— покраснев, спросил он.
— Этот бульон успокаивает желудок, помогает исцелению. Он просто необходим в должным образом поставленном домашнем хозяйстве.
— До сих пор мы прекрасно обходились и без него.
— Прекрасно? — Повысив голос и подняв брови, Элоиза обвела рукой захламленную кухню.
— Хорошо. — Граф скрестил руки. — В таком случае покажите нам, как его готовят.
Этого она больше всего и опасалась, поскольку сама такой бульон никогда не варила. Но она докажет этому высокомерному типу, что способна не только критиковать, — или потеряет уважение, которое уже начала приобретать у людей.
— Яйца, — потребовала Элоиза. — Свежие яйца!
Кухарки с трудом отыскали требуемое, включая чистую кастрюлю с чистой водой и немного белого вина, еще не успевшего прокиснуть.
Теперь настала ее очередь принять вызов. Она разбила яйца, отделила и взбила до состояния морской пены белки, добавила нужное количество вина, слила все это в кипящую воду… так, теперь попробовать, добавить соль и сахар… Элоиза задержала дыхание, молясь, чтобы ничего не свернулось или не оказалось, что она перелила вина.
К счастью, все обошлось, и вскоре она наполнила чистую миску прозрачным питательным бульоном, поставила ее на поднос, застеленный чистой салфеткой, и положила рядом чистую ложку.
— Вот это, сэр, и есть настоящий фламандский бульон, — провозгласила Элоиза, с гордостью оглядывая результаты своего труда. Это был ее первый кулинарный опыт.
Граф оттолкнулся от стола, на который опирался, подошел, сунул палец в чашку, затем в рот.
— А откуда нам знать, каким он должен быть на вкус? — с сомнением произнес он.
Элоиза взглянула ему в лицо и увидела, как потемнели у него глаза, когда он снова опустил палец в бульон и облизал его.
— Он теплый, чуть сладковатый, легко глотается? — спросила она.
— Можно сказать и так. — Перил затаил дыхание. Эти голубые глаза, смотрящие прямо на него… эта гладкая кожа… эти розовые губы…
— Он содержит только питательные продукты, мягок, приятен на вкус. Чем и объясняются его целительные свойства, — прибавила она со странной дрожью в голосе. — Его польза удвоится, если во время приготовления читать молитвы.
Чувствуя, как у нее запылали щеки, Элоиза подхватила свой поднос и быстро направилась к лестнице.
Перил еще смотрел ей вслед, когда до него дошел наконец ее намек. Молитвы. Ну разумеется, она же монахиня. Так какого дьявола он позволяет ей вторгаться в его мысли, вызывать у него плотские желания?! Разве прошлая ночь его ничему не научила?
Граф повернулся к возмущенной Этель:
— Новые доски, ложки и миски. Скажи об этом резчику по дереву. И… — Он поднял жирную закопченную ложку и швырнул ее на земляной пол. — Избавьтесь тут от грязи. — Уже выходя из кухни, Перил обернулся и яростно ткнул пальцем в кухарку. — Но берегитесь, если я услышу, что вы читаете молитвы, готовя мою еду!
Поскольку Мэри-Клематис мирно спала, Элоиза решила осмотреть другие помещения. Честно говоря, ей хотелось побыть одной, чтобы освободиться от своей постыдной реакции на графа. О чем она думала, позволяя ему стоять так близко, глядя в его карие глаза и наблюдая, как он слизывает с пальца бульон…
Ее гордость была уязвлена. Совершенно очевидно, что он играет с ней, пытаясь навязать ей свое мнение или подчинить своей воле. Но если граф надеется соблазнить ее или к чему-то принудить несколькими поцелуями, сердито думала Элоиза, торопливо шагая по тропе мимо башни, то она быстро поставит его на место.
Она вошла в каменное строение, должно быть, когда-то предназначавшееся для господского дома, и обнаружила там несколько комнат, включая прелестную, но давно заброшенную часовню. Балки, поддерживающие сводчатый потолок, украшены резьбой, стены настолько тщательно отделаны, что казались отполированными. На каменных выступах и деревянных панелях, обрамлявших алтарь, были изображены религиозные сюжеты, увитые растительным орнаментом с лилиями и розами. Но между каменными плитами пола разрослись сорняки, от алтаря остался только деревянный остов, а ощущение заброшенности подчеркивал толстый слой пыли на всем, кроме места коленопреклонения да резного деревянного креста перед ним.
