Как только у нее появилась свободная минутка, она задала этот вопрос Хильдегард. Они стояли на тропе, откуда был виден внутренний дворик, где разместились деревенские жители.
— Мне кажется, причина тут одна, — ответила целительница. — Страх. Если люди неуживчивы, алчны, злы, воинственны, даже эгоистичны, то, как правило, причина этому — страх.
Подумав, Элоиза пришла к выводу, что Хильдегард права.
— Сегодня утром, когда я старалась помочь им, я опять слышала разговоры о» проклятии «. Они свято верят, что все плохое, что случилось в Уитморе, — это результат злых слов, сказанных много лет назад.
— А что думаешь ты? — Хильдегард пытливо смотрела на нее.
— Я? — Элоиза покачала головой. — Может, и существует что-то вроде этого. Но я твердо знаю, что все беды и несчастья Уитмора объясняются влиянием не потусторонних, а вполне земных сил. Таких, как неумелое управление хозяйством и обычная лень. Граф не сомневается, что за большинство несчастий в Уитморе ответственны приспешники Клэкстона, однако люди боятся» проклятия» больше, чем угрозы войны с соседним лордом.
— Люди всегда предпочитают уже известное зло неизвестному, — кивнула Хильдегард. — Для них страшнее то, чего они не могут увидеть, чем то, что у них под носом… даже если это намного опаснее. Такова уж человеческая природа.
Да, ее муж тоже предпочел верить не ей, а вороватому, ненадежному управляющему, чуть ли не в открытую грабившему хозяина. Господи, неужели он тоже боится? Кого? Ее? Но чем она могла испугать столь бесстрашного рыцаря, «шпору короля»?
Хильдегард увидела, что ее молодая хозяйка вдруг помрачнела и быстро направилась к большому стволу дерева, лежащему возле стены.
— Что случилось? — поинтересовалась Хильдегард, следуя за миледи.
Элоиза тяжело вздохнула.
— Помнишь, что ты вчера говорила мне про Хедрика? Сегодня утром я рассказала об этом графу.
— И он тебе не поверил, — закончила за нее Хильдегард.
Элоиза кивнула, глядя в сторону конюшен, откуда доносились голоса и конское ржание. «Может, это граф со своими людьми наконец вернулся в замок?» И, оглянувшись, она действительно увидела Перила, который стоял в окружении воинов, слушая последние новости.
Хильдегард устроилась рядом с Элоизой и, заметив, как засияло ее лицо при виде мужа, произнесла:
— Да, тяжело оказаться с кем-то в одной упряжке и тянуть в разные стороны.
— Твои слова очень напоминают пословицу. Не вздумай говорить такое при графе. Он ненавидит пословицы.
— Но к тебе он не испытывает ненависти, Элоиза.
— Я в этом не уверена.
— Ой ли? — Хильдегард лукаво улыбнулась. — А вот для меня даже после единственного вечера, проведенного с вами в зале, это яснее ясного. Он смотрит на тебя с таким выражением, словно ты — еда, а он — умирающий от голода странник.
— Зато я вижу только нахмуренные брови и гневные взгляды.
— Подозреваю, ему не очень нравится, что его тянет к тебе как магнитом, и он не знает, что с этим делать.
— Магнитом? Будь это правдой, он бы не стал обращаться со мной так высокомерно.
— Ты все еще рассуждаешь как монахиня. — Хильдегард поцокала языком. — Вот что получается, если годами живешь в монастыре. Он — мужчина, Элоиза, а ты — красивая, страстная молодая женщина. Он никогда в жизни и никого так не хотел, как тебя, но, похоже, он намного лучше разбирается в лошадях, чем в женщинах. И по правде говоря, ты совсем не та покорная невеста, какую он ожидал, и потому совершенно не представляет, как вести себя с тобой, не поступившись собственной гордостью.
— Звучит ободряюще, — улыбнулась Элоиза.
— Знаешь, — сказала Хильдегард, — вы с его сиятельством не так уж сильно отличаетесь друг от друга. Оба хотите большего, но страшитесь отдать драгоценную часть себя другому. Тебе никогда не приходило в голову, что ты получаешь больше, чем отдаешь?
Элоиза открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Конечно, это приходило ей в голову. Но ведь она хотела отдавать…
— Ты сказала, что видишь только его нахмуренные брови и гневные взгляды. А что, по-твоему, он видит в тебе? Элоиза, на мед больше мух поймаешь, чем на уксус.
