. Вы не убили меня. И это было неразумно.
Теперь страх Макафи стал почти осязаемым, будто это зловоние страха сочилось из пор лежащего на кровати человека.
— Ч-что вы собираетесь делать? — залепетал Макафи. — Предать меня в руки законников? Знаете ли, на острове Скай так не поступают. Здесь, на острове Скай, мужчины сами разбираются между собой. Они предпочитают не обращаться в суд…
— В суд? О Господи, конечно, нет. Что сможет сделать суд? Если вы выживете, то вас просто посадят в тюрьму, и там вы продолжите свою беспутную жизнь, пока ваша несчастная жена, которая не сможет выйти замуж вторично, будет умирать от голода. Нет, я придумал для вас гораздо худшее наказание, гораздо более тяжкое, чем может присудить вам закон.
Макафи облизнул свои сухие потрескавшиеся губы:
— И ч-что это за наказание?
— О, всего лишь вот это. — Рейли извлек еще одну бутылку эликсира Бренны из кармана куртки. — Видите эту бутылку? Вам придется это выпить. Всю целиком.
Глаза Макафи полезли на лоб:
— Но…
— Меня ничуть не волнует, будет ли вас рвать и сколько. А когда вы допьете все, — продолжал Рейли, — вам придется выпить следующую, которую я вам пришлю. И вы будете делать все, что вам скажет мисс Бренна. Но главное, мистер Макафи, что вы не умрете.
Теперь в тоне Рейли не было ни легкости, ни шутливости. И он перестал улыбаться. Лицо Рейли приняло такое выражение, что Харолд Макафи затрясся в своей постели, и эта дрожь не имела ничего общего с засевшей в нем инфекцией.
— Нет, — продолжал Рейли холодно и спокойно, — вы не умрете. Вы будете жить, Макафи. И знаете почему? Потому что этого хочет мисс Бренна. Понимаете ли, она ведь не видит того, что вижу я, когда смотрю на вас, потому что я-то понимаю, что бессмысленно тратить человеческое сострадание на такое грязное отребье. Но она хочет, чтобы вы жили, поэтому вам придется подчиниться ее воле и спасти себя самому, отказавшись от виски и став добрым мужем и отцом для своих жены и детей. А означает это, Макафи, то, что вы будете свято выполнять все требования мисс Бренны. Все до единого. И все будет с вами в порядке.
Макафи с тревогой смотрел на Рейли:
— Все будет в порядке?
— О да. Вы поправитесь. Вы выздоровеете, но вам придется бросить пить. Вам придется построить приличный дом для своей семьи, начать мыться и ходить в церковь…
Несмотря на свой страх, Макафи попытался сопротивляться. Губы его изогнулись было в презрительной усмешке:
— Вы не можете…
— Ах, не могу? — Рейли уставился на него. — Поверьте мне, Харолд Макафи, что могу. И я это сделаю.
— Нет, если, — Макафи попытался разыграть единственную карту, которая все еще была в его руках, — если я умру.
— Харолд, — сказал Рейли тоном, не допускающим возражений, — вы полагаете, что я позволю вам умереть? Да ни за что на свете!
Макафи ответил ему таким же пристальным взглядом:
— Вы не сможете помешать мне.
— Конечно же, смогу. Вы слышали, что я спас от смерти мальчика Макгрегоров? Я просверлил дырку в его черепе и добрался до мозга. Это было довольно-таки неприятно. Но знаете, это не единственный мой фокус. Если вы перестанете есть и пить, знаете, Харолд, что я сделаю?
Взгляд Макафи потерял свою твердость и стал почти умоляющим.
— Что? — спросил он, внезапно потеряв весь задор и волю к сопротивлению.
— Я возьму свой ланцет, — сказал Рейли, — и просверлю отверстие вот здесь.
Он легонько дотронулся до шеи Макафи, как раз возле ключицы.
— Тогда, видите ли, я вставлю туда трубку и буду через нее вливать в вас пищу и питье. Конечно, — Рейли улыбнулся с сожалением, — вы больше не сможете говорить. Поэтому мы не сможем спросить вас, чего вы хотите, но зато по этой трубке пища и жидкость будут попадать в ваш желудок беспрепятственно, и вы не подавитесь, а это, как я полагаю, очень важно. Правда, если я сделаю надрез и вставлю трубку, мы никогда уже не сможем избавить вас от нее, потому что прежде чем эта рана зарубцуется и заживет, вы умрете голодной смертью, так как не сможете есть самостоятельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
От него не укрылся смущенный и виноватый взгляд, которым обменялись его друзья, его бывшие друзья.