Элоиза обошла еще несколько добротно построенных, но страшно запущенных комнат — две с большими резными каминами и одну с тремя застекленными окнами в нише над скамьей, из которых открывался прекрасный вид на южную и восточную части поместья.
Затем она поднялась по лестнице, которая вдруг внезапно обрывалась, не ведя никуда.
Кто начал строить этот удивительный дом и неожиданно все резко забросил? Должно быть, здесь что-то случилось еще до того, как граф получил его в наследство. И если случилось, то что именно?
Она вышла наружу и продолжила осмотр. Несколько больших амбаров, сыроварня, мастерская для чесания шерсти, примыкавшая к довольно просторному дому ткачей… прачечная с чанами для отбеливания и крашения… общинная печь, которая выглядела прочной, но была совсем холодной.
И везде царил беспорядок: в каждом доме, амбаре, под каждым навесом. Орудия труда сломаны, валяются где попало. Все, от дерева до железа и тюков необработанной шерсти, гнило, ржавело, истлевало. Дорожки между строениями буйно заросли сорняками.
Наконец Элоиза подошла к кузнице и увидела двух рослых, каких-то апатичных парней, равнодушно взиравших на остывающую печь.
— Что случилось? Почему вы не работаете? — спросила она, неодобрительно глядя на бездельников. — Где ваш мастер?
— Болен, — с глупой усмешкой произнес один из них.
— А почему вы не следите за печью?
Они посмотрели друг на друга, потом на нее с таким выражением, будто она слегка не в себе.
— Он не сказал, что нам делать.
— Хорошо. Чем вы занимались до этого?
— Ковали железные пластины, — ответил первый, вытирая сажу с рук о грязные штаны.
— Подковы для лошадей, — добавил второй и указал на кучу железа.
— Они стали учениками всего лишь несколько месяцев назад. — Элоиза обернулась и увидела графа, стоящего под навесом кузницы, как всегда уперев руки в бедра. Он выглядел очень большим и очень раздосадованным. — У них еще не было времени научиться искусству делать подковы.
— А также разжигать и поддерживать огонь в печи, — ехидно закончила Элоиза. — Угли почти догорели.
Подойдя, граф подержал руки над пеплом, чтобы удостовериться в ее правоте, и нахмурился.
— Первая заповедь работы кузнеца — это умение поддерживать огонь, — произнесла она нравоучительным тоном. — Вы обязаны подружиться с ним и подчинить его своей воле, иначе вы никогда не научитесь ковать железо.
— А что вы знаете об огне, сестра? — повернулся к ней граф. — Что вы знаете о том, как раскалить железный прут до огненно-красного цвета, ковать, растягивать его, придавая ему форму… заставляя кусок холодного металла подчиниться… при этом напрягаясь и потея, чтобы выковать что-нибудь ценное?
Элоиза залилась краской. Он возвышался над ней, а его глаза сейчас походили на расплавленный балтийский янтарь… терзая ее… исследуя… напоминая о том, что случилось между ними в темноте, и заставляя ее лицо пылать от жара, который даже сейчас поднимался у нее внутри.
— Я… я… — Она попятилась, но уткнулась в наковальню. — Я провела в кузнице долгие часы, изучая это искусство. Мне известно, как делают инструменты и другие полезные в хозяйстве вещи. Я даже знаю, как чинят оружие.
Граф схватил ее руку, заставил разжать пальцы и оглядел ладонь.
— Но вы никогда не совали железный прут в горящие угли. Никогда не били молотом снова и снова, обрабатывая упрямый кусок металла, пока руки, спина и все тело не пронзала боль. Ваши руки… — он погладил ее мягкую ладонь заскорузлыми пальцами, — никогда не усмиряли раскаленное добела железо.
Подавив дрожь, Элоиза попыталась высвободить руку, но граф ее не отпустил.
— Если я никогда не делала этого сама, это еще не означает, что я не могу оценить качество работы кузнеца. Мужчину оцениваешь по его делам.
— Женщину — тоже, сестра «Знаток мужчин».
Когда он наконец отпустил ее руку, Элоиза повернулась и быстро вышла из кузницы. Сердце у нее бешено стучало, ноги дрожали.
Проклятый граф! Каждое произнесенное им слово, казалось, имело двойной смысл. Она прижала ледяные пальцы к горящим щекам. Как он посмел судить ее? Как посмел утверждать, что если она чего-то не делала своими руками, значит, не имеет об этом представления? Как посмел думать, что если она сразу не оттолкнула его, когда он ее целовал, то она не способна беспристрастно оценить его характер?