Похлопав ее по руке, Хильдегард встала и занялась прополкой лекарственных трав. Элоиза наблюдала за ее работой и чувствовала, что мудрые слова этой женщины нашли отклик в ее сердце.
Перил испуган, это ясно. Чего он боится? Отдать ей себя? Боится, что она заберет то, что он не хочет отдавать? Авторитет хозяина замка… власть командира… независимость и возможность распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению?
Неужели он не понял? Неужели не видит… ведь из того, как она смотрела на него, как бросалась в его объятия в их постели, любой мог сделать вывод, что она ничего не хочет у него забирать. Если она чего и хотела, так это давать. Свою страсть. Свою помощь. Свою поддержку. Свое восхищение и уважение. Свою…
Элоиза чуть не подскочила.
Свою любовь!
Она любила Перила Уитмора.
Но эта мысль ее не обрадовала. Если он не видит эту любовь — а, судя по всему, так оно и есть — значит, и сам ее не любит? Или ему мешает ее гордость? Ее твердое намерение самой определять свою жизнь и судьбу? Ее нежелание быть бессловесной покорной женой?
На какую победу она могла рассчитывать, отказываясь от любви, желания, удовольствия, привязанности? Какое имеет значение, кто дает первым — если дают оба?
Она взглянула на Хильдегард, которая сидела на корточках и нюхала сорванный цветок.
Ну что же, уксус не подействовал — значит, пришло время браться за мед.
Глава 17
Перил видел, что она идет по тропе к конюшням, и волосы ее струятся по спине и блестят на солнце, и юбка колышется вокруг ее ног, и почувствовал, как у него снова заболело сердце. Не сбежать ли через заднюю дверь? Но она уже махнула рукой, приветствуя его, и он понял, что бежать поздно.
Ее появление обычно не сулило ничего хорошего, к тому же его отточенный в битвах инстинкт предупреждал об опасности. Да и вообще Перил не любил, когда она бывала так сдержанна, хладнокровна и уверена в себе.
— Милорд, не скажете ли, где я могу найти нашего уважаемого и неуловимого управляющего? — чопорно спросила она. Глаза у нее блестели, щеки раскраснелись от быстрой ходьбы. — Я должна с ним кое-что обсудить.
Графу понадобилось время, чтобы понять, что она сказала, ибо он, как муха к меду, приклеился взглядом к вишневой спелости ее губ.
— Я не слежу за Хедриком. У меня есть дела поважнее, — буркнул он, но вдруг насторожился: — А что ты хотела с ним обсудить?
— У нас мало дров, мало парусины для палаток, не хватает сена и соломы для животных, которых привели в замок крестьяне. Маленькое колесо так и не установили на мельнице, и скоро кухарки и пекарь останутся без муки. Вдобавок ко всему пропал мальчик с кухни. А если со дня на день прибудет королевский казначей, нам будет некуда его поместить. И нам придется израсходовать всю еду и выпечку, приготовленную специально для Пасхи…
— Довольно! — Граф поднял руки. — Пошли гонца… Говоришь, пропал мальчик?
— Да, один из кухонных мальчиков по имени Грейви. Его не видели со вчерашнего дня. Ночью он не уследил за огнем, а потом его не смогли найти. И я уже посылала гонца за Хедриком. Он вернулся и доложил, что управляющего нигде нет.
— Почему мне не доложили о мальчике?
— Он сирота. Если бы не повара, никто бы о нем и не вспомнил. Может, он прячется, боясь наказания?
— А может, и нет. — Раздражение Перила усугубил тяжелый груз ответственности. — Еще один пропавший ребенок! И в самое неподходящее время.
Граф послал несколько человек, находившихся поблизости, осмотреть все конюшни и закоулки на территории замка. Мальчишки любят в свободное время поболтаться возле лошадей или в солдатских казармах, где слушают истории бывалых воинов.
— Я сегодня весь день занималась делами, которые являются непосредственной обязанностью Хедрика. Если вам неизвестно, где он и что делает, возможно, нам стоит вместе поискать его?
От Майкла с Саймоном, отправленных им вчера на поиски Хедрика, не поступало никаких вестей, значит, пора самому выяснить, где и как проводит время неуловимый управляющий. Перил кивнул.
— Тогда я предлагаю начать с загонов для овец, а по дороге заглянем в амбары. — Элоиза шагнула к двери, но тут муж схватил ее за локоть.
— Загоны для овец? — Теперь он понял, откуда ветер дует. — Опять эта проклятая шерсть? Жилища людей сожжены, домашний скот пропадает, воры с каждым днем наглеют, а ты отвлекаешь меня от важных дел ради пары тюков шерсти?