— Но это же очевидно, старина, что ты отказался, — сказал Шелли с нервным смешком. — Ты провожаешь нас, а не едешь с нами. Разве не ясно? Я хочу сказать, что теперь-то она это поняла.
— Она и понятия не имеет об этом, — заявил Рейли все тем же обманчиво спокойным тоном. — Она понятия не имеет о том, что я сказал…
— Да ее это ничуть не обеспокоило, Рейли, — продолжал настаивать Шелли. — Она даже пошутила на этот счет. Помнишь, Чес? Сказала что-то о виконте, который оттеснил доктора…
Пирсон вмешался и сказал серьезно:
— Ради всего святого, Стэнтон! Ты просил нас держать твой титул в секрете. Мы и молчали. Ты не можешь…
Теперь свист Стабена стал уже хорошо слышен, и Рейли сухо проронил:
— Ну вот он наконец. Если не возражаете, я больше здесь не останусь с вами, ребята. Мне надо кое-что прояснить.
— Да ну же, Рейли, — начал Пирсон.
Но Рейли оборвал его.
— Вы могли бы сделать мне одолжение, если бы остались и помогли нам, — сказал он.
Шелли тотчас же непринужденно возразил:
— Нет, благодарю тебя. Я предпочитаю, чтобы ты злился на меня до конца моих дней, чем сократить мои дни, заразившись холерой.
Рейли холодно взирал на них обоих.
— Возможно, вы оба вспомните кое-что из того, о чем мы говаривали в медицинской школе, — сказал он. — Кажется, это называется клятвой Гиппократа…
— Не заводи разговора об этой дурацкой клятве! — не на шутку рассердился Пирсон. — Оставаться здесь — безумие. Все эти люди так или иначе обречены. И не важно, останешься ли ты здесь или нет. Бери девушку и уезжай.
Рейли положил руку на плечо друга.
— Не могу этого сделать, приятель, — сказал он. — Я нужен здесь. Желаю вам приятного путешествия, и не забудьте о моих поручениях. Нам здесь требуется много всего.
Пирсон рассеянно похлопывал себя по карману жилета. Он вглядывался в туман в надежде увидеть приближающуюся лодку, которая должна была вернуть их с Шелли в обычный мир из этого ада, где они случайно оказались.
— Это несерьезно, — сказал он.
Брови Рейли снова изумленно взметнулись.
— Для нас это была блажь, — пояснил Пирсон. — Твоя медицинская лицензия — другое дело. Для тебя это что-то значит. Ты беспокоишься об этих людях. Думаю, искренне беспокоишься. Верно?
На лице Рейли появилась мрачная усмешка.
— Думаю, ты прав.
— Если вы оба останетесь в живых, пригласите нас на свадьбу, а? Мы придем.
Рейли улыбнулся и оставил их стоять на пирсе в ожидании Стабена, лодка которого уже была видна в тумане. У него было много дел.
Сначала нужно было заглянуть в «Истерзанного зайца» и посмотреть, возможно ли исправить то, что натворили его друзья.
Однако легче было сказать это, чем сделать: Бренна не желала обсуждать ничего, кроме состояния своей пациентки.
— Она пережила ночь, — сообщила ему Бренна, устало выйдя за порог крохотной, размером со стенной шкаф, чисто выбеленной комнатки Флоры. — При ее болезни это кое-что.
Рейли смотрел на лежащую в постели девушку, с осунувшимся после двадцати четырех часов лихорадки лицом.
Это была совсем не та Флора, способная за несколько минут до того, как произвела на свет младенца, листать дамские журналы и болтать о парижских модах. Эта Флора лежала, ко всему безучастная, ее золотые кудри разметались по подушке, лицо было бледным как полотно. В комнате явственно чувствовался специфический запах, и Рейли только сейчас понял, что он означает. Это был запах холеры. Это был запах смерти.
Рядом с постелью Флоры стояла скамья с кувшинами, полными жидкости. Холера вызывает у своих жертв неутолимую жажду. Среди коллег Рейли не существовало единого мнения о том, какую жидкость лучше давать больным холерой. Сам Рейли иногда в шутку говорил, что им лучше всего давать тот напиток, который они предпочитают, потому что скорее всего они будут пить его последний раз в жизни.
Теперь эта шутка не казалась ему такой уж забавной.
Бренна следовала советам отца, который в этих случаях давал пациентам воду с некоторым добавлением опиума, а если опия не хватало, пользовался элем миссис Мерфи. Насколько успел узнать Рейли, пациенты доктора Доннегала выздоравливали примерно в два раза быстрее и в живых их оставалось в два раза больше, чем в соседних деревнях. Поэтому он предположил, что отец Бренны Доннегал набрел на что-то стоящее. Во всяком случае, Бренна вливала в рот Флоры именно воду с опием в течение всей ночи, и девушка пока еще не умерла.