Злясь из-за того, что трусливо сбежала от графа, Элоиза остановилась, чтобы прийти в чувство, и увидела дом, где жили ткачихи. Ей просто необходима сейчас привычная, успокаивающая женская компания.
Перил видел, как она торопливо шагала по тропе и лишь на секунду остановилась, прежде чем зайти к ткачихам. Она продолжала осматривать его владения, шаг за шагом оценивая его самого и его разоренное хозяйство. Высокомерная женщина… мнит себя знатоком, хотя ни разу не ковала железо! А еще утверждает, что они не умеют это делать. Смотрит на него голубыми глазами, напоминая ему о ночном прегрешении.
С надеждой в душе изменить ее мнение о нем в лучшую сторону Перил отправился в дом ткачей. Она уже разговаривала там с главной ткачихой Эдит Лион и ее помощницами. Увидев графа, она нахмурилась и стала с большим вниманием осматривать допотопный ткацкий станок.
— Удивительно, — заявила она Эдит, выпрямляясь, — как вам удается хоть что-то сделать на таком древнем станке!
— На нем еще девочкой работала моя бабушка, — озабоченно произнесла Эдит. — Ко всему со временем привыкаешь. А что делать?
— Конечно, это разумнее, чем просто гонять челнок туда и обратно. — Элоиза обошла вокруг станка. — Но я уверена, что у вас лучше бы получалось на новом станке.
— По-моему, и этот вполне хорош, — ответил Перил, встав между женщинами и рассматривая ткань. Он с грустью, обнаружил, что ее покрывают маленькие узелки и торчащие нити. Он видел, что всезнайка наблюдает за его реакцией и наслаждается его огорчением. — Полагаю, она будет выглядеть много лучше… в готовом виде.
— То есть вы ничего не знаете о ткацком деле, верно?
— Я знаю достаточно, чтобы оценить мягкость ткани и удобство туники. Большего мне и не следует знать, — покраснев, ответил граф.
Она изучающе взглянула на него и отвела глаза.
— Эти нити образуют уток, основу и структуру ткани…
Элоиза принялась детально описывать весь процесс, затем подвела его к станку с обратной стороны и заставила взглянуть на изнанку ткани. Даже в полутьме граф увидел, что там нет торчащих нитей и узлов.
— Ткачество похоже на жизнь, полную изгибов и поворотов. Челнок, словно человеческая душа, летает туда и обратно, сплетая нити в единый узор. Но и сам ткач видит лишь часть своей работы — одну нить, один цвет или толщину пряжи. Качество ткани, ее красота не видны, пока не закончена работа. — Ее пальцы в это время перебирали натянутые нити, будто она играла на лютне, глаза потемнели, голос стал мягче. — Вот почему из женщин получаются отличные ткачихи. Ткань, дети, семья… это как проход челнока в конкретный отрезок времени.
Граф вдруг осознал, что с каждым ее словом все ниже склоняется к ней. Он видел свет в глубине ее глаз, чувствовал рядом ее дыхание, вспомнил, как он ощущал эти тонкие нежные пальцы, касавшиеся его груди. Перил сглотнул, наблюдая за движением розовых губ, которые произнесли слово, разом вернувшее его к действительности.
— Это сродни браку. Ибо супруги тоже день за днем ткут полотно совместной жизни, сплетая нити доверия, уважения и внимания друг к другу. Не забывайте об этом, милорд.
Перил замер, испытав леденящую тревогу. Что опять с ним происходит? Какого дьявола он смотрит на нее, слушает ее ласкающий голос, заглядывает ей в глаза, идет прямо в расставленную ловушку?
Черт побери, с этими монахинями надо держать ухо востро!
— Ваши поучения натолкнули меня и на другую мысль, сестра-судья, — процедил он сквозь зубы. — Вы не сможете правильно оценить качество ткани, если будете смотреть на нее только с изнаночной стороны.
Он повернулся и вышел из мастерской. Элоиза тоже встала, разгладила юбку и направилась к выходу.
Ужасный человек. В то время как она старается быть честной и объективной, граф при каждом удобном случае обвиняет ее в предвзятости. Ладно, в конце концов, это он проходит испытание, а не она. И пока у нее не будет неоспоримого подтверждения его положительных качеств, особенно честности, она никогда не порекомендует аббатисе прислать ему невесту. Даже избалованную и высокомерную Элайну.