— Хедрик, надзиравший за стрижкой овец, сбором шерсти и подсчетом тюков, вчера заявил мне, что шерсти слишком мало и он ничего не может выделить для моих ткачей. Я уже говорила вам об этом, милорд.
Граф с недоумением воззрился на нее:
— Но если шерсти недостаточно, женщина, значит, ее недостаточно. Он не может сделать шерсть из воздуха.
— А вдруг это он виноват, что шерсти не хватает? — возмутилась его непонятливости Элоиза. — Если он встречается в лесу с ворами, то уж явно не затем, чтобы у них что-то взять, а скорее для того, чтобы что-то им дать. Вы не допускаете такой возможности? Или вы не в состоянии этому поверить только из-за того, что это говорю я?
— Ладно… согласен! Сейчас мы покончим с делом Хедрика раз и навсегда. Идем к стригалям, послушаем, что скажут они.
Когда Элоиза с графом подошли к загонам, помощники как раз метили овец специальной краской, сортировали их в зависимости от возраста и породы, а затем отводили в загончики, где их уже поджидал стригаль. Понаблюдав какое-то время за стрижкой, граф подозвал главного стригаля и, когда тот подошел к нему, спросил его о причине плохого сбора шерсти.
— Плохого? — засмеялся работник. — Да такого сбора не было уже лет десять, милорд! Замечательная шерсть, и ее много! На этот раз любовница Энн ничего себе не взяла.
— Странно, не правда ли? — Элоиза повернулась к мужу. — Стригали говорят, что сбор отличный, а Хедрик утверждает, что шерсти нет.
— Этот вопрос я задам Хедрику, когда найду его, — проворчал Перил, размышляя, как ему разобраться в этих противоречиях, и начиная закипать от бешенства.
После загонов они направились к амбарам, где Хедрик, будучи еще бейлифом, проводил много времени и теперь, по общему мнению, стал наведываться сюда еще чаще.
В первом амбаре пахло сеном, зерном и старой шерстью. Солнце, бьющее в просветы между досками, через равные интервалы рассекало полумрак, и волосы Элоизы, которая шла впереди, то и дело ослепительно вспыхивали. Граф, потрясенный этим зрелищем, ловил себя на том, что ждет следующей огненной вспышки, и приходил в ужас от собственной глупости.
— Что обычно хранится в этом амбаре? — спросила Элоиза. Тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Перил огляделся.
— Зерно и корма, овес, просо, рожь, лен, различные семена, инвентарь… — Теперь здесь не было ничего, кроме нескольких истертых старых веревок, висевших на крючках, сломанной телеги, брезентовых мешков, брошенных в угол, да пары охапок соломы на грязном полу.
— Ни Хедрика, ни зерна, ни инвентаря! — констатировала Элоиза.
Граф молча развернулся, выскочил за дверь и торопливо зашагал ко второму амбару. Сердце у него глухо стучало, когда он позвал управляющего, но из темной пустоты ему ответила тишина.
— А что хранят здесь? — спросила Элоиза, но граф, сжав кулаки, выбежал наружу, проигнорировав ее вопрос. Он метнулся к навесу для плугов, оттуда в кузницу, в сарай для инвентаря, плотницкую… звал Хедрика… требовал ответа у всякого, кто попадался ему на пути.
Работники оставляли свои дела и шли за лордом и леди в надежде, что его сиятельство наконец разделается с ненавистным управляющим. Но гораздо больше их интересовала ссора графа с женой.
— Стойте, — сказала Элоиза, когда они вышли из третьего, последнего амбара. — Ведь эти амбары не должны быть пустыми даже весной?
— Нет, — процедил сквозь зубы Перил.
— Тогда где все то, что здесь хранилось?
— Откуда я знаю? — рявкнул он, негодующе взмахнув руками. — По-твоему, я должен все знать, за всем присматривать, все проверять? Но я в отличие от тебя не могу быть везде одновременно и все делать сам. Я вынужден полагаться на других.
— Я никогда и не говорила… Конечно, вы должны полагаться на других.
— Весьма любезно с вашей стороны, миледи.
— Если только они этого заслуживают, — добавила она. Это был удар ниже пояса. Обвинительный приговор его суждениям и проницательности. Она и раньше ставила под сомнение его авторитет, но впервые у нее появились для этого столь веские основания. Граф взглянул на толпу любопытных, с интересом наблюдавших за ними, потом с рыком схватил ее за руку и втащил обратно в амбар.
Когда дверь захлопнулась, он развернул Элоизу к себе.
