— принялся выговаривать он приятелю, вытирая слезы кулаком. Гэр между тем широко раскрыл глаза и с изумлением разглядывал лица, участливо склонявшиеся к нему. Легкие у бедняги как огнем жгло, голова гудела, он все еще отплевывался водой и чувствовал себя так, будто выхлебал не меньше половины Ла-Манша. Он начал понемногу приходить в себя, припоминать, что произошло, и глаза его раскрылись еще шире. Он схватил Перси за борта куртки.
— Я же помер, Перси… Клянусь тебе, я таки помер! — прохрипел он. — Я был совсем мертвый.
— Ничего ты не помер, — заворчал Перси, хмуря брови и бросая сердитые взгляды на приятеля. — Если б ты был совсем мертвый, то как бы я сейчас с тобой мог разговаривать, а, голова садовая?
— Но я правда был совсем мертвый, Перси! Я видел свет… и ангела видел, такого белокурого мокрого ангела!
— Так это ты мисс Чарити видел, у нее же светлые волосы, балбес. — И Перси для убедительности ткнул пальцем в Чарити, которая и сейчас стояла рядом — белокурая, мокрая, с сияющими от счастья глазами. Гэр не мог не признать, что ангел, которого он видел, выглядел точно так же. Но ведь они с Перси и раньше знали, что у мисс Чарити и красота, и нрав ангельские.
Домой, в Оксли-Хаус, героя-утопленника везли в карете; впрочем, туда же забрались старухи и все, кто мог, включая Вулфрама, который мало того что был до сих пор мокрым, но успел где-то еще и вымазаться. Но никто и словом не попрекнул храброго пса, а леди Кэтрин ласкала и гладила его всю дорогу.
Леди Маргарет была вне себя от счастья по совершенно особой причине. Ведь все сбылось, все вышло, как сказала старая цыганка! Временная смерть Гэра Дэвиса разрушила чары, и теперь ее Чарити перестала быть джинксом и угрозой для окружающих. Старуху так распирало от радости, что она сообщила эту новость каждому из присутствующих. Серьезнее всех к ее словам отнесся Гэр.
— Надо же! Мисс Чарити избавилась от проклятия благодаря мне, — сияя, сообщил он Перси, который помогал ему дойти до крыльца. — Потому что я все же помер. Все сходится, Перси! Я свалился в чужую могилу — ну и, ясное дело, после этого помер. И избавил мисс Чарити от проклятия.
Леди Маргарет спешила рассказать новость о чудесном избавлении от джинкса Эверсби, который встретил их на крыльце, а потом и всей прислуге до последней судомойки на кухне.
— Ну конечно, никто не умирал, — заявила леди Кэтрин. — Да и проклятия никакого не было. Все это глупости и чепуха!
— Чепуха? — Леди Маргарет ощетинилась.
— Чепуха, — твердо сказала леди Кэтрин и покраснела.
Рейн, испугавшись, что, не ровен час, старухи сцепятся снова, сделал было движение назад, но Чарити тихонько потянула его за рукав.
— Не бойся, они как-нибудь сами помирятся, — прошептала она мужу и добавила лукаво: — А у нас с тобой есть дела поважней. Нам надо скорее снять эту мокрую одежду… а то вдруг воспаление легких?
И они, взявшись за руки, пошли вверх по лестнице к себе в спальню.
Что до старух, то Чарити оказалась совершенно права. Через несколько минут обе дамы мирно сидели рядышком и взахлеб рассказывали изумленной прислуге, сбежавшейся со всего дома, о необыкновенных событиях, которыми завершилась эта ночь. Причем леди Маргарет упирала в основном на чудесное избавление ее внучки от проклятия, а леди Кэтрин не жалела красок, расписывая доблесть, проявленную ее внуком. Переодетого в сухое Гэра все опекали как могли и наперебой отпаивали все тем же контрабандным бренди. Вулфрам, который за какой-то час выслушал похвал больше, чем за всю свою жизнь, настолько проникся сознанием важности совершенного им подвига, что даже ходить стал неторопливо. Степенный, важный, пес спокойно улегся на ковер возле старух, а на царственного Цезаря, свернувшегося белоснежным клубком на коленях у хозяйки, глядел невозмутимо и покровительственно.
А Чарити нежилась в горячей воде и не сводила глаз со своего Рейна. Уже успевший принять ванну и завернутый в купальную простыню, Рейн стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на жену взглядом гордого собственника. Наконец Чарити, порозовевшая, сияющая, поднялась из воды. Огонь побежал по жилам Рейна при виде этой нежной груди с розовыми сосками, бедер, по которым струйками стекала вода. Когда она потянулась к полотенцу, он остановил ее.
— Но я же замерзну. — И она обхватила себя за плечи руками, однако ясно было, что ей вовсе не холодно и совсем не стыдно, а просто это милое кокетство. Глаза ее сияли… и манили.
— Не замерзнешь, ангел мой. — Он отбросил полотенце в сторону, распахнул купальную простыню, в которую сам был завернут, и пошел к ней. Приподнял жену, вынул из ванны, прижал к своей груди и завернул в свою простыню, вытирая и одновременно лаская. Его сильные ладони легли на ее грудь, ощутили твердость напрягшихся сосков, скользнули к талии, по упругому животу, поглаживая. Она оказалась словно в плену, зажатая между его сильным телом и властными ладонями. Все, что она могла, — это отзываться на его ласки… со всей силой страсти.
Она выгибалась и терлась плечами о его грудь, прижималась ягодицами к его бедрам, чувствуя напор возбужденной плоти, постанывая и наслаждаясь тем волшебством, которое он творил ради нее. А когда уже не в силах была сдерживать свои желания, она повернулась и приникла к нему.
Губы их слились в страстном поцелуе, и, сгорая от желания, он подхватил жену на руки и понес в постель. Тела их соединились, руки переплелись. Они шептали друг другу милые любовные нелепости и достигали пика страсти вместе, то напрягаясь с яростной силой, то отдаваясь сладостной неге.
Он почувствовал, когда трепет запредельного наслаждения пробежал по ее телу, и, собравшись с силами, дал ей даже больше, чем она просила… и тут же сам взмыл до немыслимых высот любовного блаженства.
— Я люблю тебя, Рейн Остин, — шепнула она мужу в самое ухо. Они тихо и уютно лежали рядышком.
— Я знаю.
— А знаешь, что ты должен купить новое зеркало? Нельзя же без него!
Он засмеялся звучным здоровым смехом.
— Ага, так тебе понравилось вдвоем смотреться в зеркало? Больше не думаешь, что это плохая примета?
Она тоже засмеялась, сверкнула глазами.
— Больше никаких плохих примет. Разве ты не слышал, что сказала бабушка? Я теперь уже не приношу несчастья.
Он встревожился, приподнялся на локте, решительно посмотрел жене в глаза.
— Ты никогда и не была такой, ангел мой. Ничего этого нет. А что до невзгод и несчастий…
Но она не дала ему договорить, коснувшись пальцами его губ.
— Не знаю, приносила ли я несчастья на самом деле или нет. И вероятно, никогда этого не узнаю. Но в одном я уверена — я теперь ничего не боюсь. Я не испугаюсь ни громкого скандала, ни самой страшной молнии, ни кровожадных похитителей и прыгну в самую черную и глубокую воду… лишь бы быть с тобой, Рейн.
Он увидел, какой любовью сияют ее глаза, и почувствовал сладостную боль в груди. Она уже сделала все это.
— Ты изгнал из меня страх своей любовью, Рейн Остин. С помощью твоего ночного волшебства.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44