Но Рейли подумал, что этого не стоило говорить человеку, развалившемуся на стуле в нескольких футах от постели.
Лорд Гленденинг терпеливо дожидался выздоровления или смерти Флоры и намерен был оставаться у ее постели и дальше. Это было трогательной, хоть и несколько запоздалой данью уважения к матери его четырех дочерей.
Рейли пожалел о том, что Флора без сознания и не может оценить этого жеста.
Бренна, проследив за его взглядом, устало улыбнулась.
— Да, — сказала она, — он спит, и слава Богу. Я думала, что сойду с ума, слушая его клятвы и заверения в вечной любви к Флоре.
Брови Рейли удивленно приподнялись:
— Неужели? Теперь ему можно об этом говорить, когда ясно, что ты не будешь ему принадлежать.
Услышав его слова, она не улыбнулась вопреки его ожиданиям.
Вместо этого она спросила:
— Твои друзья успели на паром?
— Успеют. Послушай, Бренна. Я хочу кое-что сказать о своих друзьях. Я понимаю, что они…
— Ты осмотрел Шеймаса Макгрегора? — перебила его Бренна.
Он кивнул:
— О да. Нет, ты была права. Это все-таки была не голубика. У него то же самое.
— О Господи! — Бренна приложила руку ко лбу. — Мне следовало это предвидеть. Но ведь лето только началось. Слишком рано для этой болезни. Я никак не ожидала…
— Жена Макадамса тоже заболела. И одна из девочек Аберкромби. Мне пришлось забрать ее в амбулаторию. Ей совсем худо.
Рейли заметил, как бледнела Бренна, слушая его. Он уже жалел, что сказал ей.
— Почему бы тебе не вернуться в коттедж и не поспать? — мягко спросил он. С объяснениями и оправданиями можно подождать. Теперь следовало побеспокоиться о более важных и серьезных вещах. — Я разбужу Гленденинга. Он может не хуже тебя вливать опиум в рот Флоры. Потом я совершу обход и посмотрю мальчика Макгрегоров и миссис Макадамс…
— Нет, — Бренна энергично покачала головой, — нет, сейчас нельзя спать.
Она устала, но не могла остановиться. Какое-то внутреннее побуждение заставляло ее двигаться и делать все то, что она делала. Она не могла не откликнуться на брошенный ей судьбой вызов. Она могла бы не спать вовсе, если бы потребовалось. Ее желание побороть болезнь сжигало ее, и отблеск этого внутреннего огня он видел в ее сапфировых глазах.
— Ты сказал, Макадамсы?
Она взяла что-то в руки. Это оказался бывший дневник Рейли, который она использовала с другой целью, заполняя своими нечитаемыми пометками. Это был вариант картотеки, хранившейся в кабинете ее коттеджа.
Она что-то яростно писала в нем.
— Макгрегоры. — выдохнула она. — Макадамсы. Флора. Амберкромби. Да, точно так же, как раньше. Только… только я все еще не могу сказать, где источник инфекции.
Рейли подал голос:
— Да, конечно, если это касается мальчика Макгрегоров.
— Да, но где он подцепил заразу? И почему заболел первым?
Бренна уставилась на свои каракули. Рейли разглядел, что это было нечто вроде грубо начерченной карты округи. Пометив все места, где жили семьи жертв этой болезни, она начертила фигуру, похожую на звезду.
— Макгрегоры живут довольно далеко от деревни, почти так же далеко, как Макафи. Аберкромби живут в пределах деревни. И Макадамсы и Флора живут в самом Лайминге. Но, как и прежде, не заболел никто из замка. Не заболел ни один из Маршаллов, не заболели ни я, ни ты.
Рейли кивнул. Он увидел, что к ним приближается миссис Мерфи, и лицо ее показалось ему озабоченным.
— Доктор Стэнтон, — сказала хозяйка таверны, — мисс Бренна, там у дверей малышка. Она говорит, что вы оба нужны ей.
Бренна со стуком захлопнула дневник.
— Миссис Мерфи, — сказала она, — будьте так любезны посидеть с Флорой. Попробуйте разбудить ее и заставить выпить чего-нибудь. Столько, сколько она в силах проглотить.
И Бренна, взяв Рейли за руку, потащила его вниз по лестнице.