Она продолжила осмотр, и постепенно ее мысли приняли другое направление. Теперь Элоиза не просто оценивала Уитмор, она прикидывала, сможет ли он стать домом. К несчастью, поместье не соответствовало ее представлениям о доме. Потребуются годы, чтобы вернуть ему былую славу, и месяцы, чтобы сделать его хотя бы пригодным для нормальной жизни.
Увидев конюшни, Элоиза поспешила туда. Как она и предполагала, они находились в лучшем состоянии, чем все остальное, здесь даже была заметна какая-то активность…
Вернее, здесь собралось больше людей, ибо никто по обыкновению ничего не делал. Они вроде все чего-то ждали или наблюдали за чем-то. Подойдя ближе, она увидела, что на земле сидят двое мужчин, крепко привязанных друг к другу, а за ними внимательно следит расположившийся рядом мальчик. Возле него стояло ведро и лежал черпак.
— Ради всего святого, что здесь происходит? — изумленно спросила Элоиза у собравшихся. — Это воры или браконьеры?
Но к кому бы она ни обращалась, каждый, опустив голову, молча отходил в сторону. Тогда она подошла к связанным мужчинам и потребовала объяснений у них. Однако ей ответил мальчик:
— Его сиятельство их наказал.
— И долго они тут сидят? — Элоизе вдруг показалось, что она единственный нормальный человек в замке. Мальчик пожал плечами. — И сколько им еще так сидеть?
Когда мальчик снова пожал плечами, она повернулась к людям, стоящим вокруг.
— Если вы не хотите или не можете говорить, тогда хотя бы ослабьте веревки, чтобы они могли свободно дышать. — Но все только молча смотрели на нее. — Где его сиятельство?
— Я здесь, — послышался раздраженный голос. Обернувшись, Элоиза увидела стоявшего за ее спиной графа.
— Что это значит? — Она указала на связанных людей.
— Это способ решения проблемы, которую я больше не намерен терпеть, — равнодушно пожал плечами Перил.
— Какая проблема? Браконьерство? Воровство? Пьянство? Если последнее, то любой из вашего гарнизона должен сидеть связанным до конца своих дней.
— Проблема, которая не требует вашего участия, а тем более вмешательства. Увидимся в зале. Позже.
Этот человек обращался с ней как с надоевшей прислугой! Она гордо выпрямилась.
— Позвольте вам напомнить…
— Я в этом не нуждаюсь. Я помню о цели вашего пребывания здесь, сестра. — Граф наклонился чуть ли не к самому ее носу. — Возможно, о ней забыли вы.
Обойдя его и сунув руки в широкие рукава одеяния, Элоиза молча направилась к главному залу. Все ясно как божий день. Она не поддалась его презренной похоти ни прошлой ночью, ни сегодня утром, и теперь он отплатил ей за это. Ничего, они еще увидят, кто…
Элоизу чуть не опрокинули на землю мчавшиеся по тропинке люди графа.
— Сестра… — Майкл Даннолт подхватил ее, не дав упасть. — Прошу прощения. Мы сейчас услышали, что граф… — Посмотрев в сторону конюшни, он ухмыльнулся: — Значит, это правда. Думаю, нам самое время делать ставки.
— Три к одному, что пахарь не выдержит первый, — заявил сэр Итан.
— Черта с два! Пять к одному, что у конюха мочевой пузырь, как у синицы, — возразил Паско.
Рыцари громко засмеялись, но, заметив ее недоумение, поутихли.
— Извините, сестра, — опустив голову, пробормотал Паско.
— Вы держите пари на… Я… не понимаю. — Элоиза перевела удивленный взгляд с Паско на сэра Итана, потом на сэра Майкла.
— Это испытанная солдатская тактика, сестра, — объяснил сэр Саймон. — В бою люди должны быть уверены, что могут положиться друг на друга. Когда два человека начинают враждовать, командир сажает их на землю, привязывает спина к спине и дает им воды. Если они не хотят обмочиться, то должны помочь друг другу встать, чтобы принять меры. Этот способ учит их забыть о своих разногласиях и помогать друг другу.
— И те двое… — Элоиза оглянулась.
Граф, скрестив руки на груди, стоял рядом и хладнокровно слушал их разговор.
— Наш конюх и главный пахарь графа, — ответил Майкл. — Полагаю, кому-то нужны лошади, а кто-то отказывается их дать.
Поблагодарив, Элоиза пошла дальше, но потом еще раз оглянулась: возле конюшни оживленно заключались пари и продолжалась воспитательная акция. Довольно грубый урок, чисто мужской, хотя, возможно, и эффективный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Этот бульон успокаивает желудок, помогает исцелению. Он просто необходим в должным образом поставленном домашнем хозяйстве.