— И кто же этого заслуживает, леди Элоиза? — в бешенстве спросил он, стараясь говорить тихо. — Ни повара… ни пастухи… ни пахари… ни ученики кузнеца… ни прислуга… ни экономка… ни управляющий… ни мои гвардейцы. Кто-нибудь в Уитморе заслуживает вашего одобрения?
Перил крепко держал ее, грудь у него вздымалась, глаза сверкали янтарным огнем. Она видела его боль, неуверенность в себе, с чем и сама боролась много недель. И поняла. Ему не нужна аббатиса, ему нужна просто женщина.
— Конечно, — произнесла она со всем хладнокровием, на какое была способна.
— Кто? — подозрительно посмотрел на нее Перил. Тогда Элоиза пустила в ход самое убедительное свое оружие, поразившее графа без промаха, хоть он еще и не знал, что сражен. — Вы.
— Я? — Он ждал чего угодно, только не этого, даже ослабил хватку, стараясь осознать смысл ее слов.
— Вы давно сдали свой экзамен, Перил. Я думаю, теперь наступила моя очередь. Вы мне не верите, — проговорила она, чувствуя, как весь ее план идет насмарку. — И не верили никогда. С того самого утра, когда я брила вас в присутствии аббатисы и остальных сестер. Несмотря на все, что случилось с тех пор, несмотря на всю мою помощь в Уитморе, вы продолжаете мне не верить. И должна признаться, все это мне порядком надоело. Отпустив ее, граф отступил на шаг.
— Ты же явилась сюда, притворившись монахиней, — ехидно заметил он.
— Я не притворялась, я была монахиней во всех отношениях. Многие годы я жила, работала и соблюдала дисциплину в монастыре.
— За исключением тех случаев, когда тебя это не устраивало.
Элоиза напряглась, поняв, что он обратил слова, когда-то сказанные сгоряча, против нее.
— Да, в свое время я считала, что есть лучшие способы сделать ту или иную работу, и старалась помочь сестрам. Так же, как теперь, стараюсь помочь вам и людям Уитмора.
— Осуждая меня, вмешиваясь в мои дела, отказываясь повиноваться?
Элоиза тяжело вздохнула. Она хотела помириться с ним, добавив немножко меда… но это… Просто руки опускаются!
— Да. «Осуждение» входит в мои ежедневные обязанности как хозяйки этого дома и поместья. Если бы я этого не делала, сколько бы, по-вашему, потребовалось времени на то, чтобы все здесь вернулось в то безобразное состояние, какое я застала, приехав сюда? А что касается моего «вмешательства»… если бы не оно, вы бы до сих пор сидели в грязном, вонючем зале без всякой надежды на жену, наследников и возможности заплатить свои проклятые налоги! Я без устали работаю, чтобы вам помочь, а вы продолжаете обращаться со мной как с вражеским пленником.
— Я обращаюсь с тобой как с упрямой, непослушной женщиной, какой ты и являешься.
— Отлично! Да, порой я бываю упрямой. Скажите какое преступление! — Элоиза шагнула к нему, вздернув подбородок. — Именно потому вы мне и не доверяете, милорд? Какое великое зло я причинила вам или вашим людям своим неповиновением? Вышла погулять, чем обеспокоила вас?
— Ты… ты говоришь со мной без должного уважения.
— Я не покрываю мои слова медом и не скармливаю их вам по вашему приказу! — Она в притворном ужасе отпрянула. — Меня надо утопить и четвертовать. Сослать на каторгу. Или хотя бы заковать в кандалы. Но лишь после того как вы проделаете это с Хедриком, который льстивыми словами прикрывал свои презренные дела и причинил вам больше вреда, чем мой бедный язык.
— Ты присваиваешь себе власть, которая по справедливости тебе не принадлежит.
— Я узурпировала чужую власть? Чью же? У вас есть другая жена? — Элоиза наступала на мужа, и ему снова пришлось отступить. — Я принимаю лишь то, что дают мне другие, милорд. Это единственная власть, которую имеет женщина. Если люди в Уитморе предлагают мне свою преданность, сотрудничество и поддержку, то лишь потому, что они видят во мне друга. А вот вы во мне друга не видите!
Ей хотелось смутить его взглядом, заставить отвернуться, уступить. Но слезы уже потекли по щекам, и она первая, кляня себя за слабость, опустила глаза.
— Да, у меня есть недостатки. И довольно много, хотя их наверняка перекрывают мои достоинства, то хорошее, что я делаю или с таким упорством пытаюсь делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33