— Похоже, что больше всего заболевших в городе, — говорила она, пока они шли мимо бара к парадной двери таверны, — а это соответствует тому, что нам известно о болезни. Смертность от холеры гораздо выше в Лондоне и других многолюдных городах, особенно в портовых…
Бренна распахнула дверь и остановилась, глядя на крошечное создание, сидящее на ступеньке крыльца.
Несмотря на несусветную грязь, многими слоями покрывавшую лицо девочки, это, несомненно, была Шеннон Макафи. Глаза ее были испуганными и покрасневшими.
— Шеннон, — спросила Бренна, опускаясь на колени, — с тобой все в порядке?
Малютка кивнула. Казалось, она на какое-то время потеряла способность говорить.
— Заболела твоя мама, Шеннон?
Бренна отвела от личика девочки спутанные и грязные волосы. Девчурка покачала головой.
— А твои сестры или братья? С ними все в порядке?
Девочка вновь кивнула. Потом, бросив нервный пугливый взгляд на Рейли, она прошептала:
— Это мой папа.
— Твой отец?
Брови девочки сошлись над переносицей. Говорить ей стоило большого напряжения.
— Что с ним?
— Ему стало совсем худо несколько дней назад, — пояснила Шеннон, показывая пальцем на свой живот. — А теперь он все время хочет пить, и мама говорит, что болезнь просто сжигает его изнутри. Она просила привести вас и доктора прямо сейчас…
По лицу Рейли медленно расплылась улыбка. Он не мог с ней справиться, как не смог бы заставить солнце перестать светить.
— Это верно? — спросил он таким тоном, что Бренна удивленно посмотрела на него…
Но увидела только мужчину, задумчиво вглядывающегося в туман…
Глава 28
Лачуга, где обитало семейство Макафи, показалась Рейли даже хуже, чем ему помнилось. Возможно, еще и потому, что теперь в ней стояло тяжелое зловоние, запах холеры.
Дожди, начавшиеся здесь в день, когда он впервые посетил это место, теперь смешались с тающими снегами, сползавшими с горных вершин. Дождевая и талая вода переполняла узкий ручеек, едва сочившийся прежде посередине участка Макафи. Теперь этот мелкий ручей добрался уже до дверей хижины. Рейли, как истый джентльмен, протянул Бренне руку, чтобы помочь ей перебраться через лужу, но она отвергла эту любезность и затопала в своих тяжелых сапогах прямо по воде.
Однако она утратила значительную часть своей отваги и боевого задора перед лицом несчастья и запустения, представших их глазам, когда они преодолели это водное пространство.
— Пожалуйста, мистер Макафи, — взывала она к своему новому пациенту, лежавшему в кровати среди лохмотьев в одном из углов этой грязной и зловонной развалюхи, которую дети называли домом. — Виски только усилит вашу жажду. Попробуйте лучше этого.
Она протягивала ему бутылку, наполненную смесью воды с опиумом, приготовленной ею прежде, чем они покинули таверну.
Макафи, теперь казавшийся постаревшим и осунувшимся, только качал головой, открывая беззубый рот.
— Виски, — прохрипел он.
Бренна, примостившаяся на краешке постели, потому что в комнате был всего один стул и на нем сидела сама миссис Макафи, откупорила бутылку с лекарством.
— Право же, мистер Макафи, — сказала Бренна, — вы только попробуйте. Думаю, вы почувствуете себя лучше.
Но Макафи с силой, неожиданной в столь тяжело больном человеке, отбросил бутылку так, что она пролетела через всю комнату, а большая часть ее содержимого вылилась на Бренну.
— Я не хочу этого, — закричал он пронзительно, — слышишь меня, бабенка? Я не хочу ни этого, ни твоего докторишки. Убирайтесь! Уходите немедленно!
— Почему ты не хочешь, — спросил Рейли, — осмотреть детей? А я займусь мистером Макафи.
— Да, — согласилась смущенная и сбитая с толку Бренна, — может быть, это самое лучшее.
Как только она оказалась достаточно далеко, чтобы усслышать его, Рейли занял ее место на краю грязной постели Макафи.
— Привет, — сказал он больному дружеским тоном, — помните меня?
Воспаленные глаза Макафи широко раскрылись.
— Вы, — выдохнул он, с трудом разжимая запекшиеся и потрескавшиеся губы.
— Верно, — бодро согласился Рейли, — я. Сюрприз для вас! Думали, что убили меня? Увы, должен вас разочаровать. Знаете ли, нас, Стэнтонов, не так легко убить.
Макафи заерзал головой по плоской подушке.
— Это был не я, — закричал Макафи, потом жалобно заскулил: — Я не знаю, что вы…
— О, это были вы, я это точно знаю. Вы обещали, что я пожалею о том, что сделал с вами, и при первой же возможности попытались осуществить свою угрозу. — Улыбка Рейли стала еще более широкой и приветливой. — Но, видите ли, вы совершили серьезную ошибку. Вы не убили меня. И это было неразумно.