— До сих пор мы прекрасно обходились и без него.
— Прекрасно? — Повысив голос и подняв брови, Элоиза обвела рукой захламленную кухню.
— Хорошо. — Граф скрестил руки. — В таком случае покажите нам, как его готовят.
Этого она больше всего и опасалась, поскольку сама такой бульон никогда не варила. Но она докажет этому высокомерному типу, что способна не только критиковать, — или потеряет уважение, которое уже начала приобретать у людей.
— Яйца, — потребовала Элоиза. — Свежие яйца!
Кухарки с трудом отыскали требуемое, включая чистую кастрюлю с чистой водой и немного белого вина, еще не успевшего прокиснуть.
Теперь настала ее очередь принять вызов. Она разбила яйца, отделила и взбила до состояния морской пены белки, добавила нужное количество вина, слила все это в кипящую воду… так, теперь попробовать, добавить соль и сахар… Элоиза задержала дыхание, молясь, чтобы ничего не свернулось или не оказалось, что она перелила вина.
К счастью, все обошлось, и вскоре она наполнила чистую миску прозрачным питательным бульоном, поставила ее на поднос, застеленный чистой салфеткой, и положила рядом чистую ложку.
— Вот это, сэр, и есть настоящий фламандский бульон, — провозгласила Элоиза, с гордостью оглядывая результаты своего труда. Это был ее первый кулинарный опыт.
Граф оттолкнулся от стола, на который опирался, подошел, сунул палец в чашку, затем в рот.
— А откуда нам знать, каким он должен быть на вкус? — с сомнением произнес он.
Элоиза взглянула ему в лицо и увидела, как потемнели у него глаза, когда он снова опустил палец в бульон и облизал его.
— Он теплый, чуть сладковатый, легко глотается? — спросила она.
— Можно сказать и так. — Перил затаил дыхание. Эти голубые глаза, смотрящие прямо на него… эта гладкая кожа… эти розовые губы…
— Он содержит только питательные продукты, мягок, приятен на вкус. Чем и объясняются его целительные свойства, — прибавила она со странной дрожью в голосе. — Его польза удвоится, если во время приготовления читать молитвы.
Чувствуя, как у нее запылали щеки, Элоиза подхватила свой поднос и быстро направилась к лестнице.
Перил еще смотрел ей вслед, когда до него дошел наконец ее намек. Молитвы. Ну разумеется, она же монахиня. Так какого дьявола он позволяет ей вторгаться в его мысли, вызывать у него плотские желания?! Разве прошлая ночь его ничему не научила?
Граф повернулся к возмущенной Этель:
— Новые доски, ложки и миски. Скажи об этом резчику по дереву. И… — Он поднял жирную закопченную ложку и швырнул ее на земляной пол. — Избавьтесь тут от грязи. — Уже выходя из кухни, Перил обернулся и яростно ткнул пальцем в кухарку. — Но берегитесь, если я услышу, что вы читаете молитвы, готовя мою еду!
Поскольку Мэри-Клематис мирно спала, Элоиза решила осмотреть другие помещения. Честно говоря, ей хотелось побыть одной, чтобы освободиться от своей постыдной реакции на графа. О чем она думала, позволяя ему стоять так близко, глядя в его карие глаза и наблюдая, как он слизывает с пальца бульон…
Ее гордость была уязвлена. Совершенно очевидно, что он играет с ней, пытаясь навязать ей свое мнение или подчинить своей воле. Но если граф надеется соблазнить ее или к чему-то принудить несколькими поцелуями, сердито думала Элоиза, торопливо шагая по тропе мимо башни, то она быстро поставит его на место.
Она вошла в каменное строение, должно быть, когда-то предназначавшееся для господского дома, и обнаружила там несколько комнат, включая прелестную, но давно заброшенную часовню. Балки, поддерживающие сводчатый потолок, украшены резьбой, стены настолько тщательно отделаны, что казались отполированными. На каменных выступах и деревянных панелях, обрамлявших алтарь, были изображены религиозные сюжеты, увитые растительным орнаментом с лилиями и розами. Но между каменными плитами пола разрослись сорняки, от алтаря остался только деревянный остов, а ощущение заброшенности подчеркивал толстый слой пыли на всем, кроме места коленопреклонения да резного деревянного креста перед ним.
Элоиза обошла еще несколько добротно построенных, но страшно запущенных комнат — две с большими резными каминами и одну с тремя застекленными окнами в нише над скамьей, из которых открывался прекрасный вид на южную и восточную части поместья.
Затем она поднялась по лестнице, которая вдруг внезапно обрывалась, не ведя никуда.
Кто начал строить этот удивительный дом и неожиданно все резко забросил? Должно быть, здесь что-то случилось еще до того, как граф получил его в наследство. И если случилось, то что именно?
Она вышла наружу и продолжила осмотр. Несколько больших амбаров, сыроварня, мастерская для чесания шерсти, примыкавшая к довольно просторному дому ткачей… прачечная с чанами для отбеливания и крашения… общинная печь, которая выглядела прочной, но была совсем холодной.
И везде царил беспорядок: в каждом доме, амбаре, под каждым навесом. Орудия труда сломаны, валяются где попало. Все, от дерева до железа и тюков необработанной шерсти, гнило, ржавело, истлевало. Дорожки между строениями буйно заросли сорняками.
Наконец Элоиза подошла к кузнице и увидела двух рослых, каких-то апатичных парней, равнодушно взиравших на остывающую печь.
— Что случилось? Почему вы не работаете? — спросила она, неодобрительно глядя на бездельников. — Где ваш мастер?
— Болен, — с глупой усмешкой произнес один из них.
— А почему вы не следите за печью?
Они посмотрели друг на друга, потом на нее с таким выражением, будто она слегка не в себе.
— Он не сказал, что нам делать.
— Хорошо. Чем вы занимались до этого?
— Ковали железные пластины, — ответил первый, вытирая сажу с рук о грязные штаны.
— Подковы для лошадей, — добавил второй и указал на кучу железа.
— Они стали учениками всего лишь несколько месяцев назад. — Элоиза обернулась и увидела графа, стоящего под навесом кузницы, как всегда уперев руки в бедра. Он выглядел очень большим и очень раздосадованным. — У них еще не было времени научиться искусству делать подковы.
— А также разжигать и поддерживать огонь в печи, — ехидно закончила Элоиза. — Угли почти догорели.
Подойдя, граф подержал руки над пеплом, чтобы удостовериться в ее правоте, и нахмурился.
— Первая заповедь работы кузнеца — это умение поддерживать огонь, — произнесла она нравоучительным тоном. — Вы обязаны подружиться с ним и подчинить его своей воле, иначе вы никогда не научитесь ковать железо.
— А что вы знаете об огне, сестра? — повернулся к ней граф. — Что вы знаете о том, как раскалить железный прут до огненно-красного цвета, ковать, растягивать его, придавая ему форму… заставляя кусок холодного металла подчиниться… при этом напрягаясь и потея, чтобы выковать что-нибудь ценное?
Элоиза залилась краской. Он возвышался над ней, а его глаза сейчас походили на расплавленный балтийский янтарь… терзая ее… исследуя… напоминая о том, что случилось между ними в темноте, и заставляя ее лицо пылать от жара, который даже сейчас поднимался у нее внутри.
— Я… я… — Она попятилась, но уткнулась в наковальню. — Я провела в кузнице долгие часы, изучая это искусство. Мне известно, как делают инструменты и другие полезные в хозяйстве вещи. Я даже знаю, как чинят оружие.
Граф схватил ее руку, заставил разжать пальцы и оглядел ладонь.
— Но вы никогда не совали железный прут в горящие угли. Никогда не били молотом снова и снова, обрабатывая упрямый кусок металла, пока руки, спина и все тело не пронзала боль. Ваши руки… — он погладил ее мягкую ладонь заскорузлыми пальцами, — никогда не усмиряли раскаленное добела железо.
Подавив дрожь, Элоиза попыталась высвободить руку, но граф ее не отпустил.
— Если я никогда не делала этого сама, это еще не означает, что я не могу оценить качество работы кузнеца. Мужчину оцениваешь по его делам.
— Женщину — тоже, сестра «Знаток мужчин».
Когда он наконец отпустил ее руку, Элоиза повернулась и быстро вышла из кузницы. Сердце у нее бешено стучало, ноги дрожали.
Проклятый граф! Каждое произнесенное им слово, казалось, имело двойной смысл. Она прижала ледяные пальцы к горящим щекам. Как он посмел судить ее? Как посмел утверждать, что если она чего-то не делала своими руками, значит, не имеет об этом представления? Как посмел думать, что если она сразу не оттолкнула его, когда он ее целовал, то она не способна беспристрастно оценить его характер?