Теперь страх Макафи стал почти осязаемым, будто это зловоние страха сочилось из пор лежащего на кровати человека.
— Ч-что вы собираетесь делать? — залепетал Макафи. — Предать меня в руки законников? Знаете ли, на острове Скай так не поступают. Здесь, на острове Скай, мужчины сами разбираются между собой. Они предпочитают не обращаться в суд…
— В суд? О Господи, конечно, нет. Что сможет сделать суд? Если вы выживете, то вас просто посадят в тюрьму, и там вы продолжите свою беспутную жизнь, пока ваша несчастная жена, которая не сможет выйти замуж вторично, будет умирать от голода. Нет, я придумал для вас гораздо худшее наказание, гораздо более тяжкое, чем может присудить вам закон.
Макафи облизнул свои сухие потрескавшиеся губы:
— И ч-что это за наказание?
— О, всего лишь вот это. — Рейли извлек еще одну бутылку эликсира Бренны из кармана куртки. — Видите эту бутылку? Вам придется это выпить. Всю целиком.
Глаза Макафи полезли на лоб:
— Но…
— Меня ничуть не волнует, будет ли вас рвать и сколько. А когда вы допьете все, — продолжал Рейли, — вам придется выпить следующую, которую я вам пришлю. И вы будете делать все, что вам скажет мисс Бренна. Но главное, мистер Макафи, что вы не умрете.
Теперь в тоне Рейли не было ни легкости, ни шутливости. И он перестал улыбаться. Лицо Рейли приняло такое выражение, что Харолд Макафи затрясся в своей постели, и эта дрожь не имела ничего общего с засевшей в нем инфекцией.
— Нет, — продолжал Рейли холодно и спокойно, — вы не умрете. Вы будете жить, Макафи. И знаете почему? Потому что этого хочет мисс Бренна. Понимаете ли, она ведь не видит того, что вижу я, когда смотрю на вас, потому что я-то понимаю, что бессмысленно тратить человеческое сострадание на такое грязное отребье. Но она хочет, чтобы вы жили, поэтому вам придется подчиниться ее воле и спасти себя самому, отказавшись от виски и став добрым мужем и отцом для своих жены и детей. А означает это, Макафи, то, что вы будете свято выполнять все требования мисс Бренны. Все до единого. И все будет с вами в порядке.
Макафи с тревогой смотрел на Рейли:
— Все будет в порядке?
— О да. Вы поправитесь. Вы выздоровеете, но вам придется бросить пить. Вам придется построить приличный дом для своей семьи, начать мыться и ходить в церковь…
Несмотря на свой страх, Макафи попытался сопротивляться. Губы его изогнулись было в презрительной усмешке:
— Вы не можете…
— Ах, не могу? — Рейли уставился на него. — Поверьте мне, Харолд Макафи, что могу. И я это сделаю.
— Нет, если, — Макафи попытался разыграть единственную карту, которая все еще была в его руках, — если я умру.
— Харолд, — сказал Рейли тоном, не допускающим возражений, — вы полагаете, что я позволю вам умереть? Да ни за что на свете!
Макафи ответил ему таким же пристальным взглядом:
— Вы не сможете помешать мне.
— Конечно же, смогу. Вы слышали, что я спас от смерти мальчика Макгрегоров? Я просверлил дырку в его черепе и добрался до мозга. Это было довольно-таки неприятно. Но знаете, это не единственный мой фокус. Если вы перестанете есть и пить, знаете, Харолд, что я сделаю?
Взгляд Макафи потерял свою твердость и стал почти умоляющим.
— Что? — спросил он, внезапно потеряв весь задор и волю к сопротивлению.
— Я возьму свой ланцет, — сказал Рейли, — и просверлю отверстие вот здесь.
Он легонько дотронулся до шеи Макафи, как раз возле ключицы.
— Тогда, видите ли, я вставлю туда трубку и буду через нее вливать в вас пищу и питье. Конечно, — Рейли улыбнулся с сожалением, — вы больше не сможете говорить. Поэтому мы не сможем спросить вас, чего вы хотите, но зато по этой трубке пища и жидкость будут попадать в ваш желудок беспрепятственно, и вы не подавитесь, а это, как я полагаю, очень важно. Правда, если я сделаю надрез и вставлю трубку, мы никогда уже не сможем избавить вас от нее, потому что прежде чем эта рана зарубцуется и заживет, вы умрете голодной смертью, так как не сможете есть самостоятельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34