Злясь из-за того, что трусливо сбежала от графа, Элоиза остановилась, чтобы прийти в чувство, и увидела дом, где жили ткачихи. Ей просто необходима сейчас привычная, успокаивающая женская компания.
Перил видел, как она торопливо шагала по тропе и лишь на секунду остановилась, прежде чем зайти к ткачихам. Она продолжала осматривать его владения, шаг за шагом оценивая его самого и его разоренное хозяйство. Высокомерная женщина… мнит себя знатоком, хотя ни разу не ковала железо! А еще утверждает, что они не умеют это делать. Смотрит на него голубыми глазами, напоминая ему о ночном прегрешении.
С надеждой в душе изменить ее мнение о нем в лучшую сторону Перил отправился в дом ткачей. Она уже разговаривала там с главной ткачихой Эдит Лион и ее помощницами. Увидев графа, она нахмурилась и стала с большим вниманием осматривать допотопный ткацкий станок.
— Удивительно, — заявила она Эдит, выпрямляясь, — как вам удается хоть что-то сделать на таком древнем станке!
— На нем еще девочкой работала моя бабушка, — озабоченно произнесла Эдит. — Ко всему со временем привыкаешь. А что делать?
— Конечно, это разумнее, чем просто гонять челнок туда и обратно. — Элоиза обошла вокруг станка. — Но я уверена, что у вас лучше бы получалось на новом станке.
— По-моему, и этот вполне хорош, — ответил Перил, встав между женщинами и рассматривая ткань. Он с грустью, обнаружил, что ее покрывают маленькие узелки и торчащие нити. Он видел, что всезнайка наблюдает за его реакцией и наслаждается его огорчением. — Полагаю, она будет выглядеть много лучше… в готовом виде.
— То есть вы ничего не знаете о ткацком деле, верно?
— Я знаю достаточно, чтобы оценить мягкость ткани и удобство туники. Большего мне и не следует знать, — покраснев, ответил граф.
Она изучающе взглянула на него и отвела глаза.
— Эти нити образуют уток, основу и структуру ткани…
Элоиза принялась детально описывать весь процесс, затем подвела его к станку с обратной стороны и заставила взглянуть на изнанку ткани. Даже в полутьме граф увидел, что там нет торчащих нитей и узлов.
— Ткачество похоже на жизнь, полную изгибов и поворотов. Челнок, словно человеческая душа, летает туда и обратно, сплетая нити в единый узор. Но и сам ткач видит лишь часть своей работы — одну нить, один цвет или толщину пряжи. Качество ткани, ее красота не видны, пока не закончена работа. — Ее пальцы в это время перебирали натянутые нити, будто она играла на лютне, глаза потемнели, голос стал мягче. — Вот почему из женщин получаются отличные ткачихи. Ткань, дети, семья… это как проход челнока в конкретный отрезок времени.
Граф вдруг осознал, что с каждым ее словом все ниже склоняется к ней. Он видел свет в глубине ее глаз, чувствовал рядом ее дыхание, вспомнил, как он ощущал эти тонкие нежные пальцы, касавшиеся его груди. Перил сглотнул, наблюдая за движением розовых губ, которые произнесли слово, разом вернувшее его к действительности.
— Это сродни браку. Ибо супруги тоже день за днем ткут полотно совместной жизни, сплетая нити доверия, уважения и внимания друг к другу. Не забывайте об этом, милорд.
Перил замер, испытав леденящую тревогу. Что опять с ним происходит? Какого дьявола он смотрит на нее, слушает ее ласкающий голос, заглядывает ей в глаза, идет прямо в расставленную ловушку?
Черт побери, с этими монахинями надо держать ухо востро!
— Ваши поучения натолкнули меня и на другую мысль, сестра-судья, — процедил он сквозь зубы. — Вы не сможете правильно оценить качество ткани, если будете смотреть на нее только с изнаночной стороны.
Он повернулся и вышел из мастерской. Элоиза тоже встала, разгладила юбку и направилась к выходу.
Ужасный человек. В то время как она старается быть честной и объективной, граф при каждом удобном случае обвиняет ее в предвзятости. Ладно, в конце концов, это он проходит испытание, а не она. И пока у нее не будет неоспоримого подтверждения его положительных качеств, особенно честности, она никогда не порекомендует аббатисе прислать ему невесту. Даже избалованную и высокомерную Элайну.
Она продолжила осмотр, и постепенно ее мысли приняли другое направление. Теперь Элоиза не просто оценивала Уитмор, она прикидывала, сможет ли он стать домом. К несчастью, поместье не соответствовало ее представлениям о доме. Потребуются годы, чтобы вернуть ему былую славу, и месяцы, чтобы сделать его хотя бы пригодным для нормальной жизни.
Увидев конюшни, Элоиза поспешила туда. Как она и предполагала, они находились в лучшем состоянии, чем все остальное, здесь даже была заметна какая-то активность…
Вернее, здесь собралось больше людей, ибо никто по обыкновению ничего не делал. Они вроде все чего-то ждали или наблюдали за чем-то. Подойдя ближе, она увидела, что на земле сидят двое мужчин, крепко привязанных друг к другу, а за ними внимательно следит расположившийся рядом мальчик. Возле него стояло ведро и лежал черпак.
— Ради всего святого, что здесь происходит? — изумленно спросила Элоиза у собравшихся. — Это воры или браконьеры?
Но к кому бы она ни обращалась, каждый, опустив голову, молча отходил в сторону. Тогда она подошла к связанным мужчинам и потребовала объяснений у них. Однако ей ответил мальчик:
— Его сиятельство их наказал.
— И долго они тут сидят? — Элоизе вдруг показалось, что она единственный нормальный человек в замке. Мальчик пожал плечами. — И сколько им еще так сидеть?
Когда мальчик снова пожал плечами, она повернулась к людям, стоящим вокруг.
— Если вы не хотите или не можете говорить, тогда хотя бы ослабьте веревки, чтобы они могли свободно дышать. — Но все только молча смотрели на нее. — Где его сиятельство?
— Я здесь, — послышался раздраженный голос. Обернувшись, Элоиза увидела стоявшего за ее спиной графа.
— Что это значит? — Она указала на связанных людей.
— Это способ решения проблемы, которую я больше не намерен терпеть, — равнодушно пожал плечами Перил.
— Какая проблема? Браконьерство? Воровство? Пьянство? Если последнее, то любой из вашего гарнизона должен сидеть связанным до конца своих дней.
— Проблема, которая не требует вашего участия, а тем более вмешательства. Увидимся в зале. Позже.
Этот человек обращался с ней как с надоевшей прислугой! Она гордо выпрямилась.
— Позвольте вам напомнить…
— Я в этом не нуждаюсь. Я помню о цели вашего пребывания здесь, сестра. — Граф наклонился чуть ли не к самому ее носу. — Возможно, о ней забыли вы.
Обойдя его и сунув руки в широкие рукава одеяния, Элоиза молча направилась к главному залу. Все ясно как божий день. Она не поддалась его презренной похоти ни прошлой ночью, ни сегодня утром, и теперь он отплатил ей за это. Ничего, они еще увидят, кто…
Элоизу чуть не опрокинули на землю мчавшиеся по тропинке люди графа.
— Сестра… — Майкл Даннолт подхватил ее, не дав упасть. — Прошу прощения. Мы сейчас услышали, что граф… — Посмотрев в сторону конюшни, он ухмыльнулся: — Значит, это правда. Думаю, нам самое время делать ставки.
— Три к одному, что пахарь не выдержит первый, — заявил сэр Итан.
— Черта с два! Пять к одному, что у конюха мочевой пузырь, как у синицы, — возразил Паско.
Рыцари громко засмеялись, но, заметив ее недоумение, поутихли.
— Извините, сестра, — опустив голову, пробормотал Паско.
— Вы держите пари на… Я… не понимаю. — Элоиза перевела удивленный взгляд с Паско на сэра Итана, потом на сэра Майкла.
— Это испытанная солдатская тактика, сестра, — объяснил сэр Саймон. — В бою люди должны быть уверены, что могут положиться друг на друга. Когда два человека начинают враждовать, командир сажает их на землю, привязывает спина к спине и дает им воды. Если они не хотят обмочиться, то должны помочь друг другу встать, чтобы принять меры. Этот способ учит их забыть о своих разногласиях и помогать друг другу.
— И те двое… — Элоиза оглянулась.
Граф, скрестив руки на груди, стоял рядом и хладнокровно слушал их разговор.
— Наш конюх и главный пахарь графа, — ответил Майкл. — Полагаю, кому-то нужны лошади, а кто-то отказывается их дать.
Поблагодарив, Элоиза пошла дальше, но потом еще раз оглянулась: возле конюшни оживленно заключались пари и продолжалась воспитательная акция. Довольно грубый урок, чисто мужской, хотя, возможно, и эффективный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33